bannerbannerbanner
Шепот блуждающих песков

Надежда Мамаева
Шепот блуждающих песков

Полная версия

После детального осмотра находок выяснилась преинтереснейшая вещь: свернутый в несколько раз пергамент оказался картой Анчара. Достаточно подробной, но старой и «официальной». Без отметин стоянок кочевников и блуждающих песков, о которых знает каждый местный, зато наша Столица именовалась как «поселение имени Сиятельной Тринхольдини-Оделин-Лиции Цеймер-Арих». Признаться, я и не знала, почему здешняя дыра именуется Столицей. А тут оказывается, вон оно что: тройное имя и двойная фамилия какой-то благородной задницы.

По карте красной прерывистой линией был отмечен путь к границе, туда, где зиял разлом великой стены, ныне запечатанный сиятельными магами. Когда я глядела на неровный пунктир, мне подумалось: «Так ли надежно запечатанной?»

Считалось, что с востока империю омывал океан Голри, с запада обитало множество своенравных соседей, в арсенале которых не имелось столь мощной армии, как наша. Потому они славились радушием и миролюбием в отношении грозной державы, разумеется, а не меж собой. Север пугал матерых покорителей холодом ледников и отсутствием всякой жизни. А вот юг… В Альбионе даже поговорка такая ходила: «Хочешь найти путь к всенижним – начни с раскаленных песков Анчара». Именно отсюда некогда пришли в наш мир приспешники всенижних богов, твари первозданной тьмы. От них-то сиятельные маги и воздвигли великую стену.

А вот мои спутники удивились другому: выпавшим рисункам, сделанным углем. С первого, к слову весьма точного, на нас взирал суровый лорд Хантер Элмер. Со второго – кронпринц. А с третьего – больше напоминавшего небрежный набросок – я. Вот только я на нем была какой-то другой. Чуть старше, серьезнее, симпатичнее, чем привыкла видеть себя в зеркале.

– Впечатляет… – протянул Хантер, держа в руках мое изображение. – Так точно воссоздать образ лишь по словесному портрету… Жаль, что такой талант сгорел. Его бы в управление безопасности.

– С чего ты решил, что художник – этот студент? – заинтересовалась я.

– С того, что пока парнишка так старательно пытался меня продырявить ятаганом, я заметил несколько деталей. Во-первых, на запястье его левой руки, той, в которой обычно держат палитру, засохли несколько капель эрлинских красок, причем разных цветов. А они славятся не только своей стойкостью и неизменным глянцевым блеском, но еще и ценой – такими забор расписывать не будешь, скорее уж холст. Во-вторых, мозоль на среднем пальце правой руки, так, словно он часто держал перо или кисть. Но если первое – тогда он чрезвычайно чистоплотен. Ни одного следа чернил на руках. В-третьих, взгляд – слишком внимательный, долгий, безэмоциональный и натренированный. Он выдает художника, как выправка – военного. К тому же, – сиятельный хитро посмотрел на меня, – если в этой столичной дыре жил бы столь талантливый художник, то, думаю, Тэсс его творение сразу же узнала бы… А судя по ее ошарашенному лицу – автор творения ей совершенно не знаком.

Вот ведь! Одно слово – сыскарь!

– И что нам теперь делать? – вопросил кронпринц, болтаясь в воздухе не хуже пододеяльника на просушке, прищепленного к веревке.

– Для начала – менять личины и маршрут. Думаю, об изменении моего статуса тот, кто руководил этими горе-бандитами, уже в курсе, как и о том, что амулет с духом Микаэля поменял хозяина. Иначе зачем им было телепатофонить? – мой взгляд ненароком упал на обрывок ленты с тремя точками.

