Надежда Первухина
Не пытайтесь это повторить
– Стой! Тийя, не смей!
Я поворачиваюсь спиной к камню и смотрю сквозь пламя. И вижу громадного всадника на не менее громадном коне. За спиной его развевается алый плащ с подбоем белым мехом, в руке сверкает мощный меч. Этим мечом он так устрашает сатанистов, что они разбегаются, как тараканы от дихлофоса. Конь одним скачком оказывается у камня и встает на дыбы. Его передние копыта опасно нависают над моей головой. Я зажмуриваюсь, а когда разожмуриваюсь, вижу, что конь стоит ко мне боком (какая богатая у него попона!), а всадник, слегка наклонившись, протягивает мне руку:
– Едем, Тийя!
Я принимаю его руку, и меня внезапно обжигает плотское желание. Желание такое, какого я не испытывала уже неизвестно сколько лет.
– Едем, – шепчу я, дрожа, как первоклассница, застигнутая за курением в туалете.
Всадник усаживает меня боком перед собой, я прижимаюсь лицом к его груди, затянутой в кольчугу. Я слышу, как гулко бьется его сердце, и жалею, что он в ответ не может услышать моего сердцебиения. Зачем я ему. Умертвие…
Я отнимаю лицо от кольчуги и смотрю ему прямо в глаза. Я понимаю, что прекрасней глаз и лица я еще не видела. Тонкие черты, прямой гордый нос, высокие скулы, волевой подбородок с ямочкой.
– Кто ты? – шепчу я, краснея.
– Твое спасение, – просто отвечает он.
– Да, ты спас меня. Как твое имя?
– Лекант Азимандийский.
– Какое потрясающее имя! А сколько тебе лет?
Он молчит. Потом говорит нехотя:
– Это не так уж и важно, Тийя.
– Хорошо, – тут же соглашаюсь я. – А куда мы едем?
– Здесь недалеко, – шепчет он.
И мы выезжаем на ту поляну, где под раскидистой сосной я обнаружила светящийся артефакт.
Лекант слезает с коня, подхватывает меня на руки и несет к сосне. Я изнываю от желания. Мы будем заниматься любовью? Что, уже так скоро?
Он кладет меня на землю, колкую от хвойных иголок, и ложится рядом. Мы долго лежим так, покуда над верхушками деревьев не занимается рассвет.
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Леканта, и вижу, что его прекрасное лицо побледнело и как-то светится. А еще – что он уходит под землю, словно ее жирное чрево всасывает его.
– Лекант! – кричу я. – Не уходи!
– Спаси меня, Тийя, – говорит он. – Засыпь землей то, что открылось, и обретешь меня. Я – твоя любовь, Тийя. Твоя единственная любовь…
И с этими его словами я просыпаюсь. Машинально тереблю пальцами коротенькое ожерелье из тигрового глаза, которое не снимаю даже на ночь. Тигровый глаз предохраняет от разложения. Это ожерелье подарила мне Юля Ветрова…
Но Лекант, Лекант!
Как я теперь забуду этот сон!
Я должна идти на работу. Сегодня у меня серьезная задача – погружать в формальдегид препарированных не редких для нашего края уродцев. У нас часто находят жаб с шестью лапками или карпов с двумя головами. Их жители и приносят в музей древней истории, желая, чтобы их дар обязательно был помещен в экспозицию.
Я как раз погружала в раствор трехголового крота, когда ко мне подошел Дима.
– Привет.
– Привет, Димыч. Извини, я сейчас закончу.
Я благополучно законсервировала крота и повернулась к Диме:
– Ты что-то хотел сказать?
– Я хотел поблагодарить тебя за прогулку и еще хотел сказать, что этот артефакт не дает мне покоя.
– Мне тоже… – Я раздумываю, рассказывать ли Димке про мое сновидение. Наконец решаю, что не стоит.
– Давай пойдем туда сегодня после работы и попробуем его откопать, – с энтузиазмом предложил Дима.
Кто-то словно сказал за меня, но моим голосом:
– Это место надо не раскапывать, а засыпать землей. И тогда гробница сама выйдет на поверхность.
– Гробница? – озадаченно переспросил Дима. – Откуда ты знаешь, что там гробница?
– Знаю, и все.
Дима с обидой:
– Все у тебя тайны…
– Димочка, не сердись. У умертвий сильно развито дальновидение.
