Мэри Соммер
Клаус и настоящая принцесса
Глава 7
– В печь они меня вздумали посадить, ха! – Фиренца звонко рассмеялась. – Три глупые курицы. Спорили, какая самая вкусная часть меня кому из них достанется.
– Грррр!
– Вот да. Одна из них выглядела, ты представь, будто её молнией шарахнуло. Ну я и говорю, мол, а почему у тебя, красавица, зубы частично отсутствуют, да череп не весь волосами покрыт. А другая взяла и хихикнула. Тут такое началось!
Вечерело. Фиренца сидела на пеньке у костра, над которым булькало в котелке кроличье рагу. К поварёшке она даже не притронулась – ела булочки с малиновым вареньем, которые раздобыла в таверне «Синий мухомор».
– Они совсем переругались, а про меня и забыли, – продолжила она, запивая хлеб вином. – Печь у них огромная, а заслонка легко открывается… И закрывается. Что? Не гляди на меня так. Сжечь в печи злую колдунью – дело хорошее. А за трёх мне вообще полагается вознаграждение. К кому бы обратиться? Это земля ещё Алфену принадлежит или уже Минтии? Хотя… какая разница.
– Гр.
Фиренца вздохнула. Медведь, кажется, тоже. Его огромные плечи поднялись и опустились.
– Что же ты обратно не превращаешься? – Она погладила животное по волосатой лапе. – Если одна из этих тебя обратила, то теперь её нет.
– Ахгрр…
– Что, целовать тебя нужно?
Медведь придвинулся ближе. Он сидел на земле, но смотрел на девушку сверху вниз.
– Почему всегда поцелуи? Я за разнообразие в расколдовывании.
– Грр.
– А ты, может, принцем станешь? Нет? Ну, милый, а зачем мне тогда целовать тебя? Вдруг ты нищий и некрасивый, а я потом от тебя не отвяжусь. Прости, я рисковать не хочу.
Медведь опять вздохнул и отвернулся.
– Не обижайся, – Фиренца положила голову ему на плечо. – Мне личную жизнь устраивать надо, понимаешь? Я тут слышала, что восточный царь ищет себе восьмую жену. И что? На эксклюзивность я не претендую – главное, что у него дворец из золота. Из золота не бывает? Ну, может, не весь, но мне достаточно будет. Туда отправлюсь. И не отговаривай меня.
Фиренца хлопнула себя по коленям и поднялась. Очень быстро, не касаясь, она чмокнула медведя в макушку и зашагала прочь. Естественно, изящно покачивая бёдрами: женские чары следует регулярно тренировать, даже если объект их воздействия бесперспективен.
***
Как найти чёрного ворона в тёмном лесу? Нужно подождать, пока он превратится в человека.
Бывший первый министр (нынешний второй по главности злодей) Хелфрид ждал на перекрёстке Васильковой и Карликовой дорог. Ждал уже долго, но на терпение никогда не жаловался и сейчас не сильно страдал.
Поэтому ему трудно было работать на Гидиуса с его непомерными амбициями и мечтами несбыточными, но обязанными сбыться безотлагательно. На то имелись уважительные причины.
Когда герцог Фило, тогдашний советник короля Лихтенфельса, породнился с королевской семьёй Алфена, Гидиус, его единственный наследник, усмотрел в этом для себя выгоду. Ещё маленький мальчик, он рисовал в альбоме желаний схемы по захвату всего Алфена и себя на троне. Скоро королева Агата, жена герцога, задумала сместить своего брата, и схемы Гидиуса стали смелее, а стрелочки и временные отрезки на них – короче. Безусловно, Агата желала усадить на трон сына (принца Клауса, если кто запутался), но методы борьбы с наследниками известны и проверены веками, об этих мелочах Гидиус не переживал.
Но, как мы помним из второй главы, у Агаты ничего не вышло, мужа она потеряла и от притязаний на трон отказалась.
А Гидиус – нет.
Тогда он и решил, что ждал слишком долго, и научился нетерпению. Требовал от Хелфрида немедленных результатов: организуй свадьбу, организуй похороны, организуй войну… Хелфрид подумывал уже, что тот небольшой дворец на холме с сотней слуг и мешок золота не стоил таких организационных затрат.
