Джервейза забавляло, как она играла Миссис Благопристойность. Она явно забыла первую заповедь шлюх, которая гласила: надо брать любой и каждый предложенный подарок.
– Кобыла – подарок, а не плата. Никаких обязательств.
Она окинула его внимательным взглядом, потом сказала:
– Что ж, посмотрим. Помогите мне, пожалуйста, сесть в седло.
Джервейз наклонился и сцепил замком пальцы. Положив одну руку на луку седла, Диана приподняла юбки до щиколоток и поставила ногу на руки виконта. Помогая ей подняться и сесть в дамское седло, он заметил, что ее ступни и щиколотки были такой же прекрасной формы, как и более видимые части тела.
То, что мужчина помогал женщине оправить юбки после того, как она садилась в седло, было в порядке вещей, и это обстоятельство таило в себе разные возможности. Диана чуть напряглась, ожидая, что виконт коснется ее бедра или колена. Он явно колебался – очевидно, взвешивал, стоило это делать или нет. Она попыталась представить, каково было бы почувствовать его сильные руки. Но он в итоге просто оправил ее юбки, не коснувшись ноги под тканью. Она испытала одновременно и облегчение, и разочарование.
Укоротив ее стремя, Сент-Обин и сам сел на коня. Возможно, этот человек был именно такой холодный, как говорила Мадлен, однако показал себя образцом галантности. В седле он держался с естественной грацией. Впрочем, на лошади любой красивый мужчина выглядел самым выигрышным образом…
В этот час улицы Мейфэра оказались почти безлюдны, что было очень кстати для того, кто не садился на лошадь несколько лет. Кобыла шла очень плавно, и ехать на ней оказалось приятно. Они доехали до Гайд-парка, и Диана от удовольствия рассмеялась, запрокинув голову. Потом пустила лошадь галопом и несколько прекрасных мгновений наслаждалась бившим в лицо ветром, после чего перевела лошадь на медленную рысь и, повернувшись к своему спутнику, крикнула:
– Имя Федра ей очень подходит! Ведь это означает «радостная».
Темные брови виконта чуть приподнялись.
– Вы знаете греческий?
Диана замялась, думая, не совершила ли ошибку, но потом решила, что нет. Чем более загадочной он ее находил, тем лучше.
– Немного латынь и еще меньше – греческий, – ответила она с улыбкой.
– Миссис Линдсей, оказывается, у вас множество талантов.
– Милорд, даже куртизанки не проводят все время на спине, – отозвалась Диана.
Виконт тоже улыбнулся.
– Да-да, конечно. Им нужно проводить время в опере, где их замечают, и кататься по парку, где респектабельные леди их игнорируют. Кроме того, требуется время, чтобы холить свое тело, а также сплетничать с другими киприанками о мужчинах.
Чуть покраснев, Диана сдержанно ответила:
– Кажется, вы знаете о женщинах очень много.
– Совсем наоборот. Я вообще ничего о них не знаю.
На сей раз в голосе виконта прозвучала холодная отстраненность, и столь быстрая смена настроения немного удивила Диану. Пока их лошади шли медленной рысью бок о бок по широкой дорожке, ничто не мешало Диане хорошенько рассмотреть спутника. У Сент-Обина был строгий и красивый профиль – как у мраморной статуи какого-нибудь античного бога. Возможно, Мадлен оказалась права, и было бы куда разумнее выбрать мужчину попроще, но, увы, она, Диана, – не очень-то рассудительная женщина.
Стоял конец сентября, и листья окрасились в самые разные и недолговечные тона года. Когда они повернули обратно, Сент-Обин спросил:
– Миссис Линдсей, сколько вам лет?
– Вы хотите знать мой возраст? – удивилась Диана, а после недолгого колебания сказала: – Не уверена, что стоит вам об этом говорить. Возраст куртизанки – профессиональная тайна.
– Меня не интересуют точные цифры, – ответил виконт. – Я просто хочу быть уверен, что вам больше шестнадцати. Предпочитаю не укладывать в постель детей.
«Значит, ему не нравится соблазнять детей, – подумала Диана. – Очень интересный факт, который говорит в его пользу. Многие мужчины не обладают такой щепетильностью».
