Надежда Мамаева
В военную академию требуется…

И она выразительно поскребла задней лапой по своему лопушку.

– Какая я тебе ведьма! – возмутилась я. – Я честная контрабандистка!

– Честная контрабандистка? Это как целомудренная одалиска? – оскалился комок шерсти, явно стремясь к почетной должности воротника.

– Нет. Это как то, что я – светлая. У меня отец – бывший белый маг. А мама и вовсе человек. И я не ведьма. Это ясно? – Под конец я зашипела и так стиснула крольчиху, которую держала в руках, что та засучила лапами.

– Ага. Светлая. То-то светлые к нам во мрак проваливаются каждый день по дюжине!

– Правда, что ли? – Я приподняла бровь.

– Нет! – не выдержала моя «зая». – Когда я сбегала с брачного капища, думала, что мне подвернется приличный темный маг или ведьма, с которой я смогу сторговаться, чтобы меня перетянули в мир за преградой…

– А случилась я.

Так, слово за слово, по дороге домой я выяснила, зачем этой мечегрызущей твари я нужна была позарез, да и в целом узнала кое-что о быте и нравах демонов.

Моей новой знакомой (век бы ее не знать!) Кардерине, или проще – Каре, вчера стукнуло аж целых семнадцать лет – первое совершеннолетие у демонов, когда им уже можно вступать в брак. Но своего голоса чада еще не имеют, что весьма удобно для их родителей, которые могут отдать свое дитя замуж или женить против его воли, продать или же вызвать на бой, чтобы прикончить. Да-да, именно прикончить!

Такому варианту я поразилась, но для Кары все было логично.

До первого совершеннолетия молодые демоны неприкосновенны для родителей. И дело тут не в тонкой душевной организации юных чад и подобной трепетной дури. Просто не все рогатые любили своих отпрысков. Скорее, наоборот, истинная любовь случалась с обитателями бездны редко, а лелеять свое дитя, рожденное от нелюбимых, тяжело. Демонская натура такова, что многие отцы в порыве гнева могли и удавить своих наследников. Потому-то и существовал закон, который гласил: «Нельзя трогать юного демона до семнадцати лет». А уж как дитя повзрослело, его разрешалось и на бой вызвать. Хотя случалось и обратное: когда наследники вызывали родителей на поединок. И даже побеждали. В общем, теплые семейные отношения царили в бездне. Прямо горячие.

– А тебя твой отец тоже… – заговорила я.

– Мой меня любил, – перебила крольчиха. – По-своему. И счастья мне желал. Тоже по-своему. Просто у нас разные представления о том, какое оно – это самое счастье. Для него – чтобы я была спутницей одного из верховных демонов мрака.

– А для тебя?

– А я не хочу всю оставшуюся жизнь провести рядом со стариком, запертая в четырех стенах. Рашриму больше восьми сотен лет. Он даже своих любовниц – и тех держит взаперти, поскольку жутко ревнив. Да, богат. Да, властен… Но я для него всего лишь способ объединить власть двух родов: моего и своего.

Кара говорила запальчиво. Сначала я подумала, что она преувеличивает… Но демонесса поклялась, что не врет. Когда ее жених сам ей пообещал, что прикует ее браслетом в спальне и не выпустит, пока она не забеременеет… отец лишь посмеялся над страхами дочери, сказав, что Рашрим поступает мудро: собственная жена демона, мать Кары, сбежала от него, едва та родилась. А все потому, что он был неосмотрителен и давал свободу супруге.

В общем, теперь я понимала стремление Кары к свободе. Пусть даже удрать к людям (в мир за преградой, как его называли демоны) и не самая блестящая идея. А не блестящая хотя бы потому, что теперь ей от меня, как от ее проводника в нашем мире, нельзя отдаляться. Тут уж не до путешествий по другим городам. Максимум – пять полетов стрелы или два квартала. Иначе может утянуть обратно. А там – пир, свадьба, радостный отец, ждущий блудную дочь, супруг, кандалы…

– Я вот только одного не пойму: почему твоя шерстка молочного цвета? – не удержалась я.

Вопрос, конечно, глупый. Но кто сказал, что любопытство и рациональное мышление должны быть рядом?