В поток мыслей ворвалась рука в перчатке. Она возникла у Хелфрида за спиной и постучала его по плечу.
– Ты опоздал, – упрекнул бывший первый министр, оборачиваясь.
– Извиняйте, господин. Зато полночь как раз. Полночь – символично.
Голос доносился откуда-то из глубины капюшона. Вся фигура казалась одним бездонным капюшоном со скрипучим голосом, дурными манерами и рукой в перчатке. В руку, звякнув, опустился мешочек.
– Убить надо? – спросила фигура.
– В этой части леса скоро появятся двое, – начал Хелфрид основательно и с самого начала.
– Их убить?
– Один из этих двоих – принц Клаус.
– Убить его?
– Нужно, чтобы он больше не вернулся домой во дворец.
– Убить надо, получается?
Бывший первый министр задумался.
– Получается, что вероятно придётся произвести некие действия, которые приведут к определённому результату, вследствие чего принц Клаус не вернётся домой, – ответил он вполне прозрачно.
– Э… господин, я не понял.
– Поясняю, – Хелфрид устало приложил тыльную сторону ладони ко лбу. – Для достижения цели, выгодной некоторым, здесь не присутствующим, вернее всего будет обозначить будущее местопребывание вышеупомянутого принца в стороне отличной от той, в которую он направился бы, возвращаясь из путешествия. Обеспечить выполнение данного…
– Эй, добрый господин, погоди чуток, голова от тебя разболелась. – Рука в перчатке нырнула под капюшон и поскребла нос. – Давай-ка я обозначу варианты, а ты выберешь. Мы твоего принца можем прикончить, выпотрошить, расправиться или разделаться с ним раз и навсегда, умертвить, укокошить или – лаконичнее – кокнуть, грохнуть, извести, изничтожить, погубить, ликвидировать, убрать, прямо выражаясь…
– Достаточно, – Хелфрид хотел состроить злодейскую гримасу, но получилась кислая мина. Он отвернулся, дабы не опозориться. – Последний вариант меня бы устроил.
– Изничтожить, то есть?
– Нет, ты сказал: убрать. Убрать с дороги. Да, это звучит вполне удовлетворительно.
– Понял, щедрый господин.
Уточнять Хелфрид не стал. Он отвернулся и сначала зашагал, а потом полетел прочь.
***
– Чуднáя молодёжь нынче. Романтизирует, символизм во всём усматривает. Закат им – время поцелуев, рисунок звёзд – тайное признание в любви, а незабудка, должно быть, появилась на свет одновременно с ней, чтобы оттенять цвет её глаз… Ерунда.
Латгард намотала нитку на гвоздь и обрезала кончик большими садовыми ножницами, которые достала из своей причёски. Выполнив задачу, ножницы отправились обратно, а ведьма стала нанизывать новую порцию грибов, чтобы натянуть их сушиться в оконной раме.
– Выходить тоже им на рассвете полагается. Почему на рассвете, а не, скажем, после второго завтрака? О, принц не против был бы позавтракать и в третий, и в четвёртый раз, но любовь его, видите ли, зовёт. И правда, балбес.
На месте девушки Латгард выбрала бы кого-нибудь более жизнеприспособленного, но мнение держала при себе. Неблагодарное и бесполезное это занятие, вмешиваться в чужую любовь, опасное даже.
– Всё у них получится, всё хорошо будет. И у тебя тоже, слышишь?
– Гррр…
Медведь встал на задние лапы, и его морда оказалась как раз на уровне окна на втором этаже. Он потянулся лапой к грибам в лукошке, но получил за это лёгкий шлепок.
– Я знаю, что ты расстроился, – Латгард достала из причёски маленькую баночку малинового варенья. – Что, симпатичная девушка была? Блондинка, да. Но целовать не захотела. – Несколько ягод отправились медведю прямо на язык. – Принца ей, видите ли, подавай. Так и нечего тут расстраиваться – не твоя это девушка. Твоя ещё лучше будет: и поцелует, и расколдует, и замуж выйдет.
– Гррр?
– Конечно, обещаю.
***
– А что такое река Наоборот?
– Это река.
