Н. П. Павлов-Сильванский
Государевы служилые люди. Происхождение русского дворянства

Полная версия

Часть первая
Боярство киевского и удельного времени

Глава I
Княжеские дружины и земское боярство

Служилый класс населения Московской России сложился по существу организации и состава в царствование Иоанна Васильевича Грозного, когда удельная Русь преобразовалась в Московское государство. К числу важнейших дел этого замечательного царствования принадлежат меры по образованию однородного служилого класса дворян и детей боярских из потомков князей, вольных слуг и других разрядов лиц времени уделов.

Но прежде чем перейти к этой центральной эпохе древней истории русского дворянства, необходимо, чтобы уяснить ее значение, проследить судьбы высшего класса в начальные периоды русской исторической жизни.

1. Бояре-дружинники и земские бояре

В древнейшем киевском периоде нашей истории высший класс распадался на два разряда лиц, различных по своему положению и происхождению: дружинников, бояр княжеских и так называемых бояр земских.

Земское боярство образовалось в среде днепровских и ильменских славянских племен еще до пришествия варягов. Боярами в древнейшее время назывались все сильнейшие люди страны, богатые землевладельцы и рабовладельцы, и мужественные воители. Если производить слово боярин от прилагательного «болий» – больший, то значение этого слова «больший человек» будет вполне соответствовать тому смыслу, в каком оно употреблялось в древности^[1]. Это слово в древних памятниках иногда прямо заменяется выражением «лучшие люди» и «большие люди»^[2].

Из среды боярства в свою очередь выделялись «лучшие люди», нарочитые мужи, становившиеся впереди других вследствие большого богатства, выдающихся личных качеств или особых заслуг. Из этой высшей знати первоначально города выбирали себе правителей. Древнейшие славянские князья правили землями вместе с лучшими мужами, старейшинами града. Позднее, при варяжских князьях, эти старейшины града, «старцы градские» (сенаторы), «нарочитые мужи» нередко призываются в совет князей в качестве представителей народа. В 987 году князь Владимир Святой созвал «боляры свои и старцы градские», чтобы обсудить с ними вопрос о верах, которые предлагали ему разные иноземные миссионеры. Когда люди, посланные им затем для испытания вер, возвратились из Царьграда, князь Владимир опять собрал бояр и «старцев», чтобы выслушать отчет послов о поездке. Тот же князь приглашал «нарочитых мужей», старейшин всех городов на свои пиры вместе с боярами, посадниками и сотскими. «Старцы» участвовали также в совещании 996 года, на котором решено было установить, вместо смертной казни, прежние денежные взыскания за разбой и убийства^[3].

От земского боярства в первый век правления варяжских князей резко отличались бояре-дружинники. Земские бояре были славянского происхождения; княжеская дружина была до XI века преимущественно варяжской. При заключении мирного договора с греками 912 года послами от Олега, великого князя русского, и от всех бывших под рукою его светлых и великих князей и бояр были одни варяги-русы: Карлы, Инегельд, Фарлоф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид.

В дружину варяжских князей, утвердившихся в Киеве, в первое время вступали преимущественно их соотчичи-норманны; прилив варягов на Русь продолжался до времени Ярослава Мудрого. В дружинах князей XI и XII веков встречались также и люди из южных кочевников, половцев, хазар и торков, а также из финнов, угров (мадьяр). Князья принимали в свою дружину всякого витязя, из какого бы народа он ни был. В дружине св. князя Бориса любимый его отрок Георгий был родом угрин (мадьяр); повар св. князя Глеба, зарезавший мученика, был родом торчин. При Изяславе I (1054–1078) довольно видную роль играл его дружинник из финнов Тукы, с братом Чудином. Тукы в 1072 году управлял Вышгородом, затем перешел в дружину брата Изяслава Ярославича, Всеволода, и был убит в одном из сражений с половцами (при Сожице). В дружине Владимира Мономаха был отрок Бяндук, у его современников, Святославичей Черниговских, был боярин Торчин, у Святополка – боярин Хозарин (Хозар). У князя Андрея Боголюбского был ключник Ясин, принявший деятельное участие в убиении своего князя.