– Потому что я была в свадебном платье! И когда превратилась в эту пакость… – Крольчиха с отвращением зашевелила усами. Видимо, шкура ей не очень нравилась. – …То брачный смысл остался, а вот цвет поменялся… Ну кто же знал, что у вас, светлых, брачный наряд траурного снежного оттенка? – возмущенно сказала она. – А не нормального, черного!

М-да… Такого выверта кроличьей логики я не ожидала. Но у меня самой вообще не было никаких вариантов, почему пушистая шкура у нее оказалась белой, посему… Как говорится, полный бред, подведенный под научную основу, уже не бред, а гипотеза.

Я свернула в один из переулков. Высокие стены из серого камня, затхлый запах сточной канавы, что журчала невдалеке. Зато так, напрямую, было быстрее. Стуча сложенным зонтом, как клюкой, и прижимая к груди крольчиху, я целенаправленно шла к площади. А точнее – к храму.

Не сказать, чтобы жители приморского городка были уж больно набожны. Но лично я мессы любила и старалась не пропускать: у местного храмовника был на редкость усыпляющий монотонный голос, посему во время проповедей я отлично высыпалась. Главное было занять удобную диспозицию, а уж там…

Впрочем, сейчас меня обуяло отнюдь не стремление причаститься. Или поспать. Просто под второй скамейкой с правого края лежала спрятанная одежда. Моя. Я ее часто там оставляла. Это было совершенно безопасно. Храм в приморском городе – не самое посещаемое место. Кабаки в порту пользуются куда большим спросом… К тому же было весьма удобно переодеваться в нише, за статуей богини Паринкры, которая отвечала за плодородие. Она и сама была широка, а уж ее плащ и вовсе закрывал обзор любопытным. Если бы те оказались рядом. Но за все пять лет я таковых ни разу не видела.

Чем ближе подходила я к храму, тем сильнее чесалось плечо. А потом и вовсе начало жечь. Да и мне самой, едва я взошла на мраморные ступени, как-то резко поплохело.

– Я же говорю, что ты ведьма, – убежденно встряла крольчиха. – А ты не веришь!

Я ничего не ответила. Лишь привалилась спиной к одной из колонн. А ведь эта мелкая пакость права: только темным дурно становится в доме светлых богов. Но этого быть не может! И я упрямо, скорее пытаясь убедить себя, чем Кару, прошипела:

– Я не могу быть темной! Я даже писание знаю. Молитвы там. Даже два абзаца из жития святой Иоганны…

– Ну, значит, будешь ведьмой, цитирующей священное писание. – Крольчиха развела лапы в стороны, дескать, что такого-то.

А у меня дрожали руки, подгибались колени, а голова и вовсе готова была разорваться от боли. Пульс стучал набатом, и было ощущение, что череп сейчас затрещит по швам. В мозгу очумелой перепелкой билась одна мысль: как мне достать собственную одежду?!

Сглотнула, выдохнула и отлепилась от колонны. Чуть шершавый, нагретый за день жарким южным солнцем мрамор оставлять не хотелось. И правильно не хотелось. Едва я оказалась без опоры, как тут же пошатнулась. Но стиснула зубы. Как там говорят северяне? «Даже снег, падая, продолжает идти». Чем я хуже снега?

И я пошла. Шаг за шагом. Превозмогая боль и налегая на свою импровизированную трость, словно древняя старуха, я доковыляла до дверей. Еще никогда семь шагов не давались мне так тяжело.

Крольчиха, до этого стригшая ушами на моей руке, вдруг резко сиганула на пол.

– Ты что, ненормальная?! Тебе сюда нельзя! – заверещала она и даже лапой о мраморную плиту ударила.

– Ну, значит, ты сходи, забери мой сверток, – прошипела я.

– Может, мне, чистокровной высшей темной, еще и молебен вместо храмовника отслужить? Да если я сюда войду, то этот сарай развалится.

Словно вторя ее словам, над дверью от косяка и выше начала расползаться трещина.

Да что же у меня все так неудачно? Вчера склад взорвала, сегодня вот храм…

– Не пущу! – оскалилось пушистое недоразумение и попыталось заступить мне дорогу.

