Идрис впервые за вечер вгрызлась в лепешку, наконец-то ощущая в желудке что-то посущественнее воды и какого-то ломтика засушенного кактуса. Масума с болезненным интересом следил за тем, как его сестра жадно и аккуратно ест, не позволяя упасть ни крошке.
– Ты действительно веришь в драконов и фей? – задал он давно интересующий его вопрос, дожидаясь, когда сестра хоть сколько-то насытится.
– Не-а, – она покачала головой.
– А зачем тогда ты про них рассказываешь?
Идрис не удержалась, облизала пальцы и вытерла об угол одеяла. Действительно, зачем? Она вгляделась в глубокую ночь, в звезды, куда смотрел Масума.
– Им нужно чудо. Сказка, – ее голос был тих и задумчив. – Что-нибудь, чтобы отвлечься от жаркой пустыни, голодных баранов, отсутствия воды и того, что у нас больше нет дома. Все наши пастбища высушены. Понимаешь?
Масума кивнул и замер. Наклонил голову на бок, прислушиваясь.
– Ты слышишь?
Девушка подобралась. Все ночное спокойствие и негу сдуло в одно мгновение ока. Последовав примеру брата, она прислушалась. Тишина.
– Нет, – обеспокоенно посмотрела на брата. – Я ничего не слышу.
– Вот именно. – Масума уже вскочил и побежал к наскоро сделанной изгороди для их стада, а Идрис поспешила за ним, на ходу заматывая голову. – Ничего не слышно, хотя ночью они нет-нет, а топчутся и шумят.
Они прибежали к изгороди. Одна секция разломана, и все их небольшое стадо разбрелось по поляне. Кто-то спокойно спал, кто-то щипал траву, но голов не досчитались. Масума посветил фонарем на землю, выцепив в круге света следы, ведущие к деревне. Идрис застыла, в ужасе прижимая ко рту руки.
– О Боже! Там же посевы!
Брат с таким же побелевшим лицом отмер и побежал по следу.
– Может, еще не поздно! – крикнул, пытаясь ободрить уже не сестру, а самого себя. – Может, уснули по дороге…
– Ах ты шайтан?! Жрешь мою гуаяву?! – донесся крик фермера, разбивая все надежды.
В следующий миг раздался выстрел. Сердце похолодело. Фермер еще взял с собой оружие, а у них с собой только какой-то фонарик.
– Придурок, что ты делаешь?! – Масума уже выскочил из темноты под аккомпанемент жалобного блеяния барана. – Что ты стреляешь-то во всех?! Совсем мозги отсохли?
В свете фонаря земля рядом с бараном влажно отблескивала красным. Кровь стремительно вытекала и впитывалась в землю.
– Почему твой баран мою гуайяву жрет? – Фермер неприятно оскалился, перезаряжая ружье. – Мы вас поселили, а вы вон как нас отблагодарили?! Небось, сами же баранов своих и выпустили, а?!
– Ты сбрендил? – Идрис ахнула. – Зачем нам это делать, окаянный?
Все внимание было сосредоточенно на руках фермера. На том, как он держит какое-то допотопное ружье, едва ли не времен англо-бурской войны, и целится прямо в нее. Страх завладел сердцем, а ноги задрожали. От фермера несло хмелем, и пальцы на курке плясали. Неужели она скоро умрет, да еще так глупо? Почему они не позвали отца?
– Послушай, мы…
– Молчать! – фермер гаркнул, и грохнул выстрел.
Масума прыгнул на человека, повалив на землю. Ружье неловко увело вниз, и тут уже брат не выдержал, заорал от жгучей боли в ноге. Небо, земля, бараны – все закружилось вокруг Идрис, и тошнота подкатила к горлу.
Она развернулась и побежала. Долго сдерживаемые страх и ужас гнали вперед, в пустыню.