– Понятно, но… – Клаус остановился, чтобы вытряхнуть сапоги. Голенища доставали почти до колен, но всё равно внутрь забивались камешки и кололи Клаусу пятки. – Что значит «наоборот»?
– Наоборот значит не так, как обычно.
Клаус вздохнул.
– Скажи, Никс, ты чем-то расстроен? Не то чтобы обычно ты был радостным и дружелюбным, но после ведьмы дело совсем худо.
– Тебе не понять.
– Какие-то гномьи дела, да?
В голосе принца звучало искреннее сочувствие – непонятно, почему Никс, обернувшись, так злобно на него зыркнул.
Клаус с удовольствием бы помалкивал, не доставал ворчливого спутника расспросами, только он заскучал. Во дворце он жил в окружении множества людей, и все они, от дорогого кузена до слуги, который готовил ему по утрам зубной порошок, были милыми. А теперь вокруг только лес, и Клаус стал забывать, как выглядит не-лес. Да, трёх дней вполне достаточно.
Принц сверился с компасом: стрелка показывала на юг и, соответственно, на Никса, который шёл впереди. Где-то здесь начиналась Минтия, владения короля Радульфа. Об этом свидетельствовал столбик с указателем, который они видели на перекрёстке Васильковой и Карликовой дорог.
Смеркалось. Если гном больше не имел в этом лесу крёстных ведьм, ночевать им придётся под открытым небом.
– А где мы будем спать? – решил уточнить Клаус. Зная гнома, он ожидал ответ в духе: «там, где приляжем» или «там, где потом проснёмся утром».
Ответ (намёк на ответ) получился резким, хлёстким и неожиданным. Резким, потому что спрятанная под листьями сеть резко подбросила их вверх. Хлёстким, потому что верёвки, из которых она была сплетена, ударили Клауса по щеке, рукам и мягкому месту. Неожиданным… ну, это было неожиданно.
Опомнившись, Клаус нашёл себя висящим под самой кроной высокого дуба. Во всё теле он чувствовал прижатость: прижатость спины к спине Никса, собственного колена к подбородку, а второй ноги – к сумке с посудой; прижатость половины лица к тюфяку (хоть тут мягко) и бедра – к узлу на их ловушке.
Изогнувшись, Клаус посмотрел вниз: до земли было некомфортно далеко. Сзади витиевато ругался Никс. Его спина ощущалась тоньше и как-то костлявее, чем Клаус помнил. Наверное, за пару дней путешествия гном отощал.
– Попались, да? – раздался чей-то весёлый голос.
Клаус вновь скривил шею, чтобы смотреть вниз, но говорящий находился на одном с ними уровне.
– Это кто там злорадствует? – вопросил он королевским тоном, подслушанным у кузена (скорее, у его жены).
Их ловушка дёрнулась и стала поворачиваться. Скоро Клаус увидел ещё одну сеть, подвешенную на другой ветке. Пленник по соседству был один и без поклажи: он удобно, почти расслабленно расположился в своей воздушной тюрьме, точно в гамаке. В одной руке он держал изогнутую палку, которой зацепил сеть Клауса, а второй приветливо махал ему рукой.
– Принц Иво, четвёртый сын короля Радульфа. И я вовсе не злорадствую, а констатирую. Вы сможете снять шляпу, поклониться и соблюсти прочие правила этикета, когда мы вернёмся на землю.
Если бы существовал учебник по принцам, Иво поместили бы на обложку за соответствие параметрам: чистая одежда без пятен и помятостей даже в столь неблагоприятной обстановке, накрахмаленные манжеты и воротник, серебряные пряжки на туфлях и такие же пуговицы на камзоле, волосы до плеч насыщенного медового оттенка, выразительные голубые глаза, ямочки на щеках и обилие прилагательных в описании.
Клаус угодил бы в раздел «каким принцем быть не полагается». Тут параметры были другие: грязная одежда, обувь, которая вместо блестящего воска уже свыклась с ощущением налипшей грязи, нечёсаные кудри, все больше напоминающие гнездо, сомнительная компания и место ночлега.
– Принц Минтии, – протянул Клаус, – наслышан, наслышан… Один из тех, кого заворожила и одурачила Фиренца.