Эти патофоны были еще одним магическим изобретением: длиннющая узкая лента, на которую с помощью точек и тире записывали послание. Называли адресата и сворачивали. Рулончик сгорал в руках отправителя и тут же материализовался у того, кому он предназначался. Единственное неудобство – нельзя писать рунами. При пересылке они сливались, менялись до неузнаваемости и превращались в нечто нечитаемое. Поэтому маги плюнули и изобрели наипростейший язык, всего из двух символов, которые невозможно перепутать. Вот только эта писанина оказалась сложнее обычной рунописи. А если учесть, что и последней-то владели не все…

– И как теперь добраться до Альбиона? Обходными путями – уйдет не меньше двух месяцев, а напрямик – тут же выследят по новой… – как наиболее пострадавший (лишился всего, даже головы, рук, сердца и прочего ливера – и не от любви!) возопил кронпринц.

– Маршрут – прежний. Вам, ваше высочество, нужно как можно скорее вернуться в столицу, – изрек Хантер как само собой разумеющееся и начал активно рыться в своем бауле.

Он извлек трубку, набил ее табаком и с наслаждением затянулся.

На мой вопросительный взгляд он пояснил:

– Так мне лучше думается.

Знала бы я, до чего докурится муженек, – самолично заставила бы его проглотить весь кисет с табаком и закусить трубкой.

Глава 3

Хантер с наслаждением затянулся. Небольшая трубка с красной чашей и чубуком, простая и благодаря этому изящная, смотрелась в руках сиятельного весьма органично. Он в задумчивости то прикусывал ее, то отнимал ото рта, выпуская кольца дыма.

Казалось, он так поглощен этим своим занятием, что перестал замечать что-либо вокруг. Я же решила воспользоваться моментом, чтобы заняться весьма важным и ответственным делом на благо собственного долголетия. А именно: удрать.

Шаг. Второй. Третий. Сначала я медленно отступала спиной вперед. А потом, обойдя Децли так, чтобы туша ящера закрыла меня от сиятельного, подхватила любимый гаечный ключ и задала стрекача. Если бы еще вчера кто мне сказал, что я решусь в одиночку отправиться по пескам, – я посмеялась бы над шутником. Это же чистое самоубийство.

Вот только сегодня поменялись сразу два обстоятельства. Пустыню мы уже преодолели, а маячившее в перспективе плато славилось не только меньшим количеством опасностей на квадратный дюйм, чем пески, но и большим изобилием. Так что вероятность подохнуть от голода и жажды резко уменьшалась. А вот рядом с муженьком (второе обстоятельство), как оказалось, – самое опасное место в империи. И если он к такому привычен, то я – нет. Посему я решила самоуволиться с должности его дражайшей супруги.

Вот только, гонимая острым желанием спасти свою шкуру, я не учла одного: наличия слишком ценного и разговорчивого балласта в виде привиденистого кронпринца. Эта полупрозрачная венценосная особа, хоть и не весила ни грамма (и по этой причине физически мне помешать не могла), оказалась коварнее коровьей лепешки. О возможности вляпаться в последнюю тоже можешь напрочь забыть – и вспомнишь лишь только тогда, когда это произойдет. Но она хотя бы воняет после, а не до инцидента. В отличие от его высочества.

Ехидное «А досточтимый лорд Элмер в курсе, что его жена собирается от него скрыться?» вызвало у меня целую гамму чувств. В основном – матерных.

Зато ответ сиятельного удивил не только меня, но и духа:

– В курсе, в курсе. Ждал, когда Тэсс отбежит подальше, чтобы дать команду Децли догнать ее. Ему нравится игра в салочки, особенно когда добыча верткая. В результате ящер бы получил похвалу хозяина, а я – удовольствие от лицезрения своей женушки, которую Децли притащит обратно за юбку, – усмехнувшись, закончил лорд стихий.

Перспектива быть зажатой в зубах ящера на манер обглоданной кости в пасти пса не прельщала. Пришлось возвращаться.

Пришла, села напротив Хантера и уставилась на него, не говоря ни слова.

Сколько продолжалась игра в молчанку – не знаю. За это время стремительное и жаркое солнце успело основательно прогреть серые камни, мимо нас величественно пронес свое жало здоровенный скорпион, а песчаный заяц, высовывавший свои любопытные уши из норы, – напроситься на обед. Как наверняка думал сам косой – к нам. Как полагала я – зайчатинка весьма неплохая альтернатива вчерашней крупяной каше.

