Моника Кристенсен
Угольная крошка

Она задумчиво перелистывала журнал, одновременно прислушиваясь к голосу в трубке. Постепенно до нее дошла вся серьезность происходящего.

– Из детского сада пропал ребенок? – недоверчиво переспросила она. – Господи боже мой, но ведь на улице такая холодрыга. А что если она заблудилась? Или провалилась в сугроб и не может выбраться?

Кнут попытался растолковать ей про семейную ссору накануне и убежденность Туны Ульсен в том, что девочку забрал отец. Но губернатор перебила его:

– Разве мы можем рисковать и зря терять время? Что если малышка в самом деле пропала и вы только по чистой случайности не можете найти отца? – Она поднялась с дивана и встала посреди комнаты. – Даю тебе час. Если за это время девочка не найдется, нужно бить тревогу.

Стейнара Ульсена и Эллы не было ни в одном из городских кафе. На всякий случай заведующая обзвонила также отели и пабы. Но никто не видел отца и дочь. Потом она догадалась позвонить и рассказать о случившемся двум другим сотрудникам садика. Они разделили между собой всех родителей и принялись их обзванивать, окрыленные новой надеждой. Казалось, следующий звонок разом покончит с этой неправдоподобной ситуацией. Ингрид Эриксен уже отчетливо представляла, как скажет кому-то: «Спасибо большое, какое облегчение! Нет, мы немного испугались, сами понимаете. Ведь никто не сказал Туне, что Элла пойдет с вами. Так что это всего лишь недоразумение. Спасибо!» Но подобного разговора не случилось. На другом конце провода они слышали лишь растерянность, любопытство и озабоченность. Элла не ушла домой ни с кем из детей.

Кнут начал терять терпение. Ясное дело, девочка скоро найдется. На Шпицбергене не пропадают без вести. Зимой архипелаг был практически изолирован от внешнего мира, не считая ежедневного авиасообщения с материком. Они имели полную информацию обо всех, кто живет в Лонгиере, кто прибыл погостить и кто уехал. Но тут ему в голову пришла еще одна мысль. Они уже говорили об этом в администрации – всего несколько месяцев назад. И тогда дело закончилось трупом.

Глава 3. Тени

 
На шахтах Шпицбергена черных,
Где не было солнца вовек,
Окутала тьма обреченных
Влачить в вечном мраке свой век.
 

Среда 3 января 08.20

Рано утром Стейнар Ульсен явился в отдел кадров. Он нервничал, осознавая, что эту возможность никак нельзя упускать. Его ждал первый рабочий день в качестве горного инженера компании «Стуре Ношке».

– У вас не будет второго шанса произвести первое впечатление, сами понимаете, – доброжелательным тоном сказал кадровик, не ведая, как перепугал этим новоиспеченного горного инженера. Хотя откуда им в «Стуре Ношке» знать о том, как нехорошо все закончилось на его прежнем рабочем месте в Тромсё. Об этом он, разумеется, не особо распространялся на собеседовании, да и в Тромсё вряд ли кто-либо стал болтать.

Парень в отделе кадров в большом синем здании на пристани просто хотел проявить любезность. Он должен был провести Стейнару Ульсену экскурсию по Седьмой шахте, а приступить к своим обязанностям горному инженеру предстояло днем позже. Но в последнюю минуту кадровику позвонили, и Стейнару пришлось одалживать машину и ехать на шахту самому. Ему надо в надземное здание, проинструктировал кадровик. Найти все будет несложно. Из города туда ведет только одна дорога. Она так и называется «Дорога на Седьмую шахту». Стейнару просто нужно было ехать навстречу грузовикам с углем, пока он не увидит огромные ворота шахты. Заблудиться практически невозможно.

Дорога поднималась в гору крутым серпантином и вилась над городом по краю обледенелой отвесной скалы. Один неосторожный поворот руля – и машина полетит вниз на самое дно долины. Невысокое алюминиевое заграждение кое-где несло на себе следы сорвавшихся в пропасть авто. Лед под колесами припорошило снегом. Стейнар тащился со скоростью не больше тридцати, почти останавливаясь при встрече с огромными грузовиками. Он свернул не туда на единственной развилке и весь вспотел, разворачиваясь на крохотном пятачке.