Немногочисленные дружинники варварского и славянского происхождения не изменяли варяжского характера дружин первых князей. Варяги занимали первые места: Владимир Святой выбрал из наемных варягов мужей добрых, смышленых и храбрых и роздал им города. Северные саги говорят о знатных витязях скандинавских, которые служили в дружинах наших князей. С течением времени в дружины начали поступать все в большем числе славяне, и с XI века преобладающим элементом их становится туземный, славянский^[4].

Бояре-дружинники первоначально отличались от бояр земских не только происхождением, но и положением в среде общества. Городские «нарочитые мужи» имели прочную оседлость, имели тесную связь с населением. Пришельцы варяги были подвижными воинами, витязями; не имея первоначально земельных владений, они жили военной добычей и содержанием, получаемым от князей, они были не земскими, но княжими мужами, были связаны только с князем товариществом военной дружины. Дружина составляла личную рать князя и называлась по его имени: Ярославля, Владимирова, Мстиславля дружина, тогда как земские бояре назывались по именам городов: ростовские, новгородские бояре.

Чем знаменитее и доблестнее был князь, тем храбрее и многочисленнее была его дружина; дружина князя Игоря отступала перед трудностями похода и возвращалась домой без боя; сподвижники Святослава были все похожи на него: «где ляжет твоя голова, там и все мы головы свои сложим», – говорили они ему, считая позором оставить поле битвы, потерявши своего вождя. Дружина делила с князем его счастье и беды; вместе с князем уходила из стольного города, когда он терял над ним свою власть вследствие возмущения народа или победы соперника. Князь, как старший товарищ, делился с дружиной всем, что имел. «Сребром и златом не имам налезти дружины, а дружиною налезу сребро и злато», – говорил князь Владимир, отличая тем дружину сильной нравственной связью с князем от наемных войск, и не жалел для нее ничего; когда дружина возроптала на то, что князь угощает ее с деревянных ложек – «повелел исковати серебрены лжицы ясти дружине». Его сын Мстислав также любил дружину – имения для нее не щадил. Позднейший летописец, порицая алчность современных ему дружинников, восхваляет бескорыстную доблесть дружин первых князей Рюриковичей: «Те князья не собирали много имения, не налагали на людей вир и продаж неправедных, но, если случится правая вира, ту брали и тотчас отдавали дружине на оружие. Дружина довольствовалась этим, воевала чужие страны и в битвах говорила: “Братья, потягнем по своем князе и по Русской земле”; бояре не говорили князю: “Мало мне ста гривен”, – не наряжали жен своих в золотые обручи; ходили жены их в серебре, и вот они возвеличили Русскую землю»^[5].

Кроме дружины, постоянного отряда приближенных к князю людей, для которых война была привычным занятием, войско князей составлялось также из жителей городов и сел, набиравшихся по случаю похода. Эти полки, земское ополчение, явственно отличались от воев-дружинников, воинов по преимуществу. Дружина была наиболее надежной в войнах: во время похода Владимира Ярославича на греков в 1037 году ополчение, в числе 6 тыс. человек, плывшее по морю, было выкинуто во время бури на берег и хотело возвратиться на Русь, но не пошел с ним никто из дружины, за исключением воеводы этих полков, тысяцкого Яна, сына Вышаты. В случае недостатка земских полков князья пользовались наемными отрядами варягов и южных кочевников, торков и печенегов. Князья дорожили верной дружиной и берегли ее во время войн; готовясь к битве, они ставили впереди, в челе, варягов-наемников или земские полки, а дружину по крылам, сохраняя ее для решительного нападения или на случай крайности. Так сделал Мстислав Тмутараканский в решительной битве с Ярославом Мудрым, поставив впереди ополчения северян, и после битвы, видя тела павших северян, говорил: «Как не радоваться, вот лежит северянин, вот варяг, а дружина моя цела».

2. Старшая и младшая дружины

Дружина жила одной жизнью с князем не только в военное время. С ней он советовался и в мирное время о всех делах управления. «Бе Володимер, – говорит летописец, – любя дружину, и с нею думал о строе и уставе земском (землянем) и о ратях». Когда дело шло о войне, князь совещался со всей дружиной; задумав войну с половцами, Владимир Мономах в 1111 году должен был долго убеждать дружины, свою и своего союзника Святополка-Михаила, не сочувствовавших этой войне, в необходимости начать военные действия. Но относительно внутреннего управления князья совещались только с избранными советниками, со старейшей или большей дружиной. Эти старшие дружинники, «передние, лепшие мужи» носили наименование мужей или бояр, последнее выражение мало-помалу вытеснило первое. На княжеского боярина впоследствии стали смотреть по преимуществу как на княжеского советника-думца; князь Игорь Святославич Северский, герой «Слова о полку Игореве», противополагает бояр думающих другим дружинникам, мужам-воинам: «Где, – воскликнул он после несчастной битвы с половцами 1185 г., – бояре думающие, где мужи храборствующие, где ряд полчный, где кони и оружие многоценное»^[6].

Младшая дружина называлась в древнейшее время гридь, гридьба^[7]; наименование гридь заменялось другими: отроки, детские^[8] Эта дружина составляла главную, постоянную военную силу князя; численность ее должна была сильно изменяться в зависимости от обстоятельств. Киевский князь Святополк имел в 1053 году 700 человек отроков; старшие дружинники сочли этот отряд недостаточным для войны с половцами. Ряды бояр и отроков сильно редели во время постоянных войн князей. Почти вся дружина киевского князя Святослава пала во время его болгарских походов; из нее очень немногие возвратились в Киев с воеводой Свенельдом.

Старшие дружинники, будучи думцами князя, занимали высшие места в дворцовом и областном управлении; служили княжескими тиунами, конюшими, подъездными и посадниками-наместниками в главных городах, они же назначались на важные должности тысяцких – воевод земских полков. Эта видная должность передавалась иногда по наследству. Отец упомянутого выше Яна, тысяцкого князя Владимира, Вышата служил тысяцким при князе Ярославе Мудром^[9]. Старшим дружинникам поручалось князьями предводительство отдельными отрядами дружины или всем войском. У Игоря и Святослава был воеводой Свенельд, у Святослава были воеводами Свенкель и Икмор и сын Свенельда Лют; у Ярополка Святославича – Блуд, изменивший ему, и Варяжко; у Владимира Святого были воеводами Сигурд и Волчий Хвост, предводительствовавший передовым отрядом дружины в 984 году.

Значение старших дружинников поддерживалось тем, что они имели свои собственные дружины отроков, преданных им и подчиненных им, независимо от князя; боярские отроки составляли особые отряды, не сливавшиеся с отроками, непосредственно подчиненными князю. Дружина князя Игоря завидовала богатству дружины его боярина Свенельда. «Отроки Свенельжи, – говорила дружина Игоря, – изоделися суть оружием и порты, а мы нази; пойдем, княже, с нами в дань, да и ты добудеши и мы» (945 г.). Владимир Мономах в 1095 году советовался с дружиной боярина Ратибора и по ее настоянию, вопреки первоначальному своему желанию, изменнически убил половца Итларя с его людьми. Боярские дружины были иногда весьма многочисленны; Симон Варяг прибыл на службу к киевскому князю с 3 тыс. дворян.

Младшие дружинники, отроки, занимали при княжеском дворе низшие должности ключников, конюхов; им же поручалось управление менее важными и богатыми волостями. Так, в 1176 году князья Ростиславичи, «сидевшие на княженьи в земле Ростовской, роздали по городам посадничество русским детским; они же многу тяготу людям сотвориша продажами и вирами». Старшие же дружинники, бояре, находились в это время около князей, которые были молоды и «слушали бояр». Военная и гражданская служба была для младшей дружины средством возвышения в старшую; отроки становились мужами, болярцы – боярами. Когда бояре волынского князя Владимира Мстиславича в 1170 году отказались идти в поход на его племянника, Великого князя Киевского Мстислава, заявив: «Ты это, князь, сам собой замыслил, так не едем с тобой, мы того не ведали», – то князь Владимир, взглянув на свою младшую дружину, на детских, отвечал: «Так, эти детские будут моими боярами». Может быть, князь и не исполнил своей угрозы, не возвел детских в бояре, но если он грозил этим, то, значит, считал пожалование боярского сана своим княжеским правом.

Дружинники не составляли замкнутого класса; доступ в дружину был открыт как витязям-иностранцам, так и доблестным воинам русским. Когда русский богатырь, сын кожевника, победил печенежского богатыря, то князь Владимир Святой «великим мужем сотвори» его, и отца его (992 г.). Лица других классов, поступая сначала в низший разряд дружинников, достигали затем, за свои заслуги, звания «княжа мужа» или боярина. В среде боярства, даже в Галиции, где боярство отличалось наиболее аристократическим характером, были люди низкого происхождения. Здесь в XIII столетии одним из главных противников князя Даниила был боярин Доброслав Судьич, «попов внук», и два других боярина, Доможирич и Молибожич, были «смердьяго рода».

Высший класс дружинников не был замкнутым, но он пользовался некоторыми привилегиями. Личность боярина – «княжа мужа» строже охранялась законом: за убийство взыскивалась двойная вира, за поранение его (за муку) установлена была двойная «продажа». Боярам принадлежала также привилегия передавать имущество по наследству дочерям при неимении наследников мужского пола; имущество смерда (крестьянина), не имевшего сыновей, не переходило по закону к его дочерям, но отбиралось в пользу князя^[10]. Землевладение, право владения селами не составляло привилегии бояр, хотя в Русской Правде и летописи говорится большей частью только о боярских и княжеских селах; но из других указаний памятников видно, что землей владеют также и горожане и сельчане (смерды)^[11].

3. Оседлость дружинников

Полное господство дружинного склада высшего класса относится к киевскому периоду нашей истории, от времен Игоря, Святослава и Владимира Святого, через век Ярослава Мудрого (1054) и его сыновей, до времен Владимира Мономаха (1125) и его сына Мстислава Великого. Подвижные вольные дружины бояр и отроков-воинов, не связанных с землей, но сильных нравственной связью с князем и своими соратниками, вполне соответствовали характеру киевских князей-воителей, не имевших прочных связей с тем или другим уделом и часто покидавших один княжеский стол для другого, в пределах одной общей их родовой отчины, Русской земли.

В XII веке складывается новый порядок. Среди князей, забывающих об общей родовой связи, развивается стремление прочно освоить себе, своим детям и внукам свой удел, разделить Русскую землю на отдельные отчины. Типичным представителем князя новой эпохи является сильнейший князь середины XII века Андрей Боголюбский; он смотрит на Ростово-Суздальскую Русь как на свою отдельную собственность и не соглашается менять ее на другой удел; когда его отец Юрий Долгорукий утвердился в Киеве и хотел, чтобы Андрей поместился возле него в Вышгороде, с целью затем занять Киев, Андрей против воли отца ушел на свой излюбленный север; он не променял своей земли на Киев, цель честолюбивых домогательств всех прежних князей, даже тогда, когда его войска взяли этот город, и отдал Киев своему брату Глебу. Еще раньше, в 1139 году, соименник Андрея Боголюбского, дядя его Андрей, сын Владимира Мономаха, определенно выразил этот новый взгляд князей. Когда ему предлагали перейти из Переяславля (южного) в Курск, он сказал, «сдумав с дружиною: леплее ми того смерть на своей отчине и на дедне, нежели Курское княженье; отец мой в Курске не сидел, но в Переяславле, и хочу на своей отчине смерть прияти».