Мое поведение нервировало даже меня саму, что уж говорить о привидении. Вот только Хантер оставался спокоен. Табак в трубке закончился, и муженек невозмутимо созерцал окрестности. Песок, камень, чахлая, но настырная трава, лишаистыми пятнами торчавшая то тут, то там, и четыре трупа. Децли, флегматично жующий скорпиона. В общем, как ни крути, умиротворяющая картина.

У меня невольно вырвалось:

– И зачем ты тогда отрезал голову гремучнику, раз твой ящер все равно жрет всякую ядовитую гадость?

На удивление, Хантер удостоил меня ответом:

– Яды ему не страшны, а вот свинцовые пули плохо влияют на пищеварение. – А потом безо всякого перехода: – Давай уже, спрашивай, чего хотела. Чувствую, пока не выяснишь все и не поймешь до конца, во что тебя угораздило ввязаться, побеги будут происходить с завидной регулярностью. А я или ящер можем в очередной раз и не успеть.

Так, значит, то, как меня поймал Децли, – не случайность? Хантер специально натаскал своего «песика» на подобные трюки и был уверен, что в случае падения меня поймают. Отрадно.

Вслух же я спросила совершенно иное:

– Раз уж ты сам заговорил о вопросах и ответах, объясни мне, недалекой, из-за чего я чуть в лепешку не расшиблась? И раз те, что гнались за нами, мертвы, – я красноречиво обвела взглядом трупы, – может, не стоит так спешить?

– Ты права: пока спешить больше незачем, – усмехнулся Хантер и добавил: – Жаль лишь, что до ближайшего поселения – там нас могут ждать новые джентльмены революционной удачи.

Я согласилась с очевидным: те, кто гнался за нами из Столицы, вновь напасть на меня с сиятельным не смогли бы по той уважительной причине, что ныне лежали, подражая органическому удобрению.

Смысл дальнейшей речи супружника оказался и вовсе печальным. А именно: в империи назрел заговор, да причем такой, что еще немного – и грянет революция. Похищение принца – лишь вершина айсберга. То, как кружок любителей смены власти превратился в организованную агентурную сеть, прохлопали и имперские безопасники, и внутренняя разведка.

– И кто же такой гениальный оказался? – задала я риторический вопрос, имея в виду автора не только похищения кронпринца, но и всего этого безобразия.

– А вот это еще предстоит выяснить, – развел руками Хантер. – Ясно только одно. Переворот – дело жутко затратное и нервное. Попробуй найди фанатиков, готовых лезть на баррикады, и убеди их благородством идей или звоном золота – это уж кому что ближе. Но то, как революционеры подготовлены, – впечатляет.

 

– И что вы теперь намереваетесь делать? – это в разговор включился кронпринц.

– Для начала, думаю, отпустить ездового ящера. Слишком уж Децли приметный. А далее… Рад сообщить, что мы осчастливим нашим появлением пассажирский поезд. Именно на нем и доберемся до Альбиона. А мисс Тэсс у нас станет горничной. Моей горничной.

– Горничной лорда… – недоуменно протянул Микаэль.

– Почему лорда? – иронично изогнул бровь Хантер. – Леди. Почтенной престарелой леди.

С сиятельным я познакомилась неполных два дня назад, а чувство, что медленно, но верно схожу с ума, уже не покидало меня ни на минуту. Зато Хантер вел себя, словно все как всегда: невозмутимо собрал поклажу, насвистывая бравурную песню себе под нос, упаковал остывший огненный камень, бережно свернул награбленное у четверых утренних визитеров. Крохобор! А еще – благородный.

Хотя он называл свою добычу «уликами». Почему – не пойму, но это его слово вызывало у меня воспоминания о садовых слизнях.

После того как все наши пожитки были уложены, а я сама – закинута в седло ящера, блондин остановился, окинул взглядом неудачливых революционеров и щелкнул пальцами. Вспыхнувшие, как свечки, тела, оставили после себя четыре горстки пепла. Поди теперь догадайся, что произошло.

