Морин Гу
Чувства, которые ты вызываешь
Глава 6
– Как раз вовремя, молодец! – прогремел папа и поднял руку, чтобы дать «пять».
Роуз смущенно подняла свою, и он с энтузиазмом ударил по ней. После этого она потупила глаза и застенчиво отвернулась. Господи. Все западали на моего папу. Это так противно.
Мы с ней не поздоровались. Но я оценила ее одежду – шорты поверх черного боди. Она заметила мой взгляд и сказала:
– Что? – Затем поправила волосы. – Из-за этого наказания пришлось утром найти время для тренировки у станка.
– Да мне без разницы, – зевнула я.
Нас перебил папа:
– Так, малявки, план такой. Сегодня у нас вводный курс в «КоБру». Пройдемся по основам, а затем вы замените меня, чтобы я наконец почувствовал, на что похож обычный день. Поняли?
Я кивнула, а Роуз одновременно со мной елейным голосом ответила:
– Да.
Вот подлиза.
Папа широко раскинул руки.
– Вот эту тихую стоянку мы называем хозяйственно-продовольственным складом. Здесь мы оставляем наши грузовики, подключаем их на ночь, сливаем топливо, чистим фургоны, пополняем запасы льда и даже храним еду на кухне.
Он показал на небольшое бетонное здание, расположенное в углу. Остальная часть стоянки была по периметру окружена высокими соснами. Хоть я никогда и не работала в «КоБре», но много раз приходила сюда. Повсюду была разбросана рухлядь, оставшаяся от фургонов, но мне всегда тут нравилось – создавалось ощущение, что это место отделено от города.
– Роуз, ты можешь найти «КоБру»? – спросил папа, скрестив руки. Умно устроить нечто похожее на викторину. Глаза Роуз загорелись, и она пристально рассмотрела четыре фургона, припаркованных у деревьев.
Ее взгляд тут же остановился на черном. Папа кивнул.
– Угадала. Давай подойдем и представим тебя.
Меня бесило, что папа одушевлял свой дурацкий фургон. Чтобы отплатить ему тем же, я называла свою грудь Брок и Чэд, что в равной степени бесило папу.
Мы подошли, и у Роуз слегка отвисла челюсть. Фургон был черным и блестящим, а под розовыми неоновыми буквами, составлявшими слово «КоБра», расположилось изображение свернувшейся змеи. Фары напоминали зловещие глаза рептилии, а золотая решетка радиатора, похожая на рот, сверкала на солнце. Когда я впервые это увидела, на меня накатила огромная волна стыда, характерного для детей, родители которых пытались строить из себя крутых.
– Ого, – выдавила из себя Роуз.
Папа весь засветился.
– Разве она не классная?
Нет, пап, ты не «крут от природы».
– Очень… привлекательная!
А она неплохо справлялась.
– Если хочешь, чтобы на глазу развилась гонорея, – пробормотала я.
Мы сели в машину Роуз и поехали по магазинам, чтобы купить продукты: красный перец, помидоры, репчатый и зеленый лук, петрушку, чеснок и груши. «КоБра» пополняла запасы по понедельникам и средам, и большая часть продуктов хранилась на складской кухне, а потом переносилась в фургон. Слава богу, что в дни, когда не пополнялись запасы, мы начинали готовиться к работе около девяти утра.
– А мы не можем купить это все в «Вонс»? – спросила я, когда мы зашли в магазинчик в тайском районе Восточного Голливуда. Продавец громко слушала по радио тайское ток-шоу и делала вид, что нас нет.
Папа в притворном ужасе прижал к груди зеленый лук.
– Смысл в том, чтобы все было местным и соответствовало духу Лос-Анджелеса. «Вонс», значит. И чья ты дочь, интересно?
Он всегда употреблял такие слова, как «местное», «экологически чистое» и другие, относящиеся к еде, которые мне нравилось повторять за ним, поглощая при этом огненно-острые чипсы.
Затем мы заехали в корейскую и сальвадорскую мясные лавки, где купили говяжий кострец[7] и несколько кусков свинины. Даже забежали на индийский рынок в Этуотер Виллидж, чтобы выбрать специи. Поездка была утомительной и казалась бесконечной.
Роуз же никак не могла остановиться. Ее завораживал каждый магазин, каждая остановка. Она даже делала пометки в блокноте.
– Ты когда-нибудь бывала в Лос-Анджелесе, Калифорния? – спросила я ее, когда она восхищалась рядами чая в «Индия Свитс&Спайсис».
Она чуть не испепелила меня взглядом.
– Господи, Клэра, я когда-нибудь стану такой же крутой, как ты?
Папа позвал нас к машине прежде, чем я успела ответить, поэтому последнее слово осталось за Роуз.
Побывав во всех до единого продуктовых магазинах, мы вернулись на стоянку. До первой остановки – оживленной кофейни в Силвер-Лейк – оставалось полтора часа.
– Итак, малявки, теперь мы будем готовить. Начнем? – спросил нас папа. Он вооружился огромным мясницким ножом и надел фартук с символикой «КоБры».
Роуз снова достала блокнот.
– Да.
А затем начала как-то странно прерывисто дышать. Вероятно, это какое-то упражнение от Шерил Сандберг или кого-то еще, предназначенное для тренировки властности. Не успела я над ней посмеяться, как заметила папин выжидающий взгляд. Я скривилась.
– Мне не нужны пометки.
Я ждала надменной издевки от Роуз, но она только глядела в блокнот и что-то читала, шевеля губами. Так-так-так, королева Карвер в кои-то веки была растеряна. Мне же уверенности хватало за глаза и уши. Чем быстрее я со всем разберусь, тем быстрее смогу с этим закончить и доказать папе, что усвоила урок, бла-бла-бла. Впереди все еще маячил Тулум.
В «КоБре» подавали два основных блюда:
• Пиканью – говяжий кострец, поджаренный на шпажках (в стиле бразильского чураско) в традиционном корейском маринаде кальби.
• Ломбо – свиная вырезка, поджаренная в стиле чураско в остром соусе винегрет (по аналогии с пико-де-гайо).
Еще в меню присутствовали различные маринованные овощи, которые можно было добавить в качестве гарнира (очень по-корейски), напитки домашнего приготовления, такие как кальдо-де-кана (сок тростникового сахара с добавлением лайма) и пирожки с кимчи и сыром – традиционная бразильская выпечка. И мое самое любимое блюдо, кстати.
Все было очень вкусным.
– Так, у нас на обед уже есть мясо, – сказал папа, показывая на поджаривающиеся на небольшом гриле куски говядины на шпажках. Вдобавок к грилю фургон было оборудован жарочной поверхностью, двумя конфорками и духовкой. Кондиционер отсутствовал, поэтому в крыше фургона открывались окна, а в углу папа установил вентилятор. Как и ожидалось, фургон уже превращался в мини-теплицу. По моему лбу стекла капелька пота, и я сердито уставилась на Роуз, потому что это все – ее вина.
Чтобы куски пиканьи не засыхали, их нужно было вовремя снять со шпажек. А пока они все еще готовились, папа продолжил:
– Да, но мы сделаем мясо и на вечер.
Он заставил нас приготовить для говядины маринад кальби: для этого надо было смешать соевый соус, кунжутное масло, сахар, кучу чеснока, кунжутные семечки, корейский красный перец, лук, имбирь и тонкие ломтики груши.
– Ты подаешь мне ингредиенты, а я смешиваю, – приказала я Роуз.
Она уперла руку в бок.
– Что, прости?
– Это фургон моего папы и у меня приоритет.
За моей спиной кто-то прокашлялся.
– Повтори-ка, – попросил папа. Я прикрыла глаза. И так будет все время.
– Вы обе равны. Никаких приоритетов! Ты что, прикалываешься?
Папа стукнул по козырьку кепки, отчего та съехала на глаза.
Роуз схватила металлическую миску и венчик.
– Ты, наверное, знаешь, где тут все находится, так что не проще ли тебе подавать ингредиенты?
– А она права, – отметил папа, не скрывая восторга. Когда Роуз все смешала, он положил в огромную металлическую миску кострец и полил его маринадом. – Это отставим. У нас уже есть маринованное мясо для следующей остановки. А это должно пропитываться как минимум три часа. Потом мы вернемся к нему и начнем жарить.
Он обмотал миску пищевой пленкой и отнес в огромный складской холодильник.
Папа считал необходимым каждый раз готовить свежий маринад.
– Вероятно, если бы мы сделали большую порцию, она бы дольше хранилась и была бы приятнее на вкус, но мне нравится ощущать свежесть маринада на жареном мясе. Он другой, – произнес отец, передавая мне ингредиенты для винегрета: лук, помидоры, петрушку, уксус, оливковое масло и болгарский перец. Роуз записывала все, а в кепке и фартуке выглядела просто безупречно, словно училась в Гарвардской школе фургончиков с едой.
– Можно мне, пожалуйста, приготовить соус? – спросила я ее, размахивая перед Роуз деревянной ложкой.
Она пожала плечами.
– Конечно, я не против.
Стиснув зубы, я смешала ингредиенты в большой металлической миске. Насколько я знаю, в «КоБре» все готовилось в огромных металлических мисках – наподобие чанов, в которых пожилые кореянки, аджумы[8], готовят кимчи. В таких мелочах проявлялись папины корейские корни, чего, я думаю, он даже не замечал.
Напоследок осталась выпечка. Я любила ее с самого детства. Это жаренные во фритюре пирожки в форме полумесяца с подогнутыми краями – в исполнении «КоБры». Традиционно, в Бразилии, их готовили с мясом, например, говяжьим фаршем и курицей или с сыром и овощами, и продавали на улице. Мой папа внес нечто свое и делал их с кимчи и сыром. Когда он придумал это сочетание несколько лет назад, я пришла в ужас. Кимчи и сыр? В пирожке? Но, откусив тающий во рту хрустящий кусок, я изменила свое мнение. И теперь «КоБра» славится своей выпечкой.
Тесто было заранее приготовлено папой. Сам он стоял, уперев руки в бока.
– Будете ругаться из-за того, кто раскатывает тесто?
Мы с Роуз переглянулись.
– Ты можешь заняться этим, – великодушно предложила я.
Роуз улыбнулась поджав губы и неприветливо посмотрела на меня.
– Нет, давай ты.
– Нет, ты.
Папа вздохнул и снял кепку.
– Вы испытываете мое терпение. Роуз, твоя очередь.
Ха! Я ненавидела раскатывать тесто – когда папа готовил пирожки, я всегда пропускала этот шаг. У меня не получалось превратить его в идеальный круг, а тонкие края разваливались во время лепки.
Роуз глубоко вдохнула и взяла у папы скалку. Он немного помог ей, пока она возилась с тестом на стойке, а потом вырезала круги металлическим кольцом размером с десертную тарелку. Сначала у нее не получилось – тесто порвалось. Я чувствовала, как она сдерживала в себе разочарование, зубами кусая нижнюю губу. Наконец ей удалось сделать все верно, но было видно, что эта ошибка продолжала ее беспокоить. Господи.
Папа позволил мне раскладывать в каждый кружок нарезанную моцареллу. После этого я выложила на сыр тонкие полоски кимчи и, добавив в конце по небольшому кубику масла, защипнула тесто. Отец засунул пирожки в духовку, где они должны были слегка запечься, после чего их следовало поджарить во фритюре.
Через час все свежее и обжигающе горячее будет подано покупателям.
– Не так уж плохо, да? – спросил с улыбкой папа, кинув в меня полотенцем.
Я пожала плечами и специально позволила полотенцу упасть на пол к ногам. Роуз подняла его кончиками пальцев и кинула в раковину.
– Подлиза, – пробормотала я.
Папа покачал головой и устроился на водительском сиденье.
Глава 7
Обычно «КоБра» делала две-три остановки в день и радовала клиентов без выходных. Во время учебного года, когда на папу работали Вивиан и другие частично занятые сотрудники, он брал выходной. Но этим летом нас было всего трое, и приходилось выходить на смену как минимум пять дней в неделю.
Первая остановка длилась с десяти утра до двух, и мы, в зависимости от дня, подъезжали либо к какому-нибудь кафе, либо к офисному парку или киностудии. Вечерняя смена начиналась в пять, и мы обычно останавливались у баров или участвовали в городских мероприятиях – фестивалях или фермерских ярмарках. И только в воскресенье вечером «КоБра» делала перерыв.
В этот понедельник папа решил ограничиться одной остановкой, потому что большую часть дня нужно было посвятить нашему обучению.
Я ехала с папой в фургоне, а Роуз ждала нас у кофейни под названием «Уайлдфокс», которая была забита до отказа. Все посетители выглядели моложе тридцати и сидели, уткнувшись в ноутбуки.
– В этом городе хоть кто-то работает? – проворчала я, надевая кепку.
Роуз чуть не ударила меня локтем, когда надевала поверх боди фирменную футболку.
– Это называется фрилансом.
– А это называется сарказмом, лишенная чувства юмора подхалимка, – огрызнулась я.
– Что?! – закричала Роуз.
Между нами втиснулся папа.
– Разберитесь уже между собой, не то выкину вас отсюда.
После такого разноса Роуз тут же выпрямилась.
Я щелкнула жвачкой.
– Хорошо.
Перед тем как открыть окно, папа сфотографировал меня и Роуз для аккаунта в «Инстаграме». Попытался заставить нас улыбнуться, но мы отказались.
– Эх, вы, – покачал он головой. – Кстати, мы фиксируем каждую остановку, поэтому я дам вам пароли от всех наших аккаунтов в соцсетях.
В голове замелькали картинки самых странных вещей, какие я могла бы сделать, имея такую власть.
Папа показал на меня телефоном.
– Даже не думай об этом. Я буду просматривать каждый пост и в любой момент удалять ненужное.
– У вас есть инструкции? – спросила Роуз, снова достав свой блокнот.
Я фыркнула.
– Разве так сложно сделать фотографию?
Папа ткнул меня пальцем в висок. Очень по-корейски.
– Роуз, не волнуйся, я отправлю тебе по почте все, что нужно знать.
Она вся засветилась, а папа потер руки.
– Итак, а теперь все по-настоящему. Девушки… Дамы… Неважно. Клэра, мы будем подавать еду. Роуз, ты принимаешь заказы.
– Сама? – спросила та, в ее голосе непривычно слышался испуг.
Он улыбнулся ей, и испуг сменился обожанием. Бе.
– Не волнуйся, я подойду и помогу, – сказал он, потрепав ее за подбородок. Она упорхнула к окну приема заказов.
Не успела я порадоваться работе на кухне, как папа приказал:
– Через полчаса поменяетесь.
Затем распахнул окна. Просто так, без какого-либо предупреждения. Роуз выпучила глаза, и я поняла, что она тоже очень удивлена.
К нам уже выстроилась очередь. Роуз нервно пригладила футболку и бросила взгляд на папу – казалось, ждала разрешения.
– Иди и спроси, что они хотят, – подсказал он и ободряюще кивнул.
Она склонилась над стойкой и заговорила громко и четко:
– Привет, что хотите заказать сегодня?
Я засмеялась.
– Ты говоришь, как робот.
Папа снова ткнул меня пальцем в висок.
– Прекрати, Клара. Приготовься.
Он подтолкнул меня к еде, лежащей на стойке напротив окон.
Робкий белый парень в очках в светло-коричневой оправе заказал ломбо и пирожок, и папа громко повторил мне заказ. Роуз завозилась с кассой, уронив на пол пачку наличных.
– О господи!
Папа поднял их и протянул ей прежде, чем она успела наклониться.
– Все в порядке, Роуз, – успокоил он и подмигнул. Она улыбнулась, но при следующем заказе все равно выглядела напуганной. Черт, а она реально нервничала.
Вся эта нервозность вдруг передалась и мне. Почему я оказалась в этом идиотском положении? Потела над плитой, беспокоилась из-за дурацких обеденных заказов, когда должна была плавать в бассейне на надувном единороге. Я глубоко вздохнула, а затем начала готовить ингредиенты – позже папа их соберет.
Все шло гладко, пока не посыпались заказы. Измученная латиноамериканка с густой черной челкой и пирсингом в носу заказала пять разных блюд и десять пирожков.
Под кепкой скопился пот, в нос постоянно лезла выбившаяся прядь волос; я изо всех сил торопилась все подготовить.
– Какого черта? Она что, обслуживает банкет в этой дурацкой кофейне? – прокричала я, открывая банку с маринованной японской редькой.
– Вы приготовили один ломбо вместо пиканьи! – нервно воскликнула Роуз; в ее голосе явно звучала паника. В этом фургоне было так мало места, что я чувствовала на своей спине ее дыхание, когда она кричала.
Папа выкладывал очередную порцию пирожков.
– Все нормально, можешь…
– Так разберись с этим! – прокричала я в отчаянии. При этом подняла руку, и в воздух взлетела перчатка, которая была надета не до конца. Я повернулась посмотреть, куда она упала, и оказалась лицом к лицу (точнее, лицом к шее) с Роуз.
Испачканная кимчи перчатка прилипла к ее щеке.
Я расхохоталась, и в этот момент с улицы кто-то закричал:
– Эй, где мои пирожки?
– Сейчас иду! – ответила Роуз и сорвала перчатку с лица.
– Сейчас иду! – передразнила я ее пронзительным голосом. Не смогла сдержаться – уровень стресса зашкаливал, и негодование нисколько не утихло. На самом деле, оно даже стало еще больше.
Папа отдавал еду в окошко.
– Клара! – гаркнул он.
– Ты можешь просто делать свою работу? – огрызнулась Роуз. – Ведешь себя, как клоун.
Я без всякой мысли стянула вторую перчатку и швырнула ей в лицо, да так сильно, что она издала соответствующий шлепок.
Роуз ахнула и прижала руку к щеке.
Между нами снова втиснулся папа.
– Богом клянусь, что выгоню вас отсюда, если не успокоитесь. Вы можете повзрослеть хотя бы на три секунды?
Роуз кивнула, глубоко вдохнула и снова пригладила футболку. Как будто эта манипуляция придавала ей магических успокаивающих сил.
– Простите, Эдриан, – сказала она, робко улыбаясь.
Он посмотрел на меня, скрестив руки, отчего на его предплечье показалась татуировка с датой моего рождения, написанная готическим шрифтом.
Я откинула голову назад и закатила глаза.
– Ла-а-адно.
Она снова начала принимать заказы, а я – готовить и собирать их. Только я завернула пирожки в фольгу, как Роуз наткнулась на меня, потянувшись к кассе. Мы сердито уставились друг на друга, но ни слова не произнесли, чувствуя на себе папин взгляд. Зато когда я повернулась, чтобы передать пирожки папе, Роуз снова отступила назад и ударила меня плечом в голову, отчего череп пронзила острая боль. Я схватилась за голову.
– Осторожнее, клуша!
– Это ты осторожнее! – При этих словах Роуз взмахнула рукой и сбила на пол миску с винегретом.
Мы застыли. Папа повернулся на звук и выругался.
– Вы надо мной прикалываетесь?
Его голос обрел смешную пискливость.
– Простите! – сказала Роуз и потянулась за полотенцем.
Я подняла миску.
– Тебе кто-нибудь говорил, что постоянно извиняющиеся девушки раздражают?
Она бросила полотенце на пол, и оно приземлилось с громким шлепком.
– Ну все. Я пыталась быть благородной и не обращать внимания на твое дурацкое отношение. Но тебя надо поставить на место!
Злость Роуз оживила меня. Я хрипло хохотнула.
– Здесь тебе не Элизий[9]. В этих стенах у тебя нет власти.
Ее лицо оказалось в нескольких сантиметрах от моего.
– Посмотрим.
Ожидающий у окна своего заказа парень хлопнул в ладоши над головой.
– Драка, драка!
– МОЧИ!
Мы уставились на папу. Он покачал головой.
– Прекратите. Хватит. Вы не только ведете себя как дети, но и вредите моему бизнесу!
Через несколько секунд мы оказались на тротуаре, и папа запер дверь «КоБры». Я заколотила по ней, но он отказался открывать.
– Па! – закричала я. – Ты ведешь себя, как настоящий тиран.
Я пнула дверь и устремилась прочь, сбросив на землю кепку.
Роуз побрела следом. Я негодовала, не знала, куда теперь идти, но еще больше меня бесило то, что эта девчонка шла за мной.
– Ты не можешь просто пойти к своей машине? – закипела я, быстро шагая по тротуару. Она не ответила, но все равно поплелась за мной. Где она припарковалась?
– Что, теперь неохота со мной говорить? – спросила я, оглянувшись.
Она вскипела.
– А ты что, окончательно превратишься в жабу, если замолчишь хотя бы на минуту?
Я смерила ее взглядом.
– Не завидуй моей харизме.
Она скривилась.
Я стиснула зубы.
– Ты понимаешь, что это все случилось из-за тебя? Если бы на балу у тебя не съехала крыша, мы не влипли бы.
Мы прошли мимо компании хипстеров, которые засмеялись из-за моего громкого голоса. Я показала им средний палец.
Мне почти было слышно, как Роуз закатила глаза.
– Если бы не твое нарциссическое желание приколоться на балу и перевести все внимание на себя, мы не влипли бы.
Я остановилась и развернулась к ней.
– Нарциссическое? Я развлекалась. Это был акт благородства – кому-то надо было оживить эти танцы.
Она усмехнулась и подошла ко мне вплотную, своей позой бросая мне вызов.
– Я знаю тебя со средней школы. Ты – классический нарцисс. Нездоровое чувство собственной значимости, потребность во внимании, основанная на проблеме отсутствия рядом матери…
Во мне разгорелась неконтролируемая злость, которую я обычно сдерживала.
– …и сейчас будет самое смешное – ты не испытываешь никакого сочувствия к другим. Не удивляйся, что твои приколы могут однажды кому-то навредить. Ты, например, знала, что Кэти Тамайо очень хотела стать королевой бала? Что ее младшая сестра недавно попала в аварию и сильно пострадала, а Кэти, возможно, было бы приятно выиграть?
Теперь она повысила голос.
Я на долю секунды ощутила вину, но злость снова одержала верх.
– Откуда я должна была это знать? Не моя вина, что ее сестра пострадала или что она получила недостаточно голосов! Я просто хотела пошутить! – В данный момент я уже кричала.
Меня перебил громкий свист.
– Девочки, можете отойти?
Я заметила выглядывающего из мастерской по ремонту обуви мужчину. Он раздраженно смотрел на нас.
– Это вы отойдите, сэр! – огрызнулась я и понеслась прочь, оставив Роуз стоять на месте.
Доехав до дома на автобусе, я пошла прямиком в ванную. Сердце колотилось, а руки вспотели. Я ополоснула лицо холодной водой, стараясь смыть с себя самодовольство Роуз. Кем она, черт возьми, себя возомнила? Вся такая добрая и совершенно не эгоистичная, вывалила на меня целую кучу несусветной чуши. И откуда я могла знать про чертову Кэти Тамайо и ее сестру?!
Во мне забурлила вина – коварная, незнакомая и совсем неприветливая. Я спряталась в комнате и начала читать роман Джона Гришэма, который читала столько раз, что обложка уже была вся потрепана. Затем врубила Motown и устроилась на подушках, а на моей голове уютно разлеглась Фло.
Но, обнаружив, что уже пятый раз начинаю с одного и того же абзаца, я откинула книгу в сторону, отчего Фло заворчала и спрыгнула с моей головы.
– Уж простите меня, Королева по лизанию задниц, – пробормотала я и достала телефон. Зашла на «Фейсбук» и глубоко вздохнула. В панели поиска напечатала «Кэти Тамайо». Зайдя на ее страничку, я увидела ее на балу в блестящем серебристом платье. Пролистала дальше и нашла ссылку на сбор средств для ее сестры, Джилл. Ссылка сопровождалась фотографией маленькой филиппинки лет десяти. Блестящие черные волосы, широкая улыбка, ямочки на щеках. Я закусила губу. Господи.
Затем нажала на ссылку и прочитала об аварии, в которой несколько недель назад пострадала Джилл. А потом о медицинских счетах.
Хорошо, что я уже давно запомнила номер папиной кредитки. Я перевела тридцать долларов, затем написала на листочке записку и просунула под его дверь.
Пап, я должна тебе денег, ты увидишь списание по кредитной карте.