Надземная часть Седьмой шахты прижималась к горе. Стейнар припарковался у каких-то бараков и побежал к входу, поскальзываясь на смеси льда и угольной пыли. Въезды в шахту были гигантские, по высоте вдвое больше обычного дома. Двери поменьше вели в огромный внутренний холл. Здание было, по сути, ангаром для джипов с рабочими, которые въезжали в гору и выезжали наружу. Уголь поднимался на поверхность по конвейерной ленте в другом месте. Этот вход предназначался только для людей и оборудования.

Вдоль одной из стен ангара высилось несколько многоэтажных бараков. На верхнем этаже в окне стоял человек в больших наушниках и следил за происходящим внизу. Увидев Стейнара, который двинулся было нерешительно в сторону бараков, он сделал ему знак идти в обратную сторону.

Новый горный инженер опоздал. Когда он в спешке вбежал в раздевалку, дневная смена уже шла к джипам. В дверях он столкнулся с группой мужчин, одетых в шахтерские робы, с безразличными лицами и внимательными глазами. Они прошли мимо, не удостоив его взглядом. Старший смены поспешил за остальными, но бросил на ходу:

– Ларс Уве и Кристиан отвезут тебя в забой на шахтном джипе. Они все тебе здесь покажут и ответят на все вопросы.

Он вышел, но голос по-прежнему слышался сквозь приоткрытую дверь:

– Кристиан, пусть он переоденется. Каску пусть возьмет белую, не синюю. И без глупостей. Вы знаете, о чем я.

И, вспомнив в последнюю минуту, бросил в сторону нового инженера:

– Добро пожаловать. Надеюсь, вам у нас понравится. Конечно, будет… – остаток фразы потонул в гуле заведенного двигателя.

Стейнар осмотрелся. Раздевалка представляла собой грязную комнату, уставленную видавшими виды металлическими шкафчиками. Под залапанными зеркалами стояли ящики с касками и сапогами. Вдоль одной из стен висел ряд раковин. Еще один шкафчик, шире и ниже остальных, содержал согласно наклеенной бумажке «Самоспасатели, респираторы, аккумуляторы для фонарей на касках».

На низкой деревянной скамье посреди раздевалки сидели двое. Это им предстояло показать новенькому шахту и ознакомить его с техникой безопасности, а также с негласными правилами. «Пусть он почувствует, что ему здесь рады», – как высокопарно выразился горный мастер. Но у этой парочки были другие планы. Они неторопливо докуривали, стряхивая пепел в стоявшую между ними жестянку, полную окурков.

– Привет, – сказал им новый горный инженер, стоя в проеме двери.

Шахтеры поднялись и не спеша двинулись к нему. Появление нового инженера не должно было сильно повлиять на их работу. Когда горный мастер спросил, не против ли они показать новичку шахту, они не выказали особого энтузиазма.

– Почему мы? Может, лучше кто-нибудь из конторских или управляющий, или… – ворчливо пробурчал Ларс Уве. Горный мастер терпеливо объяснил, едва сдерживая раздражение, что, как они и сами наверняка прекрасно знали, в глубине забоя возникли трудности с транспортерной лентой, так что и управляющий, и сам мастер до обеда будут там.

– Ну ладно, мне пофиг, – ответил Кристиан в своей обычной манере.

Просто из озорства, а эти старые горняки любили временами проделывать подобные шутки с новичками, они убрали заграждение перед въездом в давным-давно закрытый участок шахты. Его законсервировали много лет назад, но что-то все же тянуло туда людей – что-то древнее, грозное и пугающее во тьме низких неукрепленных тоннелей. «Экскурсоводы» планировали заехать туда на джипе и посмотреть, поймет ли новый горный инженер, что современная шахта так выглядеть не может. Насколько им было известно, до приезда на Шпицберген он работал в Тромсё: там что-то случилось в тоннеле, соединяющем разные концы острова.