Но тут дала о себе знать клятва, ударив ее разрядом в зад. Кара возмущенно взвизгнула, но поняла, что помешать мне не сможет.

– Ладно, суицидница, я тебя у ступеней подожду. Может, у тебя и получится, ты же вроде не полностью инициированная… – С этими словами крольчиха развернулась и, подкидывая зад с пушистым хвостиком, поскакала по ступеням вниз.

Я вдохнула, выдохнула и дрожащей от напряжения рукой взялась за ручку двери.

Как добрела до этой демоновой скамьи – не помню. Голова раскалывалась, из носа начала сочиться кровь. Казалось, все мое естество выворачивает наизнанку. Сграбастав сверток, я устремилась к выходу. Ну как устремилась… Улитки ведь тоже наверняка думают, что они те еще бегуны по сравнению с камнями. И сейчас я искренне надеялась, что я все же быстрее, чем эти слизни с раковинами.

Когда я вновь оказалась на улице, крольчиха сидела на нижней ступени храма и с грустным-прегрустным видом жрала окорок. Где эта прохиндейка добыла явно дорогой кусок свинины – вопрос отдельный. Но то, как Кара это делала – вздыхая, свесив длинные уши…

– Ты чего это? – удивилась я. Голос отчего-то изменил мне и вышел сиплым.

– Поминки, не видишь, что ли, – не оборачиваясь, истинно по-демонски рыкнула Кара. – Иди давай, куда шел…

И она вновь впилась зубами в мясо.

– А кого поминаешь?

– Свою загубленную молодость. Ну и заодно – одну дуру…

Она не успела договорить, как до нее дошло, что, собственно, одна альтернативно одаренная еще вроде как жива и стоит у нее за спиной.

– Ура! Не сдохла! – заголосила Кара так, что редкие прохожие заоборачивались.

Правда, она поумерила свою радость, когда внимательно посмотрела на меня. По ее словам, я отличалась от зомби лишь тем, что могла связно говорить. В остальном – типичный мертвяк с кожей симпатичного зеленоватого оттенка, с холодными руками и бескровными губами.

За комплимент я Кару, конечно же, поблагодарила, показав кулак, который та с энтузиазмом обнюхала. Нахалка!

– Труп познается в еде! – заявила я и затребовала у крольчихи половину ее добычи.

На удивление, она поделилась:

– На, тебе сейчас нужнее.

До ближайшей подворотни мы шли молча. Я несла в одной руке окорок, второй опиралась на зонт. Кара тащила в зубах сверток с моей одеждой.

Скрывшись от людских глаз, я переоделась и поела. Первый раз за сутки. Не сказать, чтобы это сильно помогло восстановить силы, но руки хотя бы уже не тряслись.

Домой я возвращалась, усиленно улыбаясь вечернему небу, раскланиваясь со знакомыми, что встречались по пути, и вообще изображая в меру счастливую благовоспитанную девицу. Но кто бы знал, каких усилий мне это стоило. На дне холщовой сумки, перекинутой через плечо, обретались порванная рубаха, штаны, рыжие ботинки и крольчиха с мослом, оставшимся от окорока.

И лишь когда я переступила порог дома, то смогла выдохнуть и облегченно прислониться спиной к двери.

Отец, вышедший мне навстречу, без слов обнял, будто не чаял уже увидеть живой. Я растерянно обняла в ответ. На глазах неожиданно выступили слезы, и я поспешила проморгаться. Зато матушка, вырулившая в коридор из кухни, была куда речистее. За пару ударов сердца я узнала о себе много нового. И что я негодница, и что паразитка еще та, и что… В общем, матушка выражала свое беспокойство, как могла. А в том, что она переживала за меня и любила, я не сомневалась никогда.

– Ты знаешь, что вчера сгорели три ангара? Полыхало так, что от зарева светло было как днем! А еще этот маг, что прибыл по приказу императора, чтобы бороться с контрабандистами… – сердито начала матушка и потом чуть тише добавила: – Упокой, небеса, его душу… А ты ушла на дело. И тебя все нет… Что я должна была думать? Каким богам или демонам молиться?

