– Здравствуй… – Клаус смутился. Как обратиться к ней? Прежде он говорил только со слугами, принцессами, невесткой, крошкой-племянницей или Ровеной – его возлюбленной, его единственной…
Может, звать её златовлаской? – вон, как пышные кудри переливаются на солнце… Или зеленоглазой чародейкой? Сказать «красавица» – неучтиво как-то, «прелестница» – намекает на прелести, которые и без намёков очевидны (деться от них просто некуда)… Да и слова эти тусклые на фоне её фарфоровой кожи и розовых губ… Клаус смутился снова и потупил взор.
– Как удачно, что ты пожаловал! Мне как раз нужна помощь сильного и ловкого мужчины.
Она подмигнула. Принц выпятил грудь – он без сомнений был сильным, ловким и – тут вопрос спорный, разные факторы следует учитывать, но если подразумевать половую принадлежность, то мужчиной.
Красавица взяла его за руку и отвела за дом.
– Поможешь мне наколоть дров? А я потом приготовлю вкусную похлёбку… – Говоря это, она ласково поглаживала Клауса по плечам, спине до самой поясницы, и так провела ладонями по его бокам, что аж щекотно стало. – Может, не слишком жирную, но ароматную – с грибами и душистыми травами.
Клаус облизнулся.
Он никогда раньше не рубил дров, но читал в книгах, как это делается. Позабыв о больной ноге, принц вытащил из колоды тяжёлый колун и одним ударом расколол чурбан на две половинки.
Так дело и пошло. Хозяйка сидела на траве и плела венок из одуванчиков, а Клаус колол дрова. Солнце припекало. Пот градом катился по лицу и шее, израненные ладони покрылись мозолями. Поленница росла, а слова благодарности всё не звучали – красавица только подбадривала, повторяя время от времени, как же ей повезло.
Скоро спина болела так, будто позади Клауса стоял ещё кто-то с топором и колотил его обухом по позвоночнику. Он стал промахиваться, чурбаны двоились в глазах, троились, водили хороводы. Вот бы глоток воды…
Стоило лишь пожелать, и хозяйка уже стояла перед ним с кувшином в руке. И без того тонкую талию она перевязала белым передником, волосы собрала в причёску, открыв взору длинную шею. Клаус опять невольно залюбовался. Отложив топор, он потянулся к воде, но красавица рассмеялась и завела кувшин за спину.
– Вода не утолит твоей жажды. – Она подошла близко и свободной рукой обняла Клауса за шею. – Лучше поцелуй меня.
– Спасибо, но я бы предпочёл глоток воды. – Клаус отклонился назад.
– Вода пресная, а поцелуй сладкий.
– Сладкое вредно для здоровья.
В зелёных глазах что-то сверкнуло.
– Ну, не хочешь по-хорошему… – Она отшвырнула кувшин, разжала объятия (вернее, железную хватку на шее Клауса) и схватила колун – перебросила из одной руки в другую, словно пёрышко. Клаусу даже обидно стало: зачем он напрягался, если хозяйка сама такая крепкая?
– Чем хочешь за помощь отплатить мне, красавица? – Он медленно отходил назад. Наваждение прошло, и вместе с тем вернулись болезненные ощущения в теле от прошлого удачного стечения обстоятельств.
– Отплачу тебе быстрым и ровным ударом по шее – ничего не почувствуешь.
– А обещала похлёбкой угостить! – В животе у Клауса громко заурчало, звук вызвал у хозяйки широкую улыбку – такую, хищную немного, как будто она тоже проголодалась.
– Похлёбка не для тебя, глупенький. Ко мне на ужин подруги любимые придут, вот и хочу порадовать их молодой принце… принцятиной? Принцениной? Хм, принцевядиной?
Она задумалась на мгновение – этого хватило, чтобы Клаус нащупал на траве свой зонт, носком подбросил его вверх и в полёте раскрыл перед собой.
Раздался раскат грома – тихий, как если бы грозовое облако поймали в банку. Купол зонта загородил собой топор и размахивающую им девушку, но перед тем, как броситься бежать, Клаус увидел облачко дыма и два летящих башмака.
Не оборачиваясь, он бежал со всех ног (технически их было полторы здоровых), только и успевал часто дышать, подхватывать с земли свои вещи и немножко бояться. Вот лужайка перед домом, а вон и кроличья тропа, будь она буреломом завалена! Уютный домик остался далеко позади, а Клаус всё не решался остановиться, чтобы перевести дух.
Надо же, как ему опять повезло!
Главным везением было, конечно, получить в подарок на десятилетие волшебный зонтик. По возвращении домой он сочинит письмо с благодарностями.
Отступление. Если читатель заинтересовался получателем такого письма или местом, где можно раздобыть столь полезные зонтики (а мой читатель наверняка любит бродить по кроличьей тропе и в подозрительных домиках – пряничных и не только – навещать ведьм-людоедок), ему придётся потерпеть. Этот герой появится только в следующей сказке.
Солнце зависло в самой высокой точке – закат утомителен, а завтра всё равно вставать рано. Бесконечный жаркий полдень, шаги на месте, похожие друг на друга кусты вдоль дороги. Клаус то и дело настороженно оглядывался, но деревянный домик – вместе с хозяйкой, её топором и странными вкусовыми предпочтениями – его не преследовал.
Вот опять этот кустарник орешника, мимо которого Клаус уже проходил. Он огляделся: дорога в одну сторону, в другую; деревья, другие деревья, похожие на первые деревья деревья… Тишина. Даже птицы не пели. Только сейчас Клаус заметил, что с утра он не слышал пения птиц; собрался было удивиться, как на нижнюю ветку дуба, прямо перед его носом, уселся ворон. Ворон махнул головой, подмигнул и, опомнившись, каркнул.
– Хочешь показать мне другую дорогу? – спросил Клаус.
Ворон кивнул.
– Ты волшебный помощник, которого прислала местная фея за мою отвагу и находчивость?
Ворон кивнул. Жаль, нынешние глазные мышцы не позволяли ему закатить глаза.
Вслед за новым другом Клаус свернул с тропы и стал пробираться через чащу. Хорошо птице – у неё крылья, а Клаусу приходилось уворачиваться от острых веток и переступать через муравейники. Повезло ещё, что в этой части леса не водились хищные животные.
Ну, Клаус так думал.
Скоро стволы поредели, и принц вышел на небольшую прогалину. Посреди неё горел костёр, а над ним висел котелок, в котором что-то варилось. Что-то дымилось, побулькивало и распространяло восхитительный аромат.
– Нетушки, – ответил Клаус урчанию в желудке. – Я уже того странного крыжовника наелся, мутит до сих пор, и чуть не угостился похлёбкой из самого себя.
Он решительно развернулся и побрёл прочь.
Полянка, конечно, живописная… А запах какой! Похоже на рагу из кролика, которое по пятницам во дворце подавали.
Предаваясь воспоминаниям, Клаус прошёл шагов двадцать… и вышел на поляну. Костёр всё так же горел, аромат – расточался. На перекладине, возле ручки, сидел ворон, он пристально смотрел на Клауса, а в щёлканье клювом явно слышалось «ням-ням».
– Нет, – сказал Клаус. Он вновь отвернулся и похромал в строго противоположную сторону. Лучше бы не сходил с тропы. Лучше бы вообще с Никсом остался – гном будто бы на все вопросы знал ответы. И не такие уж обидные были его прозвища. Балбес – он и есть балбес.
Клаус вышел на поляну.
«Ням-ням!»
– Нет!
Лесная чаща, стволы, зелень мха под ногами, поляна. Клаус сидит у костра с поварёшкой в руке. Рагу из кролика, так и есть. Капетюлечка точно не повредит: только понюхать, зацепить наваристую юшку кончиком языка.
Ворон щёлкал «ням». Клаус закрыл глаза и втянул ноздрями облачко пара.
В камине потрескивали дрова. Время от времени король Хунфрит звонил в серебряный колокольчик, тогда в спальню приходил слуга и ворошил деревяшки кочергой.
Сам король Лихтенфельса сидел в кресле-качалке, укутав ноги пледом, который как раз вязал.
Гидиус расхаживал перед камином: окно, шкаф, окно – недовольный взгляд на короля – шкаф. Он едва скрывал раздражение. Всё шло не по плану! Война никак не начиналась, враги не умирали, проклятие от невыполненной королевской клятвы должным образом не сработало. А ещё огонь в камине горел слишком ярко, мешая плащу развеваться (на скалистом утёсе, да в ветреную погоду, куда проще соответствовать образу главного злодея).
Наконец Гидиус не выдержал:
– Ваше величество, а не пора ли нападать?
– Ась?
– Наша армия стоит у границы Алфена. Нападать когда будем, спрашиваю!
Хунфрит Восьмой, девятый король Лихтенфельса, почесал коричневую бородавку на носу и приложил ладонь к уху.
– Носки тебе новые вязать, Гидиус? Износились уже твои?
Если убить его сейчас, думал Гидиус, на трон взойдёт старший сын. Кретин, который любит изучать насекомых под лупой, вырезать и хранить в альбоме квадратики из писем, а также зажимать служанок в тёмных коридорах дворца. Нет, этому война неинтересна.
Если убить старшего сына, останутся средний и младшая дочь. Эти не так глупы и манипулировать собой не позволят. А начать их всех убивать… нет, пока до Гидиуса очередь дойдёт, он состарится и тоже усядется в кресло со спицами. Да и не нужен ему Лихтенфельс.
– Носки целы, чисты и качественно согревают мои пятки, – устало проворчал Гидиус. Он вытащил из ботинка пятку – голубую в горошек – и продемонстрировал её бездырие. – Я говорю, наступать на Алфен пора!
– Зачем? – не понял король Хунфрит.
«Затем, что я должен закончить дело дядюшки. Затем, что ты, старый болван, обещал отдать Алфен мне, потому что я тоже имею право. Вообще-то не имею, но хочу – этого достаточно.» Вслух Гидиус сказал:
– Потому что король Флориан вероломно отбил вашу невесту и женил на ней своего кузена. – В знак неодобрения он пощёлкал языком.
– Невесту? – впалые щёки Хунфрита порозовели. – Ту хорошенькую, да? Но ведь она отказала мне.
Гидиус закатил глаза.
– Вы ведь знаете женщин, ваше величество. Их отказы означают только, что на подаренном колечке изумрудик маловат. Прекраснейшая Фиренца была уже одной ногой в вашей спальне, но правитель Алфена вероломно…
Кажется, «вероломно» он уже говорил. Да и упоминания спальни было достаточно, чтобы вызвать праведный гнев. А вы думали, от кого старший сын короля Хунфрита унаследовал свою любвеобильность? Так-то. Гидиус как профессиональный сказочный злодей знал, за какие ниточки следует дёргать – тут бестолково было бы вести разговоры о геополитике.
– А где сейчас моя отбитая… кхм, уведённая невеста? – Король Лихтенфельса, кряхтя, поёрзал в кресле.
– Где-то, – Гидиус неопределённо махнул рукой. – Сейчас дело уже не в ней, ваше величество. Вам верол… подло нанесли личное оскорбление, и пора отомстить – отстоять вашу честь!
– Пора, пора!
– Так вы подпишите указ о наступлении на Алфен? Я тотчас передам его генералу вашего войска.
Тут Хунфрит отвлёкся на петельку, которую чуть не упустил. Покачал головой, подхватил нить спицей, довольно улыбнулся и наконец поднял взгляд на своего главного советника.
– Ась?
Клаус не понял, что произошло раньше. События развернулись одновременно и в равной мере напугали его. Попробовать рагу из кролика Клаус, конечно, не успел, иначе его история закончилась бы прямо здесь (или не закончилась, но свернула бы; если какого-нибудь другого сказочника заинтересует такой поворот сюжета, он может позаимствовать Клауса и представить альтернативный вариант).
А вот почему Клаус остался голодным. Ворон что-то крякнул и захлопал крыльями, звук стремительно отдалялся; раздалось свирепое рычание – лицо Клауса обдало жаром, запахом нечищеных зубов и немножко каплями слюны; поварёшку выбили из его рук с такой силой, что Клаус сам оказался на земле.
Ползком пятясь по земле, он не сразу открыл глаза. Перед ним – над ним – нависал огромный медведь. Шерсть всклокочена, глаза бешеные, клыки размером с фруктовый нож, такие же изогнутые и острые, а когти не меньше сабли восточных кочевников (тоже изогнутые и острые). На миг Клаус снова зажмурился, подышал часто, а затем пополз дальше.
Медведь за добычей не следовал – отвернулся к котелку. Клаус также считал, что кроличье рагу куда аппетитнее его худого, сырого тельца, но чудовище, вероятно, не проголодалось. Могучий взмах лапы перевернул угощение и затушил костёр; брызги горячей юшки, куски мяса вперемешку с шипящими головешками полетели в стороны.
Грозно рыча, медведь – Клаус готов был поклясться в этом – погрозил ему кулаком и скрылся между деревьями.
А принц снова убегал – без оглядки и нескладно. Он подвернул вторую ногу и хромал теперь на обе…
Отступление. Если человек хромает на обе ноги, будет ли это всё ещё восприниматься хромотой, или покажется лишь странной походкой?
…но продолжал бежать. Густые заросли выпустили его обратно на поляну, и он мчался вперёд, больше не смотря по сторонам. Клаус отмахнулся от ворона, который вернулся и какое-то время летел рядом, каркая ему в ухо. Когда на дороге показались две прелестные девушки, нарядные, с корзинками в руках – никак в гости направлялись, – Клаус пронёсся мимо, вопя и размахивая руками. Один мудрый наставник, по совместительству производитель волшебных зонтиков (да, я знаю, что его личность интригует, но он сейчас занят и в этой сказке не появится) советовал юному принцу: не видишь выхода из затруднительного положения – притворись чокнутым.
После всех приключений Клаус не сильно-то и притворялся. Ему вдруг стало казаться, что у медведя на злосчастной поляне были штаны, а за спиной висел топорик с вязанкой дров.
Ерунда какая-то.
Полдень продолжался. Клаус бежал, пот заливал ему глаза. Голод переместился дальше в линейке чувств, уступив кожному зуду, рези в глазах, ломоте в ногах, мигрени, общей слабости и – жажды. Во рту пересохло так, что дух пустыни, будь он поблизости, наверняка бы сжалился и выдавил из горсти своего песка капельку воды.
Каким же счастьем оказалось для Клауса услышать журчание ручья. Из последних сил он пробежал ещё немного: вот тропа свернула, провела его в зарослях вербейника к самой кромке воды. Клаус рухнул на колени. На него смотрело странное существо: кожа его лица и шеи приобрела оранжевый оттенок, кое-где, что правда, остались белые крапинки.
Он зачерпнул воду. Ладонь осталась сухой. Клаус опять опустил руку в воду, но не почувствовал её прикосновения. Распластавшись на земле, он погрузил в ручей лицо и совершил несколько глотательных движений – с таким же успехом он мог пить пыль под ногами.
Сухой ручей. Может быть, поблизости живёт ведьма, крёстная Никса, но какая теперь разница? Клаус умрёт тут от жажды, и никто не отыщет в кустах вербейника его останки. Ровена найдёт себе новое счастье и не вспомнит о нём. Флориан будет править королевством, воспитывать близнецов и вздыхать от облегчения, что пропала нужда возиться с непутёвым кузеном, жену ему искать. Перевернувшись на спину, Клаус закрыл глаза и приготовился достойно (один хнык не считается) принять кончину.
Вот кто-то приподнял его голову. На губы капнуло мокрое, свежее, прохладное, похожее на чистую воду из бурдюка. Клаус жадно пил, не открывая глаз. Заколдованная вода – не заколдованная, отравленная или нет, пусть он хоть в медведя превратится, хоть в козла – Клаус будет пить. И есть он тоже будет. Когда ко рту поднесли хлебную лепёшку, он сжевал половину между двумя вдохами, а на третьем разделался с остатком.
Теперь Клаус не прочь был вздремнуть, но его звонко похлопали по щекам.
– Эй!
– Говори, что ел и пил на кроличьей тропе, бестолочь!
Принц вскочил. Перед ним сидел Никс, грубый и сердитый, как обычно, но ещё никогда в жизни Клаус не был так счастлив видеть кого-то. Он бросился обниматься, но гном толкнул его в грудь и отодвинулся.
– Ничего не ел, клянусь! – Клаус довольно разулыбался. – Ни похлёбку, ни рагу, разве что… пару ягод оранжевого крыжовника, но они мне вреда, как видишь, не принесли.
– Вижу, вижу, – пробубнил Никс. – А говорил с кем-нибудь?
– Ну… Не то чтобы… Дров там немного нарубил, пустяки, стоит ли вспоминать. Зато!
– Неужели есть «зато»?
– Зато я купил кроличью лапку, поэтому мне всё это время так везло.
Отступление. Сказочные миры, на самом деле, мало отличаются от нашего-привычного. Волшебный или не очень, круглый, плоский на слонах и черепахе, с краем света или бескрайний – всякий мир держится на определённых столпах. Везде добро противостоит злу; всюду зарождается любовь и на пути к единовластному правлению диктует свои правила. Мелочи также важны: ни один мир не сможет долго существовать без музыки, шоколадных конфет, котят, розовых кустов и перьевых подушек. Люди – они и в сказке люди (даже если эти люди – гномы), и неудивительно, что они порой нуждаются в знакомых читателю, несказочных жестах. Так вот: в этот самый момент, именно Никс Тимберс изобрёл жест, который позже обретёт бешеную популярность под названием ладонь-лицо.
– Ты купил кроличью лапку на кроличьей тропе? – Растопырив пальцы, гном выглядывал один глазом.
– Она приносит удачу!
– А поведай-ка мне, принц, удачливым ли выглядел продавец?
Клаус вспомнил беззубую старушку и решил не отвечать на вопрос.
– Все знают, что на кроличьей тропе нельзя есть, – Никс стал загибать пальцы, – пить, разговаривать с незнакомцами и, тем более, покупать что-нибудь. Здесь всё наоборот, и талисман этот приносит несчастья!
– Все, да не все, – Клаус насупился. – В королевском дворце мне о таком не рассказывали.
– Вот и оставался бы в своём дворце. Со своей женой. Принц.
Сколько можно повторять… Клаус тяжело вздохнул.
– Я сейчас же выброшу эту кроличью лапку.
– Не смей. Теперь ты тоже должен её продать, иначе беды ещё страшнее свалятся на твою голову. И на мою заодно.
– Что-то много обещаний всяких бед в последнее время. – Ссориться и разлучаться с новым другом, каким бы ворчливым забиякой он ни был, Клаус не хотел, поэтому улыбнулся. – А как ты меня нашёл, Никс?
Гном фыркнул.
– Больно надо мне тебя искать. Та другая дорога, которая тебе не понравилась, меня сюда вывела. Гляжу – принц валяется.
– И ты решил снова меня подобрать? Спасибо тебе, Никс. Можно мы дальше вместе пойдём? Я готов называться балбесом, тупицей и недотёпой, если не очень часто. Только… – он смутился, и оранжевые в крапинку щёки порозовели, – не говори больше, что Ровена меня не любит. Эта звёздочка ведёт меня, и если она погаснет, зачем мне идти?
Прищурившись, Никс оценивающе рассматривал его – как бы прикидывал размер своего языка и его способность уместиться за зубами.
– Даже если ты знаешь наверняка, – добавил Клаус. – Ты знаешь наверняка? Ровена что-то говорила обо мне?
– Ничего я не знаю, – пробормотал Никс. – С любовью она, кажется, сама запуталась. Злилась только на тебя. Привёл во дворец, невестой назвал, а потом с другой целовался.
– Так ведь я не знал, что это другая! – воскликнул Клаус.
Гном стукнул его в грудь кулаком, но несильно, принц даже не почувствовал.
– А почему ты не догадался? Разве можно любимую перепутать?
– Нет, но…
– Зато – вот и «зато» нашлось – свадьбу с новой невестой ты откладывать не стал.
Клаус повторил тяжёлый вздох и подкрепил его жалобным взглядом.
– Про свадьбу я тебе сейчас всё расскажу. И про долг, и про настоящую принцессу, и про королевскую клятву. По дороге расскажу. Мы ведь по одной дороге пойдём, правда?
Никс поднялся, развернулся на носках и пошёл прочь. Десять шагов спустя он бросил через плечо:
– Сумку с посудой и тюфяк возьми, тюфяк.
– Но я тут ранен немного. Ноги болят, спина и так не разгибается. Может быть, ты пока сам свои вещи понесешь? Вон, какой здоровый!
– Не может! – рявкнул гном в ответ. – Смотри, не разбей ничего. И поторапливайся!
Не-принцесса Фиренца и правда была «где-то». Где-то на соломе, на телеге, по дороге в Минтию. На данном этапе жизнь как-то не удалась. Бывший муж сбежал ещё до скрепления уз поцелуем, бывший сообщник её бросил за ненадобностью, а бывший деверь поспешил выдать её королю Минтии на справедливый суд за мошенничество и кражу в особо крупных размерах. В суждениях Фиренца всегда сохраняла адекватность, поэтому даже мысленно называла суд на собой же справедливым.
Сопровождал преступницу только гонец номер 2. Он, как и цепочка его работодателей – от заместителя главы королевской канцелярии до самого короля – несправедливо полагали, что молодая девушка «и так никуда не денется». Для приличия фальшивой принцессе связали руки. Добротный узел, надо отметить, уже некоторое время имел декоративную функцию.
Впереди дорога упиралась кромку Янтарного леса. Здесь пролегал короткий и, в общем-то, единственный путь в Минтию; путешественники часто не подозревали, что недавно тут прошёл их знакомый, а дорога знала.
– Эй, любезный, – Фиренца расправила плечи. – Вижу там таверну у леса. Мы могли бы остановиться ненадолго?
Гонец номер 2 подстегнул лошадь, и телега покатилась быстрее.
– Не положено, – ответил он.
– «Не положено», надо же… – Девушка горестно охнула. – Только-только конвоиром заделался, а уже перенял жаргон грубого вояки. Ведь гонец – это работник умственного труда: всё знает, запоминает, являет собой источник важных и срочных новостей. Не верю, что сердце твоё так быстро зачерствело. Мне бы только умыться, освежиться. Ты хоть знаешь, как преет место, – Фиренца поёрзала – юбка пошуршала, – на котором приходится долго сидеть?
Номер 2 был гонцом и большую часть жизни провёл в седле. Соответственно, сидя. Он знал.
– Я не развяжу тебе руки.
– Конечно.
– И пойду с тобой.
– Конечно.
Гонца нашли только пять часов спустя. О, нет, не волнуйтесь – нашли живым и в добром здравии. Непоправимый ущерб был нанесён только его настроению, гордости и готовности доверять женщинам. Хозяин «Синего мухомора», посетив уборную, обнаружил там молодого человека в крайней степени смущения. Во рту гонца торчал кляп, руки были связаны его же брюками – на ногах брюки, ясное дело, отсутствовали (тут читатель догадывается о происхождении кляпа и брезгливо морщит нос).
А Фиренца тем временем уже бодро шагала по кроличьей тропе. Она не забрела сюда по ошибке или неосторожности. Фиренца, как и другие, не разнеженные дворцовыми стенами, знала, что кроличья тропа – самый короткий путь туда, куда нужно. Да-да, куда нужно у всех разное, а верный путь один.
Если, конечно, получится выжить.
Впереди раздавался ритмичный стук топора.
Ведьма Латгард не жила в маленьком лесном домике. Ни в деревянном, ни в пряничном – зачем ей эти нашествия любопытных детей?
У неё был трёхэтажный особняк со всеми удобствами. В остальном Латгард походила на других ведьм (понятие отличное от колдуньи, которое не подразумевает приставки «злая» и прочих отягощающих): собирала травы и варила зелья в медном котле, подрабатывала приворотами, отворотами и переворотами (не спрашивайте), общалась с четвероногими, а также крылатыми лесными жителями и уважала право метлы не мести пол.
Одно из зелий Клаус как раз потягивал, расположившись на диване в гостиной. Перед ним поставили зеркало и велели пить, пока с лица не сойдут все пятна, и ни глотком больше. Ведьма же увела своего крестника в другую комнату шептаться о чём-то родственном.
После каждого глотка Клаус проверял отражение: считал пятнышки, сравнивал цвет лица с оранжевой подушкой, которую ему выдали в качестве образца. Затем он переводил взгляд на круглый столик в центре комнаты, откуда манила румяными корочками и лимонным ароматом тарелка бисквитного печенья. Клаус облизывался и пил горькое зелье – больше он без одобрения Никса ничего есть не станет.
Вкусная еда обесценивается, когда её в достатке. Привыкший к четырёхразовому питанию от лучших поваров Алфена принц неподдельно страдал без завтрака из омлета и двух сосисок, обеденного супа с гренками, яблочного штруделя на полдник и сытного ужина с тремя переменами блюд. Он думал о еде даже чаще, чем о возлюбленной, за что ругал себя и торопливо перепредставлял булочки.
Никс с крёстной вернулись. Гном хмурился, чуть пошатывался, щёки над рыжей бородой были бледнее мела. Не взглянув на принца, даже не прокомментировав его глупый вид, он опустился на стул в углу комнаты и задумался. Ведьма бодро подошла к Клаусу и села рядом на диван. Её причёска качнулась.
– Ещё три больших глотка, и достаточно. А потом чай будем пить.
Таким тоном генерал Арман отдавал приказы войску, а королева Грета стыдила мужа за ночное поедание сливочных десертов.
– С печеньем? – спросил Клаус.
– Безусловно.
Ведьме Латгард было примерно от сорока до семидесяти лет. Она носила яркую одежду цветов леса: травянисто-зелёную юбку, жилет оттенка дубовой коры поверх незабудковой блузы и башмаки с помпонами из неувядающих одуванчиков.
– Мне тут пересказали муки твоего сердца. – Ведьма обхватила ладонями лицо Клауса. Наклонившись, она коротко дунула поочерёдно в оба его глаза и поцокала языком.
– Я ищу возлюбленную.
– Да-да.
– Мне советовали идти за ней на край света.
Латгард закатила глаза, и её причёска качнулась.
– Края света не бывает – свет бесконечный, балбес. – Убирая руки, она легонько шлёпнула Клауса по щеке. – Теперь только мои советы будешь слушать.
Клаус не собирался, но голова его кивнула.
– Однако направление ты выбрал правильное, – продолжила ведьма. – Дальше на юг иди. За крошечным королевством Дирдорф течёт река Наоборот. Там свою суженую и увидишь.
– Ровена будет там? – Клаус воодушевился.
– Я ведь только что именно это сказала.
– А если мы идём в одну сторону, можем и раньше встретиться? Велика же вероятность!
– Практически нулевая, – Латгард переглянулась с Никсом. Причёска, само собой, качнулась. – Слушай самое главное. Найдёшь Ровену – поцелуй её в тот же миг, иначе…
– Обещаю!
– …иначе новая разлука вас ждёт. А теперь, самое главное. Если по пути вздумаешь кого-то другого целовать, не увидишь свою Ровену больше никогда.
– Я и не собирался.
Клаус мысленно похвалил себя за то, что не попался на уловку колдуньи с кроличьей тропы. Рассказывать об этом, чтобы заслужить одобрение остальных, он почему-то не захотел.
– И наконец, самое главное, – ведьма посмотрелась в зеркало и заправила выбившуюся из причёски деревянную ложку. – Гном с тобой пойдёт. Береги его и слушайся во всём. Один пропадёшь.
Об этом Клаус давно догадался, но снова решил промолчать.