– На этот счет можете не волноваться. Двадцать четвертого июня мне исполнилось двадцать четыре года.
– В праздник летнего солнцестояния? Пожалуй, это все объясняет. Должно быть, вас подменили в колыбели, и вы фея, потому что простая смертная не может быть такой красивой.
Диана вспыхнула. Из-за того, что виконт сказал это как нечто само собой разумеющееся, его комплимент казался более многозначительным, чем любые пышные слова, которые ей шептали на ухо прошлым вечером.
– Спасибо, милорд, но я простая смертная. Даже скучная. Если вы заглянете под поверхность, то обнаружите, что во мне нет ничего необычного.
– Но меня интересует именно поверхность, – прошептал Сент-Обин.
Его взор скользнул по ее груди, задержался на талии. Никогда еще ее не рассматривали так тщательно, и румянец на ее щеках стал еще гуще. Что ж, такие взгляды – часть ее новой жизни. Она добровольно лишила себя права возмущаться дерзостью мужчин. Хотя… Казалось, что оценивающий взгляд Сент-Обина был не столько дерзким, сколько откровенным. Да-да, очень откровенным.
– Милорд, для того, чтобы получить внешнее, вы должны также принимать и все остальное, – с насмешливой улыбкой заметила Диана.
Они выехали из парка, и улицы теперь были более оживленными – появились всевозможные повозки, а торговцы вразнос начали обходить своих клиентов.
– Знаете, у меня есть имя. Когда я слышу «милорд» или «лорд Сент-Обин», мне кажется, что кто-то ищет моего отца.
– И как же вас зовут, милорд? – спросила Диана, хотя Мадлен ей это уже сообщила.
– Джервейз Бранделин. Я бы предпочел, чтобы вы так меня и называли… Диана.
– Милорд, я не давала вам разрешения звать меня по имени. Да и сама не готова звать по имени вас, – заявила Диана, однако мысленно повторила его имя.
В звучании этого имени было нечто романтичное, и оно совсем не подходило к суровому мужчине, ехавшему рядом с ней. Или он на самом деле не такой? Когда они въехали на конюшню позади ее дома, она решила, что имелся только один способ выяснить это. Но не сейчас.
В столь раннее время конюшня пустовала, а конюх завтракал в доме. Сент-Обин спешился, подошел к Федре и протянул руки, чтобы помочь своей спутнице. При этом он крепко держал ее за талию. Но даже когда ее ноги уже твердо стояли на земле, он не отпускал ее.
– Милорд, я могу стоять без посторонней помощи, – сказала Диана.
– Не сомневаюсь в этом, – ответил он чуть хрипловатым голосом. – Но разве вы не знаете, почему мужчины отправляются с дамами на верховые прогулки? Это предоставляет… гм… кое-какие возможности.
В этот момент он навис над ней, и холодный огонь в его глазах заворожил Диану. И еще она чувствовала тепло, исходившее от его тела. Тут он наклонился, чтобы ее поцеловать, и она позволила ему это – следовало усвоить еще один урок из ее новой профессии. Поначалу поцелуй был нетребовательным – точно так же Сент-Обин поцеловал ее накануне вечером, – но даже такой поцелуй взволновал Диану. Оказалось, что у твердого и сурового мужчины могут быть очень мягкие губы. Диана невольно закрыла глаза, смакуя происходящее, а затем начала отвечать на поцелуй. Этот ее отклик возымел взрывной эффект, и мужские руки скользнули по ее телу – Сент-Обин привлек Диану поближе, а поцелуй его стал более настойчивым. От многообразных ощущений у Дианы закружилась голова, и она прильнула к виконту; теперь-то она узнала, каково это – прижиматься к его мускулистому телу, и этот новый опыт оказался для нее столь же возбуждающим, сколь и тревожным. Ее груди были прижаты к его груди, и соски заныли от сладостной боли, словно требуя, чтобы их высвободили из плена плотной ткани. Внезапно рука виконта скользнула по ее спине, и пальцы сжали ягодицы. В тот же миг у Дианы возникло ощущение, что она оказалась в ловушке, что она совершенно беспомощная. Она попыталась освободиться, но мужские руки держали ее слишком крепко. Ее охватила паника, и она, упершись ладонями в грудь Сент-Обина, изо всех сил оттолкнула его. Виконт тотчас отпустил ее и сделал шаг назад. Потом отвернулся от нее и положил обе руки на седло своего коня. Сейчас он стоял, склонив голову, и Диана слышала его неровное дыхание. Она и сама жадно хватала ртом воздух – словно бежала по вересковым пустошам. Наконец он повернулся к ней и тихо проговорил:
– Прошу прощения, я не хотел вас напугать. Все дело в том, что вы действуете на меня… ошеломляюще.