Это ложь, но Дима проглотит.
– Я все время забываю, что ты умертвие.
– Я тоже об этом иногда забываю, но… – комично развела руками я.
– Ладно. Ну что, после работы идем в Водопьяновский?
– Сразу не получится. Я должна заскочить домой, приготовить родителям ужин. Договоримся на восемь вечера. Прихвати лопату.
– Ладно, – согласился Дима.
До чего он покладистый, просто благодать!
…Пока я работала, затем возвращалась домой, готовила ужин родителям, из моей головы не шел Лекант. Как он прекрасен! И как я хочу его! Я не просто влюбилась, я потеряла голову. И да здравствует любовь, которая позволяет нам терять головы в этом донельзя прагматичном мире!
Ирония судьбы в том, что я нашла свою любовь после того, как умерла. В той жизни места для любви не было.
Тут мне на глаза попался конверт – письмо, которое я до сих пор не удосужилась прочитать. Я протерла руки, жирные после приготовления гуляша, и вскрыла конверт.
Оттуда выпал листок бумаги, сложенный вдвое.
Я развернула его.
«Не делай этого».
Это было все. Строчка, отпечатанная на принтере. На очень хорошем, кстати, принтере. И бумага неплохая. «Снегурочка», кажется.
Что это мне, Тийе, запрещают делать?
Уж явно не гуляш готовить.
Все ясно.
Кто-то прознал, что мы с Димой (а в основном я) обнаружили светящийся артефакт. И этот «кто-то» очень не хочет, чтобы этот артефакт явился людям во всей красе.
Но я же героиня романа, верно? А героиням романа положено, презрев опасности, идти в самое пекло, причем в платье коктейльного варианта и с оружием в виде пилочки для ногтей.
А значит, я сделаю все, чтобы гробница вышла на поверхность.
Я освобожу Леканта.
Чего бы мне это ни стоило.
…Мы встретились с Димой у сосны. Он держал лопату, как и обещал. Присыпанный сосновыми иголками, угол гробницы казался больше, чем в прошлый раз. И свечение было ярче.
– Засыпай гроб! – скомандовала я Диме и сама стала носить землю на едва приметный холмик, не боясь запачкаться. В конце концов, у меня достаточно импортного талька, чтобы оттереться, если что.
Мы проработали так не меньше часа. Сумерки совсем сгустились, в небе зажглись первые звезды, а где-то вдалеке надрывно завыли бас-гитары, созывая членов клуба «Алистер» на вечернюю молитву их рогатому покровителю.
Но здесь было тихо и темно. Только из-под насыпанной земли шло свечение, которое и помогало нам не заблудиться в трех соснах.
– Тийя, по-моему, у нас ничего не получится, – успел сказать Дима.
И тут началось.
Сначала пришел ветер. Он завыл над верхушками сосен и кленов, пригибая их к земле, закрутил волчком сосновые иглы, взметая их в воздух. У Димы из рук выпала лопата, он побледнел и зашатался.
– Что с тобой? – крикнула я, стараясь перекричать ветер.
– Мне плохо, – сказал Дима и упал на колени.
Лицо его заливал пот.
Он закрыл глаза.
– Дима! – опять закричала я. – Ради всего святого, не теряй сознание!
Но Дима меня не послушался.
Что мне оставалось делать? Я подхватила его на руки и стрелой полетела прочь от странного места. Опомнилась я лишь тогда, когда пробежала добрую половину парка. Стараясь не попасться на глаза сатанистам, я добралась до ближайшей скамейки и положила на нее Диму. Аккуратно похлопала его по щекам:
– Димочка, очнись!
Димочка был ноль внимания.
Что делать?
Я достала сотовый и набрала номер «скорой». Машину я вызвала из больницы, которой заведуют гномы. Они обычно приезжают не в пример оперативнее, делают все виртуозно и, если что, везут к себе в клинику, а там разве что мертвых не поднимают. Это я в фигуральном смысле, конечно.
Правда, за свои услуги гномы ломят цены несусветные, но ради Димы я готова была расстаться с любой суммой. Благо при мне была пластиковая карточка, а на ней – недавно перечисленные аспирантские за четыре месяца. Должно было хватить.
Я не успела все это прокрутить в голове, а желтая с красным карета «скорой помощи» уже маячила у начала аллеи.