Запрыгнув в седло за моей спиной, Хантер дернул поводья. Сегодня Децли был нетороплив и основателен: даже днем взбираться по круче на плато оказалось весьма опасно. На особо крутых подъемах нам приходилось спешиваться. При этом я позорно цеплялась за шипы на хвосте здоровенной рептилии. Впрочем, тварюшка не сильно возражала. Лишь недовольно косила на меня взглядом и порыкивала.

Когда под ногами исчез наклон, я даже не заметила. Сигналом, что мы все же закончили ползти вверх и теперь будем передвигаться относительно горизонтально, стало хантерово «забрались».

Лишь после этого я удосужилась оглядеться. Впереди причудливо переплетались зеленоватая бездна озер и монументальные каньоны из серого камня, скальные массивы, напоминающие старинные замки, рассеченные долинами бурных порожистых рек со множеством водопадов, и горные вершины, усеянные каменными россыпями и снежниками.

А за спиной, внизу, царствовала пустыня. Танцевали суховеи, блуждающие пески напоминали ворочавшихся во сне великанов, укрытых рыжим одеялом. До этих земель редко доходили дожди: влага предпочитала излиться на плодородную почву плато. «Прямо как благородные кварталы сиятельных и бедняцкие людские трущобы, – мелькнула у меня мысль, – интересно, а мое место где? Тут или там?»

Зато лорд стихий к созерцанию оказался не расположен. Подсадил меня в седло и сам забрался следом. До ночи мы так и не слезли с ящера. У меня же возникло стойкое чувство, что мы попали в страну тысяч водопадов, от небольших, скользящих тонкими водяными нитями, до гигантов шириной в сотни и высотой во многие десятки шагов. Они с ревом низвергались с темных скал пенящимися, клубящимися потоками. Столько воды я не видела за все годы, что провела в Анчаре.

Когда же на небо выкатилась бледная до синевы первая из лун, а сумерки расписали синь купола плеядами звезд, Хантер решил, что хорошенького понемногу, и остановился. Сиятельный легко спрыгнул с ящера, а вот я застряла.

Если первый день в седле сказался болью в мышцах, то сегодня у меня затекло, а также было отсижено и натерто, кажется, все. Даже брови.

– Слезай, – муженек протянул руки, чтобы меня подхватить.

Я сидела, изображая истукана. Зато кронпринц, истосковавшийся по общению, сдал меня с потрохами.

– Она не может, – начал он в своей излюбленной манере, когда чувствуешь: тебя посылают, но так тонко, что любой ответ покажется грубостью и оскорблением, – леди седлу не привычная, вот и…

Сиятельный выглядел удивленным. Он что, думает, раз я живу среди песков – то и наездница отличная? Как же! У каждого приютского свой ящер и вся сбруя к нему. Ну-ну… Нет, ездить я умела, но гораздо чаще расстояние покрывала на своих двоих. Вот в беге, несмотря на разницу в росте, я бы с Хантером поспорила.

Когда я увидела ехидное выражение на привиденистом лице, во мне взыграла гордость. Да. Я не эта их лядь, ледя, леди голубых кровей, в дамском седле по утрам на моцион не выезжаю, но свое место знаю, и указывать на него при всяком удобном и неудобном случае всяким высокородным…

Я поступила, как женщинам зачастую не свойственно, – молча продолжила сидеть без движения с прямой спиной.

– Ну как хочешь, – пожал плечами Хантер на мой демарш, и только хотел отойти, как это все надоело самому заинтересованному в отдыхе из нас – ящеру.

Децли тряхнул спиной, и я на манер фарфоровой куклы полетела вниз. Поймать вопящую падающую леди традиционным способом, что часто используется в процессе свадебной транспортировки невест, сиятельный не успел. Поэтому схватил то, что попало под руки.

В очередной раз за сегодня зависнув параллельно земле (на этот раз в двух ладонях от кончика носа), я начала подозревать, что все мужчины в младенческом возрасте проходят специальное обучение: как половчее схватиться за грудь. И не теряют этот навык до глубокой старости. Хантер оказался не исключением. Одна его рука удерживала меня как раз в районе этой самой груди, вторая – на талии, основательно сдавив живот.