Диана коротко кивнула, давая понять, что принимает его извинения. Для нее это был великолепный урок. Просто поразительно, как робкий отклик с ее стороны спровоцировал такую мощную мужскую реакцию. Однако для одного дня уроков было более чем достаточно. Нервно теребя хлыст, Диана тихо сказала:
– Прошу вас, поверьте, я не пытаюсь изображать кокетку. Я просто не ожидала, что события будут развиваться так быстро.
Сент-Обин уже восстановил самообладание и, отмахнувшись, с усмешкой произнес:
– Почему бы нам не заключить соглашение прямо сейчас? Вы же знаете, что я вас хочу. А вы не совсем равнодушны ко мне. Назовите вашу цену. А если хотите, чтобы я назначил вам содержание, то скажите, какое именно. Я могу рассчитаться с вами сразу одной суммой, если пожелаете. Но давайте не будем больше тратить время на предварительные переговоры.
Диана внимательно посмотрела на виконта – и ее вдруг охватила ярость.
– То, что вы считаете пустой тратой времени, для меня очень важно, – заявила она. – Если же вас это не устраивает – найдите другую женщину. Как вы сами сказали, в Лондоне множество женщин продаются.
Она приподняла юбки решительно направилась к двери конюшни и на ходу, не оглядываясь, бросила:
– И заберите ваш подарок, милорд.
Она почти дошла до двери черного хода, когда виконт прокричал:
– Подождите, пожалуйста!
Она повернулась и стала смотреть, как он привязывает обеих лошадей, потом идет к ней. Сент-Обин хмурился, но она чувствовала, что злился он больше на самого себя, чем на нее.
– Прошу прощения, – пробормотал он. – Я же говорил, что ничего не знаю о женщинах. – Взглянув на нее виновато, виконт добавил: – До сегодняшнего дня у меня не было необходимости учиться этому.
Диана смягчилась: ему, вероятно, было очень нелегко извиняться дважды за несколько минут. Она стремилась научиться брать власть над мужчиной, но на самом деле почувствовала себя сейчас очень неуютно. Виконт же, приободрившись, продолжал:
– Обещаю, что, если мы станем любовниками, мое нетерпение пройдет. – На его лице промелькнула тень улыбки. – И даже если в Лондоне множество доступных женщин, они мне не нужны. Я хочу именно вас, а ваша красота уже не единственная причина.
Если Сент-Обин хотел ее обезоружить, то он в этом прекрасно преуспел. Диана шумно выдохнула, даже не сознавая, что до этого затаила дыхание.
– Милорд, думаю, мы придем к соглашению в свое время, – сказала она с улыбкой. – Только, пожалуйста, не слишком торопите меня. Я не уличная женщина, которая может заработать сто гиней в день по одной гинее с каждого мужчины.
Виконт поморщился: будучи человеком брезгливым, он, очевидно, предпочитал не думать о таких вещах. Диана же, приподняв брови, добавила:
– Не надо выражать презрение по отношению к моим менее удачливым сестрам, милорд. Ведь когда императрица Мессалина[2] вызвала величайшую шлюху Рима на состязание, то победила именно императрица, сумевшая обслужить за ночь больше мужчин.
Теперь виконт по-настоящему улыбнулся, и в этот момент у него было вполне добродушное выражение лица – таким Диана его еще не видела.
– Никогда не был в постели с женщиной, получившей классическое образование. Скажите, вы научились чему-нибудь новому для себя у Овидия[3] или Сафо[4]?
Диана вполне осознавала, что ступает на зыбкую почву и, чуть помедлив, ответила:
– Иногда не так-то просто узнать что-то новое.
– Вы уверены? – В глазах виконта блеснули озорные огоньки. – Знаете, я довольно долго жил в Индии. У них там очень богатое воображение. Возможно, я даже смогу научить вас кое-чему – несмотря на ваш профессиональный опыт.
Ах, если бы он знал, как мало у нее опыта! Эта игра словами не на шутку встревожила Диану, и она поспешно проговорила:
– Не сомневаюсь, милорд, что я могу научиться у вас очень многому. – Она протянула Сент-Обину руку. – А сейчас… с вашего разрешения милорд, я пойду.
Виконт какое-то время не выпускал ее руку, и теперь на его лице не было и намека на улыбку.
– Миссис Линдсей, когда я смогу снова вас увидеть? Может, завтра?..
Диана замялась, пытаясь вспомнить, следовало ли ей казаться недоступной или, напротив, полной энтузиазма. А, черт с ними, с правилами…
– Завтра вполне подходит. Вы планировали еще одну прогулку верхом?
– Да, но я планировал кое-что длительное. Возможно, мы могли бы доехать до Ричмонда. Можно устроить поездку на целый день.
– Милорд, я должна вернуться домой до четырех.
В это время Джоффри возвращался из школы, и Диана всегда проводила вторую половину дня с ним.
– Очень хорошо, миссис Линдсей. Заеду за вами в десять. – Все еще крепко удерживая ее руку, он приподнял темную бровь. – В ваших стойлах найдется место для той лошади, что я вам подарил?
Диана мысленно рассмеялась. Этот негодник пытался давить на нее!
– Что ж, милорд, поскольку мне завтра предстоит ехать на ней, она вполне может остаться здесь до утра. Но эту лошадь я взяла у вас только на время.
Сент-Обин вежливо поклонился.
– Тогда до завтра.
Он легонько коснулся губами ее пальцев, и в тот же миг по руке Дианы пробежала приятная дрожь. Уже входя в дом, она осознала, что виконт оказался вовсе не таким, каким казался вначале. Под устрашающей маской скрывалась удивительная нежность… Интересно, а если бы он оказался по-настоящему жестким и резким, она все равно почувствовала бы влечение к нему? Вероятно, нет.
«Что ж, я мечтала о более интересной жизни, чем жизнь в Йоркшире, и, похоже, мечта моя сбывается», – с улыбкой думала Диана, снимая шляпку для верховой езды.
Когда Диана вошла в залитую солнцем столовую, Мадлен и Эдит посмотрели на нее так, словно она была своенравным ребенком. Однако они воздерживались от вопросов, пока Диана брала себе с буфета красного дерева яйца, тост и чай. Лишь после этого Мадлен с достойной восхищения сдержанностью спросила:
– Как прошла утренняя прогулка?
– Замечательно. – Диана блаженно улыбнулась. – Было очень приятно встать так рано. Казалось, я снова попала в деревню.
Диана прекрасно понимала, что в действительности не ответила на вопрос подруги. Да и в деревню ее совсем не тянуло. Немного помолчав, она проговорила:
– Что же касается прогулок, то лорд Сент-Обин вел себя по-джентльменски.
Эдит криво усмехнулась, а Мадлен с раздражением сказала:
– Конечно, на этой стадии он будет вести себя как джентльмен. Но что же произошло? Он сделал тебе какое-то предложение?
– Да, но я ему сказала, что это преждевременно. – Диана налила в чай молока и помешала ложечкой. – А еще он привел мне прекрасную чистокровную кобылу. Я ему сказала, что это тоже преждевременно.
Эдит, разбиравшаяся в лошадях не хуже любого мужчины, была явно разочарована.
– Ты отказалась от кобылы?.. Как жаль! Мне бы хотелось ее увидеть.
Диана попыталась глотнуть чаю, но он был все еще слишком горячим.
– Вообще-то кобыла сейчас стоит в конюшне, но только временно. Потому что завтра мы поедем кататься до Ричмонда.
– Кажется, лорд Сент-Обин тебе угождает, – заметила Мадлен.
Понимая, что подруга искренне тревожилась за нее, Диана отбросила легкомысленный тон и, глядя в чашку, проговорила:
– Вообще-то он очень темпераментный мужчина и, пожалуй, не такой бесчувственный, как ты думаешь. Мне кажется, на его долю выпало много несчастий.
– Значит, уже слишком поздно, – буркнула Мадлен.
Диана сделала глоток чаю, потом взглянула на подругу.
– Поздно?.. Что ты имеешь в виду?
– Если женщина вроде тебя начинает жалеть мужчину, то она уже на полпути к тому, чтобы в него влюбиться.
Диана приподняла брови.
– Неужели? Я-то думала, что ищу любовника, а не еще одного ребенка, о котором нужно заботиться.
– Сочувствие – начало заботы. А дальше появится желание залечить раны, которые ему нанесла жестокая судьба. – Мадлен невесело улыбнулась. – А потом ты вообразишь, что никто, кроме тебя, не сможет любить его по-настоящему. И тогда ты пропала.
Диана нахмурилась. Казалось, она хотела возразить, но тут Эдит громко сказала:
– Быстрее допивай свой чай, и я посмотрю на листья.
Диана покорно допила остатки чая, потом закрыла глаза и осторожно покрутила чашку, думая про Джервейза, лорда Сент-Обина. Было очень легко представить его строгое лицо и серые глаза, обычно холодные, но иногда согретые насмешливой улыбкой. Открыв глаза, Диана передала чашку Эдит, и та стала пристально смотреть в нее. Эдит утверждала, что ее прабабка была цыганкой, поэтому она могла заглянуть в будущее, если дух прабабки ей помогал. Хотя ее предсказания считались просто развлечением, их всегда слушали с огромным интересом. Через минуту-другую каким-то странным голосом, непохожим на ее обычный, она произнесла:
– Судьба. – Слово это прозвучало безо всяких эмоций. Последовала долгая пауза, потом Эдит продолжила: – Гнев, лицо под вуалью, тайны, которые соединяют и разъединяют. И еще – ложь и предательства. – Снова последовала пауза, а затем она шепотом повторила: – Ложь и предательства… И любовь.
Диана невольно поежилась, по спине пробежали мурашки. Она не очень-то серьезно относилась к словам Эдит, однако знала, что некоторые ее предсказания были сверхъестественно точными. Мадлен же тихо спросила:
– Ты все еще уверена, что хочешь связываться с Сент-Обином?
Диана уже собиралась ответить, но тут Эдит произнесла потусторонним голосом:
– Ложь и предательства… не только с одной стороны. – Помотав головой, словно только что очнулась от глубокого сна, она уже со своим обычным йоркширским акцентом пробормотала: – Что бы это ни значило.
– Сомневаюсь, что это вообще что-нибудь значит, – сказала Диана, вставая из-за стола. – И если у вас, дорогие, больше нет для меня зловещих предсказаний, то я, пожалуй, пойду побросаю ножи. – Неплохая получилась финальная реплика! К тому же это была чистейшая правда.
Когда Мадлен учила Диану тому, что следовало знать куртизанке, в их расписание входил и такой предмет, как самозащита. У Мэдди всегда был под рукой нож – в ридикюле, в привязанных к ноге ножнах или же спрятанный возле кровати. Это оружие три раза спасало ее от больших неприятностей, а однажды, возможно, спасло ей жизнь – мужчина, который ей угрожал, позже задушил другую свою любовницу, а потом убил и себя. Мэдди учила подругу правильно держать нож и наносить удар. Занимались они и метанием ножа, чтобы Диана чувствовала себя с этим оружием более свободно. Вообще-то метать нож для самозащиты не рекомендовалось, потому что тот, кто его бросал, оставался безоружным. Хотя Диана ненавидела насилие и боялась его, сам процесс метания ножа оказался захватывающим, в нем было нечто гипнотическое. Это занятие требовало концентрации и одновременно успокаивало, когда она чувствовала себя не в своей тарелке – как сегодня утром, например.
В первые годы своей жизни в Лондоне Мадлен превратила просторную комнату в мансарде в тренировочный зал. Один конец комнаты закрыли мягкими сосновыми досками, чтобы защитить стены, а к доскам прикрепили всевозможные мишени – разных размеров и на разной высоте (имелись также и подвижные мишени).
Мадлен и Диана тренировались здесь регулярно, а в остальное время комната оставалась запертой (Эдит тоже попробовала свои силы в метании ножа, но ее этот спорт не заинтересовал). Один старый сириец, живший в Лондоне, смастерил для них особые ножи: по форме они напоминали обычные кинжалы, но выкованы были из цельных кусков стали, так что лезвия и рукоятки составляли единое целое. В результате ножи получились уравновешенными, и их можно было метать, держа как за лезвие, так и за ручку. У каждой из подруг было по шесть ножей разных размеров; с более легкими женщине проще обращаться, и их легче скрыть, а те, что потяжелее, позволяли наносить более сильный удар.
Диана улыбнулась, представляя, какой нелепой она сейчас показалась бы стороннему наблюдателю. Она переоделась в утреннее платье из белого муслина, а ее волосы были все еще зачесаны назад и аккуратно уложены, так что она выглядела бы вполне благовоспитанной леди, если бы не ножи. Приблизившись к мишени, Диана легонько помахала одним из них, чтобы «схватить ощущение», а потом метнула в цель. Лезвие вонзилось прямо в «яблочко».
К бедру Дианы были пристегнуты ножны, которые ей подарила Мадлен, и она, повернувшись к мишени спиной, выхватила нож из ножен и одним резким движением, не прицеливаясь, метнула нож. Лезвие вонзилось в мишень в половине дюйма от первого ножа. На протяжении следующей четверти часа она метала ножи с разных дистанций. Летящий нож в воздухе вращался, и мастерство заключалось в том, чтобы он попадал в цель острием, а не рукояткой или боком. Со временем метатель усваивал, как попадать в цель с любого расстояния, и Диана Линдсей при всей ее ангельской внешности была уже очень неплохим метателем.
Через некоторое время Диана начала метать ножи в движущиеся мишени, которые качались точно маятники, так что попасть в них было очень трудно, тем не менее она попала в центр круга девяти мишеней из десяти.
Дверь открылась, но Диана не повернулась, пока Мадлен не спросила насмешливо:
– Воображаешь, что мишень – это я?
– Боже правый, Мадлен, не говори такое даже в шутку!
Диана подошла к мишеням, чтобы вытащить ножи. Два самых больших лезвия удалось вытащить не сразу, ведь чем тяжелее нож, тем глубже он входит в мишень. Возвращаясь обратно, Диана с улыбкой сказала:
– Меня это успокаивает, хотя я не уверена, что смогу бросить нож в человека даже ради спасения собственной жизни.
– А ради того, чтобы спасти жизнь Джоффри, смогла бы?
– Да, конечно, – ответила Диана, не колеблясь ни секунды.
– Если когда-нибудь возникнет ситуация, при которой твоя жизнь окажется под угрозой, чего, даст Бог, никогда не произойдет, обязательно вспомни, как сильно Джоффри и нам будет не хватать тебя, – сказала Мадлен и тут же с усмешкой добавила: – В общем, сначала спаси себя, а с Создателем помиришься позже.
Она взяла у Дианы нож, взвесила на ладони и метнула в самую большую мишень. Лезвие, подрагивая, вонзилось в трех дюймах от центра мишени – не в «яблочко», но все равно это был хороший бросок. Диана лукаво улыбнулась и метнула в ту же мишень, причем попала точно в цель. Мадлен криво усмехнулась и пробормотала:
– Похоже, я создала монстра… У тебя необычайно точный глаз.
Диана радостно рассмеялась, потом вдруг сказала:
– А ты ведь никогда не рассказывала, как это у тебя началось. Понятно, что нужно иметь при себе оружие для самообороны, но почему метание ножей? Это какое-то странное варварское искусство…
Мадлен улыбнулась и бросила нож в движущуюся мишень. Лезвие вонзилось не в самый центр, поэтому мишень завертелась на веревке, но нож не выпал.
– Я сочла, что эта история слишком горяча для твоих ушей. Но теперь, когда ты сама занялась этим ремеслом… Что ж, думаю, стоит тебя просветить.
– Неужели эта история горячее некоторых других твоих уроков? – с насмешливой улыбкой спросила Диана и села на потертый стул в противоположной от мишеней части комнаты. – Знаешь, я до сих пор не могу без смеха смотреть на пастернак.
Подруги весело рассмеялись – Мадлен использовала пастернак в качестве учебного пособия, когда объясняла подруге, что куртизанке обязательно следовало знать. Эти уроки оказались для Дианы весьма поучительными, однако иногда ей трудно было поверить тому, что говорила Мэдди.
– Раньше я рассказывала тебе в основном о том, что считается нормальным. – Еще один брошенный Мадлен нож вонзился в неподвижную мишень. – Да, в основном о нормальном… Однако у некоторых мужчин крайне… необычные вкусы. – Мадлен подошла к мишеням, чтобы вытянуть ножи, затем продолжила: – Однажды я познакомилась с джентльменом, который был не способен к половому контакту обычным путем, но его ужасно возбуждали ножи. Когда он пришел ко мне в первый раз, то вытащил два индийских кукри и начал ими размахивать. Они выглядят очень страшно: большие, изогнутые, – и я подумала, что он собирается меня убить.
Диана шумно выдохнула. Хотя Мэдди говорила с улыбкой, все это, наверное, выглядело ужасно. Неудивительно, что Мэдди сразу же заявила, что куртизанка должна уметь защищаться. Положив кинжалы на консольный столик, Мадлен села и вновь заговорила:
– Лишь после того, как этот джентльмен метнул оба кукри в мой умывальный столик, которому это не пошло на пользу, он смог справиться со своей задачей вполне нормально. Когда такое случилось впервые, я очень испугалась, но за исключением этой странности он оказался довольно приятным мужчиной. – Мадлен отбросила с лица прядь. – Так вот, он сказал, что если ножи буду бросать я, а он – наблюдать, то это еще больше его возбудит. Вот я и научилась метать ножи. Это оказалось интересным и полезным делом, и я продолжила упражняться даже после того, как мы перестали с ним встречаться.
Диана вытаращила на подругу глаза и пробормотала:
– Неужели для того чтобы ублажить клиента, приходится заходить так далеко?
Мадлен поморщилась.
– Поверь мне, эта особенность была вполне безобидной по сравнению со странностями некоторых других мужчин. Когда-нибудь я расскажу тебе об этом побольше, чтобы ты была готова к возможным неожиданностям. Но никогда не делай для мужчин то, что тебе отвратительно. – Мадлен вдруг усмехнулась. – В метании ножей для удовольствия моего друга была только одна реальная опасность – схватить воспаление легких в разгар зимы. Понимаешь ли, ему нравилось, когда я делала это обнаженной, поэтому к его приходу я всегда разводила жаркий огонь в камине.
– Все это звучит очень… гм… очень интересно, – пробормотала Диана в задумчивости. В таких случаях она спрашивала себя, удастся ли ей действительно стать куртизанкой. Вдруг она на самом деле была обычной женщиной…
– Но странных мужчин не так уж много, и ты довольно быстро поймешь, как с ними обращаться, – продолжала Мэдди. – Самым трудным будет первый раз, и сколько бы я тебя ни обучала, мои уроки не заменят реального опыта.
– Я об этом думала, – сказала Диана. – И кажется, я знаю, как скрыть мою неопытность.
Она вкратце рассказала, что собиралась предпринять, и Мадлен одобрительно кивнула.
– Да, отличная мысль. Возможно, у тебя все-таки есть к этому ремеслу природный талант. – Она встала и потянулась. – Отправлюсь-ка я на Оксфорд-стрит посмотреть перья. Хочешь поехать со мной?
– С удовольствием, – сказала Диана. – Только схожу за шалью.
Оставшаяся часть дня прошла так же спокойно, без событий. Они шили, обсуждали с Эдит меню на неделю и слушали Джоффри, рассказывавшего, чему научился за прошедший день. Но вечером, после того как Диана уложила сына в постель, она снова вышла в мир дам полусвета: несколько старых подруг Мадлен, совместно арендовавших ложу в опере, платили двести фунтов в год за привилегию иметь витрину для своих прелестей. Мэдди получила приглашение для них обеих.
Когда они вошли в ложу первого яруса, Диана заметила, что в их сторону повернулось множество голов. На ней было платье из мерцающего золотистого шелка, придававшего коже персиковый оттенок. Этот наряд был рассчитан на то, чтобы ее сразу заметили, и задумка удалась. Светские дамы демонстративно от нее отворачивались, хотя некоторые украдкой поглядывали на куртизанок, стараясь получше рассмотреть загадочных женщин, выманивающих мужей из дома.
А вот мужчины, напротив, безо всякого стеснения глазели на них, некоторые – сквозь монокли. Когда Диана села на мягкий стул, обитый бархатом, ее внимание тотчас же привлек джентльмен, сидевший в ложе того же яруса, но по другую сторону зала. И он чем-то напоминал виконта Сент-Обина… но при ближайшем рассмотрении она поняла, что он ей не знаком. Перехватив взгляд Дианы, мужчина многозначительно улыбнулся. Она вспыхнула и отвернулась и лишь минуту спустя сообразила, что киприанки должны поощрять такой интерес.
В их ложе собралась веселая компания. Джульетта, одна из женщин, арендовавших ложу, была со своим покровителем, стареющим денди, который жестом собственника положил руку на обнаженное плечо своей любовницы (у Джульетты был круг постоянных поклонников, и это обстоятельство доставляло ее покровителю огромное удовлетворение).
Некоторые из мужчин, которых Диана уже видела в доме Гарриет Уилсон, зашли в ложу, чтобы выразить свое почтение, и каждый из них привел с собой друзей, умолявших представить их Диане. Все они столпились вокруг нее, и ей уже становилось душно. Подобное внимание казалось и лестным, и тревожным. Диана пыталась улыбаться и разговаривать одновременно с несколькими мужчинами, но это было нелегко, и она опасалась, что если случайно проигнорирует кого-нибудь, то покажется невежливой. А уже знакомый ей юный мистер Клинтон так смущался, что Диана сама старалась вовлечь его в разговор. Из-за духоты и собравшейся вокруг нее толпы она уже начинала чувствовать слабость, и вдруг раздался чей-то голос с французским акцентом:
– Столь совершенный цветок завянет, если ему не дать свежего воздуха. Не желаете ли пройтись по коридору, ma belle?
Диана подняла взгляд и увидела того самого мужчину, который привлек ее внимание и улыбнулся ей. Он был довольно красив, смугловат и темноволос, то есть имел облик явно неанглийский. Не считая безукоризненно белой рубашки (плюс трость с золотым набалдашником), все на нем было черным, причем одет он был с элегантностью на грани щегольства.
Склонив голову к плечу, Диана с вежливой улыбкой сказала:
– Сэр, я вас не знаю.
– Риджли, представьте нас, – бросил через плечо незнакомец.
Лорд Риджли, ее вчерашний поклонник, с явной неохотой пробормотал:
– Миссис Линдсей, это граф Везеул.
– Ну что, цветочек, теперь вы выйдете со мной? – поинтересовался граф, протягивая ей руку.
Диане очень хотелось на несколько минут сбежать от окружавшей ее толпы, поэтому она встала, принимая руку графа.
– Прошу прощения, джентльмены, я скоро вернусь. – Она улыбнулась всем своим поклонникам одновременно.
Риджли и все остальные, казалось, приуныли, но почти сразу же заговорили на тему, неизменно вызывавшую у мужчин неподдельный интерес, – о лошадях. Поскольку дело происходило не в антракте, коридоры были почти безлюдны.
Диана, с облегчением вздохнув, сказала:
– Милорд, благодарю вас… Здесь не так душно.
– Ma fleur, как вам понравилось ваше первое посещение оперы? – осведомился француз.
Граф Везеул был крупным и широкоплечим, однако создавалось впечатление, что его одежда изысканного покроя скрывала одни лишь мускулы. Встретив вопросительный взгляд его черных глаз, Диана пробормотала: