Мэлори Блэкмен
Крестики и нолики
NOUGHTS & CROSSES by Malorie Blackman
Copyright © Oneta Malorie Blackman, 2001
Artwork © Fruzsina Czech, 2021
© А. Бродоцкая, перевод на русский язык, 2022
© Popcorn Books, издание на русском языке, оформление, 2022
Все права защищены. Любое воспроизведение, полное или частичное, в том числе на интернет-ресурсах, а также запись в электронной форме для частного или публичного использования возможны только с разрешения правообладателя.
* * *
В 2003 году я написала рассказ под названием «Око за око» ко Всемирному дню книги. Его действие происходит после «Крестиков и ноликов», но до событий второй книги под названием «Клинок». Поскольку уже через год после выхода в свет книгу стало трудно достать и к нам с издателем постоянно обращались с просьбами допечатать тираж, мы включили «Око за око» в это издание. Читайте с удовольствием!
Отзывы
Содержит мощные политические мотивы, которые несомненно вызовут отклик у читателя.
При этом Блэкмен вовсе не жертвует сюжетом, неизменно динамичным, драматическим и смелым.
Guardian
Книга, которая оставит долгое послевкусие и наверняка заставит юных читателей снова и снова задумываться о культурных стереотипах, встречающихся на их пути.
Observer
Сокрушительно и мощно.
Guardian
Сильная история о расовых предрассудках.
Sunday Times
Эту книгу я с любовью посвящаю своему мужу Нилу и нашей дочери Элизабет
Кое-что никогда не изменится.
Так устроена жизнь.
Только не надо в это верить.
Bruce Hornsby and the Range
Пролог
– Честное слово, миссис Хэдли! – Мэгги Макгрегор вытерла глаза. – Умеете вы пошутить – я чуть со смеху не лопнула!
Джасмин Хэдли позволила себе хихикнуть, что делала редко.
– С вами я могу делиться всем на свете, Мэгги. Мне повезло, что мы добрые приятельницы!
Улыбка Мэгги погасла, но лишь на миг. Она поглядела в дальний конец просторного патио – на Каллума и Сеффи. Ее сын и дочь ее работодателя. Они дружили и часто играли вместе. По-настоящему дружили. Никаких секретов. Никаких преград. До поры до времени, конечно. Стоял обычный июньский денек, ясный, солнечный – ни облачка в небе, по крайней мере над владениями Хэдли.
– Простите, миссис Хэдли…
Из дома к ним вышла Сара Пайк, секретарша миссис Хэдли. Русые волосы до плеч и робкие зеленые глаза, словно бы вечно испуганные.
– Извините, что побеспокоила, но приехал ваш муж. Он в кабинете.
– Камаль приехал?! – оторопела миссис Хэдли. – Спасибо, Сара. – Она повернулась к Мэгги. – В четвертый раз за несколько месяцев! Большая честь для нас!
Мэгги сочувственно улыбнулась, крепко и надежно держа язык за зубами. Не хватало еще впутываться в очередной неизбежный скандал между Камалем Хэдли и его женой. Миссис Хэдли поднялась и направилась в дом.
– Ну что, Сара, как там мистер Хэдли? – Мэгги понизила голос. – Как вам показалось, он в хорошем настроении?
Сара помотала головой:
– По-моему, вот-вот взорвется.
– Почему?
– Понятия не имею.
Мэгги молча обдумала услышанное.
– Побегу работать, – вздохнула Сара.
– Попить не хотите? – Мэгги показала на кувшин с имбирным лимонадом на садовом столике.
– Нет, спасибо. Не хотелось бы получить выговор… – Сара поежилась и убежала в дом.
Чего она боится? Мэгги вздохнула. Сколько она ни старалась подружиться с Сарой, та изо всех сил соблюдала дистанцию. Мэгги снова повернулась посмотреть на детей. Вот кому живется проще простого. Главная забота – что подарят на день рождения. Главное огорчение – когда пора спать. Может, у них все сложится по-другому… лучше. Мэгги заставляла себя верить, что у детей все сложится лучше, а иначе к чему все это?