– Жену свою вспоминаешь? – фыркнул Никс, толкнув его локтем в бок.
– Разжену, – поправил Клаус.
– Да-да, конечно.
Принц Иво улыбнулся.
– То были некоторые из моих многочисленных братьев. Они уже оправились. А с кем я имею честь беседовать в этот поздний час и так далеко от земли?
Клаус попробовал приосаниться, но с упирающимся в рёбра зонтиком у него это вышло неубедительно.
– Принц Клаус, кузен короля Флориана из Алфена. А это, – он скосил глаза, – Никс Тимберс, мой товарищ и спутник в путешествии.
– Я гном, – добавил Никс.
– Мог бы не уточнять, и так всем понятно, что ты гном, – шепнул Клаус.
Палка отцепилась, и сетка снова развернулась так, что Иво скрылся из вида.
– Тимберс? – переспросил он. – Как из той шутки про гнома Тимбер-Ту и кувшин бесконечного молока?
– Да, у моих родителей было странное чувство юмора, – проворчал Никс.
Сеть раскачивалась, будто гном, который теперь оказался лицом к лицу с принцем Иво, энергично жестикулировал. Клаус понадеялся, что жесты не слишком неприличные.
– Ровена любила рассказывать эту шутку. – Он тоскливо вздохнул и добавил для ясности: – Ровена – это невеста моя, я потерял её по глупости, а теперь поиски ведут меня на край света.
– Как романтично, моя младшая сестра будет в восторге от этой истории, – послышался голос Иво. – А как выглядит твоя невеста, может, я её встречал?
Клаус вздохнул ещё чуточку тоскливее и прикрыл глаза.
– Ровена похожа на первые цветы крокуса. Её глаза сияют ярче звёзд, а губы нежнее капель предрассветной росы…
– Ну что это за описание? – перебил Иво. – Хорошо, что тебе не нужно составлять словесные портреты преступников.
– Нормальное описание, – неожиданно вступился Никс и снова ткнул Клауса локтем в бок. – Продолжай.
А двое принцев словно позабыли, что угодили в западню, вероятно, разбойничью, и время вести задушевные беседы не очень подходящее. Королевские особы, что с них взять.
– Я всё вспоминаю наш последний вечер, танцы… её изящный силуэт в жёлтом платье, что затмило собой солнце, её огненно-рыжие волосы…
– Рыжие? – опять вклинился Иво. – Как борода у этого гнома? Ээ… у гномов же всегда есть борода. Я просто уточняю на всякий случай, чтобы получить чёткое представление.
– Да, рыжие и с косами, как борода Никса.
– А можно не сравнивать? – запротестовал Никс. – Что это ещё за новость, девушек на гномов равнять. Ничего рыжего больше нет? Вон, морковь лучше вспомни или лисий хвост. Или закат. Солнце уже село, кстати, не собираются ли достопочтенные принцы выбираться из ловушки?
– Выбираться вам уже поздно! Ха-ха-ха!
На этот раз голос раздался с земли, скрипучий и зловещий.
Только бы их сняли медленно и бережно, взмолился Клаус. В ответ на просьбу высшие силы ударили тесаком по верёвке, и сначала одна, а затем и другая воздушная ловушка полетели вниз. У Клауса засвистело в ушах, земля ударила его. Если вы думаете, что слой травы и сомкнувших на ночь лепестки маргариток смягчает встречу грунта и падающего тела, спросите у принца Клауса его мнение по этому вопросу. Повезло ещё, что тюфяк гнома приземлился раньше.
Никс рядом ойкнул, выругался и торопливо замаскировал кашлем некоторые слова, которых принц раньше не слыхал. Прежде, чем Клаус успел выпутаться из сети и осмотреться, его схватили, руки связали за спиной, а на голову натянули мешок, судя по аромату, из-под луковых очистков.
– Попались, глупцы! – порадовался всё тот же скрипучий голос. – Даже искать не пришлось – сами в ловушку притопали на своих двоих… вернее, четырёх, то есть… Что там дальше после пяти идёт, я не знаю.
– Дурачина, – глухо ответил ему другой голос, – после пяти идёт тридцать. В следующий раз я буду сверху.
– А кто в споре проиграл, тот сверху до самого лета не будет, ха-ха!
Клауса поставили на ноги и толкнули в спину. Стихли разговоры и смешки, но он чувствовал, что вокруг много людей. Скверных людей с оружием и недобрыми намерениями. Что-то многовато их за пределами дворца, надо бы попросить короля навести порядок.
Когда ничего не видно и не слышно, время можно отсчитывать шагами. Клаус начал было, но сбился – замечтался. Он представлял, как разрывает путы, сбрасывает с головы мешок и отважно сражается с противниками. Чем дальше они продвигались к неведомой цели, тем красочнее становился воображаемый подвиг, тем восторженнее звучали благодарности спасённых товарищей. Гном перестанет ворчать и называть Клауса балбесом, а высокомерный принц Иво…
– Эй, ноги подымай!
Невежливо надевать человеку мешок на голову. Ещё хуже сообщать ослеплённому пленнику о ступеньках уже после того, как тот споткнулся.
Ступеньки вели вниз. Они не скрипели, не стучали от прикосновения к подошве и, очевидно, не были деревянными или мраморными.
– Пришли, – сообщил грубый голос уже после того, как лестница закончилась, а Клаус криво поставил ногу и растянулся на полу.
Его снова грубо поставили на ноги и избавили от лукового мешка.
Принцев и гнома привели в круглый грот без окон – судя по многочисленным выходам, лишь часть большого подземного лабиринта. Факелы освещали утрамбованный пол и облицованные камнем стены, сундуки, разноцветные пуфы и диваны с подушками.
В центре грота стоял массивный трон. Его красная обивка, изогнутые позолоченные ножки и подлокотники, инкрустированные драгоценными камнями, в сочетании с прочей обстановкой намекали… не так – ясно давали понять, что трон позаимствовали. Нет, опять не так. Стырили этот трон у кого-то, вот, как будет правильно.
Вокруг сновали незнакомые люди с небритыми и недобрыми лицами.
К счастью, его спутники были рядом: тоже связанные, тоже сердитые. Принц Иво наконец слегка помялся и стал походить на человека. У Никса оказался разорван рукав, а на щеке алела царапина.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Клаус заботливо.
– Молчи, – последовал ответ.
– Да, лучше помолчи, принц Клаус! – произнёс человек со скрипучим голосом. Он стоял перед троном, высокий, замотанный в объёмный плащ с капюшоном. Лица зловещей фигуры было не разглядеть, только руку в чёрной перчатке: рука вынырнула из складок плаща, да не одна, а с мечом. – На колени, сейчас я буду тебя убивать.
Кто-то толкнул Клауса в спину, и он рухнул к ногам палача.
– Не убивать, а убирать, мы же так условились, – услышал принц чью-то подсказку.
– Это без разницы.
– Не скажи…
Клаус также имел мнение по данному вопросу. Подняв голову, он приготовился его высказать, но услышал свист рассекаемого воздуха, увидел занесённый меч, и слова застряли в горле.
Глава 8
На границе Алфена и Лихтенфельса обстановка накалялась. В ожидании однозначного приказа от правителей войска коротали время как могли.
Накануне утром, например, несколько десятков солдат устроили вдоль границы соревнование по прыжкам в мешках. Организовались две команды, участники сменяли друг друга и прыгали от линии старта до финиша. Безусловно, каждый прыгал со своей стороны, не пересекая границы чужого королевства, – лишние провокации никому не нужны.
Во втором туре болельщиков стало больше: поглазеть на бравых воинов-защитников пришли девушки из близлежащих деревень. Они также в чужое королевство не совались, лишь издали махали потенциальным врагам, а потом заливались румянцем и хихикали над ответными подмигиваниями.
Среди войск – и Алфена, и Лихтенфельса, и рядовых и генералов – ходили невероятные слухи: тут вообще никто воевать не хочет. Об этом только шептались тихо, ведь недостойно это воина – не желать воевать. Есть занятия увлекательные и полезные: можно в карты играть, грядки полоть, сочинять песни и посвящать их дамам сердца (или другим дамам, что также бывает не лишним). А есть долг перед королевством и королём – тут различать надо.
Но однозначный приказ так и не поступал. Вот вчера, например, гонец передал важное сообщение: без промедлений идти в бой.
– Это король Хунфрит приказал? – уточнил генерал Лихтенфельса.
– Так и есть. Но не письменно, а устно передал через Гидиуса, главного советника.
– Что ж, что ж… Идти в бой, получается. И как это понимать? Размытая формулировка приказа, туманная, я бы сказал.
Но воля короля, даже устная и печатью не заверенная, закон. Заручившись поддержкой местных жителей, за несколько часов рядом с лагерем была установлена самая большая палатка. Внутри оборудовали кухню, прилавок, свезли пенных и горячительных напитков.
Палатку обозначили трактиром и нарекли «Бой» – даже вывеску соответствующую повесили. И каждый солдат – от рядового до генерала – считал своим долгом несколько раз в день выполнять приказ короля и в этот «Бой» ходить.
***
Прости, дорогой читатель. Ты наверняка волнуешься, как дела у Клауса, а тебя отвлекают подробностями скучного ничегонеделанья ленивых войск. Вернёмся же в Янтарный лес, где в подземном гроте зловещая фигура в капюшоне занесла меч над головой принца!
– Так дело не пойдёт. Разве можно просто взять и убить человека? Хотя бы объясните несчастному, в чём он провинился, угостите последней трапезой и разрешите сказать последнее слово. Мой отец с приговорёнными именно так поступает.
Клаус разлепил веки и поднял голову, раз уж она пока была на месте. Обращение короля Радульфа с приговорёнными можно было считать гуманным, даже великодушным, особенно часть с трапезой: после сытного ужина и умирать веселее. Ещё веселее, конечно, жить.
– Не надо последнее слово, – вмешался Никс, видимо, предложение Иво ему тоже не понравилось. – Не надо вообще его трогать. Глупый принц, и голова его пустая, бестолковая: что она на плечах, что по полу катится – разницы не заметите. Меня лучше возьмите, если так уж приспичило убить кого-то.
– Что? – в приступе возмущения Клаусу почти удалось вскочить, но чьи-то сильные руки вновь бросили его на колени. – Никс, ты чего надумал?
– Помолчи, балбес, – гном оттолкнул плечом одного из своих сторожил и сделал шаг вперёд. – Говорю вам, голова принца вместе с телом дорого стоит, а моя – почти ничего.
– Если позволите, – вставил Иво, – я не согласен.
Палач в капюшоне несколько растерялся и даже опустил меч.
– Тебя мне не заказывали, – проскрипел он Никсу.
– А кого заказывали? И кто? Когда и за сколько? – если бы у принца Иво не были связаны руки, он загибал бы пальцы. – Есть заказ – есть и плата. Плата – это вопрос цены. А такие вопросы, уж поверьте, я решать умею.
Где-то поблизости стукнула дверь. Послышались тяжёлые шаги. С их приближением в гроте становилось всё тише. Разбойники прятали оружие и засовывали руки в карманы, некоторые подносили ладони ко рту, чтобы в случае чего изобразить приступ кашля. Меч человека в капюшоне опускался всё ниже, с ним его плечи, шея и настроение.
Застыв, все смотрели на одно из отверстий в стене. Вот появилась нога в сапоге внушительного размера, затем другая; потом из проёма выплыла железная кольчуга, старая, давно вышедшая из моды и обращения. Затем металлический нагрудник с изображением волка, шейный платок и, наконец, голова, увенчанная золотой короной на седых кудрях. По предварительным оценкам, корона происходила из того же места, что и трон, и добыта была аналогичным способом: её стырили.
– Почему ещё не в постели! – рявкнул вошедший, и это не было вопросом. – Стоит мне отлучиться, а вы тут уже по ночам разгуливаете и без моего ведома головы рубите?
Клаус не видел, но услышал, что остальные их похитители отошли назад и, вероятно, попытались слиться со стеной. Рядом с ним остался стоять только гном.
– А мы ничего такого не делали, – оправдалась фигура в капюшоне.
– Перестань говорить этим голосом, знаешь же, что у меня от него голова болит!
Человек в короне подошёл и отвесил палачу подзатыльник. Из капюшона выпала похожая на дудочку кость, полая внутри.
– Ну па-ап! – послышался обиженный мальчишеский голос. – Это же мы договорились и мешок с монетами раздобыли! Так кто молодцы?
– Вы молодцы.
– А можно мы тогда принцу голову отрубим? Ну пожа-а-а-алуйста!
После ещё одного подзатыльника с кровожадного палача слетел капюшон. Под ним обнаружилась насупленная физиономия белобрысого мальчишки лет десяти.
– Сейчас же по стакану тёплого молока и марш спать!
– Но…
– Оба!
Вслед за капюшоном с плеч мальчика упал на пол весь плащ и явил взглядам невольных гостей ещё одного, такого же, у которого первый сидел на плечах. Второй долго пробыл в темноте, поэтому теперь щурился даже от неяркого света факелов и выглядел ещё более обиженным.
– А можно хотя бы посмотреть, как ты отрубишь принцу голову? – спросили братья хором.
– Сейчас же по кроватям! И если я хоть писк из вашей спальни услышу…
Мальчики разделились на два отдельных, состроили принцу ехидные гримасы и убежали. А их отец, успокоившись двумя глубокими вздохами, чинно проследовал к трону и уселся на него.
– Ты! – протянутая рука, указательный палец, грозный тон… Вздрогнули абсолютно все, но палец (на нём, кстати, сверкал перстень – вы поняли, каким образом заполученный) нацелился на Никса. – Подойди.
– С чего бы это? – брякнул гном.
Самые смелые помощники главаря отлепились от стены и подвели Никса к трону. На колени бросать не стали – любезно разрешили постоять.
– Почему хочешь умереть вместо него? – спросил главарь, развалившись на троне.
– И вовсе я не хочу, – Никс цокнул языком. – Сдался он мне. Просто в таких ситуациях, когда меч уже из ножен достали, и блеск его острия глаза слепит, надо как-то время потянуть. Я и тяну.
Клаус чувствовал, что гном боится, слышал страх в его голосе, угадывал в линии плеч. Никс боялся даже сильнее, чем когда предлагал свою жизнь в обмен на его, только вот чего именно – не ясно.
– Почему одежда такая? – прозвучал следующий вопрос.
– Удобно мне так.
В моде гномов Клаус не разбирался, но наряд Никса – брюки, рубашка, куртка из мягкой замши – не отличался от человеческого.
– Рубить твою рыжую голову я не буду, – главарь расплылся в улыбке, причину ехидства которой понимал пока только он один. – Другие мыслишки у меня, повеселее да поинтереснее. Придётся тебе переодеться в, кхм… хе-хе, подобающее облачение.
Он подозвал помощника, шепнул ему что-то на ухо – оба глумливо хихикнули, и Никса куда-то утащили.
Клаусу стало совсем нехорошо. Нельзя в один день испытать столько «никогда прежде не…» и не чувствовать тошноту. Никогда прежде Клаус не видел настоящих лесных разбойников, грозных, неопрятных, ничего не сведущих в благородных манерах. Никогда ему не связывали руки и не грозили отрубить голову. Никогда ещё друг не заступался за него и не подвергал при этом опасности собственную жизнь. Это последнее «никогда» ощущалось неприятнее всего, от волнения Клаус чувствовал слабость в коленях, и если бы он уже на них не стоял, то наверняка бы рухнул.
– Дорогие мои принцы! – торжественно воскликнул главарь разбойников. Он махнул рукой, и Клауса оттянули назад, усадив на пол рядом с товарищем по несчастью и титулу.
– Дорогие – это вы верно определили, – лениво заметил Иво. – На много миль вокруг вы едва ли найдёте кого-нибудь, кто стоит дороже.
Принц Минтии сохранял возмутительно непринуждённый вид.
– Если вы не заметили, здесь король я. – Человек на троне поправил корону. – Здесь я принимаю законы и вершу правосудие.
Иво усмехнулся.
– Мы заметили. Вот только король по другую сторону поверхности земли уже давно принял другие, законные законы. О, там весьма любопытный свод – я изучал, мне положено. Есть про разбой, воровство, про похищение, удерживание и убийство. И это я ещё про налоги умолчал.
– Не умолчал, – самопровозглашённый скривился, – вот же только что сказал об этом. Ненавижу налоги.
Клаус помалкивал. Он умел читать рисунок звёзд, быстро решал математические задачи и выразительно декларировал стихи; он умел петь, владел пятью музыкальными инструментами, танцевал популярные и народные танцы разных королевств, слыл сообразительным (почти у всех) и воспитанным, только в государственных делах совсем не разбирался. От него и не требовалось. Клаусу нравилось быть принцем и никогда не хотелось становиться королём.
В разговор опять вмешался звук шагов. Звуков, вернее сказать, было два: шаги и что-то невнятное, как если бы по полу волокли сопротивляющийся мешок картошки.
Главарь разбойников позабыл о ненавистных налогах и захлопал.
– Наконец-то! Сейчас повеселимся. Налейте мне вина. И музыку, живее!
Все вокруг снова засуетились. Захлопали крышки сундуков, в которых, кроме всего прочего, хранились игристые вина. Кто-то достал губную гармошку. Принцев со связанными руками оттащили на один из диванов, чтобы не мешались, остальные зрители предстоящего веселья тоже расселись.
Тут Клаус и увидел Никса. Гнома под свист и смешки вытолкнули на середину грота. О, бедный, несчастный Никс! От чувства стыда и неловкости Клаус покраснел.
– Да как вы можете! – воскликнул он, но голос утонул в пиликанье губной гармошки.
Своей одежды Никс лишился и стоял теперь перед всеми в чудовищно вызывающем женском платье. Женском! Святые силы… Разрезы на длинной юбке демонстрировали пухлые, изрядно волосатые ноги. Над поясом свисали складки живота, а выше, о… место между животом и шеей (женщины называют его грудью, а мужчины никак не называют, неприлично это) прикрывала не блузка, не корсаж, а… женщины называют это лифчиком, а мужчины притворяются, что о такой части гардероба никогда и не слыхали. Данный экземпляр был сшит из кожи, украшен разноцветными камнями и, благодаря некоторому лишнему весу гнома, заполнен. Хорошо ещё, что сверху всё прикрывала борода. Хотя, хорошо ли это…
– Танцуй! – местный король отдал новый приказ. – Слышишь, гармошка заиграла!
– Знаешь, что можешь сделать со своей гармошкой?
– Что?
Никс наклонился к трону и что-то тихо пробормотал. Лоб под короной побагровел, но главарь быстро взял себя в руки и оскалился.
– Выбирай, будешь танцевать или жонглировать принцевыми головами!
Клаус зажмурился. Будь его руки свободны, он прижал бы ладони к глазам. Где тот мешок из-под луковых очисток, когда он так нужен?
– Ужас, какой невиданный ужас. Правда ведь?
Он повернулся к Иво. Принц Минтии разглядывал гнома, не моргая, и улыбался.
– Да как тебе не стыдно? – Клаус толкнул его плечом. – Бедный Никс такое унижение терпит, а тебе смешно?
Иво сжал губы в трубочку и кашлянул.
– Поверь, мой друг, я сейчас испытываю целую гамму чувств, но все они далеки от веселья.
Клаус осмелился снова взглянуть. Сквозь узкую щель между почти сомкнутыми веками, через завесу ресниц он посмотрел на странные движения Никса. На танец это мало походило: гном приседал и размахивал руками, будто нарочно не попадая в разухабистый ритм из свиста и улюлюканья.
– Ну, довольно, – топнув каблуком, Никс остановился и упёр руки в бока. – Представление окончено.
Губная гармошка жалобно пиликнула напоследок и затихла.
– Здесь я решаю, когда начинать, а когда заканчивать, – заявил главарь под дружные возгласы одобрения.
– Можешь и дальше продолжать так думать, – гном скривился в ехидной ухмылке. – Ничего ты нам не сделаешь, как бы ни желал. Удача на нашей стороне.
Никс обернулся и впервые посмотрел на Клауса: пристально так, выразительно. Брови его подхватили танец и быстро задвигались – обладай они чуть большей гибкостью, составилась бы фраза.
У Клауса перехватило дыхание. Секунду он раздумывал и…
– Нет, Никс, молчи!
– А что? Этот шут гороховый, пусть хоть три короны на себя нацепит, не сможет причинить нам вред. Ты ведь сам знаешь.
