bannerbannerbanner
Курмахама

Надежда Калинина
Курмахама

Полная версия

Глава 2

Геннадий и Елена встретились, когда за плечами у каждого уже были неудачные браки. Встретились совершенно случайно – оба пережидали в вестибюле станции метро страшную грозу, бушующую на улице, и волею судьбы оказались рядом. В вестибюле было душно и многолюдно. Как всегда в конце дня на подъём работали три эскалатора, которые везли в ограниченное пространство станции всё новых и новых прибывающих. Люди сходили с эскалаторов, бросались к выходу, доходили до дверей на улицу, да так и оставались внутри вестибюля, смыкаясь телами всё плотнее. Между поездами людской поток слегка слабел, но потом снизу накатывала новая волна, до предела тесня пережидающих непогоду. Под ливень выходить отваживались считанные единицы.

Постепенно Елену, тоже не рискующую воевать со стихией, людским потоком прибило к Геннадию, который не растерялся и нашёл для себя крохотный закуток между театральным киоском и стеной здания станции. Елена тоже заскочила в этот закуток и вынуждена была встать совсем вплотную к Геннадию, настолько мало места там оставалась. Вынужденный терпеть её соседство, он сперва морщился и силился отстраниться от навязчивой незнакомки, но потом вдруг глянул ей прямо в глаза и улыбнулся какой-то смущённой детской улыбкой. Его улыбка всё и решила, в груди у Елены резко потеплело, и она сама первая заговорила с этим мужчиной. Они перекинулись парой фраз о жуткой непогоде, потом еще говорили о какой-то ерунде. А когда гроза кончилась, Геннадий вызвался проводить Елену до дома. Но Елена жила далеко от «Комсомольской» – станции, где они встретились. А на «Комсомольскую» прибыла по делу – записалась к стоматологу. Узнав об этом, Геннадий только рукой махнул, мол, какая разница, куда провожать.

Во время этой недолгой прогулки вдруг выяснилось, что родом они из одного города и у них даже есть общие знакомые. А дальше разыгрался до боли банальный сценарий – обмен телефонами, потом поход в кино, затем в кафе. И в какой-то момент Геннадий и Елена просто не захотели расставаться. Говорят, браки заключаются на Небесах. Небеса к нашим героям оказались благосклонны, и уже спустя какие-нибудь полгода после первой встречи новоиспечённые супруги жили в совместной квартире. Их любовь разгоралась настолько стремительно, что немногочисленные родные Геннадия и Елены оказались поставлены перед фактом в полном смысле этого выражения.

Сын Елены от первого брака Владимир, что вполне естественно, запоздалое увлечение матери не приветствовал. Ворчал, мол, «сдурела на старости лет, что ли». Но будучи поглощённым своей собственной личной жизнью в отношения матери с Геннадием влезал лишь от случая к случаю. А дочь Геннадия от первого брака и вовсе с отцом не общалась, поэтому с этой стороны никакие проблемы вообще не возникли. Владимир, впрочем, новый брак матери так и не одобрил и в доме Домакиных не появлялся, хотя приглашали его туда довольно часто. Особенно по первости, но со временем, разумеется, приглашать перестали.

Впрочем, вынужденное одиночество Геннадия и Елену вообще не напрягало. Жили они с первого дня душа в душу. Геннадий всегда был таким правильным и очень умным, спорить с ним было бесполезно, он все равно поступал по-своему, даже если аргументы были не в его пользу.

Да Елена практически и не спорила, она отдала право первенства в семье Геннадию почти без боя и быстро привыкла к тому, что ее муж всегда прав. Ну как же, ведь это у Геннадия несколько запатентованных изобретений, шкаф ломится от почётных грамот, множество статей в авторитетных журналах, а созданного им научного материала хватит на докторскую диссертацию, причём, не одну. И предположить трудно, что подобного рода человек может где-то уступить главенство женщине, даже дома. Несмотря на то что Елена уже лет пять занимала должность главного бухгалтера в солидной организации, да и вообще имела удачную в целом карьеру, она не роптала. Её и так всё устраивало.

Но с появлением у Геннадия «зеркальных глаз» в семье Домакиных всё разом изменилось. Ленточкин Генек теперь лидировал разве что по количеству часов, проведённых на диване и перед телевизором. А остальное бремя лидерства пришлось нести на своих плечах Елене.

Как назло, и на работе в последнее время всё стало складываться не очень гладко. Руководство компании, где работала Елена, несколько раз в кулуарных беседах намекало, что неплохо бы «обновить кадры», а то фирма «отстаёт от конкурентов, причём, с каждым месяцем всё больше». Вроде бы всё говорилось абстрактно, не конкретно и не очень серьёзно, но пугала нарастающая частота таких разговоров. Так как Елена была лет на пять с хвостиком старше самого возрастного из остальных работников, она легко догадалась, кому были адресованы эти послания и внутренне напряглась. Не желая сдаваться без боя, Елена смогла полностью перестроить свою деятельность. Для этого пришлось постараться на совесть. Она взяла за привычку приходить на работу в числе первых, а уходить одной из последних. И при этом досконально проверять и перепроверять всё, что делала бухгалтерия, не давая себе поблажки.

Видимо, это возымело своё действие, потому что постепенно разговоры об обновлении кадров стихли, но смутная тревога с тех пор не покидала Елену ни на миг. Да ещё этот новый, безучастный ко всему Генек!

Вот и приходилось Елене после работы нестись в магазин, потом кормить ненаглядного мужа, переделывать все домашние дела, чтобы рано утром опять спешить на работу, которой, кстати, с каждым днём всё прибавлялось. Видимо Еленина фирма таки начала догонять конкурентов. А может просто начальство хотело знать больше, Елена особенно не вникала – некогда было ей.

Как-то утром Елена проснулась позже обычного. Проснулась от того, что Геннадий тряс ее за плечо.

– Ты чего не встаешь? Будильник уже второй раз звонит, – недовольно проворчал он, как только жена разлепила веки.

Елена моментально перевела взгляд на часы и тотчас пулей соскочила с кровати. Десять минут потеряно, да еще с утра – это же катастрофа! Тем более что не далее как позавчера директор на планёрке особо предупреждал, больше опозданий он не потерпит. Дескать, в соседних офисах работа давно кипит, а в нашем даже свет ещё не включили. Как обычно после пробуждения мысль о том, что она может не успеть на работу вовремя, была особенно острой, почти невыносимой.

– Почему не разбудил сразу? Ты же знаешь, как мне важно вовремя встать. Ну, милый… – как ни старалась Елена смягчить недовольные интонации, раздражение всё же явственно читалось в её голосе.

К ужасу Елены Геннадий мгновенно среагировал именно так, как она больше всего боялась. В последнее время на любой реальный, а чаще всего воображаемый упрёк в свой адрес Домакин первым делом картинно морщился, потом каким-то театральным, словно неоднократно отрепетированным жестом прижимал левую ладонь к груди. А потом начинал – даже не говорить, а вещать – жестяным голосом записного ворчуна:

– К твоему сведению, я спал! Да-да, я тоже сплю. Иногда. С каждым днём всё хуже, кстати. А знаешь почему? Потому что мне мешают! Я вообще не видел, что ты ещё не встала, пока будильник второй раз не запел. И нечего орать на меня!

К концу тирады в тоне Геннадия зазвенели гневные нотки, выкрикнутые почти фальцетом, так не похожим на привычное баритональное звучание его голоса.

– А если не можешь встать утром, во сколько нужно, – легко перебил Геннадий, открывшую было рот для робкого возражения Елену, – так ложись пораньше, не торчи у телевизора всю ночь-полночь.

– Это я-то сижу у телевизора? – не выдержала и вскричала Елена в ответ на столь несправедливое обвинение.

– А кто еще? – Геннадий будто ждал именно такую реакцию жены и, судя по всему, завёлся не на шутку. Елене даже показалось, что она расслышала в словах мужа нотки откровенной ненависти. Как же всё это было не похоже на её прежнего любимого Генека!

– Кто вчера новости допоздна смотрел, папа Карло, что ли? – язвительно осведомился Геннадий напоследок и, кажется, начал понемногу возвращаться в спокойное состояние, словно исчерпал заряд своей злости.

Но теперь завелась уже Елена.

– Да если бы не ты, милый, я этот телевизор вообще не включала, мне некогда! И не отвлекай меня своей болтовней, я и так опаздываю! – выкрикнула она и, глотая слёзы, как была в ночной сорочке, помчалась на кухню варить кофе.

Это стало её ошибкой. Успокоившийся было Геннадий, сразу вспомнил о только что нанесённой ему обиде и снова начал говорить сварливым саркастическим голосом:

– Ну да, она опаздывает! Только я, бездельник, никуда не спешу. Мне идти некуда, мне можно спать, лежать и смотреть новости. Это же надо, настроение с самого утра испортила! Теперь весь день буду нервничать.

Спохватившись, что жена его может не услышать, суетясь на кухне, Геннадий повысил громкость и загрохотал тоном низкосортного общественного обвинителя на громком судебном процессе:

– Ты же знаешь, что мне нельзя волноваться, чего опять начинаешь? Смерти моей хочешь?!

Чтобы не слышать этот раздражающий ворчливо-капризный голос, Елена, включив кофе-машину, поспешила скрыться в ванной комнате и врубила оба крана на полную. А сама села на унитаз и заплакала горькими слезами незаслуженной обиды. «Ну, почему, почему с Генеком стало невозможно нормально разговаривать? Почему он вечно намекает на своё больное сердце, прекрасно зная, как мне больно это видеть? Как ранят меня его обвинения, которые я, кстати, вообще не заслуживаю», – горестно думала Елена, слушая безразличный рокот льющейся воды. Потом спохватилась и закрыла краны и с некоторым страхом прислушалась к тому, что происходило за дверью.

Судя по шорохам, шарканьям, клацанью и прочим шумовым эффектам, Геннадий кончил ворчать, встал с кровати и в данный момент находился на кухне. Елена опять напряглась. По настоянию врачей кофе мужу был категорически противопоказан, как и крепкий чай. Поэтому Елена жадно ловила звуки из кухни, страшась услышать звяканье кувшина с кофе. Впрочем, страхи её оказались напрасны, судя по всему, Геннадий к кофе не прикасался. Елена различила хлопанье двери холодильника, потом скрип стула под тяжестью тела Геннадия. Немного придя в себя и успокоившись, Елена умылась, накинула халат и отправилась завтракать.

 

Когда она вошла, Геннадий в расстёгнутой пижаме неподвижно сидел за кухонным столом, уставившись глазами в одну точку. Взгляд его казался пустым, бездонным, но при этом натянутым как тетива от какого-то внутреннего напряжения, незримо присутствовавшего в нём, несмотря на внешнее спокойствие. Елена на миг замерла в дверях, но тут же спохватилась, вспомнив о цейтноте, и ринулась к кофеварке. Пока она суетилась, Домакин не проронил ни звука. И лишь когда Елена сделала из кружки первый глоток, Геннадий вдруг тихо спросил её:

– Лен, как ты думаешь, там ведь, наверное, холодно?

– Где холодно? – не поняла мужа Елена, которая уже мыслями была на работе.

– Ну, там, – и Геннадий показал глазами на пол.

– Да где?! – Елена никак не могла понять намёки Генека и снова начала злиться.

Но голос Геннадия зазвучал с такими трагическими интонациями, что от её злости не осталось и следа.

– Мне сегодня сон приснился, – слегка нараспев, артикулируя каждое слово, проговорил Домакин, удерживая взгляд всё в той же отдалённой точке пространства, – будто я уже в земле. И, знаешь, там так спокойно, хорошо. Только холодно. Вот сейчас вспоминаю и думаю, неужели там действительно всё время холодно?

С этими словами Геннадий перевёл взгляд на Елену, которая поперхнулась горячим кофе и, ошарашенная, сидела, глупо приоткрыв рот, с тёмной влажной пенкой от кофе на нижней губе.

– Не хочу, чтобы было холодно, – через паузу произнёс Геннадий, резанув глазами жену.

И тотчас, будто и не было сказано всех этих страшных слов, напугавших Елену до беспамятства, уже обычным, будничным голосом сказал жене:

– Ленточка, опять ты слишком горячий кофе пьёшь! Сколько раз говорить, нельзя так делать. И не поела ничего. Давай, вот, хоть печенье возьми.

И Геннадий аккуратно пододвинул жене вазочку с печеньем.

Внутри Елены всё бушевало, слёзы жгли веки, сердце билось как разъярённый старый будильник во время трезвона. Но она ценой невероятных усилий постаралась взять себя в руки и решила подыграть дорогому своему Генеку.

– Некогда мне ждать, когда кофе остынет, дорогой! – притворно радостным тоном откликнулась Елена, безуспешно сотворяя на устах улыбку, – А то я не успею сварить тебе кашу на завтрак.

После злополучного похода к кардиологу Геннадию строго-настрого запретили любые напитки кроме слабо заваренного чая, да отваров некоторых трав. И наложили существенные ограничения в плане еды.

От «кардиологического» чая Геннадий отказался сразу. Едва заглянув под крышку заварочного чайника, где Елена приготовила напиток согласно выданному рецепту, тут же со злостью захлопнул её обратно и заставил Елену вылить всё содержимое в унитаз. Сопровождая этот процесс язвительными комментариями, типа «пусть сами пьют эту поносную лабуду», «это гнойно-помойное пойло», «эту жидкость для протирки канальи».

Поворчав, Геннадий со временем приспособился пить отвары из сушеных или засахаренных ягод. Ягоды отдавали воде все самые сочные, яркие, терпкие и кислые на вкус нотки. Эти напитки были достойны настоящего мужчины, хотя после них непременно хотелось чего-нибудь съесть. И это было второй головной болью бедной Елены. Потому что из еды утром дорогому мужу было позволено есть лишь овсяную да манную кашку на воде.

Для Геннадия, который как истинный рационал, всегда питался правильно, до своей болезни съедая по утрам половинную норму дневного рациона, эти кашки оказались явно поперёк горла. Даже если Домакин и поглощал утреннюю порцию овсянки, делая это с гримасами нескрываемого отвращения, уже к полудню его одолевал такой голод, что он, подобно тому, как медведь разоряет улей, опустошал холодильник, запихивая в себя всё подряд. И тем самым, сводя на нет всё оздоравливающее действие завтрака в виде диетической кашки.

Всё же, исключительно благодаря неустанной настойчивости жены, недели через три Геннадий смирился с утренней овсянкой и даже стал рыться в холодильнике гораздо реже. Объяснялось это просто – хитрая Елена научилась готовить мужу дневной перекус, который был вкусным и полезным одновременно. Но варить себе кашу по утрам Геннадий отказывался из принципиальных соображений.

– Ладно тебе, я сам сделаю себе кашу, – судя по голосу, Геннадий всё же отвлёкся от мрачных мыслей и перешёл на привычные в последнее время интонации классического мизантропа.

– Знаю я, как ты делаешь. Затолкаешь в рот все, что в холодильнике не приколочено, потом желудок болеть будет, – затараторила Елена, чтобы не дать мужу ввернуть ещё что-нибудь трагическое. Уж лучше пусть поворчит.

– Да ну, сделаю, правда, Лена, – на этот раз Геннадий говорил спокойное и деловито, почти как раньше, и это чуть успокоило Елену. Но только чуть.

– Помоги мне лучше, крупу достань и поставь чайник на плиту, а я побегу сушить волосы, – распорядилась Елена, вновь исчезая в ванной комнате.

Когда волосы были наспех высушены и кое-как уложены, времени у Елены оставалось так мало, что остальное приходилось доделывать на бегу. Она хаотично носилась по дому, роняя вещи и появляясь то в ванной, то в комнате, то на кухне. Тем временем, Геннадий, удобно устроившийся на диване, наблюдал за перемещениями супруги, словно смотрел по телеку захватывающий триллер, в параллель давая ей «ценные» советы:

– Ленточка, да не носись ты так. Подумаешь, опоздаешь немного. Неужели у вас остальные вовремя приходят? Ведь нет. Вот и ты разок опоздаешь.

– Кому-то может и можно опаздывать, но только не мне. Ты забываешь, что я – лицо ответственное. Материально ответственное. К тому же самая старая в конторе, – буркнула Елена, досадуя про себя не толстокожесть мужа, который никак не мог взять в ум, как страшно ей давать руководству даже малюсенький повод для увольнения.

– А ты вали все на меня, Скажи, мол, муж болен, ему требуется уход. Должны же они это принять во внимание!

Геннадий точно ждал, что Елена отреагирует именно таким образом. Сколько раз она твердила мужу, что руководство её компании к сантиментам вообще не склонно. И только и ждёт, когда же у него будет шанс отделаться от старого неповоротливого главбуха. А уже примерно с год в спину ей дышат аж трое более молодых и расторопных бухгалтериц, к которым начальство намного более благосклонно.

– Вот мне и укажут на дверь! – в сердцах возопила Елена, потому что Геннадий попал в самое больное место, – Скажут, сиди дома, ухаживай за мужем. Дай дорогу молодым. Ты же понимаешь, потерять работу легко, а найти трудно, тем более в моем возрасте!

– Ну и ладно, проживем без твоей работы. Мне же платят пока, – похоже, Геннадию была приятна мысль, что без него жена пропадёт.

– Вот именно – пока. А вдруг это «пока» кончится уже завтра? Сколько денег только на лекарства уходит! Да ещё диета твоя. Нет, мы с тобой к пенсионной жизни пока не готовы. Давай-ка оставим всё как есть, успеем ещё побыть «чистыми» пенсионерами.

Упоминание о диете стало ещё одной ошибкой Елены. Геннадий моментально взвился будто ужаленный:

– Опять намекаешь, что я обуза?

– Генек, милый, не начинай, прошу тебя, мне некогда спорить, – примирительно сказала Елена, в такт словам яростно помешивая кашу, будто от этих ее усилий она могла быстрее приготовиться.

– Да я не спорю, – по-сержантски гаркнул Геннадий, – чего тут спорить?! Просто констатирую. И кстати, можешь не варить эту кашу проклятущую, я её есть не буду! Вообще ничего есть не буду, и так сыт по горло твоими упреками!

– Да какими упреками? Когда я тебя упрекала? Чего сочиняешь, – несмотря на все свои попытки сохранять ровный тон, Елена тоже возбудилась не на шутку. Хотя времени на перепалку у неё совсем не осталось, но сдерживаться более она уже не могла.

К её изумлению, как только она перешла на крик, Геннадий внезапно сбавил тон, в его голосе зазвучали примирительные интонации:

– Я ничего не сочиняю. С тех пор как я заболел, ты при всяком удобном случае мне намекаешь на мою несостоятельность. Да, я сейчас немощен. Но не всегда же так было. И я не виноват, что это случилось именно со мной. Да и необязательно тебе всё хозяйство на себе тащить. Давай будем продукты с доставкой оформлять, чего с полными сумками таскаться! Хочешь?

– Ешь завтрак, приятного аппетита, вечером договорим, – Елена второпях бухнула перед ним тарелку с дымящейся готовой овсянкой и заспешила к выходу.

– Убегаешь? Конечно, зачем со мной разговаривать. Кто я такой? Так, домовенок Кузя. На, ешь кашку, Кузя, чтоб ты сдох! – прокричал ей вслед Геннадий, но Елена его уже не слушала.

Она с максимально возможной в её возрасте и физическом состоянии скоростью спускалась по лесенкам, на ходу застегивая пальто. «Господи, это становится невыносимым! – вихрились в голове Елены унылые, горестные мысли, – Каждое утро одно и то же. Капризы Геннадия, его брюзжание, давно вошедшее в стадию сварливости. Да ещё и эти похоронные намёки, которых с каждым днём всё больше. Они же просто разрывают мне сердце! А ещё выматывающее постоянное ощущение, что кто-то из начальства на работе непрестанно сверлит мою спину недовольным взглядом и только и ждёт малейший повод, чтобы меня уволить. А увольнение в нынешнем положении – это конец всему. На Генека надежды нет, его в любую секунду могут попросить с работы. Шутка ли сказать, за последнюю неделю он не появился на заводе ни разу! Как же я от всего этого устала!»

Глава 3

На работе Елену ждал неприятный сюрприз. Когда она за минуту до начала рабочего дня, запыхавшись, влетела в свой кабинет, её уже ждали. Рядом с рабочим столом главбуха сидели двое – генеральный директор, немолодой уже мужчина нездорового от долгого сидения в кабинете вида. Директор хмурился, потому что не любил, когда сотрудники приходили впритык. А рядом с ним, развалясь на стуле, устроился лощёный розовощёкий красавчик лет тридцати в дорогом костюме. При виде Елены лицо его приобрело улыбчивое выражение, но почему-то улыбка эта не вызвала у Елены желание улыбнуться в ответ.

– Знакомься, Елена Ивановна, – пробурчал генеральный директор, воткнувшись в Елену сердитым взглядом как ножом, видимо всё же посчитал её приход вовремя за опоздание, – это наш новый сотрудник Николай Петрович Гореньков. Очень опытный специалист, прекрасно зарекомендовавший себя на прежнем месте работы. Николай Петрович, хоть и является работником планового отдела, специально взят в помощь главному бухгалтеру как связующее звено между двумя этими службами. А то в последнее время у нас тут бо-о-ольшие проблемы.

С этими словами директор замолчал и сотворил на лице ещё более неприязненное выражение. Будто попробовал плохую работу бухгалтерии на вкус и мимикой выразил своё недовольное к ней отношение. Зато Николай Петрович, услышав о плохом взаимодействии подразделений, ещё шире засиял понимающей улыбкой. Точно намекая, что с его приходом ситуация выправится сразу. И исключительно от одного его присутствия.

– В общем, вводи нового сотрудника в курс дела. Оказывай ему любую посильную помощь. И поручи всем своим девочкам предоставлять Николаю Петровичу, по его просьбе, любые цифры, какие бы он ни попросил. Скажи своей замше, чтобы она занималась текучкой, ну, а у тебя в приоритете – наладить взаимодействие с плановиками. Это понятно? – последнюю фразу директор бросил, уже поднимаясь со стула и явно не ожидая какой-либо ответ от Елены.

Вслед за ним поднялся и направился к выходу Гореньков. У дверей новый сотрудник на минуту замешкался, обернулся и произнёс, судя по всему заранее заготовленную реплику:

– Надеюсь, мы сработаемся. Я с любым умею найти общий язык. Проверено!

И негромко, но начальственно хлопнул дверью. Елена осталась в кабинете одна – оглушённая, ошарашенная, с бьющимся сердцем. Она рухнула в кресло и закрыла лицо руками. В этот момент снова хлопнула дверь. Елена отняла руки и увидела своего зама. Замом у Елены Ивановны была Ольга Александровна – лет на десять моложе Елены, исполнительная, добросовестная, пунктуальная. В общем, помощница, о которой только может мечтать любой руководитель. Она бесшумно подошла к столу начальницы и замерла, молча, ожидая от неё хоть какие-то комментарии. Разумеется, в бухгалтерии уже знали о новом назначении и жаждали новостей. Елена секунд десять тупо пялилась на рисунок в крупную клетку на кофточке Ольги Александровны, точно пытаясь разглядеть в этой геометрии какие-то скрытые символы, а на самом деле, заставляя себя хоть немного приблизиться к норме, но безуспешно.

– Оля, не сейчас, – в конце концов, взмолилась Елена, чувствуя, ещё миг и она расплачется навзрыд, – дай мне минутку.

 

Ольга Александровна исчезла так же беззвучно, как и появилась. Она умела не досаждать начальству и никогда открыто не шла наперекор воле главбуха. Но сейчас даже в привычной покорности своего зама Елене почудился какой-то вызов. Причём, вызов открытый, демонстративный. «Ишь как вышагивает, шалава! Задницей, вон, виляет, словно намекает, скоро эта жопа будет сидеть уже в моём кресле. И то сказать, ведь едва не расхохоталась мне в лицо, когда зашла, мол, что взять со старой сопливой дуры?! Которая не умеет постоять ни за себя, ни за вверенный ей отдел. Любой шелудивый шпендик о неё ноги вытрет, а она сказать в ответ ничего не может, только кудахчет курицей, да размокает будто старая швабра в общественном сортире», – эти шершавые горестные и абсолютно несправедливые слова, пронёсшиеся в голове Елены, слегка отрезвили голову. Она выхватила из сумки косметичку и принялась с остервенением пудрить лицо, пытаясь скрыть под густым слоем грима возможные следы так и не вылившихся слёз.

Минут через пять Елена постаралась взять себя в руки и нацепить обычный деловой вид. Но удержать фасон она смогла лишь на полчаса, потому что ровно через полчаса к ней заявился новый сотрудник Гореньков.

Коротко стукнув в дверь кабинета, Николай Петрович, не дожидаясь приглашения, вразвалочку протопал к столу Елены и бухнулся в кресло напротив. По-хозяйски повозившись в нём, Гореньков, наконец, устроился с максимальным удобством и только после этого поднял взгляд на хозяйку кабинета. С издевательской, как показалось Елене, улыбочкой. В присутствии людей подобного типа – нагловатых и уверенных в своей безнаказанности – Елена как всегда стушевалась.

– Что вам угодно? – вырвалось у неё.

– Мне угодно, – с ударением на «мне» и всё той же ухмылкой не проговорил, а почти продекламировал, Гореньков, – получить у вас все отчёты за прошедший месяц. Нет, даже за прошлый квартал. Сможете? Сколько времени вам понадобится, чтобы предоставить требуемые цифры? За день управитесь? Или понадобится неделя?

Елене очень хотелось сказать лощёному Николаю Петровичу, в какое место его тела она бы с радостью засунула все нужные ему «цифры». А также доходчиво, с помощью ремня для пущей понятности, объяснить, что на носу новые квартальные отчёты, и тратить драгоценное время на сбор запрошенных данных, это непозволительная роскошь, а если ещё более точно – откровенное издевательство над бухгалтерией, настоящее вредительство. Но вместо этого она сбивчиво забормотала, ненавидя себя за неспособность ответить как должно этому нахалу:

– Цифры, то есть, квартальные отчёты в полном порядке. Часть данных лежит на сервере. Но часть придётся собирать с компьютеров работников…

Услышав последние слова, Николай-мерзавец-Петрович радостно осклабился, показывая набор идеальных зубов, словно хотел этим оскалом своим показать, мол, «я так и знал, работать в бухгалтерии не умеют!» И тут Елену прорвало:

– Да, Николай Петрович, или как вас там, извините, не запомнила. Часть сведений отсутствуют в открытом доступе. Это сделано по соображениям безопасности. Некоторые отчёты хранятся на специальном защищённом компьютере. А также в бумажном виде. А вы, как я помню, потребовали ВСЕ отчёты за квартал. Так что придётся вам подождать. И ещё, для работы с рядом документов вам нужно получить допуск, подписанный генеральным директором. Форму допуска вы можете уточнить у секретаря директора, она в курсе.

Николай Петрович вылез из издевательской улыбочки своей, как вылезает змея из старой кожи. Теперь глаза его влажно блистали непритворным гневом. Было видно, как разозлили его последние слова Елены. Он поднялся с кресла и процедил:

– Что ж, спасибо за разъяснения, Елена-или как вас там.

С этими словами Гореньков покинул кабинет главбуха. Чтобы ещё минут через пятнадцать триумфально ворваться в него обратно, потрясая перед носом Елены подписанным допуском.

– Директор приказал, чтобы вы предоставили всё, что мне нужно, сегодня к 16-00. Он проверит лично, – проворковал Николай Петрович, лёгким движением кисти роняя лист на клавиатуру компьютера Елены.

– Хорошо, – сдалась Елена, ощущая скользнувшее по сердцу холодное облако усталости и страха, – к 16-00 вы получите то, что нужно. А теперь мне пора работать.

– Не-е-т, – с притворной ласковостью протянул Гореньков и победоносно выпрямился во весь свой прекрасный рост, – мы сделаем по-другому. Вы прямо сейчас дадите мне отчёты, находящиеся в открытом доступе. И выделите человека из вашего отдела, который мог объяснить мне значения тех или иных показателей и рассказать методику их расчёта.

– Если вы не поняли, – добавил он, отвесив лёгкий издевательский поклончик в сторону Елены, – это тоже приказал вам генерал. Ну, генеральный директор.

И началось. Не проходило получаса, чтобы Николай Петрович, за которым смущённо семенила бухгалтер Ниночка, не врывался в кабинет Елены, потрясая зажатыми в руке распечатками принт-скринов со своего компьютера. И всякий раз вид у нового сотрудника был такой, словно он только что отыскал клад не менее чем четырёх капитанов-Флинтов сразу.

– Вы только посмотрите! – с порога бросал Гореньков всё более и более мрачнеющей Елене, – это же просто ужас!!!

Когда после десятиминутного разбирательства выяснялось, весь «ужас» заключается вовсе не в том, что какой-либо показатель или расчёт были выполнены бухгалтерами с ошибкой, а в том, что, по мнению Николая Петровича, данные действия были произведены «не оптимально». Гореньков не сдавался и начинал сыпать красивыми фразами про эффективный тайм-менеджмент, сокращение невынужденных ошибок, оптимизацию временных издержек, чем скоро довёл главного бухгалтера до белого каления.

– Что вы от меня хотите? – не выдержала и взорвалась Елена после четвёртого такого набега Николая Петровича, – чтобы я переделала все эти отчёты или в дополнение ещё и памятную табличку к входной двери прикрутила со словами благодарности в ваш адрес?

– Ну, я же показываю вам, что здесь можно было сделать намного проще, видите? Надо было так, вот смотрите. Так меньше времени бы затратили. Вот эту цифру излишне было заносить в эту графу, только время потратили зря… – не ожидавший от рохли-главбуха такой отповеди Николай Петрович ощутимо опешил и начал заметно мямлить.

Приободрившаяся Елена краем глаза отметила для себя поднятый вверх большой палец, который украдкой показала ей Ниночка.

– Ну, дайте предложения, как вы считаете, это надо делать. Вам поручили оптимизацию, вот и оптимизируйте, дайте нам новую методику. От меня-то сейчас чего вы хотите? – продолжила наступление Елена, но Гореньков уже успел овладеть собой и вновь был готов к бою:

– Я хочу, чтобы вы донесли полученные замечания до своих сотрудников. А для этого записывали бы то, что вам говорят. А потом внесли правки в соответствующие документы. И сделали это немедленно, а то у вас систематическая ошибка. Я ясно выразился? – отчеканил он, прожигая глазами Елену.

Та с трудом, но вынесла этот взгляд.

– Это не систематическая ошибка, вы путаете понятия. Это просто другой способ, может быть немного длиннее, но это совсем не ошибка, – поняв, что с наскока Горенькова не одолеть, Елена перешла к позиционной защите и решила взять врага измором, включив своё занудство, поэтому говорила предельно чётко и с холодком, – Вам поручили оптимизацию сделать, а не ошибки выискивать. Вы не аудитор, чтобы заниматься поиском ошибок. И, кстати, аудит мы прошли в прошлом месяце. Ошибки, коих кстати сказать почти не было, а те что были, оказались чисто технического характера, мы исправили. И получили соответствующий документ. И до тех пор, пока вы лично не представите мне в письменном виде все свои предложения по оптимизации, причём, в скомпонованном виде, чтобы не отрывать меня по десять раз на день от основной работы, я больше никакие ваши предложения обсуждать не намерена.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57  58  59  60  61  62  63  64 
Рейтинг@Mail.ru