В тех редких случаях, когда у Мэгги выдавалась свободная минутка, она не могла удержаться от того, чтобы немножко поиграть в «А вдруг…». Не в такое большое «А вдруг…», какие иногда позволял себе ее муж, – вроде «А вдруг появится такой вирус, который истребит только Крестов и не тронет ни одного нуля?» или «А вдруг будет революция, и Крестов свергнут? Убьют? Сотрут с лица земли?». Нет, Мэгги Макгрегор не считала нужным тратить время на смелые фантазии глобального масштаба. Ее мечты были более конкретными и еще более недостижимыми. Все они вертелись вокруг одного. А вдруг Каллум и Сеффи… А вдруг Сеффи и Каллум…
Мэгги ощутила особое жжение сзади на шее. Повернулась и обнаружила, что в патио стоит мистер Хэдли и смотрит на нее с донельзя странным выражением.
– Что-то случилось, мистер Хэдли?
– Да. Ничего, переживу. – Мистер Хэдли подошел к столику и навис над Мэгги. – Вы о чем-то глубоко задумались. Не хотите поделиться?
Смущенная его появлением, Мэгги начала:
– Я всего-навсего думала о своем сыне и вашей дочери. Наверное, было бы славно, если бы они…
Она в ужасе прикусила язык, но было уже поздно.
– Что было бы славно? – медовым голосом уточнил мистер Хэдли.
– Если бы они могли… могли навсегда остаться такими, как сейчас. – Мистер Хэдли приподнял брови, и Мэгги затараторила: – В смысле, не взрослеть. Они такие очаровательные в этом возрасте – в смысле, дети. Такие… такие…
– Да, безусловно.
Молчание.
Камаль Хэдли сел. Из кухни показалась миссис Хэдли и прислонилась к косяку. Вид у нее был странный, настороженный. Мэгги стало не по себе. Она сделала движение, чтобы встать.
– Я так понимаю, вы вчера прекрасно провели время. – Мистер Хэдли улыбнулся Мэгги.
– П-прекрасно провели время?..
– Вчера вечером, – подсказал мистер Хэдли.
– Да. Был довольно спокойный…
Мэгги растерялась. Она переводила взгляд с мистера на миссис Хэдли и обратно. Миссис Хэдли буравила ее взглядом. Что происходит? В саду словно бы похолодало на несколько градусов, а мистер Хэдли, несмотря на все свои улыбки, явно был вне себя от злости на что-то – или на кого-то. Мэгги с трудом сглотнула. Она в чем-то провинилась? Вроде бы нет, но, право слово, с этими Крестами словно ступаешь по минному полю.
– Так чем же вы занимались? – не отставал мистер Хэдли.
– Что, простите?
– Вчера вечером? – Улыбка у мистера Хэдли была самая дружеская. Даже слишком.
– Я… мы сидели дома, смотрели телевизор, – медленно выговорила Мэгги.
– До чего же приятно провести тихий вечер дома, в кругу семьи, – согласился мистер Хэдли.
Мэгги кивнула. А он, интересно, какого ответа ждал? Что происходит?! Мистер Хэдли поднялся – от улыбки осталось одно воспоминание. Подошел к жене. Они стояли и смотрели друг на друга; секунды все шли и шли. Миссис Хэдли начала выпрямляться. Мистер Хэдли безо всякого предупреждения наотмашь ударил жену по лицу. Удар был такой силы, что голова миссис Хэдли мотнулась назад и ударилась о косяк.
Мэгги вмиг вскочила на ноги, громко ахнула от ужаса, вскинула руку в безмолвном протесте. Камаль Хэдли наградил жену взглядом, полным такого презрения и отвращения, что миссис Хэдли съежилась. Не обменявшись с ней больше ни словом, мистер Хэдли ушел в дом.
– Вы как? – Мэгги невольно протянула руку, чтобы осмотреть пострадавшую скулу миссис Хэдли.
Миссис Хэдли оттолкнула ее руку. Мэгги озадаченно сдвинула брови и попробовала еще раз. То же самое.
– Уйдите, – зашипела на нее миссис Хэдли. – Мне нужна была ваша помощь, а вы меня подвели.
– Как? Что?!
Только тут до Мэгги наконец дошло, что она сделала. Очевидно, миссис Хэдли сослалась на Мэгги как на алиби на вчерашний вечер, а Мэгги соображала медленно и не поняла, о чем ее на самом деле спрашивает Камаль Хэдли.
Рука Мэгги безвольно повисла.
– Я, наверное, пойду поработаю…
– Да, пожалуй, так будет лучше всего.
Миссис Хэдли повернулась и удалилась в дом, смерив Мэгги ядовитым взглядом.