Спустя мгновение он аккуратно вернул меня в вертикальное положение, а потом и вовсе бережно усадил на расстеленное походное одеяло.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я. Мог ведь не ловить, а дать пробороздить носом землю.

– Не за что. К тому же со сломанной ногой передвигаться мы будем значительно медленнее.

С этими словами он сгрузил сумку, расседлал Децли и, хлопнув его по лапе, скомандовал: «Домой». Ящер скосил на него один глаз, словно спрашивая: «А ты точно уверен?» Пришлось сиятельному заверить: «Давай-давай. Постараюсь сам справиться с этими двумя».

На его заявление принц уничижительно фыркнул, а я лишь подумала: «Неизвестно, кто за кем еще будет присматривать».

Мгновение – и ящер растворился в сумраке ночи, лишь еловые лапы беззвучно качнулись.

Блондин вздохнул, провожая взглядом свою ненаглядную рептилию, а потом начал обустраивать ночлег: как и вчера, достал огненный камень, крупу, котелок. Я же продолжала выполнять созерцательную функцию. Каждое движение отзывалось болью. На выразительные взгляды благородного не обращала внимания, впрочем, как и на его робкое проникновенно-ласковое: «А может, ты?..»

Как впоследствии оказалось, лучше бы я превозмогла боль и сварила эту безднову кашу! Результат кулинарных потуг сиятельного можно было смело отнести к оружию массового поражения: массы бы смотрели на него и поражались. Опустим то, что ложка застряла в этом клейстере намертво, а Хантер плюнул на механические способы извлечения коварного орудия пищевого боя и применил магию: дематериализовал кашу. Но то, как он вздохнул и полез за сыром и остатками хлеба, объясняло, почему мешок с крупой все еще почти полон. Преследуя этих революционеров, лорд перебивался сухомяткой.

Выходило, что мой случайный супружник хорошо стрелял из пистолета и отлично ездил, владел магией и знал правила светского этикета, как патер обеденную молитву, а вот с готовкой у него отношения не сложились. Судя по ложке – взаимно не сложились. Учтем-с.

Не подозревая о моих коварных планах, сиятельный соорудил два нехитрых бутерброда и всучил один из них мне. Жевала я через «не могу», а потом просто рухнула (в прямом смысле этого слова, не меняя позы) спать.

Когда открыла глаза, первое, что почувствовала, – это сладковатый запах табака. Муженек сидел, курил, жмурился в предрассветных лучах. У его ног стоял вдвое похудевший баул. Привиденистый кронпринц, обитавшийся рядом, задумчивый, молчаливый и какой-то настоящий, сбросивший маску, казался еще совсем молодым мальчишкой, взвалившим на плечи непосильный груз.

– А, проснулась, – Хантер заметил меня первый и отложил трубку.

Кронпринц тоже как-то подобрался, хотя это в его привиденистом исполнении было весьма затруднительно.

– Частично, – я попыталась встать, но познала все радости прострела.

Во всяком случае, именно так описывала бабка Эмма профессиональную болезнь заядлых сплетниц, любящих глазеть в замочные скважины: боль в спине, такая, что и не разогнешься.

Поза ярого борца с сорняками показалась мне милой и притягательной, а вот супружнику она чем-то не понравилась:

– Или ты сейчас разогнешься, или я тебе помогу.

Пришлось медленно, превозмогая ломоту в пояснице, выпрямляться.

– Вот видишь. Можешь, когда захочешь, – одобрительно протянул сиятельный, широко улыбаясь.

В путь мы двинулись спустя полчаса. Сначала каждый шаг отдавался болью, но потом то ли кровь разошлась, то ли боль отступила, но к тому моменту, когда показалась городская околица, я чувствовала себя вполне сносно.

Хантер еще раз сверился с картой, на которой почти рядом стояли три точки. Одна из них – городишко, чуть больше нашей дыры, через который проходила железная дорога. Две другие – деревеньки.