– Скорее демонам, – перебила я.

– Что? – тут же напрягся отец.

– Знаете, кажется, я должна вам кое-что рассказать. И показать тоже.

И тут в сумке завозилась крольчиха, а потом и высунулась с ощеренными клыками, державшими мосол. Отец непроизвольно сложил пальцы щепотью, как вчерашний маг, но остановился, вспомнив, что он давно не чародей. Вторая же его рука потянулась за пояс, к метательным звездам.

– Крис, замри, я сейчас его убью…

– Не надо! – устало выдохнула я. – Давайте лучше чаю попьем…

А спустя два удара колокола, когда был уже выпит не только чай, но и бутылка гномьего первача, потому что отцу «не думалось о таком на трезвую голову», я узнала кое-что интересное о себе.

Чуть больше девятнадцати лет назад, когда мой отец сбежал по дороге на каторгу, они с моей мамой скрывались от ищеек Ароса Бранда, верховного инквизитора его величества. И случилось так, что я решила появиться на свет чуть раньше срока.

Приграничье. Лес. Излом зимы – то время, когда, по легенде, идет Дикая Охота и всадники Вечного Холода ищут заплутавшие души. А у моей матери схватки. Как отец, уже будучи запечатанным, без толики магии смог найти дорогу к выселку, он и сам до сих пор не понимал. Ему тогда было все равно, у кого просить помощи для жены, роды которой оказались тяжелыми. Будет повитухой светлая – хорошо. Ведьма – тоже хорошо. Главное, чтобы спасла любимую и ребенка.

Старая ведьма, согласившаяся принять дитя, была темной. Я же никак не желала появляться на свет. А когда все же родилась, то была… мертвой. Душа еще не отлетела далеко, и ведьма смогла вернуть ее в тело ребенка. Но расплатилась за это своим даром, вычерпав его до дна.

– Она вдохнула в тебя тьму, – устало произнес отец. Он сидел за столом и задумчиво разглядывал кружку. – Старая Крисро отдала за твою жизнь самое ценное, что у нее было, – остатки своего угасающего дара.

– Так меня назвали в ее честь?

– Да. Но я не думал, что ее слова, которые она произнесла, провожая нас на пороге своего дома, окажутся пророческими.

– И что она сказала? – Я даже подалась вперед.

– Что она ни о чем не жалеет. И что дар всегда найдет способ сломать преграду, – опередила отца мама, вставая из-за стола.

Она в абсолютной тишине наполнила чайник водой и поставила его на камень. Щелкнула по мордочке ленивую саламандру, что дремала в ближнем углу печи. Та, неохотно переставляя лапы, побрела кипятить воду.

– Лентяйка, – проворчала мать. Она всегда ворчала, когда нервничала. – И за что только я ее держу?

Как по мне, наша саламандра, раскормленная и избалованная мамой до безобразия, просто обнаглела в корень.

– Судя по всему, Крис, та капля тьмы, что досталась тебе при рождении, переплавила твой светлый дар в темный, – задумчиво сказал отец. – А запечатана у меня и у моих потомков была лишь светлая магия. Поэтому мета и смогла сожрать печать.

О метах, точнее, о магических метках я слышала. Отец как-то рассказывал, что такие есть у всех магов. У драконов в человеческом облике – маленькие татуировки в виде символов магической сути. У неинициированных оборотней – щенок. У ведьмы – плющ, у некроманта – ястреб.

– А черное пламя – это чья мета? – Я подняла взгляд на хмурого отца.

Но ответить он не успел. На этот раз его опередил голос из-под стола.

– Пожирателя душ. А точнее – пожирательницы, – радостно сообщила Кара.

Может, и стоило замереть в дверях, чтобы метательные звезды отца пришпилили эту пушистую пакость?

Но крольчиха, словно не чувствуя никакой угрозы, продолжала невозмутимо глодать под столом мосол.

– Плохо. – Отец сжал пустую кружку, что стояла перед ним.

Да так сжал, что она пошла мелкими трещинами и раскрошилась, порезав его ладонь. А он будто и не заметил этого.

– Что именно плохо? – осторожно уточнила я.