Мэгги огляделась. Каллум и Сеффи все так же играли в дальнем конце просторного патио – случившегося они не заметили. Мэгги стояла и смотрела на них, пытаясь уловить хоть частичку их чистой радости от общения друг с другом. Ей нужно было что-то хорошее, какая-то опора. Но даже их далекий смех не развеял наползавших на нее из глубины дурных предчувствий. Что теперь будет?
Вечером Мэгги сидела за столом и чинила и без того латаные-перелатаные школьные брюки Джуда.
– Мэгги, ты разволновалась из-за ерунды, вот увидишь, – вздохнул ее муж Райан.
– Ты не видел, какое лицо у нее сделалось, Райан. А я видела. – Мэгги откусила нитку и взялась за следующую заплатку. В школьных брюках Джуда было уже больше заплаток, чем первоначальной ткани.
Задребезжал телефон. Мэгги схватила трубку на первом же звонке.
– Алло?
– Мэгги Макгрегор?
– Да, я.
Шитье Мэгги упало к ее ногам.
– Это Сара Пайк…
Мэгги мгновенно услышала нотки извинений в ее голосе.
– Привет, Сара, как дела?
– Нормально… э-э… Хорошо. Понимаете, у меня плохая новость…
Мэгги медленно кивнула:
– Слушаю.
Сара смущенно закашлялась и только потом продолжила:
– Миссис Хэдли попросила меня сообщить вам, что… что в доме Хэдли в ваших услугах больше не нуждаются. Она оплатит вам четыре недели работы, поскольку не предупредила заблаговременно, и даст хорошие рекомендации.
У Мэгги кровь застыла в жилах. Она ожидала чего угодно, только не этого. Господи боже мой, только не этого.
– Она… она меня правда уволила?
– К сожалению, да.
– Ясно.
– Я очень сочувствую, честное слово. – Сара понизила голос до шепота. – Скажу по секрету: я считаю, так с людьми не поступают. Между нами, нулями…
– Не надо, Сара. Вы тут ни при чем, – ответила Мэгги. И посмотрела на Райана.
Лицо его постепенно каменело. Что ж, пусть он сердится. Пусть злится. Сама Мэгги не ощущала ничего, кроме пустоты. И эта пустота была гораздо больше, чем внезапно нахлынувшее на нее оцепенение.
– Сочувствую, Мэгги, – повторила Сара.
– Все нормально. Спасибо, что сообщили, Сара. Пока.
– Пока.
Мэгги положила трубку. Часы на телевизоре отсчитывали безмолвные секунды.
– Вот и конец учебе Джуда, – вздохнула она.
– Но мы обещали ему оплатить школу! – ошеломленно проговорил Райан.
– Чем оплатить? – напустилась Мэгги на мужа. – Деньги на деревьях не растут! И на ногах вместо волос тоже! Чем?!
– Придумаем что-нибудь…
– Что? Мы и так едва сводили концы с концами. Как нам прожить без моей зарплаты? Теперь Джуд может забыть о школе. Теперь он пойдет работать.
– Ты найдешь себе другое место, – отважился вставить Райан.
– В другую семью Крестов? Кто меня возьмет? Думаешь, миссис Хэдли будет спокойно сидеть и смотреть, как я устраиваюсь к кому-то из ее подруг?
До Райана наконец дошло, что она пытается до него донести, и в глазах его проступил ужас.
– Вот именно. – Мэгги вздохнула.
Она поднялась и пересела к мужу на старый диван перед камином. Райан обнял ее за плечи. Они молча просидели так долго-долго.
– Райан, у нас беда, – произнесла наконец Мэгги.
– Знаю, – отозвался Райан.
Мэгги вскочила на ноги, лицо ее стало суровым и решительным:
– Пойду поговорю с ней.
– Что ты задумала? – нахмурился Райан.
– Я работаю на эту женщину четырнадцать лет, с тех пор, когда она еще только ждала свою старшую, Минерву. Я имею право поговорить с ней лично, это как минимум!
– Ни к чему хорошему это не приведет. – Райан нахмурился еще сильнее.
– Райан, мне надо вернуть себе работу. Если придется унижаться – что ж, так и быть, – возразила Мэгги и надела пальто. Лицо у нее стало будто гранитная маска.
– Мэгги, не стоит…
– Мне это тоже не нравится, но другого выхода у нас нет.
Продолжать спор Мэгги не стала и двинулась к двери.