Кивнув своим мыслям, супружник достал кошель и, выудив пару серебрушек да россыпь медяков, протянул мне:

– Купи одежды. Женской. Себе – служанки, и мне – благородной леди. И обувь моего размера, – тут он для наглядности выставил вперед ногу в сапоге. – Да, парик не забудь и помаду с румянами.

После короткого напутствия монеты перекочевали в мою ладонь. Не успела я обрадоваться: вот он, шанс удрать, получив свободу и не ввязываясь в грязные игры знати, как меня остановила усмешка муженька. Взмах его руки – и мне на плечи легло заклинание.

– Чтобы не сбежала, – пояснил муженек, – не вернешься с заходом солнца – лишишься рук.

Да уж! Вот что значит: «Благородство сиятельного распространяется только на благородных». Я на такой щедрый дар могла не рассчитывать.

Городишко встретил меня гомоном босоногой детворы, скрипом повозок, базарной трескотней соседских кумушек, запахами сдобы и отбросов вперемешку. Я шла по улицам, разглядывая вывески. Ни одной лавки с готовыми платьями. Зато насчитала семь шильд с пенными кружками и четыре цирюльни. Как будто горожанам все, что нужно, – это напиться, подраться, а потом, протрезвев, вырвать недовыбитые зубы. Иных проблем, кроме как утолить жажду и побриться, похоже, они не имели.

Свернув еще пару раз, я все же обнаружила булочную. Аромат свежевыпеченной сдобы с корицей, ванилью дразнил ноздри, кремовые пирожные соблазняли в витрине сильнее, чем новенький, сошедший с конвейера моноход последней модели. В животе предательски заурчало и я, поддавшись соблазну, направилась в булочную.

За пару медяшек я стала счастливой обладательницей здоровенного глазированного пряника. Ценная информация, где же здесь можно разжиться женским платьем и всем, что к нему полагается, досталась мне даром от словоохотливой, пышной и румяной, как сдобная булочка, продавщицы.

Следуя указаниям, я таки добралась до лавки, вход в которую украшало изображение шляпки, намалеванное красками на белой стене. Причем оно было столь «достоверно», что узнать вуалетку, больше напоминавшую рыбацкую сеть, я смогла лишь со второго раза. Зато ниже гордо красовалась надпись: «Модистки Ша и Нель. Лучшее дамское платье в городе».

Толкнула дверь и, шагнув через порог, оказалась в миленьком магазинчике, основным недостатком которого был избыток товара на квадратный дюйм. Поэтому я почувствовала себя как моль в платяном шкафу: места мало, тряпья много и все хочется попробовать.

Глаза разбегались, но на помощь мне пришла модистка. Выслушав просьбу, она предложила мне начать с туалета для хозяйки. Разобравшись с нужного размера нательной сорочкой (достойной габаритов сиятельного оказалась лишь одна) и чепцом, дело дошло до чулок. И тут я растерялась: многообразие от тончайших до вполне практичных, от белых до алых. Я никогда не думала, что их может быть столько. Выбрала самые красивые и дорогие: ярко-алые в крупную сеточку. Хантеру должны понравиться.

А вот с платьем случилась та же беда, что и с сорочкой: гренадерских размеров в лавке оказалось раз-два и обчелся. В результате сиятельный заочно стал обладателем чего-то зелено-болотного, с кучей рюшей и ярко-желтой окантовкой. Оценить модель мне помешало малое пространство лавки, поэтому осталось стойкое впечатление, что я прикупила чехол от дирижабля. Зато лорд в него точно поместится. Довершил образ будущей внушительной миссис Элмер парик, столь кучерявый, что его легко можно было перепутать с курдюком овцы.

Себе же, как и наказывал Хантер, я взяла коричневое платье, передник, кремовый чепчик и отдельно – белые манжеты и воротничок.

 

Подумала – что еще нужно? – и вспомнила про румяна-помады. Уточнив у модистки, где можно их приобрести, узнала, как добраться до аптеки.

Я расплатилась, и заботливая хозяйка начала упаковывать все мои покупки. Вот тут-то и пришло оно. Озарение. Жаль, что запоздалое. Тащить весь этот ворох одежды до той самой аптеки, а потом и до лавки сапожника – удовольствие то еще. Но все в этом мире имеет свою цену, а глупость – еще и наценку в виде укоров. В моем случае – самой себе.