– Плохо, что твоя мета сожрала печать. Теперь ты не только дочь осужденного, но и сама преступница. Поскольку взлом печати – одно из страшнейших преступлений в Светлой империи. И неважно, как это произошло. От сломанной печати остается хвост, по которому тебя легко найдут.

– И тогда в Темные земли… – то ли вопросительно, то ли утвердительно сказала мама, ставя на стол вскипевший чайник.

– Сейчас Черный властелин и Светлый владыка вовсю изображают дружбу. До зубовного скрежета, – мрачно сказал отец. – Если Крис поймают темные, то они с радостью сдадут ее светлым дознавателям. По дружбе…

Последние слова он словно выплюнул.

– А они обязательно поймают. Пожирателю душ тяжело скрыть свой дар, а уж с маяком в виде сломанной меты… – поддакнула крольчиха.

Я не выдержала и, нагнувшись, заглянула под стол.

– Слушай, заинька, а тебе, часом, шкурка не жмет?

Кара опешила. Даже мосол выронила. Впрочем, она быстро пришла в себя и опять невозмутимо захрупала, изображая, что она вовсе не плотоядная, а обычная такая крольчиха, которая грызет морковку. Морковку из трубчатой кости…

– Есть один выход. – Отец побарабанил пальцами по столу. – Но мне он не нравится.

Я и мама с одинаковым выражением лица уставились на него.

– Да вы сейчас во мне дыру прожжете. Четыре дыры, – поправился родитель. – Ладно… Военная магическая академия. Та самая, где готовят порубежников. При поступлении все адепты проходят там испытание. Но не браслетами Дианары, измеряющими уровень дара. Нет. Все маги военной академии, которую возвели на объединенных землях Лавронсов и Райосов, прикасаются к артефакту первородного мрака. А его влияние столь сильно, что меняется не только мета, но и аура мага. Значит, сгорят и остатки печати…

– То есть я войду туда со знаком пожирательницы душ и здоровенным хвостом, а выйду…

– Порубежником. С новой метой и без следа печати, – отчеканил отец. – Я не хочу тебе такой участи. Но оков и рудников для тебя я хочу еще меньше…

И тут раздался настойчивый стук в дверь.

– Именем пресветлой инквизиции! Открывайте!

Глава 2

В жизни всегда есть шанс. На провал – так точно. Вот и сейчас операция «избавиться от сломанной печати» накрылась медным тазом, не успев начаться.

Отец, не говоря ни слова и даже не встав со стула, опрокинул стол. Пушистая не успела возмутиться такому произволу, как была схвачена за уши и запихнута в сумку. Еще бы – она сидела на крышке люка, ведущего в подпол. Ну а то, что в этом самом подполе совершенно случайно находился выход в катакомбы, так спасибо отцу, который в свое время купил наш нынешний милый домик лишь за сию чудесную тайну. Вот только я искренне надеялась, что никогда не придется использовать этот ход. А если все же и станется – то спасая жизнь и свободу отца…

Я схватила две сумки: одну – с крольчихой, вторую – «тревожную», которая всегда висела наготове в кухне. В ней были документы, деньги и иные мелочи, необходимые для выживания и честного контрабандистского промысла. На миг задумалась, что две торбы будут мешать при беге, и… потеснив заю, втиснула «тревожную» в ту, где она сидела, – в более вместительную, опять же зачарованную от намокания. Зая пробовала протестовать, но тщетно. Все это заняло не больше вдоха.

А затем прыгнула в подпол. За мной мама. Отец – последним. И закрыл за собой крышку, перед этим бросив в кухню склянку с вонючей пакостью, которая отбивала нюх у оборотней, а на магов действовала как опьяняющий туман.

Мы бежали слаженно, не размениваясь на глупые реплики и ахи. Прямо. Поворот. Еще один поворот. Длинный узкий тоннель, после которого отец обвалил за нашими спинами свод. Спуск на уровень ниже. И все это в кромешной темноте, когда путь освещает лишь тусклое мерцание магического светляка: его я успела прихватить со стены в подполе.

В боку нещадно кололо, я буквально задыхалась от затхлого, спертого воздуха.

– Все, больше не могу, – простонала за спиной мама.

Я услышала, как зашуршала ткань, и обернулась. Она стояла, прислонившись к стене. Ее била крупная дрожь.

– Ева, давай обними меня за шею. – Отец подхватил маму на руки.

Он сам едва держался на ногах: газ катакомб, о котором ходили легенды, требовал кровавой дани от тех, кто посмел шагнуть в его чертоги. Но мы, Кархецы, упрямые. Да и не было пути назад. Я, как оказалось, преступница. Отец – беглый осужденный. А мама… Хоть на ней и нет вины, но кто будет разбираться-то?

– Давай сюда, направо. Там должен быть подъем на верхний уровень. А через три развилки – и выход к морю…

– У которого нас вполне могут ждать, – буркнула я.

– Не будут, – просипел отец, горло которого тоже разъедал газ. – Эти катакомбы остались после добычи ареллия – металла, что впитывает в себя магию. Конечно, здешнее месторождение не чета тому, что было когда-то под столичным Йонлем, но все же… Так что пока мы тут – тебя не засекут. Но вечность в катакомбах прятаться не будешь.

– И что остается? – Я держалась из последних сил.

– Море.

– Даже на почтовом бриге меня догонят, – последние слова я произнесла сквозь кашель.

– Есть те, кого не догнать и на летной метле…

– А они согласятся? – не поверила я.

– Один точно согласится. Не все ведь чисты перед законом… Впрочем, как и я.

Из катакомб мы выбрались с рассветом. Ну как выбрались. Я и мама остались на верхнем уровне, а отец направился к морю. «Договариваться», как он сам сказал.

Я же, пока папы не было, занялась весьма важным и ответственным делом – порчей имущества. Точнее, моего личного свитка, который я выудила из своей сумки. Достав оттуда же самописное перо, сначала я поставила на свиток пару клякс. Так, вроде случайных, будто писарь, что выводил имя Крисро Кархец, был жутко небрежным. Потом, высунув от усердия язык, дорисовала несколько завитушек и стала Крисроном Каржецским. Также прибавила себе пару лет.

А после переоделась в штаны, запасную рубашку, поверх нее натянула кожаный жилет, а запястья почти до локтя обмотала бинтами, чтоб не растянуть связки. Ведь руки наверняка будут болеть от перенапряжения.

Когда к полудню вернулся отец, я была почти готова. Да и собирать особо оказалось нечего. Разве что одернуть рубашку да перекинуть ремень сумки, в которой зая соседствовала с «тревожной» котомкой, через плечо. Ну и что, что поклажа будет бить так по спине, зато обе руки свободны.

– Я с ним договорился. Домчит тебя до Салрунского порта за два удара колокола. А там портал. Закажи его у местного мага прямо к воротам академии. До вечера ты должна успеть.

– Успеть добраться до академии? – уточнила я.

– Нет. Успеть в нее поступить, – отрезал отец и неожиданно крепко обнял меня, прошептав на ухо: – Как только выйдешь отсюда, беги к морю и не оглядывайся. Старина Вьенор будет ждать тебя в воде. Главное – не бойся.

– Хорошо, – сглотнула я.

Увижу ли я родителей еще? Очень хотелось в это верить.

– Беги, детка… И знай, мы с папой тебя любим. – Мама обняла нас вместе с отцом. – Беги, а я отвлеку внимание на себя.

Едва я оказалась под лучами палящего солнца, как помчалась со всех ног. Сумка колотила по спине, зая истерично повизгивала в торбе, страх и азарт бурлили в жилах. Еще бы… Вот-вот должны появиться инквизиторы, соткаться из полуденного марева, шагнуть из портала, ястребами обрушиться с неба на метлах…

Я щедро зачерпывала башмаками песок, пот струился градом, руки подрагивали. Успеть. Успеть. Успеть. Врезалась в волну, когда за моей спиной раздался крик:

– Это она! От нее идет след. Схватить!

Я обернулась и увидела, как в меня летит белый выжигающий свет. И именно в этот момент мои ноги обвил здоровенный чешуйчатый хвост и дернул, утаскивая на глубину.

Я ударилась головой о дно, глотнув в избытке морской воды. А в том месте, где я стояла мгновение назад, вода вскипела, обдав жаром. Но это я почувствовала лишь вначале. А затем вода хлынула в горло, глубина стиснула грудь…

Удар, как мне показалось, о камень вышиб остатки воздуха. Я забила руками, силясь выплыть, и тут услышала голос:

– Хватайся за гребень, ненормальная. Второй раз из-под боевого аркана я тебя не буду вытаскивать.

Я схватилась за шипы, торчавшие из холки морского дракона, чье тело напоминало здоровенного змея.

– Сейчас я вынырну, набери побольше воздуха, – предупредил мой спаситель.

Он резко ушел вверх, давая мне возможность сделать судорожный вдох, и буквально тут же нырнул обратно. Вода с силой прошлась по коже рук и лица.

Зая в сумке засучила лапами по моей спине: мол, что за произвол? Но в этот момент я ей только позавидовала: хорошо ушастой в ее торбе. Та, зачарованная, не промокала. Хоть полощи ее в воде. А воздуха Каре должно хватить. Наверное.

Я прильнула к аквамариновому гребню, вжалась в него, не думая ни о чем. Змеевидное тело извивалось, мощные плавники рассекали глубину. И вновь стремительный подъем, чтобы я смогла сделать глоток. А затем нырок. Соль на губах, брызги и солнечные блики на драконьей чешуе, когда сын моря вырывался на поверхность… Была в этом какая-то невероятная, дикая, безудержная красота и свобода. Сводящая с ума, пьянящая.

Я сбежала! И сейчас неслась сквозь морскую толщу на сильной спине, под которой волнами перекатывались мышцы.

Дракон, что вез меня, был уже немолод: чешуя кое-где побелела, утратив прежний насыщенный цвет, бока его покрывали шрамы, без слов говоря о лихом прошлом.

Первое время я лишь жмурилась, боясь сорваться с гребня, но потом освоилась. Осмелела настолько, что смогла разглядеть под водой, как от нас разлетались стаи пугливых рыб, как пестрые кораллы под нами резко сменялись черными впадинами, у которых, казалось, не было дна. От них веяло могильным холодом и страхом. Наконец мы приплыли. Дракон проскользнул под днищем здоровенного корабля, а потом аккуратно всплыл у одного из бортов.

Я вскарабкалась на его голову, которая начала все выше подниматься над волнами. Ровно до того момента, как моя макушка не поравнялась с нижней палубой. Выждав миг, когда матросы отвернулись, а пассажиры были увлечены беседой, я ловко перевалилась через борт и, никем не замеченная, затаилась за бочками. В торбе, которую закинула за спину, недовольно закопошилась Кара. Пришлось чуть ослабить тесемку, пуская внутрь сумки воздух. А еще – чуть прижать ее рукой, чтобы зая притихла.

Итак, фрегат обзавелся еще одним пассажиром. Вернее, двумя, судя по мстительно впившимся в бок когтям, пронзившим ткань сумки. Порыв ветра, ударивший неожиданно и наполнивший паруса, донес до меня едва уловимый голос дракона:

– Свой долг Вицлаву я отдал. А тебе удачи, темная.

Я не могла ответить дракону, но отчего-то захотелось улыбнуться.

Слова морского змея оказались пророческими: удача и правда наполнила паруса, и фрегат за четверть удара колокола домчался до пристани.

Я тоже времени зря не теряла. В одной каюте позаимствовала сухие рубаху и штаны, оставив взамен свою мокрую одежду: она, увы, была мне впору, а потому четко обрисовывала очертания женской фигуры. Да и бинты, которые сняла с запястий, положила там же: они мне помогли сохранить руки, но дальше только будут мешать.

В другой каюте взяла пару сапог, пиджак, картуз и жилет, а также чемодан. Последний – для возмущенной до крайности, злой и взъерошенной заи. Правда, она поначалу лезть отказалась… Но нет ничего невпихуемого, если имеется желание.

Посему теперь в чемодане обретались не только Кара, но и остальные мои пожитки. А еще решила, что деньгам незачем храниться в одном месте, мало ли… Потому несколько золотых перекочевали в карман штанов и еще несколько – в голенище сапога. Подумала и достала еще и личный свиток, согласно которому отныне я была Крисроном Каржецским, и сунула его за пазуху.