Райан смотрел вслед жене. Добром это не кончится. Он прямо чувствовал.
Мэгги вернулась через два часа.
В ту самую ночь пропала Линетт.
Три года спустя
Каллум и Сеффи
Глава 1
× Сеффи
Я пошевелила пальцами на ногах – до чего же приятно щекочется между ними теплый песок, точь-в-точь нежная детская присыпка. Закопалась ногами поглубже в этот песок, сухой, желтовато-белый – и запрокинула голову. Стоял восхитительный августовский денек. В такие дни никогда не случается ничего плохого. А еще приятнее, что мне было с кем это обсудить – увы, я прекрасно знала, какая это редкость и драгоценность. Я повернулась к сидевшему рядом мальчишке и улыбнулась от уха до уха.
– Можно тебя поцеловать?
Улыбка у меня погасла. Я вытаращилась на своего лучшего друга:
– Чего?!
– Можно тебя поцеловать?
– С какой радости?
– Просто узнаем, как это, – ответил Каллум.
Фу! То есть фу-у-у-у! Я невольно наморщила нос. Целоваться?! Почему это Каллуму в голову взбрело заниматься такими… такими глупостями?
– Ты правда хочешь? – уточнила я.
Каллум пожал плечами:
– Ага.
– Ну ладно тогда. – От этой перспективы я снова наморщила нос. – Только побыстрее.
Каллум перекатился на живот и встал на колени рядом со мной. Я повернула к нему голову – мне с каждой секундой было все любопытнее, что он сделает дальше. Наклонила голову влево. Он тоже. Наклонила голову вправо. Каллум сделал то же самое. Он двигал головой, будто мое отражение. Я взяла Каллума за щеки, чтобы не вертелся, нацелила его по центру и сердито спросила:
– Как ты хочешь, чтобы я наклонила голову, влево или вправо?
– Хм… а куда девочки обычно наклоняют голову, когда их целуют? – поинтересовался Каллум.
– Какая разница? И вообще – мне-то откуда знать? – Я обиделась. – Я что, раньше с мальчиками целовалась?
– Тогда влево.
– В мое лево или в твое лево?
– Э-э… в твое.
Я сделала, как попросили, и сказала:
– Давай скорей, а то у меня шею сведет.
Каллум облизал губы, а потом медленно наклонился поближе ко мне.
– Ой, нет, ты что! – Я отпрянула. – Ну-ка вытри губы.
– Почему?
– Ты их только что облизал.
– Ой, ну ладно! – Каллум вытер рот тыльной стороной ладони.
Я подалась вперед и приняла прежнюю позу. Крепко сжав губы, я стала думать, что мне положено ими делать. Надуть, чтобы немного выпятились? Или улыбнуться, чтобы рот стал больше и привлекательнее? До сих пор я тренировалась целоваться только с подушкой. Тогда все было иначе – и так же по-дурацки!
– Ну, скорее! – потребовала я.
Глаза я держала открытыми, чтобы видеть, как Каллум наклоняется ко мне. Серые глаза Каллума тоже были открыты. Я едва не окосела – так старалась смотреть ему прямо в лицо. А потом его губы прикоснулись к моим. Очень странно! Я думала, губы у Каллума сухие, жесткие и чешуйчатые, будто ящеричья кожа. А нет. Они были мягкие. Каллум закрыл глаза. Секунду спустя я тоже закрыла. Наши губы соприкасались. Каллум приоткрыл рот, заставив и меня сделать то же самое. Дыхание Каллума смешалось с моим – сладкое и теплое. А потом он без предупреждения прикоснулся языком к моему языку.
– Фу! – Я тут же отпрянула, высунула язык и вытерла его рукой. – Это еще зачем?
– Не так уж и плохо было, правда?
– Не смей совать язык мне в рот. – Я замотала головой.
– Почему?
– Потому что… – От одной мысли меня передернуло. – Потому что у нас слюни перемешаются.
– Ну и что? Так положено.
Я задумалась.
– Ну?
– Ладно, ладно! – И я сердито добавила: – Чего я только ни делаю ради тебя! Давай еще разок попробуем.
Каллум улыбнулся мне, в глазах блеснули знакомые искорки. Такой уж он, Каллум: смотрит на меня по-особенному, и я сама не знаю, смеется он надо мной или нет. Не успела я передумать, как губы Каллума уже прижались к моим – по-прежнему мягкие и нежные. Его язык снова скользнул ко мне в рот. На миг в голове пронеслось «фу!», а потом я обнаружила, что это совсем не противно. И даже довольно приятно – из серии «подумать мерзко, а делать нормально». Я закрыла глаза и ответила на поцелуй Каллума. Его язык лизнул мой. Он был теплый и влажный, но тошнить меня не потянуло. А потом я лизнула его в ответ. Мне стало как-то странно. Сердце заколотилось неровно, будто его одолела икота, и у меня возникло ощущение, будто я лечу по американским горкам и ничего не могу поделать. Внутри словно узел завязался. Я отодвинулась.
– Хватит.
– Прости. – Каллум сел.
– А чего ты извиняешься? – удивилась я. – Тебе что, не понравилось?
Каллум пожал плечами:
– Нормально.
Мне стало обидно. Я сама не понимала почему, но ничего не могла поделать.
– А ты целовал других девочек, кроме меня?
– Нет.
– Девочек-Крестов?
– Нет.
– Девочек-нулей?
– Я же сказал: нет! – Каллум раздраженно фыркнул.
– Тогда почему ты захотел поцеловать меня?
– Ну, мы же друзья, правда? – Каллум снова пожал плечами.
Я невольно заулыбалась:
– Конечно.
– Кого ж тогда целовать, если не друзей? – ухмыльнулся Каллум.
Я повернулась к морю. Оно сверкало, будто разбитое зеркало, – каждый кусочек ослепительно блестит и отражает свет по-своему. Я не уставала удивляться, какими прекрасными могут быть пляж, и море, и нежный ветерок на лице. Наш частный семейный пляж был тогда моим самым любимым местом на всем белом свете. Километры побережья – и все это наше, и на нем нет ничего, только с обоих концов по табличке, что это частная собственность, и по старому деревянному забору, в котором мы с Каллумом проделали дырки. И я сидела в моем самом любимом месте с моим самым любимым человеком. Я снова посмотрела на Каллума. А он смотрел на меня – с очень странным выражением.
– Ты чего?
– Ничего.
– О чем ты думаешь? – спросила я.
– О нас с тобой.
– И что мы?
Каллум тоже уставился на море:
– Иногда так хочется, чтобы во всем мире остались только мы.
– Да мы бы друг от дружки озверели, – поддразнила я его.
Сначала я решила, что он не ответит.
– Сеффи, ты никогда не мечтала просто взять и… сбежать? Сесть на первый попавшийся корабль или самолет, и пусть он унесет тебя куда глаза глядят. – В голосе Каллума прозвучали тоскливые нотки. – Я вот мечтаю.
– Куда бы ты хотел?
– В этом-то все и дело, – сказал Каллум с неожиданной горечью. – Этот город будто целый мир, а целый мир – будто этот город. Куда же мне податься?
– Здесь не так уж плохо, – тихо заметила я.
– Как посмотреть, – ответил Каллум. – Ты смотришь изнутри, Сеффи. Я – нет.
Я не могла придумать, что ответить, поэтому промолчала. Мы еще немного посидели в тишине.
– Куда бы ты ни подался, я с тобой, – постановила я наконец. – Хотя я тебе быстро надоем.
Каллум вздохнул. Протяжно, прочувствованно – и от этого вздоха у меня сразу возникло ощущение, что я не прошла какую-то проверку, хотя даже не знала, что меня проверяют.
– Ладно, проехали, – проговорил наконец Каллум. – Что будет сегодня на уроке, госпожа учительница?
Меня обдало волной обиды. Только чего я ждала? «Сеффи, ты мне никогда не надоешь, рядом с тобой мне никогда не будет скучно. Ты восхитительная, искрометная, невероятная!» Ага, сейчас! Размечталась, Сеффи!
– Так что у нас на сегодня? – поторопил меня Каллум.
– Да погоди ты! – разозлилась я. Во дает! Солнышко такое теплое, море такое синее – а он про уроки! – Каллум, ты уже сдал вступительный экзамен. Зачем нам дальше заниматься?
– Не хочу давать учителям повод выгнать меня.
– У тебя еще учеба не началась, а ты уже думаешь, что тебя выгонят? – оторопела я. Почему он относится к моей школе с таким предубеждением? – О чем ты беспокоишься? Тебя уже приняли. В школе решили, что ты подходишь.
– Приняли и решили, что я подхожу, – это разные вещи. – Каллум пожал плечами. – Кроме того, я хочу выучить как можно больше, чтобы не выглядеть полным идиотом.
Я вдруг выпрямилась и с жаром воскликнула:
– Мне только что пришло в голову: может, ты попадешь в наш класс? Вот бы и правда… Это же будет здорово!
– Ты серьезно так думаешь?
Я попыталась скрыть обиду – и, похоже, не получилось.
– А ты считаешь, нет?
Каллум посмотрел на меня с улыбкой.
– Нельзя отвечать вопросом на вопрос, – поддел он меня.
– Почему? – Я выдавила ответную улыбку.
Каллум застал меня врасплох и повалил на песок. Я возмущенно вскочила, встала перед ним на коленки.
– Тебе что, не хочется? – Я фыркнула.
– Да нет, наверное. – Каллум усмехнулся.
Мы поглядели друг на друга и расхохотались. Я перестала первая.
– Каллум, тебе разве… тебе правда не хочется попасть в один класс со мной?
Каллум не мог смотреть мне в глаза.
– Это немного… унизительно для нас, нулей, учиться в одном классе с малышами.
– Ты чего? Я не малыш! – Я вскочила на ноги и сердито поглядела на него сверху вниз.
– Ну тебя, Сеффи! Мне пятнадцать, между прочим! А через полгода будет шестнадцать, а меня запихивают к детишкам, которым двенадцать-тринадцать. Тебе самой понравилось бы учиться в одном классе с детьми на год младше? – спросил Каллум.
– Мне? Ну… – Я села обратно.
– Вот именно!
– Мне через три недели будет четырнадцать, – сказала я, решив довести разговор до конца.
– Дело не в этом, сама понимаешь.
– Но в школе же объяснили почему. Вы все отстаете по меньшей мере на год, и…
– А кто виноват? – Каллума вдруг прорвало. – Еще несколько лет назад нам вообще разрешали учиться только до четырнадцати и только в школах для нулей, на которые выделяют в четыре раза меньше денег, чем на ваши!
Ответить мне было нечего.
– Прости. Я не хотел на тебя орать.
– Ты и не орал, – ответила я. – А кто-нибудь из твоей старой школы идет с тобой в Хиткрофт?
– Нет. Никого не приняли, – ответил Каллум. – Я бы тоже не прошел, если бы ты меня не подтягивала.
Это прозвучало будто обвинение. Мне захотелось извиниться, только непонятно за что.
Каллум вздохнул:
– Ладно, давай заниматься.
– Хорошо. – Я повернулась и полезла в сумку за учебниками. – Что сначала – математика или история?
– Математика. Люблю математику.
– Фу! – Я помотала головой.
Какой нормальный человек может любить математику? Я больше всего любила языки, а на втором месте у меня стояли биология человека, социология и химия. Математика с физикой боролись за последнее место.
– Ну и пожалуйста. Математика так математика. – Я наморщила нос. – Я тебе расскажу, что мы повторяли на той неделе, а ты мне все объясни!
Каллум засмеялся:
– Зря ты не жалуешь математику. Это универсальный язык.
– Кто тебе сказал?
– Так все разумные люди говорят. Сама подумай, сколько на планете разных языков. Единственное, что на всех языках одинаково, – это математика. Наверняка и на других планетах так же.
– Чего?!
– Скорее всего, мы именно так и будем разговаривать с пришельцами с других планет, когда они прилетят или когда мы до них доберемся. На языке математики.
Я вытаращилась на Каллума. Иногда говоришь с ним – и разница в семнадцать месяцев превращается в семьдесят лет.
– Не морочь мне голову!
Улыбка Каллума ответом не считалась.
– Прекрати! У меня будет мигрень. – Я нахмурилась. – А можно просто поучить математику, как в учебнике, а про пришельцев поболтать потом?
– Пожалуйста, – произнес Каллум после паузы. – Только, Сеффи, нельзя думать о нас одних, надо мыслить масштабнее. Нужно думать и о других культурах, и о других планетах, и вообще – о будущем, например. Нужно расширять кругозор.
– Вот спасибо! У меня будет масса времени подумать о будущем, когда я совсем состарюсь и никакого будущего у меня не останется. И кругозор у меня и так широкий.
– Правда? – медленно проговорил Каллум. – На нас, нулях, и вас, Крестах, свет клином не сошелся.
Сердце у меня екнуло. Слова Каллума больно укололи меня. Почему?
– Не надо говорить…
– Чего не надо говорить?
– Про нас, Крестов, и вас, нулей, – я замотала головой. – А то получается… получается, что ты в одном месте, я в другом, а между нами высоченная толстая стена.
Каллум поглядел на море:
– Может, мы и правда в разных местах…
– А вот и нет. Если не хотим, значит, и не будем. – Я сосредоточилась, чтобы силой мысли заставить Каллума посмотреть на меня.
– Если бы все было так просто… – сказал он.
– Все именно так просто.
– Может, с твоей точки зрения… – Каллум наконец повернулся ко мне, но взгляд у него был такой, что я мигом проглотила все, что собиралась сказать. А потом лицо его прояснилось, беспечная улыбка вернулась, будто ничего и не было. – Ты еще маленькая, Сеффи.
– Я младше тебя всего на год с небольшим, так что нечего тут посматривать на меня свысока! – вспыхнула я. – Мне этого и дома хватает!
– Ну ладно, ладно, извини. – Каллум примирительно поднял руку. – Так как насчет математики?
Я раскрыла учебник, еще кипя от обиды. Каллум пододвинулся поближе, и у нас соприкоснулись локти. Кожа его была теплая, даже горячая – или это моя? Не разобрать. Я сунула ему учебник и заметила, как его сразу же увлекли картинки с многоугольниками.
Каллум был единственным человеком на свете, кому я могла рассказать все что угодно, не задумываясь. Почему же у меня возникло ощущение, будто… будто мы с ним идем не в ногу? Будто он оставил меня далеко позади? Словно бы он стал гораздо старше меня, и дело не в годах, а во всем, что он знал и пережил. Взгляд у него был совсем не пятнадцатилетний. А у меня в глазах отражался мой настоящий возраст, четырнадцать лет без почти месяца. Ни днем меньше и определенно ни днем больше. Я не хотела, чтобы между нами что-то изменилось, – ни за что. Но в этот миг у меня возникло ощущение, что с тем же успехом я могла бы подбежать к воде и велеть морю замереть навеки.
– Как это вычисляют? – спросил Каллум, указывая на внутренний угол правильного восьмиугольника.
Я тряхнула головой и велела себе не дурить. Между нами с Каллумом никогда не будет никаких преград. Я этого не допущу. И Каллум тоже. Наша дружба нужна ему не меньше, чем мне.
Нужна… Странно я выразилась. Почему мне так подумалось? Про дружбу, которая нужна нам обоим? Чепуха какая-то. У меня и в школе хватает друзей. И вдобавок большая разветвленная семья с двоюродными братьями и сестрами, тетушками и дядюшками и великим множеством всяких пра- и прапра-, которым полагается посылать открытки на Крестовство и день рождения.
Но у нас с Каллумом по-другому. Каллум нетерпеливо вскинул голову. Я ему улыбнулась. Он на миг озадачился, а потом улыбнулся в ответ.
– Смотри, – начала объяснять я, и мы уставились в книжку.
– Пора по домам, а то твоя мама всю полицию в округе отправит тебя искать, – сказал наконец Каллум.
– Похоже, да. – Я подобрала сандалии и встала на ноги. Тут меня осенила блестящая мысль: – А давай пойдем к тебе! Я у тебя сто лет не была, а оттуда можно позвонить маме и…
– Лучше не надо. – Каллум замотал головой. Вообще-то он начал мотать головой, как только с моих губ сорвались первые слова этой фразы. Взял мою сумку и повесил на плечо.
Я покосилась на Каллума:
– Мы же раньше постоянно друг к другу в гости ходили…
– Раньше. Давай сделаем паузу, хорошо?
– Почему ты больше не зовешь меня к себе? Мне что, там не рады?
– Рады, естественно. Но на пляже лучше. – Каллум пожал плечами и зашагал прочь.
– Это из-за Линетт? Если да, мне, честное слово, неважно, что твоя сестра… что она…
Я осеклась при виде яростной гримасы на лице Каллума.
– Что она что? – свирепо спросил он.
– Ничего. – Я вздохнула. – Извини.
– Линетт здесь ни при чем! – рявкнул Каллум.
Я тут же прикусила язык. Что со мной сегодня – обострение бестактности? Мы шли домой молча. По каменным ступеням, за долгие столетия отполированным множеством ног до атласной гладкости, потом вдоль скальной гряды, все дальше и дальше вглубь суши и от моря. Я смотрела на просторный луг, за которым высился дом, служивший главной приметой пейзажа на несколько километров вокруг. Загородная резиденция моих родителей. Семь спален, пять гостиных – на четверых человек. К чему столько? Четыре человека в таком огромном доме, четыре одинокие горошинки катаются в пустой жестянке. До дома оставалось еще довольно далеко, но он высился над нами, словно всевидящий великан. Я притворилась, будто не замечаю, как при виде него ежится Каллум. Нечего удивляться, что царящий в его доме смех я предпочитаю чопорной тишине своего жилища. Мы молча прошагали еще несколько минут, а потом шаги Каллума замедлились и вовсе остановились.
– Что случилось? – спросила я.
– Ну, просто… – Каллум повернулся ко мне лицом. – Неважно. Обними меня.
Почему это Каллума сегодня потянуло на телячьи нежности? Я на миг опешила, а потом решила не спрашивать. Каллум стал какой-то другой. Искорки в его глазах, которые я принимала за постоянную насмешку надо мной, исчезли без следа. Глаза у него стали серые, как грозовые тучи, и такие же беспокойные. Он провел пальцами по коротко остриженным каштановым волосам – словно бы нервничал. Я распахнула объятия и шагнула к Каллуму. Обхватила его руками, положила голову ему на плечо. Он тоже обнял меня и стиснул до того сильно, что я и слова не могла выдавить. Я задержала дыхание, чтобы не было так больно. Едва я решила, что пора вдохнуть или возмутиться, Каллум вдруг выпустил меня.
– Я дальше идти не могу, – сказал он.
– Хотя бы до розария.
– В другой раз. – Каллум отвел взгляд. – Мне пора. – И вернул мне сумку.
– Встретимся завтра после школы, да? На обычном месте?
Каллум дернул плечом. Он уже уходил.
– Каллум, стой! Что слу…
Но Каллум перешел на бег – и бежал все быстрее и быстрее. Мой лучший друг покидал меня, зажав ладонями уши, а я смотрела ему вслед. Да что это с ним такое? Я направилась к дому, понурив голову, и ничего не могла понять.
– ПЕРСЕФОНА! ДОМОЙ! СЕЙЧАС ЖЕ!
Заслышав мамин голос, я невольно вскинулась. Мама спешила ко мне по ступеням, и лицо у нее было кислое и злое, как всегда. Похоже, сегодня она выпила меньше бокалов вина, чем обычно, иначе настроение у нее было бы получше. Я повернулась поглядеть туда, где только что был Каллум, но он уже скрылся из виду – вот и отлично. Мама вцепилась мне в руку костлявыми пальцами, словно щипцами.
– Я тебя уже полчаса зову!
– Надо было звать громче. Я была на берегу.
– Не груби. Я тебе говорила, чтобы ты сегодня далеко не уходила.
Мама поволокла меня вверх по крыльцу.
– Ой! – Я не успела вовремя поднять ногу и больно ударилась щиколоткой о край каменной ступени. Хотела схватиться за ушибленное место, но мама волокла меня дальше.
– Отпусти! Не тащи меня! Я тебе не чемодан какой-нибудь! – Я выдернула руку из маминой хватки.
– Сейчас же в дом!
– У нас что, пожар? – Я исподлобья поглядела на маму, потирая руку.
– До завтра ни шагу за порог.
Мама ворвалась внутрь, и мне тоже пришлось войти в дом.
– Почему?
– Потому что я так сказала.
– Да что…
– И перестань задавать вопросы.
Я ощерилась на маму, но она не обратила внимания, как всегда. Все мои свирепые взгляды были ей как с гуся вода.
Чудесный теплый летний денек остался за порогом, не в силах проникнуть в дом. Мама принадлежала к числу тех «утонченных» дам, которые умеют тихонько закрыть дверь так, словно ей хлопнули. Каждый раз, когда мама смотрела на меня, я прямо чувствовала, как она хочет, чтобы я держалась аристократичнее – наподобие моей старшей сестрицы Минервы. Я называла ее сокращенно Минни, чтобы позлить: она терпеть не могла это имя. И любила этот дом с той же силой, с какой я его ненавидела. Называла его «величественным». А по мне он был словно плохой музей: одни холодные полы, мраморные колонны и каменные рельефы – такое обожают фотографировать для глянцевых журналов, но ни один нормальный человек не захочет среди всего этого жить.
