bannerbannerbanner
Каролина

Мэри Соммер
Каролина

Полная версия

Глава 1.3 – Лето

Дэзи

Я радовалась своему первому лету. Дни становились длиннее, часы темноты – время пиршества межей – быстро пролетали. На улицу можно было выходить без плаща; кожу обволакивал тёплый воздух, и легче верилось, что за нависшими тучами скрывается солнце. Сегодняшний летний день, единственный в году, и вовсе был особенным.

– Говорят, мать его была дочерью важного рокнурского лорда, королевского советника, – проговорила Дэзи многозначительно. – Красивая, но упрямая и безрассудная. Однажды во время прогулки верхом она оторвалась от свиты и выехала с другой стороны леса к Бурому утёсу. Там того вестника и встретила: огромного, мерзкого, с чёрными глазами, от которых кровь в жилах стынет. А для вестников – да обратит их в пепел белое пламя! – правил и запретов нет. Захотел девушку – взял девушку… Никто его с тех пор не видел. Поговаривают, что мать Айвора сама своего насильника с утёса и сбросила, да разве хватило б ей сил?

Накануне королевский судья проехал через город, и Дэзи осталась под впечатлением.

– Вестники так-то с нами не размножаются. – Дэзи поёжилась, представив это. – А тут… Жаль, что от матери ему ничего человеческого не досталось. Такое же чудовище с чёрной душой, как всё их племя. Не знает ни любви, ни милосердия.

Я поддакивать не спешила.

– Мне гранд Айвор показался… – Никак не получалось подобрать слово, я колебалась между «рассудительным» и «учтивым», а в итоге сказала: – Несчастным. Он показался мне несчастным.

– Очень надеюсь! – горячо отозвалась Дэзи, и мне пришлось приложить палец к губам. – Судья ведь не тюрьмой заведует, а пыточной, – добавила она уже тише. – По приказу короля-предателя скармливает межам мёртвых и живых. Я тебе так скажу, Каролина. Если правда про его шрамы, что они невыносимые страдания причиняют, я вознесу хвалу Богам и на год откажусь от всех плотских удовольствий. Но… оставим эти разговоры, не будем омрачать ими чудесный день.

Настроение Дэзи переменилось быстрее, чем птица за окном пролетела. На щеках её обозначились ямочки.

– Предлагаю начать его чашкой горячего кофе с маковыми улитками, – я тоже улыбнулась. – Но сперва надо бы выпроводить моего гостя.

С приходом лета и ранних рассветов, одна я спала или нет, Дэзи взяла за привычку приходить ко мне во второй половине ночи. Мы усаживались на широкую постель, расчёсывали друг другу волосы, листали запрещённые книги на мидфордском и разговаривали. Миновали дни, а темы не заканчивались.

Сегодня места нам досталось немного: на кровати, блаженно похрапывая, развалился лорд Стаг из Эллера. Полноватый мужчина с тихим голосом, рано овдовевший и полысевший, он изредка наведывался к нам и каждый раз, смущаясь, просил новую девушку.

«Жизнь так коротка! Как успеть все вина испробовать, все чудеса на свете поглядеть и всех прекрасных девушек поцеловать?» Так лорд Стаг жаловался вчера вечером лентам на лифе моего платья, пока подмешанное в вино зелье Куары не отправило его в мир сладких грёз.

– Разбудим его? – спросила Дэзи лукаво и склонилась над спящим мужчиной.

– Может, тебе лучше вернуться в твою спальню?

Но Дэзи сбросила халат и нырнула под одеяло.

– Думаешь, он расстроится, если проснётся в жарких объятиях сразу двух девушек?

Лорд Стаг не расстроился. После расточительно плотного завтрака (требовалось восстановить силы) он покинул бордель довольным собой и жизнью.

День тёк густым золотым мёдом. Самый длинный в году. Уже завтра светлые часы пойдут на убыль, но сперва мы будем чествовать короткую ночь. Несколько лет назад высочайший указ королевы Кейлет подарил эту ночь нам. Только сегодня межи останутся в тенях Чёрного леса и пещерах Нуррингора, а дозорные вестники не выйдут патрулировать улицы. В городах вспыхнут яркие огни; песни, танцы и веселье покатятся по улицам. Облачённые в свои лучшие платья жители объединённого королевства скроют лица блестящими масками, стирая различия между мидфордцами и рокнурцами, между проигравшими и победителями, между затаившими ненависть врагами… Будто и не было никакой войны.

Ночью я представляла, как могла бы проводить этот день год назад, и год до этого, и ещё раньше. Может, я плыла на корабле под флагом Кануанской империи, а может, танцевала на балу в королевском дворце. Утром я об этих фантазиях и не вспомнила. Не существовало в мире другого места, где мне хотелось очутиться, не нашлось бы друзей, ярче согревающих мою душу.

За задёрнутыми шторами и запертыми дверями зал борделя превратился в примерочную модного салона. Между столами летали кружевные чулки: недавно Мэрг, воспользовавшись тайными и не совсем законными связями (брови многозначительно изгибались, пока губы беззвучно шептали «контрабанда») добыла партию. Неизвестные заморские мастера вплетали в ткань тягучие нити, и чулки плотно обнимали ногу, держась без всяких подвязок. Их нашлось всего три пары – всем не хватит, но каждой хотелось примерить.

– А после праздника будем носить их по очереди. – Нора со смехом выскочила на середину зала и, подняв юбку, продемонстрировала ноги в нежных кружевах молочного цвета.

– Меня можете пропускать, – заявила Солль. Одетая пока лишь в короткую нижнюю сорочку, она откинулась на спинку стула и высоко подняла голую ногу в изящной замшевой туфельке. – Вы бы видели слюни мужчин, когда подол моего платья чуть-чуть приподнимается и они понимают, что под ним ничего нет. Они даже не лезут в лицо целоваться, начинают с лодыжек, колен… и прежде, чем отрубиться, успевают меня развлечь.

Раздалось несколько смешков, но лёгкая полуулыбка на лице Солль осталась холодной. «Больше никогда», – сказала она мне, впервые спустившись к гостям после выздоровления. Окончания фразы не последовало, но мы обе и так понимали. «Больше никогда» пока давалось легко. Ренфолд не приходил. Миро ещё не вернулся с северной границы. И никто не понимал истинной причины моей радости чулкам без подвязок.

Появление Мэрг с огромной, отделанной бархатом коробкой вызвало хор восторженных визгов. Мы вдруг превратились из шлюх в маленьких девочек, которые тайно мечтают не об уважаемом положении в обществе или кровавой расправе над захватчиками, а лишь о лентах и новых блестящих пряжках.

В коробке оказались золотые карнавальные маски. Они были сделаны из тиснёной кожи, тёплой и мягкой. Маски скрывали половину лица (в праздник нельзя прятать улыбку), а сверху их обрамляли тонкие золотые спицы – солнечные лучи.

– Нужно так погулять этой ночью, чтобы блеском своим разбудить настоящее солнце! – звонко провозгласила Дэзи, разглаживая ладонями складки юбки. – Вдруг оно завтра утром появится из-за туч? Представьте!

– Не появится, – заверила Солль. В красном платье, с роскошными золотыми волосами, она затмила бы небесное светило.

Я подошла к Мэрг. Хозяйка борделя маски для себя не оставила и наряд выбрала повседневный. С оловянным кубком вина в одной руке и дымящейся трубкой в другой, Мэрг со стороны наблюдала за шумливой суетой.

– Этот цвет тебе не идёт, – сообщила она с вялой категоричностью.

– Пойдём с нами на площадь, Мэрг? – Я присела напротив.

Она фыркнула.

– Что я там не видела? А вы идите уже, дайте мне посидеть в тишине. Сегодня наш дом будет пустовать, но кто-то же должен развлекать гостей до вашего возвращения. Парочка угрюмых наверняка пожалует. Я велела Гвину принести из погреба те бутыли с пурпурными печатями. Обычно на такие деньги жалеют, но в праздничную ночь – как знать, как знать…

Кроме меня только Мэрг называла бордель домом. Я сжала её руку.

– Принести тебе чего-нибудь?

– Запечённых груш с мёдом. Две. – Мэрг отложила трубку и, прищурившись, обхватила руками свою тонкую талию. – Нет, три.

Кроме Гвина с сестрой и Сантро осталась также Лииса. На неуверенном кануанском она объяснила мне, что не выносит шума толпы, и никакие уговоры с обещаниями не смогли её переубедить.

Воздух улиц пропитался предвкушением. Каково это – не услышать крик межа, гулять до полуночи, после полуночи, до самого утра? На город начали опускаться сумерки, кто-то уже зажёг старые уцелевшие фонари. Со стороны Архового перекрёстка слышались звуки арфы и громкий смех. Может, там выступали обещанные менестрели из Виарта?

Я то и дело трогала маску, а после проводила пальцами по щекам. Улыбка это или мне чудится?

– Дэзи, скажи, я улыбаюсь?

Рассмеявшись, она стремительно и мимолётно поцеловала меня в губы.

– Ты улыбаешься! Побежали скорее.

Свернув за угол, мы чуть не врезались в шумную группу парней и девушек. Ночь ещё не наступила, а их одежда уже источала лёгкий хмельной аромат. Как же странно, удивительно и прекрасно было видеть всех этих людей, приветствовать их, проталкиваться сквозь них. Маски скрывали лица, но обнажали души. В толпе незнакомцев я осторожно поверила, что больше никогда не почувствую себя одинокой. Голова на миг закружилась в танце мерцающих огней, но Дэзи крепко держала меня за руку.

Другие девушки потерялись в возбуждённой суете – кто потянулся за музыкой, кого завлёк колокольчик галантерейной лавки, – и до площади мы добрались вдвоём. Здесь приходилось ещё теснее прижиматься друг к другу. Голоса толпы слились в один сплошной звенящий гул. Между торговыми палатками, где раздавали сладости и наливали вино, забавно переступая, бродили акробаты на высоченных ходулях. Они выкрикивали шутки и жонглировали тарелками, засовывали в рот шпаги и горящие факелы, чтобы под восхищённое улюлюканье изрыгать столбы пламени. На темнеющем небе оранжевый пылал всё ярче.

– Персиковое вино для прекрасных девушек!

Стоило нам чуть дольше задержаться у прилавка, как бойкий юноша в смешной шляпе с звоночками протянул нам две чаши.

– Откуда ты знаешь, что мы прекрасные? – Дэзи положила на прилавок монету и кокетливо повела плечиком.

– Я вижу сквозь маску, красавица! – Юноша приподнял свою и подмигнул.

 

Подобные предложения повторялись часто, и к моменту, когда нас увлёк шумный круговорот танца, Дэзи слегка покачивалась. Грохотала музыка и каблуки по каменной брусчатке, руки сжимали руки – чужие, разные, тёплые и холодные, потные и в перчатках. Мы мелькали зыбким маревом в прорезях масок друг друга. Снова чьи-то крепкие пальцы поймали мою руку – и раскружили. Я почувствовала в ладони что-то маленькое, с заострёнными углами, но вот оно исчезло в чьей-то перчатке. Любовная записка?

– Да здравствует королева Кейлет! – воскликнул вдруг кто-то.

Волна покатилась по толпе, и на несколько коротких мгновений маски будто растворились: тёмными пятнами плесени на золотом полотне вылезли те, кто завтра ночью, после знаменующего комендантский час крика межа, останется дома. Те, кто сейчас промолчал.

– Да здравствует законный король Мидфордии! – прозвучало из другого угла площади.

Ропот смятения нарушил стройный такт шагов. Акробат на ходулях чуть не подавился шпагой, которую глотал. Стало тихо, но вот другой голос подхватил:

– Да! Слава королю Эналаи!

И толпа облегчённо взревела.

Интересно, сколько тут переодетых нуррингорских псов, которые незаметно следят за порядком? Я представила, как того несчастного, который осмелился вспомнить законного короля, уже волокут в боковой переулок. Дурман веселья развеялся.

Дэзи врезалась в меня, повисла на шее и доверительно сообщила на ухо:

– Меня сейчас стошнит.

– Пойдём. – Я взяла её за руку.

Напитавшись музыкой и смехом, мы искали тишину. Короткий переулок без названия, арка Желаний, улица Риккара Великого (её ещё называли «улицей Великой Лужи» – не так из-за ямы прямо в центре, как от недостаточного уважения к рокнурским героям). Ноги сами вели меня по знакомому маршруту.

– Проклятый дом? – Дэзи остановилась и словно бы протрезвела. – Я туда не пойду.