Я замахала руками:
– Сюда, сюда!
Они мгновенно подрулили к скамейке. Димка все так же был без сознания.
Из машины выскочил коренастый гном в белом халате:
– Приветствую! Что тут у нас?
– Мы гуляли с другом, – принялась объяснять я, – и он вдруг неожиданно потерял сознание.
– Понятненько. Степан, доставай каталку и капельницу!
Из нутра машины выкатился второй гном с каталкой и капельницей. Диму переложили на каталку (она оказалась коротковата), гном осторожно и мастерски ввел Диме в вену иголку от капельницы. В пластиковом пакете плескалась какая-то жидкость.
– Что вы ему вводите? – всполошилась я.
– Пока только глюкозу, успокойтесь. А для того чтобы он очнулся, дадим понюхать нашатыря. Он ведь просто человек, значит, чего-то особенного ему не требуется. Ну стало плохо…
– Я заплачу, у меня есть деньги, только вы сделайте так, чтобы он очнулся.
– Очнется, красавица, не волнуйтесь.
К Диминому симпатичному носу поднесли ватку с нашатырем. Ничего. Никакой реакции.
– А вот это уже плохо, – сказал первый гном. – Степа, давай внутривенно препарат номер четыре.
– Это что еще за препарат номер четыре? – опять всполошилась я.
– Не волнуйтесь, девушка. Присядьте пока на скамейку.
Гном Степан из непрозрачной ампулы набрал в шприц какую-то жидкость. И ничтоже сумняшеся вколол ее Диме в свободную от капельницы руку.
Прошла минута, две… На Димины бледные щеки медленно возвратился румянец. А потом он часто задышал, дернулся и открыл глаза.
– Слава небесам! – вырвалось у меня. – Ты очнулся!
– Тийя, – простонал Дима, – не ходи туда. Там плохо.
– Дима, молчи, тебе вредно волноваться.
– Вот что, девушка, – сказал мне гном Степан, – надо его в больницу. У него шоковый эпизод. Ему отлежаться надо на живой воде и транквилизаторах.
– Не надо в больницу, – вяло запротестовал Дима.
– Надо, – железно настояли мы все.
Диму погрузили в машину, Степан уселся рядом с ним.
– А вы поедете, девушка?
Я вспомнила ветер и гробницу. Недоделанную работу, которая сводила с ума. И Леканта, которым бредила.
– Я… я не могу. Скажите телефон, я позвоню в больницу и узнаю, куда его положили.
Мне сообщили номер телефона, я занесла его в память своего мобильника.
– А расплачиваться за вызов когда будете?
– Сейчас. – Я протянула кредитку.
Гном провел по карточке ладонью (раздался писк) и сказал:
– Благодарим за то, что воспользовались нашей «Службой скорой помощи». Не волнуйтесь, поставим вашего друга на ноги.
И они укатили. Я подождала, пока в темноте растает свет габаритных огней, и бросилась обратно, на поляну.
И похоже, успела вовремя!
Земля возле сосны дала трещину, и дерево наполовину погрузилось в образовавшуюся расселину. Но это было не главное. Из расселины лился яркий свет. И что-то гудело, как провода высокого напряжения.
А затем гробница вышла на поверхность и немного приподнялась в воздух. Я поняла, что она больше напоминает не гробницу, а… колыбель.
– Лекант, – прошептала я.
Я подошла к гробнице и осмотрела ее. Она светилась каким-то голубовато-зеленым светом и была вся изрезана непонятными символами. Кто-то словно толкнул меня под руку, и я коснулась пальцами трех символов, выгравированных на крышке: круг, птица, волнистая линия.
Крышка бесшумно откинулась как на шарнирах, свет усилился, и тогда я увидела его.
Скелет.
Он был очень старым, это я определила сразу. Кое-где на нем висели лохмотья истлевшей ткани. Я еще заметила что-то блестящее на зубах черепа и сверкающие, потрясающей красоты браслеты, обхватывающие почерневшие от времени кости запястий.
– Лекант, – прошептала я. – Это ты?
Но скелет, разумеется, молчал.
Что делать?
Во мне заговорил будущий ученый. Гроб с его содержимым необходимо как можно скорее отправить в музей. И уже там провести исследование, привлечь специалистов.
Хотя не станет ли специалистам-людям плохо от присутствия этого экспоната, как недавно Димке?
Вопросы, вопросы…
Я медленно закрыла тяжелую крышку. Она щелкнула, и тут же с боков выдвинулись ручки. Что ж, очень мило.
Я потянула за одну из них, и гробница медленно двинулась за мной по воздуху. Так я и шла с нею в арьергарде по самым многолюдным улицам. И что интересно, никто не обратил ни на меня, ни на гробницу внимания. Впрочем, за поздним временем зрителей на улицах было мало. Щедрый, подобно прочим провинциальным городкам, рано ложится спать (во всяком случае, человеческая часть его населения).
Наконец мы добрались до музея. Меня ощутимо потряхивало, и с ног сыпались личинки – я здорово устала. Ладно, завтра восстановлюсь.
Я отперла служебный вход своим ключом и втащила гроб внутрь. В музее никого не было, поэтому никто не спросил меня, что это я затеяла.
Почти падая от усталости, я внесла гробницу в одну из пустых кладовых и поставила прямо на пол. Сияние померкло. Теперь это был просто мрамор странного зеленоватого оттенка.
– До завтра, Лекант, – прошептала я и закрыла кладовку.
Теперь стоило поспешить домой. Родители, конечно, волнуются – думают, где это я пропала. А их меньше всего хотелось бы нервировать, они и так со мной натерпелись. И потом, мне нужна хорошая ванна из талька. Или хотя бы сухой душ.
Я заперла музей, радуясь, что сделала потрясающее открытие. Кто он, этот Лекант Азимандийский? Как его оживить? А в том, что его можно оживить, я не сомневалась. Иначе зачем такие сны? Такие видения? Лекант обрастет плотью и восстанет. И будет живее меня! И скажет мне: «Благословенна будь, Тийя! Здравствуй, моя единственная любовь!»
Я шла по улице Красных Янычаров и размышляла сразу о миллионе предметов. Но больше всего я думала о Леканте и о Димке – как он там, в гномской больнице? Надо обязательно навестить его в ближайшее время…
Темнота вдруг сгустилась вокруг меня, словно плотное одеяло, а в следующее мгновение я почувствовала, как в мою шею впиваются острейшие клыки.
От неожиданности я замерла как вкопанная.
Вампир?!
Но наши вампиры на умертвий не нападают, знают, что это глупо и непродуктивно. В нас нет настоящей крови, а лишь магическая зеленая субстанция, заменяющая ее. Наши сердца не бьются. Вампиру от умертвия нечем поживиться.
По крайней мере, местному вампиру.
Значит, этот – не местный?
Тут клыки дернулись и вышли из моей шеи. Следом я услышала звук некультурного плевка и ругань на английском:
– Чтоб ты сгорела, проклятая мертвечина!
– Я не мертвечина, а умертвие, – сказала я на английском и обрела возможность двигаться. Тьма рассеялась, да к тому же я включила ночное зрение. Передо мной, брезгливо отирая белоснежным платком рот, стоял юноша лет двадцати. Глаза у него горели красным, длинные черные волосы разметались по плечам, а красивое лицо было безумно бледным. Одет вампир (все уже поняли, что это вампир?) был в изящнейший серый костюм-тройку и вычищенные до блеска остроносые ботинки. Хорош, мерзавец! Ну почему все красивые мужчины либо имеют не ту ориентацию, либо вампиры? Впрочем, эти мысли побоку. Я спешу домой.
Но надо же что-то сказать напоследок!
Что-нибудь этакое. Едкое, как хлорка.
– Приличные вампиры всегда отличают живое от неживого, – сказала я, изящно дернув плечиком и посверкивая глазами.
Произнесла я это, разумеется, по-английски. Я уже давно поняла, что передо мной иноземец.
Он убрал платок, а потом сказал неожиданно жалобным голосом:
– Что же мне делать?
– А что?
– Я голоден и, похоже, заблудился в этом вашем ужасном городе!
– Наш город вовсе не ужасный, а очень даже гостеприимный. Для порядочных особей, разумеется. А насчет того, что вы голодны… Донорская кровь подойдет?
– Донорская кровь?
– Ну да. Замороженная. Но для вас разморозят, конечно.
– Кровь???
– Я что, плохо говорю по-английски? Кровь. Еда. Лучшая трапеза для вампира.
Он как-то болезненно посмотрел на меня своими красными глазами.
– Я молодой вампир, – сказал он. – Меня недавно инициировали, поэтому я должен питаться только живой кровью. А не… донорской.
– У нас в Щедром вампирам запрещено охотиться на людей и даже на животных. Только донорская кровь. Или медленная смерть от голода.
– Голод?! О нет! Шит! Деммит! Где ваша донорская кровь?
– Идемте, – торжествующе сказала я. – Провожу.
Полчаса я потратила на то, чтобы довести вампира до ближайшей дежурной аптеки с кровью. Его пришлось чуть ли не тащить на себе. Так вот, об аптеке. Да, у нас кровь можно приобрести не только на станциях переливания и в спецресторанах, но и почти во всех аптеках.
В аптеке обессилевший вампир сел в кресло, а я подошла к прилавку.
– Литр крови, пожалуйста. Эй, вампир, тебе какая группа нужна?
– Все равно, – пробормотал вампир.
– Любую, пожалуйста. Только чтоб посвежее, а то он из новичков, поэтому капризный.
Аптекарша понимающе кивнула, отлучилась на секунду, и вот уже передо мною на прилавке стояла коробка, похожая на упаковку из-под сока, и маленькая трубочка-соломинка.
Я расплатилась, забрала коробку, подошла к вампиру, скорчившемуся в кресле. Протянула со словами:
– Пей. Приятного аппетита!
Он так и присосался к соломинке. Даже замурлыкал от удовольствия.
До чего же он все-таки жалок! Сочетание костюма-тройки и это поведение…
Наши вампиры не такие. Наши лучше.
Он опустошил коробку в мгновение ока. Бросил тару в урну, распустил крылья.
– Сила, – пошептал он.
– Легче стало? – заботливо осведомилась я.
– Легче. Как тебя зовут?
– Тийя.
– А меня Аларих.
– Очень приятно, Аларих. Куда теперь идем? Ты, кажется, говорил, что заблудился…
– Да, я заблудился. Мы приехали недавно, остановились в гостинице… Ее держат вампиры.
– «Цепеш»?
– О да, верно. Боюсь, что сам я не найду туда дорогу.
– Я провожу. Хотя вообще-то я спешу.
– Мы можем полететь. Я вполне в силах нести тебя на своих крыльях.
– Нет уж. Лучше вызовем такси.
Я вызвала такси (снова в ход пошла моя карточка), и мы доехали до «Цепеша». Там я распрощалась с вампиром и на этом же такси отправилась домой.
Дома, естественно, родители стояли на ушах.
– Тийя, где ты была так долго?!
– Простите, – сказала я в ответ. – На меня напал вампир.
– Что???
– Да, вот так получилось, – нервно рассмеялась я. – Он не местный, приезжий, поэтому не сразу понял, что я не живой человек. Он был очень голоден…
– Надеюсь, ты не потащила его в ближайший донорский пункт, – проницательно заметил папа. – Ты ведь у нас без меры милосердная. Всех убогих спасаешь. Дома уже деваться некуда от твоего галчонка и черепашки.
Есть такое дело. После моей смерти я стала жалеть всех живых существ, которые пострадали, но в которых теплится нежный огонек жизни. Поэтому я спасла галчонка, которого сбила машина (у него были сломаны оба крыла и лапка), а потом еще принесла и черепаху, на нее спьяну наступил хозяин, и у бедняжки треснул панцирь. Эту черепаху к нам в музей приволокли, хотели заспиртовать, но я не дала. Стала лечить и вылечила. Теперь галчонок и черепаха живут (именно живут!) у нас дома. Я их обожаю и тетешкаю, а родители воспринимают их, конечно, не очень. Лишние рты и все такое… И мусорят, мол.
Но вернемся к вопросу о вампирах. Точнее, о вампире.
– Папа, ну что было делать? Я привела его в аптеку и купила ему литр крови. Ему после этого полегчало… Потом я проводила его до гостиницы «Цепеш», потому что он заблудился.
– Тийя, ну это уже ни в какие ворота… Он хоть красивый? – поинтересовалась мама.
– Очень красивый и молодой. Его недавно инициировали, он сам сказал. И имя у него красивое – Аларих. Иностранец, одно слово.
– Тийя, – занервничала мама, – надеюсь, ты в него не влюбилась? Тебе бы лучше обратить внимание на Диму…
– Я не влюбилась… Ой, хорошо, что ты сказала про Диму. Напомнила. Мне надо кое-куда позвонить.
– Куда? – Мама у меня сверх меры любопытна.
– В гномскую больницу.
– Что случилось? – разволновалась мама.
– Все сегодня началось с того, что мы гуляли с Димой в парке, и ему стало плохо. Димке, разумеется, а не парку. Я вызвала гномскую «скорую», его увезли в больницу…
– А почему ты не поехала с ним?
Пришлось выкручиваться. Говорить про гробницу родителям не хотелось. А то они подумают, что после смерти их любимая дочь еще и сошла с ума.
– Так вышло, – беззаботно пожала плечами я. – Так я звоню?
– Звони, конечно.
Я достала сотовый и набрала данный мне гномом номер.
– Алло, больница? Здравствуйте, извините за поздний звонок. К вам поступил сегодня Дмитрий Санников, человек. Можно узнать, как его самочувствие?
– Минутку.
Я услышала, как щелкают клавиши компьютера.
– Вот. Дмитрий Санников, человек, помещен в сто третью палату. На данный момент состояние стабильное. Больной в сознании, но очень слаб. Завтра можете прийти его навестить, но ненадолго.
– Спасибо!
Я выключила телефон.
– Завтра отпрошусь с работы и навещу Димку, – сказала я родителям. – А сейчас извините, я очень устала.
– Перегной будешь?
– Нет, перед сном не ем. Я быстренько разотрусь тальком, а то вся пропахла этим вампиром, и в постель.
– Ну хорошо, – сказали родители и отправились спать.
Я зашла в ванную и, раздевшись, придирчиво осмотрела себя. Все бы ничего, только на шее следы от укуса – два синячка. Ладно, если до завтра не сойдут, замажу пудрой «Совершенный тон».
Я достала початую банку с тальком и принялась ожесточенно себя растирать, стараясь как можно лучше освежить кожу. Вскоре я добилась желаемого эффекта – моя кожа порозовела, стала гладкой и шелковистой и ко всему прочему запахла ванилью. Вот бы сейчас прямо в объятия Леканта!
– Эй, не мечтай, – сказала я своему отражению. – Завтра еще придется объясняться с руководством по поводу гробницы в кладовке.
Я накинула халатик и вышла из ванной. Открыла в спальне форточку, чтоб воздух был посвежее, и плюхнулась в постель. И почти сразу провалилась в сон. Вас не удивляет, что я, мертвая, еще и сплю? Меня, например, удивляет. Но поделать с этим ничего не могу.
И снова приснился мне сон про Леканта. Мы шли по какому-то лесу, ухитряясь помещаться вдвоем на узенькой тропинке. Лекант держал меня за руку и улыбался мне. А я… я просто тонула в его сапфировых блестящих глазах.
– Милая Тийя, – сказал мне Лекант, – благодарю тебя за то, что ты меня вызволила. Теперь дело за малым. Оживи меня.
– Но как? – спросила я, дрожа от предвкушения ласк.
– Все очень просто. Налей в гробницу крови. Как можно больше, хоть до самых краев. И закрой крышку. Я оживу и приду к тебе.
– Хорошо, – влюбленно глядя на Леканта, сказала я. – Я все сделаю как надо.
И дальше мой сон превратился в форменное эротическое безумие, так что пересказывать его я вам не буду. А то вы, читатели, просто люди и нервы у вас слабые.
Человеческие.
Утром я, как всегда, встала рано. Поставила дивиди-диск с записью упражнений из серии «Танец живота». Переоделась в спортивный костюм и следом за улыбчивыми ведущими проделала комплекс, подтягивающий бедра и ягодицы. А как же! Тело у меня одно, и за ним следить надо. Особенно после того, как оно умерло.
Следом проснулись родители. Из кухни потянуло жарящимся омлетом и варящимся кофе. Папа включил канал «Вести» на полную громкость. И взялся вслед за ведущими комментировать все новости.
Я оделась и накрасилась. Не сильно, просто хотелось опробовать новую помаду, подаренную Юлей Ветровой. Она сказала, что это заговоренная помада. Губы, накрашенные ею, будут притягивать к себе взоры всех мужчин.
А мне не всех.
Мне одного.
Правда, глаза у него есть только во сне…
На работу я явилась вовремя и сразу отправилась к нашей замдиректора по науке.
– Варвара Васильевна, – спросила я ее, – можно мне сегодня уйти пораньше?
– А что случилось?
– Дима Санников в больнице. Я хотела его навестить.
– Вот это новость! И что произошло?
– Мы вчера гуляли, и ему стало плохо, – выдала я приемлемую версию Диминой болезни.
– Ну что ж, конечно, иди. А пока, если у тебя нет никакой срочной работы, просмотри рубрикатор древностей. Кажется, лаборантки опять там что-то напутали.
Проверять рубрикатор древностей священная обязанность каждого сотрудника музея. Потому что если допустить там ведение записей кое-как (а именно так подчас ведут их лаборантки, эти вездесущие крашеные крысы), музей превратится в дом хаоса. Или что-то типа того.
Я кивнула, вышла из кабинета Варвары Васильевны и направилась к себе в комнатушку. Странно, что Варвара не спросила меня про гробницу. Неужели еще не знает?
Впрочем, та кладовка почти забытая, и никто в нее почти не заглядывает. Так что вполне может получиться так: о гробнице никто из моих сотрудников не узнает, покуда я им не скажу.
Часа два я сидела перед компьютером и возилась с рубрикатором. Потом решила, что надо дать себе передышку. Встала, разминая затекшее тело, и вышла в коридор.
Там было пусто, если не считать старого чучела крокодила. Он давно был смещен с экспозиции, но выбрасывать его никто не решался – жалко. Этот крокодил даже был для нашего музея чем-то вроде негласного амулета. Во всяком случае, нам пока жилось припеваючи под его отверстой пастью с обломками зубов. Мы с крокодилом играли. Как? Да просто. Загадывали желание или писали его на бумажке и совали ему в пасть. Помнится, я написала: «Хочу встретить свою любовь». И вот!.. Почти встретила.
Я потихоньку переместилась в зону кладовых и наконец оказалась в той, где была гробница.
Здесь все выглядело по-прежнему. Гробница тускло поблескивала мрамором под светом ничем не прикрытой стоваттной лампочки. Я хотела было открыть ее, но потом чего-то испугалась.
Что войдут…
И обнаружат.
А этого никак не должно быть!
И это внушил мне Лекант.
Я постояла, прислушиваясь. Было тихо. Возле кладовок никто не проходил. Может, пронесет?
В конце концов я покинула кладовку, предварительно прикрыв гробницу старыми упаковочными пленками и погасив свет. Все образуется. Мне почему-то кажется, что гробницу никто так и не заметит.
Я вернулась к рубрикатору, проработала еще часа три, а потом собралась в больницу к Диме.
До гномской больницы надо было ехать на троллейбусе пять остановок, а потом еще порядочно пилить пешком.
В этом троллейбусе кондуктором работала умертвие по имени Ванесса. Я с нею раньше дружила, а потом мы разошлись. Я недолюбливала ее – Ванесса всегда была слишком язвительна и любопытна.
– Куда это ты направляешься посреди рабочего дня? – подозрительно блеснула вертикальными зрачками она, отрывая мне билет.
– По делам музея, – не покраснев, соврала я. – В районе гномской больницы какой-то странный минерал обнаружили. Позвонили нам в музей, прислать сотрудника попросили.
– Представились?
Хм.
– Звонок анонимный, – продолжала запутываться в паутине лжи я.
– Тогда это липа, – со знанием дела сказала Ванесса. – Или террористы.
– Откуда быть террористам в нашем Щедром?
– Террористы, они везде, – мрачно ухмыльнулась кондукторша.
– По-моему, ты слишком подозрительная, Ванесса. Кстати, ты не пробовала новый крем от личинок? Называется «Белая роза». Говорят, помогает.
– Нет, я пользуюсь проверенным методом, – оскалилась Ванесса. – Деготь.
– То-то у тебя на плечах личинок что перхоти. Тьфу, смотреть противно. Да еще пребывать в таком виде перед людьми!
Троллейбус подъехал к последней остановке.
– Пока, Ванесса, – сказала я и поспешила прочь.
Я шла по дороге к гномской больнице и понимала, что сглупила. В чем? Да в том, что не купила Димуле никаких гостинцев, обычно полагающихся больному. Вот что значит мышление мертвеца! Сама если удобрениями питаешься да магией, то считаешь, что бананы с апельсинами не так уж и важны. Вот дура-то!
Хотя, будь при мне сумка с бананами, Ванесса вся бы изошла на любопытство.
Да черт с нею, с Ванессой! Можно подумать о ком-нибудь приятном.
Например, о Леканте.
Как он прекрасен в моих видениях!
Как я жду минуты свидания наяву!
Эти глаза… Они манили, обещали, звали. Они предвкушали и испытывали на прочность. Кстати, в мертвом состоянии я еще ни с кем не занималась… ну вы сами понимаете чем.
А если у нас с Лекантом это будет?
В чем я не сомневаюсь.
Не развалюсь ли я на пылинки и на атомы, сгорая от великой страсти? Впрочем, все равно. Я готова даже распасться на атомы, лишь бы Лекант существовал и был рядом.
Его сильные руки обнимут меня, как во сне, длинные, тонкие пальцы прикоснутся к моему лицу…
Я остановилась, переводя дух.
Что-то слишком уж размечталась!
Слава небесам, вот и больница.
Я пошла к входу, почему-то чувствуя себя виноватой перед Димой. И вовсе не в том, что втянула его в сомнительные авантюры. А за такие вот разухабистые мысли.
Я вошла в холл больницы. Здесь было пусто, если не считать скучающую гномиху за регистрационной стойкой.
– Здравствуйте, – подошла я к ней. – Я хотела бы навестить больного.
– Какая палата? – оживилась гномиха.
– Кажется, сто третья.
– Кажется или точно? – Гномиха уже смотрела не на меня, а на дисплей компьютера, стоявшего перед ней.
– Точно.
– Тогда возьмите халат и бахилы и идите на второй этаж. Направо первая дверь.
– Благодарю вас.
Я сняла с вешалки халат, получила в автомате коробочку с бахилами и должным образом экипировалась.
Сжимая в руках свою крошечную сумочку, я поднялась на второй этаж. Подошла к двери палаты и вдруг оробела. А что, если Димка после всего случившегося просто обидится на меня и не захочет меня видеть? Такое вполне может быть.
Я пристально оглядела себя в маленькое зеркальце на предмет личинок. Странно. Еще ни одной за весь день не выползло. Что не может не радовать.
Я деликатно постучалась и приоткрыла дверь.
– Кто там? Входите! – раздался слабый знакомый голос.
Я открыла дверь и вошла. В палате Димка был один, как король. Впрочем, гномская больница и обещает своим пациентам королевские условия. Правда, платить за них приходится… Интересно, сколько после всего этого у меня на кредитке останется денег?
Димка сидел в пижаме на постели и разгадывал сканворд. Завидев меня, он улыбнулся, отложил в сторону сканворд и встал.
– Тийя! – воскликнул он. – Как здорово, что ты пришла!
– Ты мне рад? – непроизвольно вырвалось у меня.
– Конечно, рад! – Дима взял мою безвольную руку и пожал. – Ты не представляешь, как скучно в этой больнице!
– Ох, Дима, короткая же у тебя память!
– В смысле?
– В смысле это же я, и никто другой, потащила тебя в такое место, где тебе стало плохо. Это из-за меня и моих амбиций ты попал в больницу. Прости меня, если сможешь.
– Тийя, ты не виновата! Я и сам заинтересовался этой гробницей. Кстати, какова ее судьба?
– Ой, Димка, я такого натворила! Если узнают в музее, выговором мне не отделаться.
– Так что?
– Я принесла гробницу в музей и спрятала в кладовке.
– Принесла? Гробницу?! Из камня?!!
– Дима, ты забываешь, что я обладаю большой физической силой. К тому же гробница почти плыла за мной по воздуху.
– Ладно, я взгляну на нее, когда выпишусь из больницы.
– А вдруг тебе опять станет плохо? Нет, я тебя не пущу. И вообще, как твое самочувствие? Что говорят врачи?
– Говорят, что мне лежать надо неделю, – сердито бросил Дима.
– Сколько надо, столько и лежи. Значит, положение не из легких. Чем тебя лечат?
– Живой водой номер семнадцать и диазепамом. И пирацетам в вену. А я не люблю пирацетам. У меня от него голова болит.