Бежала долго, так что потеряла платок, счет времени и заблудилась. Поднялся жгучий ветер, обдавая незащищенные лицо и ноги колючим песком, а в следующий миг накрывая с головой. Нахлынула песчаная буря. Идрис упала и кубарем покатилась куда-то вниз. Неизвестно откуда взявшиеся осколки стекла возились в тело, выбивая из глаз поток горячих слез.
Буря усиливалась.
«Неужели я так умру? – Идрис в оторопи взирала на огромную стену песка, неумолимо приближающуюся к ней. – Это не я. Это не со мной. Это все далеко за стеклом».
Она вскинула руки, закрывая голову, и глыба стекла возникла перед ней. Вкрадчивым шорохом песчинки заскользили по нему, стачивая гладкую поверхность. Новый порыв ветра, новая охапка горячего песка ударила вбок, опрокидывая навзничь.
«Неужели Бог позволит этому случиться?» – Девушка обессиленно закрыла глаза, уже не было сил плакать, да и слезы так бездарно тратят воду. Будто бы она ей еще понадобится. Вокруг вырос стеклянный купол и бережно сомкнулся над ней. Звуки пропали, только шелест песка убаюкивал угасающее сознание.
– Бог умер.
Так четко и ясно прозвучал глубокий мужской голос. Сквозь толщу стекла и песка, нещадно сдуваемого жестокими порывами ветра, виднелась мужская статная фигура. Загорелый. Волосы цвета воронового крыла красиво и плавно развевались на ветру, а плащ наоборот, недвижим, словно ветер позволял волосам и ткани существовать в своей красивой реальности, оторванной от не менее реального кошмара. Глубокие иссиня-черные глаза завораживающе смотрели на Идрис, будто ему не мешает ни стекло, ни песок. Девушка беспомощно замерла, взирая, как придуманный ею Рубео Драм, будто бы обрел плоть и кровь.
– Рубео?! – мужчина весело расхохотался, обнажая змеиные клыки. – Теперь и мне жаль, что это не мое имя.
Он подошел совсем близко, властно и уверенно положил руку на стеклянный купол. Ей оставалось только молиться, что стекло защитит ее, и она сможет пережить ночь, вернуться к своей семье.
– Тебе пора, Идрис. – Ветер стих вокруг них, хоть буря все еще бушевала.
Не-Рубео неторопливо возложил на купол потерянный платок, недовольно цокнув от его истерзанного вида. Маг произнес одно слово, когда поток магии объял каждого, проникая в тело аж до самого нутра.
– Алфея!
***
– Мадам Офелия, она очнулась!
Первее, чем луч солнца коснулся глаз, раздался звонкий девичий голос, а потом тяжеловатый цокот туфель-лодочек по полу, какой бывает у человека в теле.
– Мисс Блум, посторонитесь. Мне надо ее осмотреть, – произнесли в приказном тоне.
Идрис рискнула открыть глаза. Боли в теле не было, только усталость. Над ней возвышалась женщина в стильном белом медицинском халате и очках-половинках. Видимо, мадам Офелия. Тяжелый подбородок, складки у губ, это выдавало немалый возраст. Взгляд был строг и добр.
– Итак, мисс…
– Идрис.
– Как вы себя чувствуете? – Изящными движениями пухлых рук Офелия призвала потоки магии и проницала ими все тело.
– Щекотно! – девушка слабо хихикнула, с удивлением отмечая, что силы возвращались, и даже верные спутники (голод и жажда) не тревожили. – Хорошо. – Идрис подняла удивленный взгляд на Офелию. – Мне правда хорошо.
– Это прекрасно, дорогая. – Она по-матерински улыбнулась. – Ты полностью здорова, что бы с тобой ни произошло. Тебе надо только больше есть, пить и не доводить себя больше до такого состояния. А еще обучиться управлять своей силой, чтобы не пораниться своим же стеклом.
– Силой? – Рыжая Блум с голубыми глазами, Офелия, кремовые стены лазарета и ровные ряды кроватей излучали спокойствие и уверенность, несмотря на весь произнесенный бред.
– Да, силой.
В дверях возник еще один человек.
Дама почтенного возраста в сиреневой юбке и жакете с пуфами. Седые волосы забраны в пышную прическу, которую Идрис видела только на плакатах. За ее спиной появился уже знакомый ей загорелый мужчина с длинными черными волосами вместе с порывом сирокко. Все поежились от жгучего ветра, от которого скрипит в зубах несуществующий песок. Под его пристальным взглядом Идрис попыталась сжаться в точку и натянула одеяло на голову, оставляя на виду только лицо.
– Рубео?! – воскликнула она, вызвав вспышку смеха у мужчины.
– Кхм, – смех как оборвало, дама поправила очки. – Позвольте представиться, меня зовут Фарагонда. Я директор школы Алфея. Вы обладаете силой, мисс Идрис аль-Абдулла, поскольку вы самая настоящая фея.
«Нет».
– В свою очередь, я Цитрино Драм, профессор Облачной Башни. Преподаю Колдовскую Тактику и Стратегию, а также по совместительству брат печально известного Рубео Драма.
«Нет!» – в глазах Идрис отразился шок. Стекла многочисленных окон задрожали.
– Ваш шок понятен и уместен, – Цитрин продолжил, встав за левым плечом директрисы. – Все же вы не каждую ночь замуровываете себя в стекле посреди пустыни.
– Не надо!!!
Треск.
Осколки стекла разлетелись. Блум, Офелия попытались закрыться от потоков смертоносного стекла. Цитрин невозмутимо щелкнул пальцами. В полной тишине стекло плавно по обратной траектории повторило свой путь назад и встало в оконные проемы. Блум и Офелия так же плавно вернулись на свое место, повторив все свои движения в обратной перемотке. Цитрино улыбался. Мадам Фарагонда печально вздохнула.
– Убедительная демонстрация, профессор, но девочка напугана.
– Прошу прощения, – в его словах не было ни грамма искренности.
– Мисс Блум, Мадам Офелия, позвольте поговорить с Мисс Идрис наедине.
Офелия, встревоженная магической вспышкой, цепко схватила за плечо Блум и вытолкала за дверь, пресекая попытки возразить.
– Я потом принесу успокаивающий чай, – сказала Офелия, перед тем как закрыть дверь.
Фарагонда благодарно кивнула.
Слезы стекали по лицу Идрис, прочерчивая дорожки, и падали на одеяло. Цитрино как по волшебству выудил из внутреннего кармана плаща платок и предложил девушке. Та машинально его приняла и скомкала в руках.
– Вы фея, Идрис, – повторила Фарагонда. – Вы напуганы и истощены. Ваши силы нестабильны, и что бы вы ни хотели, но вам нужно учиться, иначе, прежде всего, пострадаете вы сами.
– Но как же моя семья? – Девушка утерла глаза, впервые обращая внимание на то, как же бледна ее загорелая кожа, и как обтягивает костяшки пальцев. Плакать нельзя. Воду надо экономить. – Они же будут обо мне беспокоиться.
– Вы потерялись в пустыне, так что для всех вы, скорее всего, мертвы. Я сам не понаслышке знаю, насколько пустыня жестокое место, – ровным голосом произнес Цитрино. Девушка от его слов вздрогнула. – Вы будете учиться, и все равно не сможете находиться рядом с родными. К тому же вы уверены, что вас, человека с волшебными силами, примут?
Плечи девушки поникли. Отец разломал кассету с песнями, в которых пелось про волшебство. Она сама верит в Бога, который порицает любое колдовство. В жестоких словах Цитрино был смысл: она оставит о родных только хорошее, а они похоронят свою любимую дочь, не считая ее колдуньей.
– Вы говорите мне даже не пытаться? – сдавленно прошептала Идрис. – Но они же мои самые близкие люди.
– Мы поможем вам найти ваших родных, – успокаивающе произнесла Фарагонда. – Решение вы примете сами, когда научитесь себя контролировать.
– Мне достаточно знать, что они в порядке.
«Пока», – с неожиданным для себя упрямством Идрис посмотрела на преподавателей.