– Он не проклятый. И там точно никого нет.

Дом Руи сегодня единственный не светился. Высокие стены, хранившие в трещинах трагические истории нескольких семей, сливались с ночным небом.

– Всех, кто жил здесь, настигла ужасная смерть, – зловеще прошептала Дэзи, не нарушая воображаемый купол тишины вокруг дома.

– А с теми, кто приходит сюда в гости, обязательно случается что-нибудь хорошее, – заверила я. – Раньше я часто была здесь в тяжёлые минуты, и что же? Посмотри на меня теперь.

Призыв был риторическим, на комплимент я вовсе не напрашивалась. Дэзи посмотрела. В прорезях маски её глаза странно блестели.

– Ты прекрасна, – произнесла она снова шёпотом, но уже с другим оттенком. – Ну, показывай свой дом.

Как и всегда прежде, входная дверь была лишь прикрыта, но не заперта на замок. Я не хотела угодить в разлом сухих досок между прихожей и гостиной или пугать Дэзи встречей с крысами, поэтому сразу потянула её к лестнице. Ощупывая шершавые обои на стенах – кое-где они свисали жалобными лоскутами, – мы преодолели все пять этажей и выбрались на чердак. Это маленькое помещение с низким деревянным потолком сохранилось лучше всего: здесь не осталось ни мебели, ни воспоминаний… ни углов для залежей пыли. Только пауки чувствовали себя прекрасно, обживая под потолком свои гнёзда, и никакие проклятия их не пугали.

– Мне ещё нравилось на крышу забираться, но сейчас там слишком темно и опасно.

Вместо этого мы подошли к единственному окошку без стекла. Отсюда открывался вид на площадь. Здания вокруг дома Руи жались к земле и не мешали наблюдать за праздничными огнями.

Я сняла маску, подставив лоб и щёки ночному воздуху.

– Как ты? – спросила я Дэзи. – Не мутит от вина больше?

– Прошло, – ответила она. – И ты права была, Каролина, здесь не так уж и страшно.

Дэзи тоже сняла маску и потёрла виски. Она выглядела уставшей.

– Хочешь, отдохнём немного и вернёмся домой? Необязательно ведь всю ночь танцевать. – Я улыбнулась. – Но нужно ещё купить для Мэрг груши в меду.

Отвернувшись от окна, Дэзи прислонилась спиной к стене. Долгожданные гуляния, проводы длинных дней лета уже потеряли для неё интерес.

– Домой, ты всегда говоришь… – она потянулась рукой к моей щеке, но в последний момент передумала.

– Другого дома я не помню, а этот люблю, – ответила я просто.

– Любишь, – Дэзи кивнула. – А своего капитана ты любишь?

Для себя я мысленно ответила однозначно, вместе со спазмом в горле проглотила короткое резкое слово. Вслух я сказала после некоторой паузы:

– Ты так легко произносишь это слово?

– А что в нём сложного? Сложно без любви.

Я помолчала ещё немного.

– Миро говорил, что я холодная. Что Боги создали меня из льда и печали…

– Это неправда, – быстро возразила Дэзи.

– Знаешь, – я виновато пожала плечами, – мне бы хотелось почувствовать. Любить не только наш дом и всех вас, а по-другому, по-настоящему… Но эта пустота внутри меня, она какая-то дырявая. И я не умею её заполнить.

Дэзи подошла ближе.

– Может, там не пусто вовсе? – спросила она. – Может, занято кем-то, а ты об этом не помнишь?

Моё сердце откликнулось и забилось быстрее. Что бы там ни скрывалось внутри меня, сейчас оно одновременно радовалось и ныло.

– А ты, Дэзи? – Правила хорошего тона диктовали ответный интерес. Говорить о любви мне было неловко, поэтому я спросила: – У тебя были мужчины?

Дэзи излишней стеснительностью не страдала.

– Конечно. Признаюсь, их было немало, – она хихикнула, но сразу же посерьёзнела. – Вот только мужчинам, даже лучшим из них, не достаёт важного.

– Чего же?

На фоне окна Дэзи повернулась ко мне, а я – к ней. Оранжевые блики рисовали её профиль и заигрывали с тем странным блеском её глаз.

– Мужчины, – она моргнула всего раз, – не умеют смотреть.

Мэрг

Я задремала совсем ненадолго, но рёбра намекали, что пора бы уже подняться с жёсткого пола. Разморенное тело казалось очень тяжёлым, и я решила начать с простого: пошевелила пальцами ног. Хм, любопытно, в каком из углов валяются туфли?

– Твоё сердце так стучит, – сонно пробормотала Дэзи.

Её голова лежала у меня на груди, вот Дэзи и заметила раньше. Я почувствовала после её слов. Странно, мне ведь было хорошо и спокойно. А что, если забившись однажды сильно-сильно, догоняя частое дыхание и сотрясающую тело дрожь, сердце больше не вспомнит свой привычный размеренный ритм?

– Вернёмся домой? – Больше я не слышала ничего, кроме этого стука.

– Угу…

Я рассеянно погладила её по волосам.

– Просыпайся, Дэзи. Тебя ждут перьевая подушка и мягкие льняные простыни.

– Как же мне проснуться, если слова твои мелодичнее колыбельной? – Она всё же села и тряхнула головой, прогоняя остатки грёз. – Мне и здесь неплохо. Можем остаться до утра… мм, до того, что через неделю. Или до первого осеннего, когда похолодает, что скажешь?

Скажу, что пустота снова разъедает меня и требует со всех ног мчаться домой.

– Скажу, что через час ты проголодаешься, сбежишь на кухню к Гвину и заставишь его среди ночи потрошить курицу, чтобы сварить бульон понаваристей.

С этим аргументом Дэзи спорить не могла.

Мы вышли в тёплую летнюю ночь. Вся энергия, которая копилась для неё, уже израсходовалась, и мы вяло шагали к площади – по самому короткому пути к борделю. Торжественные раскаты шумели уже не так звонко, в общем гомоне легче различались отдельные голоса.

– Там, кажется, представление начинается! – Мы обошли акробата на ходулях (утомившийся, он сидел на низкой крыше какого-то запертого склада), и Дэзи встала на носочки, чтобы поверх голов разглядеть помост в центре площади. – Подойдём ближе? Начало посмотрим – интересно же, кого показывать будут, – а потом сразу домой.

Дождавшись моего кивка, Дэзи нырнула в поредевшую толпу. Я одновременно пыталась не отставать и вертеться по сторонам в надежде встретить других наших девушек, но узнать никого не смогла. Жаль, что мы разбрелись и не веселились все вместе.

Подобно юркой ящерице, только с локтями, Дэзи ловко прокладывала нам путь и остановилась у самого помоста. Представление готовилось за тяжёлыми бархатными кулисами; пока они не колыхались и звуков никаких не пропускали, между нитями бахромы даже носок туфельки не мелькнул.

– Что же там? – От возбуждения Дэзи принялась кусать ноготь мизинца. – В последний раз я смотрела представление на ярмарке, когда ребёнком была. Ну, ещё до… Тогда кукольное было, может, и сейчас куклы появятся?

В ответ на её радостные предчувствия половинки кулис медленно поползли в стороны. Взоры всех на площади обратились к пустой сцене маленького открытого театра. Когда галдёж совсем стих и воцарилась тишина, что-то коротко прошуршало – с таким звуком тащат по деревянному настилу мешок муки, – и с потолочной балки свалился мужчина. Свалился и повис, раскачиваясь на скрипучей верёвке, обхватившей его шею. От собственного веса хрустнули его позвонки, но мёртв мужчина был уже какое-то время: кровь на его дорогой одежде подсохла корочкой.

Вопли ужаса прорезали воздух. Один совсем рядом – Дэзи, – я схватила её за руку. Толпа, как один целостный, поражённый внезапной хворью организм, пришла в движение. Скрип-скрип… всё медленнее раскачивался повешенный. Совсем как кукла. Не моргая, я смотрела в распухшее лицо моего бывшего работодателя герцога Лосано. На его лбу, криво написанное кровью, алело слово «убийца».

Крики окрасились разными оттенками: к испуганным добавились мольбы о помощи и обрывистые предсмертные стоны. Дэзи потянула меня прочь от помоста.

Перед глазами замелькали пятна. Сверкающие огни разрослись чудовищами, которые скакали от здания к зданию, и огромными зубастыми челюстями пожирали крыши. Что случилось с людьми? Вот один тянется к своей маске, достаёт из неё спицу – золотой солнечный луч – и втыкает её в горло стоящего рядом. Вот другой бросает камень в витрину чайной лавки и по осколкам лезет внутрь.

Минуты растянулись в вечность. Сквозь визжащий, толкающийся клубок мы с Дэзи пробирались к боковой улице. Снова я выглядывала и не находила знакомых; сбивчиво и путая слова, я молилась всем забывшим нас Богам, чтобы девушки ждали дома в безопасности.

Несколько раз чьи-то руки тянулись и хватали наши платья, но нам удавалось отбиться.

У фонарного столба трое мужчин догнали четвёртого. Крошечная часть моего сознания, ещё способная анализировать, отметила на троих кожаные перчатки с рисунком солнца на тыльной стороне. Такие же я сжимала во время танца, в такую через меня передали записку.

Трое распластали четвёртого на земле. Один из них взгромоздился сверху и выводил на лбу уже бездыханной жертвы слово «вор».

– Во славу Богов! – заорал он, вознося к небу руки в окровавленных перчатках. – Очистим от скверны мир, и новый день озарит его солнечным светом!

– Мне страшно, – бормотала Дэзи. – Мне страшно, мне страшно…

Но она проталкивалась вперёд, не останавливаясь и не спотыкаясь.

Ещё один «вор» с треском рухнул перед нами на мостовую. Из распахнутого окна его дома доносились женские крики – это служители Богов во славу их насиловали вдову.

Бордель госпожи Альво стоял невредимым. Оттуда не доносилось ни звука, сквозь щели зашторенных окон лился мягкий свет. Дэзи метнулась к входной двери.

– Стой. – Я отодвинула её и вошла первой.

Мир рассыпался на осколки. Мелкие словно пыль, они жалили глаза и забивались в лёгкие, не давая дышать. Забивались, верно, и в уши, ведь не бывает такой тишины. Среди перевёрнутых столов и разбитых стульев, на покрытом липкими черепками полу, в странных позах застыли люди. Некоторые постоянные клиенты решили провести ночь здесь. «Развратник», «развратник», «изменник»… Лорд Стаг и сегодня вернулся, надо же…

Под грудой искромсанных в клочья наших платьев и подпаленных париков я не сразу заметила её. Пусть будет жива, пожалуйста, пожалуйста… пусть её рука взаправду шевельнулась, а не померещилось мне. Споткнувшись о что-то, я ползла.

Ткани ощущались тяжелее камней. Вместе с Дэзи мы безмолвно разгребали эту могильную насыпь из кружев и шёлка, пока не показались голова, плечи и руки Лиисы. Её веки дрожали, грудь конвульсивно вздымалась, сопровождая каждый слабый вздох бульканьем.

Не глядя я схватила какую-то тряпку и зажала рану в её животе.

– Прижми крепче. – Я поймала руку Дэзи. – Когда кровью пропитается, чистый возьмёшь.

Дэзи плакала. Между её всхлипами, вдруг послышалось сдавленное мычание – я завертелась по сторонам и в неосвещённом углу увидела связанную фигуру.

– Гвин?

Он закивал. Мне пришлось переступить через чей-то труп, чтобы добраться до него. На голову Гвина водрузили пышный кудрявый парик, худое тело засунули в платье. Его заткнутый кляпом рот был измазан помадой.

– Гвин… – Я не могла стереть слёзы с его щёк, мои руки испачкались в крови Лиисы. Но крепко обняла.

 

– Они пришли как обычные гости, – прошептал Гвин мне в ухо. – А потом они всех убили, всех, Каролина! У них в масках ножи были спрятаны. Меня… – шёпот оборвался, – меня раздели, тыкали пальцами… потом нарядили и спрашивали, со сколькими из вас я спал.

Если у Богов можно просить лишь однажды, я прошу сейчас. Один раз – и никогда больше. Пожалуйста. Пожалуйста…

– Что с Кэсси?

– На кухне в шкафу пряталась, её не нашли.

– А Мэрг, где Мэрг?

Гвин резко замотал головой.

– Не знаю. Она наверху была, когда тут началось. Я всё ждал, что Мэрг появится со своим арбалетом и хотя бы одного тут проткнёт.

– Арбалетом, – раздался у меня за спиной чей-то ленивый голос. – Этим, что ли?

По ступеням неторопливо спускался мужчина в маске. Его рука в кожаной перчатке сжимала арбалет Мэрг. Он был в простой одежде, стены храма не давили на его плечи, но болезненная сутулость не исчезла. Тощего и пропитанного священным страхом, я сразу узнала Терека.

– Эй, они возвращаются, – воскликнул служитель храма.

В ответ на зов захлопали двери, захрустели под подошвами бутылочные осколки. Из кухни и подсобки чёрного хода появились безымянные, безликие в масках и перчатках. Несколько рук схватили Дэзи. Кто-то навалился на меня сзади и коленом придавил к полу.

– Не убивайте пока, но чтоб тихо, – велел он. – Пусть остальные войдут, а то потом ловить их по улицам…

Силы мои питались страхом и ненавистью. В мыслях я голыми руками вырвала сердце человека, который держал меня, а в реальности трепыхалась под ним беспомощной рыбкой. Этот не носил перчаток, его рука на моём лице воняла железом.

И тут снаружи послышалась возня. Входная дверь отъехала на полдюйма. Я ощутила прикосновение к коже холодного лезвия – я знала, что если сумею освободиться и закричать, нож в тот же миг полоснёт моё горло. И всё-таки я сражалась. Я не умру мгновенно, я успею…

Но дверь отворилась. Лёжа на полу, я увидела не юбки, а тяжёлые сапоги. Над ними – развевающиеся полы чёрных форменных мундиров. Вот уж не думала, что когда-нибудь обрадуюсь появлению нуррингорских псов.

Над головой загрохотали звуки короткой, яростной, молчаливой борьбы. Внезапно моё тело почувствовало свободу. Вздохнув лишь раз, я вскочила на ноги и бросилась к лестнице. Никогда ещё она не казалась мне такой длинной, ступеньки не заканчивались – вырастали на пути всё новыми и новыми рядами. За ними – бесконечный коридор, дверь, ещё и ещё…

В спальне Мэрг горела свеча. Если не считать открытой дверцы шкафа, здесь царили привычный порядок и уют. Хозяйка сидела перед зеркалом, у которого несколько месяцев назад рассказывала мне о влюблённом в неё художнике. Из отражения, щедро окроплённого алыми брызгами, неморгающие глаза Мэрг смотрели прямо на меня. Написанное у неё на лбу слово, хоть и перевёрнутое зеркально, читалось легко.

«Шлюха».

Когда я спустилась, зал был полон народу. Перед глазами плыло, и в размытых контурах мне никак не удавалось посчитать, все ли девушки вернулись. Солль, Лурин… я сомневалась и начинала сначала.

Дэзи сжимала в объятиях Лиису и, раскачиваясь, тихонько баюкала её. Пропитанные кровью тряпки, не нужные больше, валялись рядом на полу. Мой взгляд выхватил царапину на щеке Мири и оторванный рукав её платья. Лют обнимал Нору.

Через распахнутую настежь дверь люди в форме выносили на улицу тела – наших гостей и их убийц.

– Это не конец… о нет, великий суд ещё вершится.

Тишину нарушали всхлипы, прерывистое дыхание, трение о кожаные штаны и бормотание Терека. Из отряда, которому сегодня ночью досталась почётная миссия искоренить блуд, Терек один остался в живых. Вместо перчаток его запястья украшали стальные браслеты кандалов, такое же стальное кольцо сомкнулось вокруг шеи – обыденное убранство арестованных Нуррингора. Терек всё порывался бухнуться на колени, но двое псов удерживали его в неподобающей для молитвы позе.

– Будьте милостивы, Боги, я не успел завершить очищение. Будьте милостивы.

– Они не слышат.

Все головы повернулись ко мне, но звонче моего голоса – сухого как песок – прозвучали шаги у порога. Я слышала их вот так лишь однажды, но запомнила навсегда.

– Ты сгоришь в пламени собственного греха, женщина! – Терек стал захлёбываться слюной. – Искушение в одном твоём облике, порочная, порочная… Помилуйте…

Гранд Айвор заполнил собой весь дверной проём и вошёл. Под его тяжёлым сапогом в пыль раздробилось валявшееся на полу бутылочное горлышко, но судья и не заметил. Все застыли; стихли всхлипы и горькие причитания, и только Терек продолжал бормотать, иногда срываясь на крик.

– Тьма опустилась на мир, Боги отвернулись от разврата, которому мы добровольно вверяем наши тела и души. Ты будешь гореть женщина… Солнце откликнется, и вернётся, и засияет над лучшим миром!

Брови – одна широкая, другая перерубленная чёрным шрамом, – сошлись на переносице. Поморщившись, словно от писклявого жужжания комара, гранд Айвор сделал шаг к Тереку.

– Чудовище! – заорал служитель, брызги его слюны разлетелись и попали на чёрный ворот мундира. – Порождение неестественной греховной связи – ты тоже будешь гореть!

– Я уже горел.

Терек выпучил глаза и подавился проклятиями, когда пальцы чудовища обхватили ошейник у него на затылке. Сталь вдавилась в горло. Язык Терека вывалился, но задохнуться он не успел – шея сломалась раньше. Наконец-то верный служитель Богов смог преклонить колени – на мгновение, – а после бесформенной кучей сгрудился на полу.

– Унесите. – Гранд Айвор вытер руку о штаны.

Взглядом своих чёрных как колодцы глаз он обвёл всех девушек в зале и остановил внимание на той, которая не отвернулась. На мне.

В несколько широких шагов гроза Нуррингора преодолел расстояние до лестницы и остановился напротив. Я так и осталась стоять на три ступеньки выше, и наши лица были почти на одном уровне.

– Почти всех задержали, – зачем-то отчитался он. – Здесь, в других городах…

Казалось, он напитывается моим взглядом. А мне было не сложно смотреть.

– Я не знала, что в храмах столько служителей. – Снова этот незнакомый голос, похожий на застрявший в ржавых колёсиках механизма песок.

– Много служителей, гораздо больше их последователей. Если этой ночью Боги вспомнили и обратили к нам свой священный взор, они неплохо развлеклись от деяний, свершавшихся во их славу.

Я мотнула головой.

– Нет, они не смотрели.

Вернулись псы, носившие трупы. Не оборачиваясь к ним, гранд Айвор спросил:

– Сколько тут ещё?

– Двое, – проговорила я почти так же ровно, как он. Не смотря на безвольно повисшую руку Лиисы, не возвращаясь мысленно в самую большую спальню на втором этаже.

– Трое, – поправил один из псов. – Во внутреннем дворе ещё один с проломленным черепом.

Сантро.

– Их я вам не отдам. – Я поднялась на ступеньку и посмотрела на него сверху вниз.

– Вы знаете законы, Каролина.

Значит, он помнил моё имя. А я помнила бледное тело Теи в подвале тюрьмы и навязчивые образы, которые только недавно перестали терзать моё воображение.

– Сегодня вы собрали достаточно свежих тел, чтобы накормить межей, гранд Айвор. Этих я вам не отдам.

Кроме слов у меня не было, чем противостоять ему. Тогда я буду говорить – твердить своё, повторять, пока не закончится эта бесконечная самая короткая в году ночь.

– Мэрг хотела, чтобы её похоронили на самом высоком холме за городом. – Между фразами ещё нужно дышать, чтобы не потерять сознание. Вот сейчас, вдох. – Чтобы, когда солнце вернётся, она первой узнала об этом. И чтобы над ней выросли маки.

Выдох. Когда они поднимутся в комнату Мэрг, найдут её лежащей на кровати в мирной позе. Платье её будет аккуратно расправлено, глаза – закрытыми, а лицо – чистым. Вокруг рассечённого горла будет намотана шаль. Мэрг запомнят красивой, а потом – будь я проклята, если не так, – над ней вырастут маки.

– Вы можете выкупить их. Лично у меня. – Град Айвор тоже поднялся на одну ступеньку.

А может, это самый чёрный цвет в мире? Его глаза?

– Денег я вам не предложу. – Вдох. – Едва ли вы нуждаетесь в них больше, чем мы сейчас. А другое… Что ж, вам известно, услуги какого вида предоставляются в нашем заведении. Устроит ли вас такая плата, град Айвор?

Он коротко усмехнулся половиной лица.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28 
Рейтинг@Mail.ru