М. М. Мурдалов
Кавказский уроженецъ – поэтъ Константин Айбулат
Составитель Муслим Махмедгириевич Мурдалов
Редактор Джабраил Муслимович Мурдалов
Набор текста Микаил Муслимович Мурдалов
Набор текста Фатима Магомедовна Абубакарова
Набор текста Хадижат Муслимовна Абубакарова
Набор текста Хеда Муслимовна Абубакарова
Набор текста Рахима Муслимовна Мурдалова
© М. М. Мурдалов, 2022
ISBN 978-5-4493-4630-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Посвящается светлой памяти выдающегося ученого литературоведа —
Вадима Эразмовича Вацуро
Вступление
В русской поэзии много удивительных и интересных судеб. Но трагическая судьба поэта Айбулата (Розена) Константина Михайловича поистине потрясает воображение. Родился он на Кавказе 1817 году в Чеченском ауле Дада-юрт, скончался 20 апреля 1865 года в Санкт-Петербурге. Это человек, который в один день потерял мать, отца, братьев, сестер, здоровье, родину, религию и язык своих отцов. Даже части этих испытаний достаточно, чтобы никогда не стать полноценным человеком. Айбулат родился Чеченцем, а жил и похоронен в России, исповедовал христианские добродетели, стал русским поэтом, чиновником, не сдался перед, казалось бы, непреодолимыми тяготами судьбы, не опустил рук, нашел в себе силы для творчества. Вакуум одиночества и пустоты он с детства заполнял чтением книг, и это скорее всего были его единственные и самые преданные друзья. Рано начал вести записи, первые стихи написал в 13 лет.
Кавказцы сами по себе очень щедрые люди, настолько щедрые, что мы готовы даже пожертвовать такими людьми как Айбулат. Считая своим долгом провести тщательное исследование и вывести из забвения и отдать дань уважения этому великому горемыке в русской поэзии, таким образом посчитал необходимым восстановить справедливость, посвятив этому человеку хотя бы несколько сотен строк как знак благодарности за его талант и терпение
Конечно же выявление материалов в архивах малоизвестного поэта и небольшого чиновника, не ожидая больших дивидендов описав жизнь не «премиального» заведомо, это мой первый исследовательский труд, как бы тяжело не было осознавать, что Айбулат мало кому «интересен», но какая-то неведомая волна подстегивала меня изнутри. Труден и тернист был путь к тайнам Айбулата много зигзагов и много ошибок я совершил на этом пути, но я сам не зная того с каждым зачитанным архивным документом становился все более опытным.
Вместо ожидавшегося десятка опубликованных стихов выявил еще два десятка, и это еще больше подстегивало и настраивало меня, что я в правильном направлении. До закрытия архивов в 6 часов вечера я работал с рукописями, а после сразу же ехал или в РГБ или в ГПИБ, которые к моему большому удовольствию работали до 20 часов.. Вопросов становилось все больше, а ответов все меньше, а интерес и даже азарт к работе возрастал. Мне пришлось изучить, охватить весь период времени (1819—1865) и даже более позднее время. Скажу больше что начал себя ловить на мысли что мир вокруг все для меня ушло в даты жизни Айбулата. В надежде что о Айбулате кто-то написал после его смерти, пусть даже простое упоминание Очень много изучил статей в библиографических журналах, многотомные энциклопедии, материалы в поисках биографических упоминаний Айбулат, но вскоре я обнаружил, что просмотрено или прочитано, тысячи газетных номеров, статей, журналы, фондов, личных дел, описей и. т. д. Но все как сговорились о Айбулате упоминание, в воспоминаниях писателей, поэтов, художников, о литературных вечерах, семейные дневники, современников про Айбулата или не писали или он упоминался редко, в основном между строк. Так уж мне сильно хотелось чтобы твое возвращение из забвения было как можно более всесторонне изучено и осмысленно во всех атрибутах как то должно быть по моему уразумению: с изображением портрет, фото или рисунок, наиболее полное обнаружение сочинений (в том числе и не опубликованные) стихи, проза, книги и записные книжки, альбомы, изданные произведения но не подписанные Айбулатом, также и стихи которые были возможно присвоено авторство другим лицам.
Больших затрат времени и сил потребовалось для работы с рукописями в РГАЛИ, ИРЛИ, ГИМ, ГАРФ, РГАДА, ЦГИА, РГИА, РГБ, ГПИБ, РГАВМФ, ЦГИА (УК),ЦГИА (РБ),ГА (Польша) и многих других Древлехранилищ России, Украины, Белорусии, Польши, коих оказалось великое множество имеется в виду не атрибутированные и неизданные произведения и домашние записи К. Айбулата сохранившиеся в личных фондах истинных ценителей русской литературы, найти удалось немногое что я смело мог бы опубликовать и как произведения руки Айбулата но требуется время для проведения экспертизы (многие книжки стихов и рукописей большинство без подписи). Поэтому опубликовано в этом издании будут не все обнаруженные произведения и материалы. В том числе и книги без подписи, которые предположительно, могут являться творением пера Айбулата. Может так получится что несколько стихотворений и записей из этой книги не являются плодом мысли Айбулата и в этом случае считаю не беда, что благодаря Айбулату увидят свет публикации произведения авторов также глубоко забытых, считаю незаслуженно, историками литературы. Я как человек не из научного сообщества (Слава Богу), считаю, что большим вкладом в русскую поэзию может явиться и красивая поэма, большая по количеству слов, а также удачное красивое четверостишие, в каком-нибудь маленьком стихотворении в каком-нибудь провинциальном, малотиражном издании, а также стихи вписанные в домашний альбом, какого- то лейб-гвардейца или гусара из провинции. Однако к концу пятого года исследований, могу уверенно считать, что тысячи архивных дел и редких книг были прочитаны совсем не зря. Теперь я точно знаю почему так много пишется про Пушкина и про Лермонтова, потому что есть большая основа для исследований, так как есть живой архивный материал, дневники, записи, черновики и, конечно же много воспоминаний их современников. С малоизвестными людьми даже творческими не любил никто связываться, потому что эти люди мало упоминаются в дневниках и воспоминаниях, черновые записи этих людей мало кому было интересно сохранять, считаю огромным упущением в литературоведении и научного сообщества, которые не поощряют выявление и исследование жизни и творчества малоизвестных поэтов и писателей, громадный пласт русской культуры в сотнях замечательных людей, оставивших свой творческий след, пусть даже маленький в виде пьесы, нескольких стихотворений, поэмы, короткого очерка, небольшого рассказа, не знаю почему не публикуются многие из этих произведений, некоторые в единственном числе, при чем в архивах сохранились и фамилии и имен этих малоизвестных авторов. Каким-то образом научное сообщество и круг исследований крутятся во круг около десятка хорошо известных авторов 19 века.
Первоначально планировал включить в состав этого произведения интереснейший материал воспоминаний многих литераторов времен Айбулата, в которых упоминаются вечера, встречи, но так как эти авторы вписывали Айбулата в список и «других присутствовавших литераторов», было решено обойтись без этих красочных описаний и обзоров столичных событий, в которых участвовал Айбулат, но именитые авторы сочли его не столь важной персоной и обходили своим вниманием. Так что если кому-то покажется не интересным ниже изложенный материал не сочтите за жадность. Огромное количество ценнейшего материала имеется в моем архиве, в этом бедном изложении для них тоже не найдется места.
Айбулат Константин – это первый просвещенный из Чеченцев, и оставившим свой чуть заметный, но яркий след в Русской поэзии во второй четверти 19 века.
Начало трагедии Айбулата. Пепелище Дада-юрта
«…Русскимъ, подъ именемъ чеченцевъ, стали они известны въ 1750 годахъ. Въ 1770 году генералъ Де Медемъ покорилъ несколько ихъ деревень, на Тереке и Сунже, которые съ того времени получили название мирныхъ чеченцевъ.
Въ томъ же 1770 году переведены съ Волги на Терекъ казаки моздокские; и эти новые поселенцы съ начала мирно ушли съ заречными своими соседями, но не надолго. Первый поводъ къ неприязни, кажется, былъ данъ съ нашей стороны, отгономъ у чеченцевъ конскаго табуна; что, по словам стариковъ, случилось около 1772 года. Чеченцы тотчасъ отплатили темъ же, и съ того времени загорелась непримиримая вражда между чеченцами и русскими, которая едва ли можетъ быть прекращена иначе, какъ совершеннымъ истреблениемъ первыхъ…»
//Дневник обер-квартирмейстера Де Медема. РГАДА ф. 1406//
«…Далее Чеченцевъ, по правому берегу Терека, живутъ Андреевские, Аксаевские и Костековские народъ называемый Кумыками, издавна наши наипреданнейшие подданные, но столько угнетенные Чеченцами, во множестве къ нимъ переселившимися, что, боясь ихъ, они совершенно были въ ихъ зависимости, и на собственной земле своей не иначе могли жить безопасно только, имея съ ними связи или входя въ родство. Ни одинъ изъ князей Кумыцкихъ не смелъ выезжать, не будучи сопровождаемъ Чеченцемъ. Такъ общество Качкалыковъ заняло лучшие земли Аксаевские, и въ самомъ городе Аксае не менее половины жителей было Чеченцы. Кумыки должны были давать имъ проходъ чрезъ свои земли для разбоя въ нашихъ границахъ и въ случае преследования, дать убежище…
…Чеченцы сделали нападение на табуны нашего отряда, и отогнали 400 упряжныхъ лошадей, артиллерии и полкамъ принадлежащихъ. Аксаевскихъ и Андреевскихъ владельцевъ наказалъ я за то, что безъ ведома ихъ не могли пройти Чеченцы, отогнавшие лошадей нашихъ, и они должны были доставить мне равное число изъ собственныхъ лошадей. Такимъ образомъ, вдругъ обратились въ нашу пользу все обстоятельства. Желая наказать Чеченцевъ, беспрерывно производящихъ разбой, въ особенности деревни, называемые Качкалыковскими жителями, коими отогнаны у насъ лошади, предположилъ выгнать ихъ съ земель Аксаевскихъ, которые они заняли не по праву и удерживали противъ воли Кумыцкихъ владетелей…
…Въ атаке сихъ деревень, лежащихъ въ твердыхъ и лесистыхъ местахъ, зналъ я, что потеря наша должна быть чувствительной, если жители оныхъ не удалятъ прежде женъ своихъ, детей и имущество, которых защищаю они всегда отчаянно, и что понудить ихъ къ удалению женъ можетъ одинъ только примеръужаса.
…Генералъ Сысоевъ, разрушивъ до основания Дада-Юртъ, возвратился въ Червленную. Успеху последнего предприятия много способствовала колонна полковника Базилевича, высланная для отвлечения неприятельскихъ силъ отъ отряда Сысоева. Четыре батальона во главе съ полковникомъ Базилевичем, выйдя раньше отряда Сысоева заняли позиции между Дада-юртомъ и селами Исти-су, Герзель, это было сделано съ целью не дать отступить изъ Дада-юрта и не дать возможности придти на помощь…»
«…На рассвете, 15-го числа, генералъ-майоръ Сысоевъ выступилъ со своей колонной вверхъ по Тереку къ аулу Дада-Юртъ и обложилъ его. Дада-юртъ былъ одинъ изъ главныхъ при-теречныхъ чеченскихъ ауловъ, известныхъ своимъ хищничествомъ и участиемъ въ делахъ непокорныхъ чеченцевъ. Прежде чемъ выступить къ решительнымъ действиямъ, генералъ предложилъ жителямъ просить пощады и въ такомъ случае онъ имеетъ разрешение главнокомандующего отпустить ихъ со всемъ имуществомъ за Сунжу, истребивъ только самый аулъ. После непродолжительной перестрелки, чеченцы штыками были вытеснены из-за прикрытий и вогнаны въ деревню. Здесь, занявъ исключительно те сакли, которые по своей прочности и каменнымъ стенкамъ могли быть лучше обороняемы, жители очевидно решились на отчаянное сопротивление, вызванное главнейшее темъ обстоятельствомъ, что чеченцамъ еще въ первый разъ пришлось быть атакованными русскими войсками въ своемъ ауле, изъ которого они не успели заблаговременно вывести въ безопасные места свои семейства и скотъ, какъ это обыкновенно ими делалось при приближении неприятеля.
И действительно, дрались здесь дадаюртовцы отчаянно: каждую саклю приходилось обстреливать артиллерию на ближайшихъ расстоянияхъ, въ 100 шагахъ, подъ сильнымъ ружейнымъ огнемъ, затемъ брать штурмомъ. Какъ только пробивалось малейшее отверстие, или осыпалась часть стенки, наши солдаты мгновенно врывались туда съ штыками и уже не давали пощады. Рукопашный бой кинжаловъ и шашекъ противъ штыковъ произошелъ такой ожесточенный, какого войскамъ нашимъ едва-ли еще и случалось до того встречать на Кавказе. Пришлось спешить часть казаковъ и послать въ аулъ, для подкрепления ротъ Кабардинского полка.
Чеченцы видя что неустоятъ, на глазахъ нашихъ солдатъ убивали своихъ женъ и детей… Несколько женщинъ сами бросались съ кинжалами на солдатъ и гибли на штыкахъ… Ужасное побоище длилось несколько часовъ и аулъ былъ окончательно взятъ только после истребления всехъ его защитниковъ; изъ 500 человекъ чеченцевъ взято только 14-ть тяжело раненыхъ въ пленъ, да взяты и спасены отъ побоища небольшое число женщинъ и детей (около 140 душ), тоже большею частью раненыхъ, избегшихъ смерти отъ ядеръ, пуль и штыковъ. Нашъ уронъ был также не малъ: убито 51 нижнихъ чиновъ, раненъ самъ генералъ-майоръ Сысоевъ, 10 офицеровъ и 171 нижнихъчиновъ, или больше четверти всего отряда!.. Аулъ, въ буквальномъ смысле слова, истребленъ до основания…
// «История Кабардинского полка» Арнольд Зиссерман//
М. Н. Покровский (1868—1932) – видный русский историк и советский политический деятель утверждал: «Ермоловская политика загоняла горцев в тупик, из которого не было выхода».
А вот слова Александра Сергеевича Грибоедова (1795—1829), великого русского поэта: «Я сказал в глаза Алексею Петровичу – зная ваши правила, ваш образ мыслей, приходишь в недоумение, потому что знать, как согласить и с вашими действиями; на деле вы совершенный деспот». «Испытай прежде сам прелесть власти, – отвечал Ермолов, – а потом осуждай».
Грибоедов поэт и просветитель, который считался в ближайшем окружении Ермолова и в Петербурге и на Кавказе, но не посвятил ему ни одной хвалебной строчки. Их дружба сменилась резким охлаждением после сближения Грибоедова с генералом И. Ф. Паскевичем в период вражды с Ермоловым 1827 год.
Интересный факт, что Ермолов А. П. в биографическом словаре «Русские писатели 1800—1917» том II, в статье А. А. Ильин-Томича позиционируется как писатель, публицист, мемуарист. Первым известным его произведением стали «Выписки из журнала Российского посольства в Персию 1817 года», распространившийся в рукописных копиях и попавшие в печать в «Отечественных Записках» 1827 год №92. Также «Записки А. П. Ермолова во время управления Грузиею» «ЧОИДР» опубликовано 1866 год, события описываемые в этих «записках» как пишет автор статьи: «…Рисуют Ермолова с выгодной стороны, но почти не скрывающие ужасов колонизации…», другое произведение Ермолова «Записки артиллерии полковника Ермолова…» 1863 год; это же произведение доработанное и распространенное в огромном количестве под названием «Записки генерала Ермолова, начальника главного штаба 1-й Западной армии в Отечественную войну 1812 года».
Будучи просвещенным человеком, каким-то непонятным образом сочетал в себе образ жестокого и деспотичного управленца на Кавказе, а будучи на пенсии самостоятельно переплетал книги в своей библиотеке.
Познакомиться поближе с Ермоловым желали многие самые видные деятели литературы и искусства России 19 века в том числе Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Жуковский, Л. Н. Толстой, В. К. Кюхельбекер, А. И. Якубович, ему посвящали стихи и упоминали в своих мемуарах. Вполне объяснимо возникновение стихотворения «Конь», посвященного Ермолову, рукопись найдена мною в ГЛМ авторство долго скрывалось, но стихотворение разошлось в списках по всей России, теперь мы это знаем, его написал Маслов Степан Алексеевич (1793—1879), написанное в 1835 году:
«Конь»
У ездока, наездника лихого.
Былъ конь!
Какова…
И въ табунахъ степныхъ на редкость поискать
Какая стать!
И ростъ! И быстрота и сила!
Такъ щедро всемъ его природа наградила
Какъ онъ прекрасенъ былъ съ наездникомъ въ бояхъ
Какъ смело въ пропасть шагъ и выносилъ въ горахъ
Но съ смертью ездока достался конь другому
Наезднику, да на беду плохому!
Тотъ приказалъ его въ конюшню свесть
И тамъ на привязи держать
Всего ему давать
И пить и есть
А за усердие, за службу удалую
Векъ не снимать уздечку золотую
Вотъ годы целые безъ дела конь стоитъ.
Хозяин на него любуется, глядитъ.
А сесть боится!
Чтобъ не свалиться!
Межъ темъ конь сталъ стариться
Потухъ огонь въ его глазахъ
И спалъ онъ съ тела!
И какъ вскормленному въ бояхъ
Не похудеть без дела?
Коня всемъ жаль – и конюхи простые
Да и наездники лихие
Между собой говорятъ
Ну кто-бъ коню такому не былъ бы радъ
Да какъ хорошъ! – въ томъ и хозяинъ сознавался.
Да для насъ вотъ та беда.
Что онъ въ возу не ходитъ никогда.
И въ правду есть уж кони отъ природы
Такой же породы
Скорей его убьешь
Чемъ запряжешь.
Обзор жизни Айбулата
Так как документов более подробнее рассказывающих о жизни Айбулата не сохранилось. Документы выявленные с упоминанием Айбулата будут подаваться в том порядке, в каком они были обнаружены. Ниже следующий документ является подтверждением того, что поэт Айбулат происхождением с Кавказа и взят из чеченского селения:
«Въ 1819 году во время командования отдельнымъ кавказскимъ корпусомъ, генераломъ отъ артиллерии Алексеемъ ПетровичемъЕрмоловымъ, при взятии штурмомъ селения Дады-юрта, изъ числа военнопленныхъ былъ взятъ съ дозволения главнокомандующего Нижегородского Драгунского полка, прапорщикомъ барономъ Розеномъ двухлетний раненный младенецъ Озибай Айбулатъ. Въ 1827 году, по просьбе его, барона Розена, обращенъ онъ въ православную Греко-российскую веру, и названъ Константиномъ. Восприемникъ отъ купели былъ въ Бозе, почивший его императорское высочество Цесаревичъ и великий князь Константинъ Павловичъ. Ныне онъ Константинъ Айбулатъ всенижайше проситъ о милости быть принятымъ на службу его императорского величества». // Подписано (Флигель-адъютант полковник граф Александров Павел Константинович). Ф. 109. ГАРФ
Розен Михаил (Мартын) Карлович барон
Воспитатель Айбулата барон Розен Михаил (Мартын) Карлович (1796—1873) сын барона Карла- Густава, инженерного подполковника. Получил домашнее воспитание, 14 октября 1811 вступил в службу юнкером в Ямбурский драгунский полк, откуда в 1812 году переведен в Дворянский кавалерийский полк. Здесь, 27 декабря того же года, он был произведен приказом Кутузова «в корнеты по армии» это было очень почетно, а 2 марта 1813 г. переведен в Кавалергардский полк (знаменитый, и героический) этот полк еще известен тем что здесь служили убийца Пушкина- Дантес, убийца Лермонтова- Мартынов. Осенью этого же года Розен выступил с резервными эскадронами в заграничный поход и 15 августа принял участие в сражении при Дрездене, за отличие в котором был награжден орд. Св. Анны 4 степени, а также под Кульмом и Лейпцигом, а затем, вступив в пределы Франции, участвовал в сражении при Фершампенуазе, за что получил орден св. Владимира 4 степени с бантом, имел Прусский знак, железный крест, серебряная медаль за взятие Парижа, орден святой Анны II степени украшенный императорской короной, знак отличия за 25 лет службы. Участием во взятии Парижа он закончил свою боевую деятельность за границей, откуда возвратился с полком в 1814г. во время пребывания в Париже барона Розена герцог Беррийский* пожаловал ему орден Лилии. (Шарль Фердинанд, герцог Беррийский (1778—1820) К сожалению, служба его в Кавалергардском полку чуть было не закончилось каторгой или расстрелом неслыханная доселе дерзость он осмелился вызвать на дуэль любимого и не заменимого человека, адъютанта Александра I, вот что об этом говорится в архивных документах: 6 ноября 1815 г., как значится во всеподданнейшем рапорте Цесаревича Константина Павловича (от 29 ноября того же года, №599), «корнет барон Розен осмелился против начальника своего, начальника эскадрона полковника Уварова 2- го* (Федор Петрович Уваров (1769—1824), быть дерзким и грубым и за сие, хотя арестован, но за таковой поступок, противный службе, генерал- лейтенант Депрерадович представляет о предании его, корнета барона Розена, военному суду». Даже рапорт – ходатайство Цесаревича Константина сохранилась резолюция: «Приказано уже его отдать, а потому и оставьте сию бумагу оконченною. Граф Аракчеев». Это единственный официальный документ, который мы имеем о «дерзком и грубом» поступке Розена это было очень серьезное нарушение даже если ходатайство великого князя Константина мало помогло барону Розену, он почти два года сидел под арестом Петропавловской крепости, и только по просьбе А. П. Ермолова, который уже был на Кавказе царь смягчился. Суд кончился в 1817 г., и 15 октября Розен был разжалован рядовым в Нижегородский драгунский полк, в этом полку чуть позже, служили Лермонтов М. Ю. Проконсул Кавказа Ермолов доставил Розену случай отличиться в военных действиях в Чечне. 15 сентября он участвовал во взятии штурмом с. Дады- юрт, окончательно взятого русскими только после истребления всех его защитников. Он находился на кавказской линии, участвуя в действиях против горцев при Захайкане, при разорении с. Горячевского и других Качалинских деревень. При заложении крепости «Внезапной» Розен был ранен пулею в голову. 6 ноября 1819 года за отличие в сражении он произведен в поручики.
Свидетельство.
Дано сие лейбъ-гвардии Гродненского гусарского полка ротмистру барону Розену въ томъ, что отъ полученной огнестрельной раны пулею въ левую сторону головы съ повреждением височной и теменной кости въ последствии каковой отделилось много отломковъ и самой слухъ на сей стороне отлопкутия барабанной перепонки поврежденъ, по чему часто страдаетъ сильною и продолжительною болью и кружениемъ головы препятствующими ему, продолжать военную фронтовую Его Императорского Величества службу. Въ чемъ свидетельствую г. Варшава 10 сентября 1828 года.
Полковой штабъ-лекарь надворный советникъ Эстеррейзъ?
Генералъ штабъ-докторъ коллежский советникъ Кучковский.
Ходатайство однополчан Розена.
Мы нижеподписавшиеся свидетельствуемъ что действительно Лейбъ-Гвардии Гродненского Гусарского полка Ротмистръ Баронъ Розенъ отъ имеемой им головой раны страдаетъ весьма часто болями сопряженными съ кружениемъ головы, а сие самое препятствуетъ ему продолжать военную Его Императорского Величества службу, по чему и заслуживаетъ при отставке Всемилостейшего награждения его пенсиономъ полного жалованья. Варшава. Сентября 10-го дня 1828 года.
Лейбъ-Гвардии Гродненского Гусарского полка
Корнетъ Левенталь 2-й, корнетъ Юрага 2-й, корнетъ Юрага 1-й, корнетъ Каренга, корнетъ Лишинский, корнетъ Виноградский, корнетъ Мерфельгро?, корнетъ Дыбовский, корнетъ Трозбатовский?, корнетъ Барясовъ?, корнетъ баронъ Вин?, корнетъ князь Радз?, корнетъ Наши?, корнетъ Высоцкий, корнетъ Кшит?, корнетъ Рзем?, корнетъ Завшиса, корнетъ баронъ Штакенбергъ?, корнетъ Транзей, корнетъ Абрамовичъ, корнетъ Пашоло?, корнетъ Халиц?, поручикъ Фонъ Лешераз?, поручикъ шатбсъ Фонъ Голштейнъ?, поручикъ Войниловичъ, поручик Цельптеръ?, поручикъ Криш?, поручикъ Левашевич?, поручикъ баронъ Бюше?, поручикъ Гатовски?, поручикъ Гюгель?, штабсъ ротмистръ Игельстромъ?,штабсъ ротмистръ Мачиков?, штабсъ ротмистръ Гродецкий?, штабсъ ротмистръ Ходоровичъ, штабсъ ротмистръ Утер Стераб..?.
Однако, кавказская рана давала себя чувствовать: служить становилось настолько трудно, что, например, в 1827 г. он должен был взять отпуск на 4 месяц и, кроме того, просить двухмесячную отсрочку, которая и была ему разрешена Великим Князем Константином Павловичем.– 24 октября 1828 г. барон Розен был уволен от службы, из-за раны, с чином подполковника, с мундиром и полною пенсиею.
«….Целымъ рядомъ отличий и кровью, онъ вернулъ чины, все ордена, заслуженные имъ въ Наполеоновскихъ войнахъ, и черезъ четыре года перешелъ обратно штабсъ-ротмистромъ въ лейбъ-гвардии Кирасирский Его Величество полкъ. Рисуя бытъ и типы нижегородцевъ Ермоловской эпохи, Потто, коснувшись и барона Розена, какъ одного изъ типичныхъ офицеровъ этого полка, говоритъ. Пребывание подобныхъ личностей въ Нижегородскомъ полку было более или менее кратковременно, но оно всегда оставляло въ немъ свои значительные следы. Нижегородцы, слыша объ ихъ подвигахъ, связывали съ ихъ именами имя своего полка, невольно подчинялись обаянию ихъ славы, съ гордостью говорили о нихъ, делали ихъ предметомъ полковыхъ преданий…». //история нижегородского драгунского полка//.
Оставаясь служить на Кавказе, но участия в боевых действиях не принимал. Прослужив во вновь сформированном элитном Кирасирском полку меньше года (при чем четыре месяца пробыл в отпуску), в 1824 г. он был переведен в сформированный тогда лейб-гвардии. Гродненский гусарский полк и в следующем году произведен ротмистром.
27 апреля 1825 года получил высочайшее благоволение среди других офицеров за отличие на параде состоявшемся в городе Варшаве в присутствии Николая I. 26 апреля, и особенно за отличное состояние полка по кратковременном сформировании оного, 18 мая благодарность за дивизионное учение, а 20 мая за смотр войск, 19 мая при выступлении войск. Через семь лет, когда здоровье его восстановилось, он посвятил себя общественной службе; будучи избран предводителем (до него эту должность исправлял отец жены барона Николай Куликовский) Валковского уезда (Харьковская губерния) на трехлетие с 1 января 1835 г., по окончании срока, он был вновь избираем еще два трехлетия. В этом уезде у него с женою было имение в 881 десятин земли и 190 душ, это имение приданое. И кроме того, в Полтавской губернии он владел 1900 десятин земли и 50 душами крестьян. С 1837 года в течении двух лет исполнял обязанности предводителя губернского дворянства Харьковской губернии. В 1841 г. Розен был назначен председателем Харьковской казенной палаты, а затем и членом совета Харьковского института благородных девиц по хозяйственной части. Занимая безвозмездно последнюю должность, в 1843 г. он был награжден бриллиантовым перстнем с вензелем Государя, а через два года – чином статского советника. По Высочайшему повелению, с Ноября 1847 г., сверх жалованья по должности председателя Харьковской казенной палаты, Розен получал и пенсион, данный ему при увольнении из военной службы. Помимо ордена святой Анны 2 степени и затем Императорской короны к нему, знаков отличия за беспорочную службу и Высочайших благоволений, Розен получил в 1850 г. искреннюю благодарность министра финансов «за доведение подведомственных ему частей казенной палаты до возможной исправности». За службу по званию члена совета Харьковского института, в 1858 г. он был произведен в действующие статские советники, а в 1860 г. награжден орденом святого Владимира 3 степени с мечами. В следующем году Император Александр 2 посетил Харьков и в день своего тезоименитства, 30 августа, снова удостоил его Монаршею милостью- орденом святого Станислава 1 степени.
Он был известен как очень храбрый и доблестный воин, и дружил в свое время с самыми просвещенными людьми России, в числе которых был Вильгельм Карлович Кюхельбекер, однополчанин по Нижегородскому Драгунскому полку барона Розена по Кавказу. Только на третий год исследований удалось обнаружить изображение барона Розена М. К. в книге «Исторический очерк деятельности харьковского института благородных девиц» автор Н. Жебылев, издано в Харькове. 1912 г.
Кюхельбекер Вильгельм Карлович – выходец из немцев Эстонии, посвятил своему другу и сослуживцу барону Розену М. К. стихотворение «К барону Розену» написанное в Георгиевске 1822 году и опубликованное в журнале «Мнезонина» в 1824 году: