Мэрион Гибсон
Ведьмы. Хроника 13 судебных процессов
Энни добивается невероятного. Она подходит к вашему изголовью и берет вас за руку, заглядывает в ваши усталые глаза. «Я за вас молилась, – говорит она. – Это была особая молитва, я научилась ей от отца». И она повторяет свою молитву, вы узнаете ее, это что-то из «Символа веры Апостолов», но по-другому, что-то на диалекте, что-то кажущееся бессмысленным, но все вместе такое красивое:
Я верю, что велик Господь,
Создавший небо, твердь и плоть,
И в сына Господа, Христа,
Священна вера и чиста.
Беслотным духом предварен,
Он Богородицей рожден,
И, вознесен на небеса,
Воссел одесную Отца.
К Себе нас милостью призвал
И смертью смерть Свою попрал.
В Святого Духа верю я,
И в Церкви вера вся моя,
Где пред лицом святых отцов
Грядет прощение грехов,
И жизнь воспрянет во плоти,
Чтобы вовеки не уйти.
Создатель, души возлюбя,
Людей ты создал и меня,
Твой крест святой меня хранит,
Твой голос нежный мне сулит,
Что будет рай дарован мне —
Об этом я молюсь Тебе.
Ты принял страсти крестных мук,
И лишь молитвы тихий звук
От бед меня убережет
И душу от греха спасет.
Все пережитое Тобой
Навеки смоет стыд земной,
Да будет радость! Горе, сгинь!
Правь, Иисус Христос. Аминь.
Энни объясняет, как действует ее молитва. Если бы ей пришлось прерваться на полуслове – из-за стука в дверь или из-за провала в памяти, – то это стало бы подсказкой, что вы умрете. Но молитва не прерывалась, и Энни знает, что вы выживете, что все будет хорошо, для этого она с вами.
У нее с собой особые амулеты. Если та женщина на мосту навела на вас порчу, то Энни поборется за вашу жизнь. Она что-то кладет вам под подушку, что-то еще – в изножье вашей кровати. Потом снова крепко берет вас за руку и продолжает:
От хворей всех, от худших бед
Тебя спасет Христов обет.
Грохочет гром, то глас с небес,
Сильнее он церковных месс,
Острей гвоздей в кистях Христа
На перекладине креста,
Как кровь Его, поборет боль,
Как крик Его, прогонит хворь.
И я молю: скорей очнись,
Его узри – и исцелись.
Энни тяжело дышит, глаза ее закрыты, голова откинута назад, она издает вопль, полный такой тоски, что у вас на глазах выступают слезы. Это вашу тоску, вашу боль вобрала она в себя. Она называет это «снять боль и хворь». Она стонет и завывает, потом отпускает вашу руку и валится на пол. Ее дочь, стоящая на пороге с вытаращенными глазами, помогает ей встать. Они покидают ваш дом, а потом вам рассказывают, что «Энни всю ночь ворочалась в постели и стонала». Наутро она встала и кинула вашей хворью в пробегавшую мимо собаку. После этого вы медленно пошли на поправку.
* * *
Энни пользовалась обычным для знахарей методом, известным и тогда, и позже по всему миру. Что-то в таком же духе, должно быть, происходило в Инсбруке. Как мы увидим, вплоть до 1940-х годов этим же занимались повсюду, в таких удаленных друг от друга местах, как Пенсильвания и Портсмут. Как и более поздние знахарки, Энни взывала к помощи христианского Бога и, будучи шотландкой XVI в., упоминала католические ритуалы, святых и святыни, о которых слышала от своего отца, занимавшегося заговором еще до перехода Шотландии в протестантство: мессу, святых отцов, распятие. Читала Энни и молитву «Аве Мария» на латыни [12]. Во времена ее отца это были священные слова, но в протестантской Шотландии они вызывали подозрение, особенно когда звучали из женских уст, и сообщали об опасности. Энни, произносившая такие слова, вызывала страх. Позже Джанет Кеннеди, тоже заподозренная в ведьмовстве, говорила, что однажды должна была встретиться с Энни, но отказалась, и тогда посланец «припугнул ее от имени Агнес Сэмпсон» и пригрозил, что Энни «заставит» ее прийти. Энни была знаменитостью, какой в Инсбруке XV в. являлась Хелена Шойберин. Она была слишком заметной. На допросе она с Джилли Дункан признались, что Энни вмешивалась в королевские дела. Вступив в сговор с ведьмами из датской столицы Копенгагена, они «мешали возвращению королевы домой» [13]. Возможно, то были фантазии, возможно, воспоминания о попытках повлиять колдовством на политику, но в любом случае это признание стало фатальным, и слухи о народной магии прерватились в сатанинский заговор против шотландского государства.
Признания, вырванные у женщин местными властями в мае 1590 г., привлекли внимание короля Якова. Он давно подозревал, что против него злоумышляют ведьмы, и вот они нашлись. Он сказал своим людям, что женщин следует судить в Эдинбурге, прямо в его разросшемся готическом Холирудском дворце. Он сам собирался присутствовать на суде вместе со своими избранными советниками, чтобы допрашивать и выносить вердикт вместе с номинальными присяжными из местной знати. Это было небывалое решение. В конце XVI в. в Шотландии не существовало общегосударственной судебной системы с предсказуемыми приговорами, выносимыми на слаженно организованных заседаниях. Вместо этого правосудие часто вершили местные землевладельцы или королевские назначенцы. Решение Якова самому судить ведьм превращало слушания местного уровня в процесс общенационального масштаба и в эксперимент по прикладной демонологии. Как происходило на более поздних процессах над ведьмами, например на Салемском, изменение обыкновенной процедуры в угоду власти может приводить к несправедливости, касающейся очень многих. Именно это и случилось в Эдинбурге в 1590 г. На допросах Энни и Джилли назвали новых подозреваемых. Король сохранял при этом «присутствие духа»: «Пока Бог оставался с ним, он не боялся своих врагов», как написал кто-то. Некоторые подозреваемые подтверждали, что «королю нечего бояться, пока его хранит Бог». Такова ранняя версия представления Якова о самом себе как о богоспасаемом монархе. Надо отдать ему должное: он проявлял интеллектуальное любопытство, ведь процесс над ведьмами дал ему возможность изучить, как устроена вселенная. Правда, он холодно сосредоточился на собственном, особом месте в ней. Яков «с огромным удовольствием следил за допросами [ведьм]», – отметил один из присутствующих. «Удовольствие» – неподходящее слово для процессов ведьм, и оно навредило репутации Якова [14].
Впрочем, осенью и зимой 1590 г. Яков не думал о том, как оценит его поступки история. Ему хотелось узнать, как знахарки Джилли и Энни вмешивались в его дела и угрожали королевству, вот их и пытали по личному повелению Якова, чтобы это выяснить. Что происходило с Энни – на некую дату в конце 1590 г., – раскрыто в печатном отчете под названием «Новости из Шотландии». Государственные тюремщики сбрили с ее тела все волосы для поиска дьявольских отметин – родинок и бородавок, которые Сатана якобы оставляет в знак того, что ведьмы принадлежат ему. Потом ей «обвязали голову веревкой» и стали стягивать, причиняя невыносимую боль. Энни, сильная женщина, продержалась час, ни в чем не признаваясь, но, когда осмотрели ее «приватные места» (гениталии) и будто бы нашли отметину, она больше не смогла сопротивляться. Разумеется, ее пытки и поругание (что происходило и с другими арестованными) вели к ложным признаниям. После завершения процесса несколько «ведьм» отказались от признания своей вины и от прочих показаний. Например, Дональд Робсон и Джанет Страттон сказали, что дали «ложные, вымышленные» показания, потому что боялись за свою жизнь и «мучались» [15]. Мы почти ничего о них не знаем, кроме того, что признания вырвали у них пытками.
Все подозреваемые говорили Якову то, что он желал услышать. В своих показаниях Джилли объясняла, что Энни старалась навредить планам королевской женитьбы уже с осени 1589 г. Джилли не уточнила причину, по которой они с Энни могли быть врагами государства, а просто подтвердила, что они были заговорщицами, чего Яков и опасался. Мы не знаем, были ли эти женщины знакомы друг с другом до суда, хотя Джилли сказала, что да, были. По ее словам, в ноябре 1589 г. Энни сказала ей с угрозой: «Король собрался привезти свою жену, но я их опережу». В своих показаниях в конце 1590 г. Энни не опровергает это обвинение, а соглашается: говорит, что, пока Яков находился за границей, «дьявол нашептал ей, что вряд ли король вернется, а королева приплывет, только если он привезет ее с собой». Показательны слова Энни Якову о том, что она «спрашивала дьявола, будут ли у короля дети», и что волшебным образом присутствовала во время королевской брачной ночи в Норвегии. В доказательство этого она прошептала на ухо королю те самые слова, которые он говорил тогда молодой жене; на самом деле их подслушали и разгласили слуги [16]. Но для Якова они стали проявлением магии. Все подтверждало его подозрения и правильность демонологического представления о ведьмовстве.
Энни и Джилли были бедны и необразованны, как и многие другие подозреваемые на процессе. Их использовали и принуждали согласиться с могущественными мужчинами, соизволившими с ними говорить, в чем и заключается их главное отличие от Хелены Шойберин, судимой за сто лет до них. Та проявила отвагу, но это отчасти объяснялось ее богатством, семейной поддержкой и религиозным образованием. Энни и Джилли не могли подобно ей бросить вызов своим мучителям. Когда Энни спросили, «как она начала служить дьяволу», та не стала возражать против самого посыла этого вопроса – иначе и быть не могло при ее одиночестве и бедности. По словам Энни, дьявол явился к ней, когда она овдовела, и предложил деньги, чтобы она приняла его как своего «господина». В тогдашнем обществе она принадлежала к самым бедным женщинам: вдова, жившая в перенаселенной холодной лачуге, спавшая в одной постели со своими младшими детьми, прижимавшимися друг к дружке, чтобы согреться. Рассказ Джилли усугубил картину лишений Энни. По ее словам, ведьмы работали на графа Ботвелла и других, чтобы заработать «золото, серебро и пропитание в помощь Энни Сэмпсон и ее детям». После суда Джилли сказала, что «оболгала» свою сестру по несчастью, так как «ее уговорили и принудили к этому оба Дэвида Сэтона из Транента и другие». «Все это была ложь, за которую я молю Бога о прощении», – созналась она, использовав для «лжи» диалектное слово. В отличие от Хелены Шойберин, Джилли и Энни, запуганные могущественными мужчинами, не имели средств на защитников. Что им оставалось, кроме признания?
Когда процесс продолжился в 1591 г., они обе принялись рассказывать все более дикие истории. Так, они сознались, что вызвали бурю на море, едва не утопившую Якова и Анну в 1589 г., сговорившись с ведьмами Дании-Норвегии. Скрепляя этот международный союз в 1589 г., копенгагенская группа ведьм якобы присвоила Джилли новое, дьявольское имя, посвятив ее в свою сатанинскую веру. Затем группа заставила черную собаку поднырнуть под королевские корабли и причинить им повреждения. Энни и Джилли утверждали, что в городе Лите они бросили в море крещеную кошку и вырытые из могилы конечности мертвецов. В признаниях женщин фигурирует весь придуманный демонологами набор антихристианских ужасов. Строя свои козни, ведьмы якобы собирались на «слеты» по всей Шотландии. Там дьявол растолковывал им, как навредить королю. Сатана обещал, что если Энни вылепит восковую «фигурку» короля – вроде той, что нашла в Инсбруке под своим порогом Гертруда Рютин, – то он наделит ее дьявольской силой и вернет своим последователям, чтобы те ее расплавили – это отнимет у короля жизнь. Сатана также подговаривал свою паству убить, зажарить и подвесить жабу, чтобы из нее вытек яд. Им следовало найти кожу гадюки, протухшую мочу и устричную скорлупу и собрать жабий яд. Всю эту смесь надо было скормить королю или обмазать ей снятую им одежду, чтобы яд волшебным образом передался ему [17].
Наконец, шотландская ветвь воображаемой ведьминской секты снова сошлась в Норт-Бервике, свидетельствовала Энни. Последний слет – «шабаш», как называли эти собрания ведьм, – был самым представительным. На нем собралось больше ста участников: шестеро мужчин, остальные – женщины. Что удивительно, Энни назвала местом шабаша церковь в Норт-Бервике, в 20 милях от Кита, где она жила. Шабаши считали пародиями на церковную службу, извращавшими христианские ритуалы для поклонения дьяволу, но устроить его внутри христианской церкви было смелым шагом. По словам Энни, как-то вечером она брела полем близ Кита, как вдруг ей явился дьявол. Он велел ей прийти назавтра в нортбервикскую церковь. Сначала она сказала, что ее отвез туда верхом зять Джон Купер, потом – церковь стояла на мысу – что ведьмы приплыли туда в ситах. Сита, конечно, усеяны дырами, совсем как испуганное признание Энни (хотя позже, в 1606 г., Уильям Шекспир использовал эту подробность из рассказа Энни в «Макбете», самой знаменитой истории о ведьмах всех времен). Так или иначе, они добрались до Норт-Бервика, и там, в церковном дворе, ведьмы стали плясать народный танец и петь. Джилли играла на своем варгане. Танцоры колдовским образом пробрались в церковь, где их ждал дьявол в облике Черного человека – во всем черном (даже шляпе). Он походил на священника, которому там было самое место. Энни придумала самую захватывающую противоположность норме, какую только могли представить дознаватели и она сама: дьявола в церкви вместо священника; чернокожего вместо белого; танец вместо молитвы. Именно такого описания ведьмовства хотели демонологи от подозреваемых: бинарного противопоставления всего ужасного всему хорошему.
Сатана поднялся на кафедру (деревянные ступеньки под ним заскрипели) и цинично там раскинулся. Энни сказала, что местный школьный учитель Джон Фиан – тоже обвиняемый в ведьмовстве – вел учет присутствующих. Сатана выкликал имена, все отвечали: «Здесь, господин!» Затем дьявол потребовал отчета о зле, причиненном после последней встречи, и объявил о повышении еще одного обвиняемого, Роберта Грирсона, которое вызвало распри. В печатной версии показаний Энни утверждает, что дьявол «всячески поносил короля» в спонтанной проповеди, а на вопрос ведьм «почему он так ненавидит короля» ответил: «Потому что он мой величайший на свете враг» [18]. Если Энни действительно такое сказала, то эти слова прозвучали музыкой для ушей Якова, а если нет, то это сатанинское утверждение стоило придумать. Наконец, дьявол повернулся к своей пастве спиной и задрал мантию. Взбудораженная паства ждала чего-то сексуального, но Сатана просто взгромоздился на ограждение кафедры и приказал ведьмам: «Целуйте меня в зад!» Они повиновались. Потом они выкапывали трупы на церковном погосте. Энни схватила чей-то саван и две ноги, чтобы смолоть их в колдовской порошок. Увы, она потеряла эти свои трофеи до допроса – так часто бывает с несуществующими уликами. Сознавшись во всем, чего от нее ждали, Энни вернулась в свою камеру в Холирудском дворце вместе с Джилли и новыми подозреваемыми, число которых возросло.
К Рождеству 1590 г. полностью обозначились контуры колдовского заговора. Но Яков и его люди были настолько ошеломлены, что их процесс над ведьмами тянулся весь 1591 г. По мере расширения списка обвиняемых предпринимались попытки проверить, как в признательные показания попали элементы демонологии. Суд планировал прения обвинителей и подозреваемых для сравнения их версий, выявления противоречий и изобличения лжи. Но он не проявил должной требовательности – наверное, потому что не хотел, чтобы рухнула версия обвинения. Так, протоколы содержат множество описаний того, как на одном из шабашей ведьмы передают друг другу по кругу восковую фигурку короля. Она движется справа налево и в конце концов оказывается в руках у Сатаны. «Возьми это изображение Якова Стюарта, князя Шотландии», – говорит Энни, называя дьявола «Махаун», исламофобной версией Мохаммеда. (На средневековом христианском Западе пророка считали дьяволом.) Все это весьма увлекательно, но никто не обратил внимания, что состав ведьм менялся от одного допроса к другому, как и личность ведьмы, которая передала фигурку Сатане. Все сосредоточились на желании ведьм «потопить ее величество и ее свиту» своим «предательским колдовством»; этого не произошло, но «шторм вернул королеву обратно» [19].
Дознание продолжалось, Джилли называла все новых подозреваемых. Обвинения двигались по карте от Кита и Транента к Эдинбургу и вверх по общественной лестнице, к женщинам, прежде имевшим репутацию «достойных и честных горожанок». Дворянку Барбару Напиер обвиняли в использовании колдовства Энни, чтобы помочь мужу снискать расположение королевских придворных. Она приобрела у Энни амулет, избавлявший от утренней тошноты (которой страдали беременные) и заговоренное кольцо для леди Ангус, а также якобы убила графа Ангуса при помощи воскового изображения. Дворянка Юфи Маккалзин, известная как Эффи, обвинялась в колдовстве во вред мужу и свекру, а также в обращениях к Энни относительно здоровья членов своей семьи. Энни облегчила боли Эффи при родовых схватках, разложив амулеты вокруг ее кровати: камешек с дырочкой, записку с заклинанием – волшебные предметы, к которым прибегали и женщины Инсбрука. Предположительно Энни помогла Эффи соблазнить местного помещика; подобно Хелене Шойберин, Эффи служила героиней сплетен о внебрачной интрижке. И Эффи, и Барбара Непиер предстали перед судом. Энни усиленно вставляла их в свой рассказ о заговоре ведьм: по ее словам, эти «большие женщины» участвовали в замысле привлечения «больших лордов и леди к покушению на короля». Семья Эффи наняла адвокатов, но поздно. Те не смогли остановить процесс, потому что им управлял король, высшая власть. Даже богатые, уверенные в себе, образованные женщины – Хелены Шойберин Эдинбурга – не могли спастись от государственного преследования [20].
27 января 1591 г., в конце процесса, Энни признали виновной. Мы не знаем, осудили бы ее, если бы король не настаивал на существовании изменнического заговора. Из-за сочетания демонологии с народными верованиями была доказана ее вина в сатанинском ведьмовстве во вред государству. Энни заточили в Эдинбургском замке и держали там, пока устанавливали позорный столб и складывали костер из сухого хвороста. Сначала ее задушили на этом столбе, а потом бросили тело на костер и сожгли дотла; так наказывали за ведьмовство. Люди, шептавшиеся на торговых улицах или сидевшие по домам, нюхали дым, разносимый над городом восточным ветром.
В декабре 1591 г., пока продолжался допрос Джилли Дункан, заодно с ней судили Бесси Томпсон, дочь Энни Сэмпсон: под суд угодили два поколения семьи. Школьного учителя из Транента Джона Фиана судили вместе с его соседкой Джилли. Он якобы совершал обряд с участием Сатаны на шабаше в нортбервикской церкви, вел учет и – будучи одним из немногих грамотных людей в округе – делал записи. Еще его обвиняли в волшебных фокусах и в гадании. Возможно, Джон, будучи образованным молодым человеком, умел толковать гороскопы. Его приговорили к кошмарным пыткам молотками и железными «чулками», за которыми последовала казнь [21]. Многие простые люди из Кита, Транента и окрестных деревень – Мэрион Рэнкинг, Мегги Томпсон, Александр Уайтлоу, Джанет Кэмпбелл, Ритчи Грэм, Джанет Фэрли, Кейт Грей, Изобел Лаудер, Хелен Уайт, Мэрион Патерсон, Джанет Николсон и другие – были названы участниками заговора по свержению короля и возведению на престол Фрэнсиса Стюарта, графа Ботвелла. Непонятно, какое всем им было дело до того, кто сидит на троне.
Джилли Дункан и Бесси Томпсон казнили вместе на Замковом холме 4 декабря 1591 г. [22] Барбару Непьер оправдали присяжные, после чего король предал суду их. Барбара избежала немедленной казни, так как ждала ребенка; дальнейшая ее судьба неизвестна. Эффи Маккалзин сожгли заживо 15 июня 1591 г. – исключительное наказание, так как она была «неверной» женой, ведьмой, покушавшейся на убийство мужа и свекра и соблазнившей колдовским способом другого мужчину. В Шотландии подобные преступления против мужчин в семье назывались «малыми изменами» – так трактовался бунт жены против ее законного суверена, мужа. Государственная измена, якобы совершенная Энни и Джилли, отозвалась эхом в домашнем преступлении Эффи, показав правоту демонологов: ведьмы – подрывная угроза на всех уровнях общества, от супружеского ложа до дворца. В 1597 г. сам король Яков написал на эту тему трактат, назвав его просто «Демонология» (Daemonologie) [23].
Граф Ботвелл, якобы подстрекавший ведьм напасть на короля с королевой, осмотрительно сбежал из Шотландии в 1591 г. Через несколько лет, когда политический климат смягчился, он вернулся. В 1593 г. состоялся формальный суд с целью закрыть все дело. Графа обвиняли в том, что он просил ведьм – Энни и некоторых других – погадать о его политическом будущем, приобретал амулеты с целью приворожить к нему короля и спрашивал, как «обколоть» того (убить при помощи восковой фигурки: устроить ему кораблекрушение, отравить или заставить остаться за границей).
Документы процесса над графом позволяют бросить последний взгляд на Энни, Джилли, Эффи и других: в них они названы диалектным термином umwhile, то есть покойницами. Суды над ними произошли давно в прошлом, они поплатились за колдовство, которым якобы занимались в интересах графа и в котором сознались под пытками. К моменту начала процесса над графом за их совместные преступления они уже два года были мертвы. Его тоже должны были признать виновным и подвергнуть страшной каре. Но граф Ботвелл был мужчиной, аристократом, придворным короля, пользовался услугами юристов и поддержкой знати. После укрепления власти Якова изменились и политические настроения. Поэтому графа Ботвелла оправдали [24].