Князья изменяют свое отношение к земле, осваивают в отчину отдельные уделы; соответственно с этим изменяется и характер их дружин. Подвижные дружинники, переходившие с князем из удела в удел, приобретают оседлость вместе с князьями, вступая в более тесную связь с той или другой волостью. Многие из них и прежде владели землями, но прежде мало ими дорожили, предпочитая доходам от сельского хозяйства военную добычу и не имея возможности заводить прочные хозяйства в той или другой местности не только вследствие постоянных войн, но и вследствие частых переходов князей, за которыми они следовали всюду. Теперь они более ценят свои боярские села, свои земельные владения; дружинник-воин остается воином, но он становится в то же время землевладельцем. Землевладение дает связь с местным населением; дружинник роднится с той или другой волостью – уделом.

С оседлостью княжеских бояр-дружинников исчезает прежняя дружина – тесное товарищество. Прежде никакие иные связи не ослабляли уз товарищества дружинников; теперь оседлость обособляет отдельных членов дружины, они приобретают особые интересы, особые связи.

Дружинники-землевладельцы не могут уже жить в прежнем тесном товарищеском кругу лиц, не имеющих других интересов, кроме интересов товарищества. Князь теперь имеет дело уже не с дружиной как с одним целым, но с отдельными слугами – боярами. Памятники этого нового периода говорят не о дружинах князей, но об их боярах и слугах^[12].

Приобретая оседлость, дружинники сближаются с земскими боярами; княжеские бояре в свою очередь становятся боярами земскими, делаясь близкими земщине. По мере того как первоначальная варяжская дружина становится все более славянской, исчезает черта национального различия между земской и княжеской знатью. Наконец перестает разделять их и служба князю; многие земские бояре поступают в число дружинников и становятся княжескими слугами, не теряя своего земского значения, в то время как княжеские бояре постепенно приобретают это значение благодаря земельной оседлости. Заметно различавшиеся первоначально оба слоя знати, таким образом, сливаются в один класс боярства.

Большую оседлость дружины в XII веке можно заметить по указаниям летописи на боярские села, как они ни отрывочны и случайны. Мстислав Новгородский, замечает Лаврентьевская летопись, «распусти дружину по селам». Когда князь Изяслав Давидович, изгнанный из Киева Юрием Долгоруким, шел в 1150 году походом на этого своего соперника, чтобы вернуть себе Киев, свою отчину, он так говорил своей дружине: «Вы из Русской (Киевской) земли ушли за мною, потеряв свои села и жизни (движимость); либо голову сложу, либо добуду свою отчину и всю вашу жизнь». Дружинники Изяслава были заинтересованы в возвращении в Киевскую землю, потому что имели там свои села; наследственные притязания князей на известные области поддерживались землевладельческими интересами их дружины. Бояре княжеские, владевшие селами, превращались в бояр области: бояре киевского князя называются летописью в 1136 году «киевскими боярами». С конца XII века Ипатьевская летопись упоминает о боярах «владимирских» на Волыни и «галицких». «Слово о полку Игореве» восхваляет могучих «черниговских былей» (бояр), которые «без щитов, с засапожники (засапожными ножами) кликом полки побеждают, звонячи в прадедную славу», и называет пять фамилий этих бояр: Татраны, Шельбиры, Топчаки, Ревугы, Ольберы.

Галицкое княжество обособилось раньше других областей, выделившись из круга тех волостей, которые переходили от князя к князю в порядке родового старшинства. Здесь и дружина раньше и прочнее всего обосновалась в стране. Боярство, сильное своей связью с землей, сложилось здесь в многочисленный и могущественный класс, который успешно соперничал с князем и не раз решительно торжествовал над ним. Здесь постоянно действуют, по летописи, не бояре-дружинники князей, Романа и Даниила, но бояре волости, «галицкие бояре», часто враждебные князю. «Бояре галицкие, – замечает летописец под 1240 годом, – Данила князем себе называху, а сами всю землю держаху». Приближенные лица князя Мстислава Удалого советовали ему отказаться от галицкого княжения, между прочим, потому, что «его не хотят бояре». При князе Ярославе Осмомысле галицкие бояре в 1173 году сожгли его возлюбленную Настаську, избили княжеских приверженцев и принудили самого князя жить в любви с княгиней. По смерти Ярослава они изгнали старшего его сына Олега и призвали из Перемышля другого его сына, Владимира, но затем в 1188 году восстали и против Владимира, за то, что он отнял жену священника, заявив князю: «Не хочем кланятися попадье, а хочем ю убити». Впоследствии, пользуясь отсутствием князей по случаю татарского нашествия, галицкие бояре даже сделали попытку управлять землей независимо от князя; боярин Доброслав взял себе области Бакину и Понизье, а Григорий Васильевич – горную сторону Перемышльскую; но оба они вслед за тем были лишены власти^[13].

В XII веке боярство имело самостоятельное значение также в Ростово-Суздальской земле. В 1176 году после смерти Андрея Боголюбского ростовские бояре начали энергичную борьбу против его братьев, Михаила и Всеволода Юрьевичей. Когда Михаил княжил во Владимире-на-Клязьме, «Ростовская земля пошла на него со всею силою и много зла сотвориша, стояша около города семь недель» и достигла того, что Юрьевич уехал с владимирского стола, а в Ростовской волости, хотя и не надолго, утвердились южные князья Ростиславичи, Мстислав и Ярополк. Всеволод впоследствии говорил этим Ростиславичам, что их «ростовцы привели и бояре». Это самостоятельное ростовское боярство в значительной части состояло, надо полагать, из потомков древних земских бояр, так как Ростов Великий был одним из старейших городов. Но в его состав вошли и основавшиеся здесь дружинники. Во Владимире-на-Клязьме, более новом городе, основанном князьями, местное боярство должно было сложиться преимущественно из бояр-дружинников. Но это новое, возникшее из дружинного, боярство города Владимира действует, подобно ростовскому, независимо от князя. Дружины в прежнее время составляли одно целое с князем, заодно с ним противопоставляли себя горожанам, вместе с ним покидали город, когда жители восставали против князя. Владимирские бояре-дружинники заодно с горожанами действуют против князя. Когда великий князь Всеволод III держал в плену в 1177 году князя Глеба с его дружиной и суздальцами и ростовцами, то «на третий день бысть мятеж велик в граде Володимере: всташа бояре и купцы», требуя от князя казни пленных врагов города: «а се вороги наши, суздальцы и ростовцы, любо и казни, любо елепи, или дай нам». Бояре были вооружены против князя Глеба за то, что, как замечено ранее в летописи, он сжег боярские села. Чтобы утишить мятеж, князь велел схватить мятежников и посадить в поруб. Но через несколько дней «всташа людье ecu и бояре и придоша во княжь двор многое множество со оружьем», требуя ослепления пленных союзников князя Глеба.

Бояре-дружинники сливаются с боярами земскими. Летопись уже не различает тех и других. Новые киевские и владимирские дружинники являются такими же боярами, как и бояре Великого Новгорода, эти несомненные потомки древней, туземной земской знати. С другой стороны, и древние земские бояре утрачивают независимость, обособленное положение; они поступают на службу к князю и сближаются с дружинниками. Новгородское боярство сохранило дольше боярства других областей самостоятельное значение, но и из новгородских бояр многие служили князьям^[14].

1. Карамзин производил слово боярин от слова бой (вой), в таком случае «боярин» значит воитель. Срезневский допускает производство слова боярин как от слова бой, так и от слова болий (больший). Татищев полагал, что слово боярин – болярин произошло от слова болеть, в смысле думать.

2. Сергеевич В. И. Русские юридические древности. Т. I. С. 297; Срезневский И. И. Мысли об истории русского языка. С. 133. – Соловьев полагал, что историческая жизнь с разделением общества на классы началась для русских славян после младенческого прозябания в формах родового быта, только с пришествием варяжских князей с дружинами (История России. Кн. I. Т. I. С. 217. Т. XIII. Гл. I). Но указываемые проф. Ключевским деятельные торговые сношения днепровских славян с Византией и отдаленным арабским Востоком должны были рано повысить их культуру, разбить замкнутые родовые союзы, если последние не распались еще ранее при передвижении славян с Карпат на Днепр; классы бояр, горожан и сельчан должны были образоваться значительно раньше IX века (Ключевский В. О. Боярская дума древней Руси. С. 20, 23). О земских боярах: Беляев И. Д. Жители Московского государства. Служилые люди. – ВМОИД. Кн. 3. С. 7 и след.; также Беляев И. Д. Лекции по истории русского законодательства. С. 40–43.

3. О градских старцах см.: Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. С. 27–28; Сергеевич В. И. Русские юридические древности. Т. II. С. 343; Ключевский В. О. Боярская дума. С. 14, 15, 24. – Последний исследователь видит в градских старцах «городскую военно-торговую аристократию». Военные обстоятельства «сделали большие промышленные города политическими центрами областей». Из главных торговых домов (этих городов), подкрепленных вождями заморских варяжских компаний, составилась военно-торговая аристократия, которая взяла в свои руки управление городом и областью. Эту торговую аристократию городов Начальная летопись… называет «нарочитыми мужами», а выходивших из нее десятских, сотских и других городских управителей – «старцами градскими и старейшинами по всем градам» (с. 27, 31–32). Это мнение было подвергнуто веской критике проф. М. Ф. Владимирским-Будановым (рецензия в Сборнике государственных знаний. Т. VIII).

4. Ключевский В. И. Боярская дума. С. 28, 42; Соловьев С. М. История России. Кн. I. С. 219, 314, 360; Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор… С. 29.

5. Соловьев С. М. История России. Кн. I. С. 219–220, 223–225; Лаврентьевская летопись, годы 996 и 1093. С. 123, 211.

6. Лавр., год 996. С. 124; Ипат. С. 131. Сергеевич В. И. Русские… Т. II. С. 342, 344, 345; Соловьев С. М. История России. Кн. I. С. 221: Ключевский В. О. Боярская дума. С. 42, 56, 57. – Основываясь на приведенных в тексте словах князя Игоря Северского о боярах думающих и мужах храборствующих, Соловьев полагал, что слово «муж», наряду с обозначением дружинника вообще, без различия степеней, «имело и более тесное значение, означало дружинников второго разряда, низших, младших членов дружины, в противоположность боярам». Значение летописного термина огнищанин неясно. Одни исследователи (Соловьев, Владимирский-Буданов) полагают, что огнищанами назывались в древнейшее время старшие члены дружины; они производят это слово от «огнища» – очага, княжеского дома и сближают по значению с позднейшим термином дворянин (от княжеского двора, дома-огнища) и нашим – придворный. Проф. Платонов С. Ф. сближает огнищанина (тиуна огнищного, заведующего огнищем, т. е. челядью) с дворским позднейшего времени (Труды VIII Археологического съезда). Другие, принимая в соображение, что этот термин долее всего, до XIII века, держался на севере Новгородской области, где дольше сохранялось земское боярство, независимое от князя, видят в огнищанине боярина земского. Беляев усматривал в огнищанине древнего, богатого землевладельца (от слова огнище, в смысле пашня на месте сожженного леса). Проф. Ключевский производит это слово от огнища (в смысле «раб», «челядь»), откуда огнищанин – «рабовладыка». Проф. Сергеевич связывает происхождение этого наименования с языческими жертвоприношениями славян: огнище – очаг было с языческой древности также жертвенником семьи; отсюда огнищанин – домохозяин, приносящий жертвы, как flaminus (жрец) от Flamma. В этом объяснении Сергеевич следует до некоторой степени Мстиславскому, по мнению которого огнищане (от огнище – хранилище огня) были первоначально жрецами огня и вместе владыками племен (Ключевский В. О. Огнищанин и княж муж или следы быта древних славянских князей в Русской Правде. – ЧОИДР. 1860. Кн. 4).

7. Термин гридь вызвал много толкований. Одни производят его от скандинавского корня grith – господский, княжеский дом, откуда гридь – придворные слуги, царедворцы (Рейц, Владимирский-Буданов), другие производят это слово от другого, скандинавского же корня, gred – меч, и видят поэтому в гридьбе мечников, воинов (Карамзин, Сергеевич), третьи сближают слово гридь со славянским, хорутанским словом грида – громада, сборище, дружина (Соловьев, Срезневский).

8. Для обозначения младшей дружины летописец употребляет наименования: гридь или гридьба, отроки, детские, пасынки. Различие этих терминов не вполне выяснено. Соловьев полагал, что младшая дружина разделялась на два разряда: 1) гридьбу, 2) пасынков, отроков и детских. Последние составляли «собственную прислугу князя, жившую постоянно при нем, в его доме, дворце»; они «разделялись на старших и младших или меньших»; эта «служня», слуги княжеские, начинают на севере носить название двора, дворян… (Соловьев С. М. История России. Кн. I. Т. III. С. 684). Н. П. Загоскин различает в составе гридьбы – младшей дружины – три разряда лиц: 1) мечников, 2) детских, 3) отроков. «Детские носят исключительно военный характер, между тем как отроки ополчались лишь в случае надобности, главное назначение их – хозяйственно-дворцовая служба князю… Детским давали князья и различные административные должности – посылали их посадниками по городам… Лучшие детские, которых князь отличал от других, особенно приближая к особе своей, назывались мечниками или меченошами» (Очерки организации и происхождения служилого сословия в допетровской России. С. 54–56). В. И. Сергеевич полагает, что все эти термины обозначали один и тот же разряд лиц – младших дружинников. «Гриди (от слова gred – меч) и мечники – это два разных наименования того же рода лиц, воинов, живших во дворе князя и на его содержании. Эти дворовые воины назывались по возрасту – отроками, по оружию – гридями и мечниками. В то время, как одни летописи говорят о детских, другие, в том же случае, упоминают отроков» (Русские… Т. I. С. 352–353). М. Ф. Владимирский-Буданов ограничивается замечанием: «древнее общее наименование (младшей дружины) гридь (гридница – дом, комната) заменилось другими: отроки, детские, пасынки» (Обзор… С. 29). Встречается также редкое наименование младшей дружины – болярцы…

9. Весьма вероятно, что должности тысяцких поручались нередко не княжеским, но более близким к земщине, т. н. земским боярам.

10. «Оже смерд умрет без дети, то (наследство) князю, а иже в боярех или в боярстей дружине, то за князя (наследство) не идет» (Русская Правда).

11. Соловьев С. М. История России. Кн. I. С. 225, 226; Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор… С. 29, 31, 33; Ключевский В. О. Боярская дума. С. 55–58; Яблочков М. История дворянского сословия в России. С. 22.

12. Соловьев С. М. История России. Кн. I. Т. III. С. 682; Ключевский В. О. Боярская дума. С. 68; Лавр., год 6647. С. 291–292. – Неволин говорит: – «…пока князья не оселись, не утвердились окончательно в известных областях, беспрерывно переменяли одни княжества на другие, для служилых людей не могло образоваться твердого поземельного владения, так как они по принадлежавшему им праву непрерывно переходили на службу от одного князя к другому и разделяли переменчивую судьбу своих князей» (История российского гражданского законодательства. Т. II. § 367. С. 128). То же, вслед за Неволиным, утверждают Соловьев и Градовский: «…с большей оседлостью князей развивалась и частная поземельная собственность дружины» (История местного управления. С. И).

13. Ключевский В. О. Боярская дума. С. 68, 72; Линниченко И. Черты из истории сословий в Юго-Западной (Галицкой) Руси XIV, XV вв. С. 58, 60. – Ученые записки Московского университета. Вып. 20; III. Дворянство в России. – BE. 1887, апр. С. 555, 557.

14. Лавр., год 1177. С. 361, 365, 366. О новгородских боярах, служащих тверскому князю, говорят договоры Новгорода с князьями: СГГД. Т. I. № 28 и др.; о слиянии дружины с земщиной (и земскими боярами) см.: Беляев И. Д. Жители Московского государства. Дружина и земщина. – ВМОИД. Т. I. 1849. С. 9 и след.

следующий лист >>