Зато упрямства мне всегда было не занимать, и я, подобно мулу, доволокла все свертки до злополучной аптеки. Пыхтя, ввалилась в оную. В нос мне ударили запахи мяты, камфары и валерианы.

Огляделась. Прилавок, позади которого расположились полки со склянками, банками с заспиртованными жабами, запечатанными колбами с сизым дымом, мензурки с подозрительными растворами и мирные на вид пузырьки с притертыми крышками. И ни души. Вернее – две души. Моя и кронпринцева, тут же материализовавшаяся. А вот аптекарской – и в завиданках не было.

– И где?.. – задала я риторический вопрос, обозревая заприлавковое пространство.

Венценосное привидение, видя такой произвол, нахмурилось и даже в нетерпении прошлось от стены до стены. Я же поступила, как и любой, кому что-то сильно нужно: крикнула. Звук прокатился по комнате, ударился об окна и полетел в раззявленную дверь подсобки.

Вот только вышедший аптекарь, шаркавший тапками по полу так, словно вознамерился сделать в половицах колею, не оценил приветствия.

– И незачем так орать, молодой человек, – не поднимая взгляда, возвестил хозяин склянок. – Я вам не мальчик на побегушках.

Венчик седых волос обступил лысую макушку, как снег – проталину, кустистые брови, сгорбленная спина, руки в старческих прожилках вен. Дедок лишь на мгновение поднял голову. Мельком прошелся взглядом по невзрачной от пыли мне. А вот на кронпринце, не успевшем исчезнуть при появлении посторонних, задержался.

– Не та нынче молодежь пошла. Вроде с виду парень, а по голосу – чистая девка, – пробурчал под нос старик. – А все виновата столичная мода!

Он назидательно поднял палец.

– Мне бы помады и румян с тенями, – озадаченно произнесла я.

Мое замешательство объяснялось тем, что аптекарь продолжал меня игнорировать и смотрел исключительно на привидение, ничуть не смущаясь его эфемерной сущности.

– Как изволите… – старик на мгновение замолчал, а потом глумливо добавил: – девушка.

И все это – адресуя кронпринцу. Высочество поняло и оценило ехидный намек.

– Я не девушка, – грубым голосом уточнил принц.

Аптекарь, сгорбившись еще сильнее, нагнулся под прилавок и оттуда пробурчал:

– Девять медек за все.

Я, пройдя сквозь привиденистого Микаэля, стоявшего к прилавку ближе, высыпала на столешницу требуемое и сделала шаг назад.

Аптекарь, увидев деньги, тут же сгреб их и выставил перед привидением тюбики ярко-алой помады, черных, как сажа, теней и ярких румян.

– Вот. Все, что вы и просили, миссис, – ёрничая, протянул аптекарь.

– Я еще раз вам говорю, что я не девушка! – сквозь зубы выдохнул кронпринц.

Но подслеповатый старик, в роду которого не иначе затесались ехидные гоблины, все равно остался при своем и выдал: «Ну и гордитесь!» – имея в виду вовсе не смену пола, а переломную ночь, что превращает девушку в женщину.

После этой коронной фразы аптекарь неспешно развернулся и пошаркал тапками обратно. Кронпринц же сдержанно произнес:

– Никому об этом ни слова.

Я лишь кивнула, не в силах издать ни одного членораздельного звука. Боялась, что если открою рот – засмеюсь, и даже грозные взгляды и надменное выражение венценосного лица меня не остановят.

Зато у сапожника все прошло гладко. Даже весьма быстро нашлась пара дамских сапог подходящего размера. Правда, расцветочка у них была а-ля детская неожиданность. Ну да кто под юбкою увидит-то?

Так рассуждала я, таща покупки на городскую окраину.

И тут из одной подворотни бедняцкого квартала нарисовались двое. Эти любители легкой наживы были еще сопляками. Младше меня. Видимо, посчитали, что одинокая юная девушка – для них легкая добыча.