В итоге, едва корабль причалил, я под видом легкомысленного лэра ступила на пирс.

– Цель прибытия? – дотошно осведомился служащий порта.

– Осмотр достопримечательностей, – широко и безмятежно улыбнулась я.

Служака задал еще один обязательный вопрос. Судя по тону, ему самому изрядно надоело говорить одно и то же, но…

– Везете с собой что-нибудь запрещенное?

– Собственное мнение и бутылку первача. – Я махнула потрепанным чемоданчиком, свято соблюдая первое правило контрабандиста: «Будь безмятежен с виду, имей запасной план в голове и всегда располагай к себе».

Вислая щека служащего дернулась в подобии улыбки, хмурый взгляд чуть потеплел. Стоявший передо мной не был магом. Он лишь записывал имена прибывших и проверял личные свитки.

– Собственное мнение – это плохо, а вот гномий первач – это хорошо, – улыбнулся он. – Открывайте чемодан. Проверим и то и другое. А еще покажите документы.

– Может, я смогу сделать что-нибудь хорошее такому замечательному человеку? А чемодан – да и бездна с ним…

Мы поняли друг друга с полуслова и полувзгляда. Жаль, что золотой, который достала из кармана, на половину не делился. Пришлось отдать целый. Зато в книге прибытия теперь значился лэр Крисрон Каржецский, а чемодан так и не был открыт для досмотра.

До портальной башни я буквально домчалась, не пожалев золотого на одну из снующих по небу летных лодок. Та донесла меня с ветерком. А затем был телепорт к стенам магической академии. Удалось уговорить местного штатного мага быстро его открыть: всего лишь подкуп, шантаж и угроза жизни престарелого чародея, и – вуаля! – я оказалась перед воротами военной магистерии. Правда, когда я уже шагнула в круг перемещения, маг завопил:

– Тревога, преступник!

Но клятва, которой я его связала, не дала ему возможности схалтурить в координатах выхода.

Теперь дело осталось за малым: поступить. Я собралась уже сделать шаг в распахнутые ворота, как что-то толкнуло меня в спину.

Сильно так толкнуло, ощутимо. Окажись я барышней с тонкой душевной и физической организацией – обязательно полетела бы носом вперед. Но я такой девицей не была, потому успела выровняться в последний момент. Но вот то, что синяк будет на полспины, я знала совершенно точно. Как специалист, которому доводилось их и ставить, и получать.

– Отойди, мелк… – договорить неизвестный не успел.

Мы, контрабандисты, всегда славились тем, что с самым невинным взором творили самое отъявленное беззаконие. А в моем конкретном случае оное совершала даже не я, а мой чемодан, который резко качнулся назад.

Сдавленное шипение и ругань подтвердили: я рассчитала верно. Острый угол поклажи попал ровно туда, куда и задумывалось, – чуть ниже пряжки ремня.

– Ой, – пискнула я и обернулась, изображая растерянность. – Я не хотел…

Вовремя успела проглотить «а»! Все же в военной академии предпочтение отдавали юношам, а мне позарез нужно было поступить. А уж там пусть ректор голову ломает, почему я девушка.

Напротив меня, держа на плече здоровенный столб, стоял маг. Ну как стоял… Конкретно в данный момент он скрипел зубами, а его взгляд буквально искрил бурлящей внутри силой.

– Не хотел, но усердствовал… – процедил он. – Тебя что, когда делали, отец не старался, а мать не хотела?

– По себе судишь? – сощурилась я.

Меня одарили таким взглядом, словно желали на месте испепелить. Были бы свободны руки у моего обидчика – наверняка запустил бы заклинанием.

– Да чтоб у тебя, мелкий гаденыш, время лечило все, но как в бесплатной целильне! – Его жесткие губы чуть дрогнули в усмешке.

И что самое противное, я тут же почувствовала, что на мои плечи словно опустилась почти невесомая белая дымка, сотканная из этого сомнительного пожелания. Гад! Причем светлый, судя по тому, что меня наградили не явным проклятием.