Один – щербатый, на вид не больше пятнадцати, второй, весь то ли в прыщах, то ли в оспинах, и вовсе – десятилетка. Зато оба при ножичках. Последние-то и придавали небывалую уверенность мальцам.

Не матерые, а оттого дурные. Не оценивают опасности, силы. Борзые, и от испуга могут пырнуть и за медяк.

Что должна сделать каждая приличная девушка, когда на нее нападают бандиты? Правильно – испугаться. Я приличной не была хотя бы потому, что выросла на диком юге, но этикет все же решила соблюсти. Вскинула руки, выпуская из них свертки с покупками (специально выбрала для этого дела место почище). Поднесла ладони к щекам, изображая оторопь, и открыла рот.

С моей стороны – ожидаемая для них реакция. С их – предсказуемые действия.

Один из парней метнулся ко мне, направляя заточку к груди. Видать, не впервой ему. Зато вот рифленой подошвой под дых щербатому леди, похоже, ни разу не заезжали. Именно это я и проделала, едва успев увернуться от острия. Пацан судорожно глотнул воздух, выронив нож.

Не медля, врезала ему коленом в пах.

Резкий крик Микаэля «Сзади!» чудом спас меня от острия под ребра от второго участника действа. Повезло, успела отскочить. Лезвие лишь оцарапало плечо, разрезав ткань. Полотно сразу обагрилось кровью. Прыщавый радостно оскалился.

Щербатый же продолжал стонать, зажимая руками самое дорогое, и не горел желанием присоединиться к парным «танцам». Вот только когда он глянул мне за спину, его зрачки расширились, а рот начал беззвучно открываться и закрываться.

Неужели это мой любимый гаечный ключ, что я достала из голенища, произвел на него столь неизгладимое впечатление?

Второй, прыщавый, тоже, переведя взгляд мне за спину, поступил весьма странно: выронил заточку и, не оглядываясь, дал деру. Его товарищ поступил аналогично: прихрамывая, скуля и все так же зажимаясь, начал тикать.

Мне же на плечо легла рука, и знакомый голос произнес над ухом:

– Знаешь, я даже не удивлен.

– Я бы и сама справилась, – ответила я из чистого упрямства. Принимать помощь от сиятельного было неловко.

Как-никак всю свою жизнь я к этим благородным, мягко говоря, особой любви не питала. А тут…

– Не сомневаюсь, – с сарказмом протянул Хантер, разворачивая меня к себе.

Со второй его руки слетел сгусток энергии и устремился вслед беглецам, сворачивавшим за угол. Как ни странно, заклятие попало в пацанов, осыпавшись им на плечи серой пылью. Когда я недоуменно посмотрела на Хантера, оказалось, что он пристально взирал на мой порез.

Он ничего не сказал, лишь светло-серые глаза потемнели, став оттенка неба во время песчаной бури. А потом одним движением он оторвал разрезанный рукав от моей рубашки и начал перевязывать рану. И все это – молча. Не проронив ни слова. Я тоже не горела желанием пообщаться, чувствуя, что, едва открою рот, в ответ мне прилетит долгая, нудная нотация в духе леди Изольды.

Я ошиблась лишь наполовину: ликбез оказался до безобразия коротким и сводился к тому, что незачем шляться по подворотням. Даже если можешь себя защитить. И точка.

Кронпринц в воспитательный процесс благоразумно не вмешивался.

А потом Хантер подхватил мои баулы и как ни в чем не бывало пошел дальше.

– Ну и зачем была вся эта конспирация? Дескать, твои сиятельные уши могут увидеть, запомнить, а меня – неприметную – навряд ли. Теперь-то точно вся окрестная шпана будет в курсе, какой в их городке отметился благородный, – проговорила я.

– Не будет, – отозвался кронпринц. – Хантер навесил на них заклятие временного забвения, – и с этими словами невозмутимо поплыл за лордом.

Переодевались мы в одном из заброшенных зданий на краю города. Сиятельный, едва только развернул свои свертки, уставился на чулки.

– Что это? – протянул он, вытягивая красную сетку у себя перед носом.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17 
Рейтинг@Mail.ru