Поначалу они вели себя на удивление вежливо. Представились, сказали новоприбывшему инженеру «добро пожаловать» и выдали ему комбинезон, резиновые сапоги и каску с фонариком. Прикрепили аккумулятор к ремню на поясе и снабдили его респиратором, кислородным баллоном и самоспасателем. Но стоило ему расслабиться, как они принялись запугивать его серьезными немногословными инструкциями касательно всего, чего ему стоило остерегаться. Они переглядывались, качали головами, как будто боялись сболтнуть лишнего. Наконец они рассказали ему о джипе с кузовом, в котором ему придется ложиться на спину, чтобы не задеть головой оборудование, провода и камни, торчащие из креплений свода. Но новенький и так уже наверняка в курсе? В ответ он просто пожал плечами. Чего тут бояться, ерунда.

Примерно десять минут они ехали нормально, сидя, по широкому главному тоннелю в глубь горы. Это была главная артерия всей шахты: высокий тоннель с бревенчатыми опорами вдоль стен и хорошим освещением. Но вот они приблизились к забою номер двенадцать. Здесь за некрутым поворотом можно было увидеть вход в заброшенную шахту. Старый, невероятно низкий штрек зиял черной пастью. Начальники догадывались, что старую шахту иногда использовали для всяких-разных дел, и со стороны руководства шахты было строжайше запрещено въезжать в этот штрек. Но за все то время, что они проработали в шахте – Кристиан шесть лет, а Ларс Уве целых девять, – они ни разу не слышали, чтобы там кого-то завалило.

Джип, низкий, с большим широким кузовом, свернул в узкий тоннель и медленно затрясся по ухабам. Над входом в выработку болталась одинокая лампа, и на этом освещение заканчивалось. Только фары высвечивали путь между черных стен, полных зарубок и неровностей, оставшихся после угледобычи. Новый инженер нервно улыбнулся шахтерам и улегся на дно джипа, оперев голову на подголовник.

Кристиан схватил его за плечо и закричал сквозь рев мотора:

– Скоро ты поймешь, почему мы боремся за повышение зарплаты. Хуже работы в Норвегии не найти. В этом меня никто не переубедит. А начальство сидит спокойненько в своих кабинетах и наваривает на нас вдвое больше.

Новоприбывший не слыхал ни о каких забастовках на предприятии, но все же кивнул. После почти года в качестве безработного он радовался полученной работе. И всем причитавшимся надбавкам. Но сейчас ему было не до того. Они углублялись в тоннель, который становился все ниже и уже. Вскоре бока джипа уже скрежетали об стены выработки, машина, вихляя, медленно продвигалась вперед. С потолка на них сыпались кусочки угля. В свете налобных фонарей клубилась угольная пыль. Новый инженер закашлялся и кое-как вытащил респиратор, призванный защитить легкие от пыли.

Ларс Уве лежал, откинувшись в водительском кресле, и вел джип туда, где старый штрек разветвлялся на несколько рукавов. Света едва хватило, чтобы не врезаться в покосившийся дощатый сарайчик. Машина проехала еще немного, затормозила, но двигатель остался работать. Он тихо урчал и подрагивал, как зверь. Кристиан и Ларс Уве сползли с сидений и встали на колени, пригнув головы под низким потолком.

Шахтеры замахали новичку. Парень выглядел уже достаточно перепуганным. Надо бы ему рассказать, что они над ним подшутили. Но новый инженер их опередил.

– Я что-то не вижу никаких следов добычи. Где оборудование, транспорт и тому подобное?

Он сощурился в свете фар. И резко пригнулся, услышав, как где-то в тоннеле с потолка упал камень. Он не хотел прямо говорить им, что они заехали куда-то не туда. Но надеялся, что сейчас они повернут и поедут обратно как можно скорее.

Кристиан мотнул головой, так что луч фонаря упал на несколько метров дальше в глубь штрека. И осветил кучу осыпавшихся камней, которая почти завалила тоннель.

– Нет, ты прав, – сказал он. – Но мы хотели показать тебе место, где погиб один из наших товарищей. Место, про которое мы вспоминаем каждый день, когда спускаемся в забой.

Ларс Уве удивленно обернулся. Что это Кристиан там плетет? В Седьмой шахте много лет не было никаких происшествий, с начала восьмидесятых, когда Пер Лейквик попал под обвал. Но он выжил, хотя, надо признать, так до конца и не оклемался. Говорят, он больше никогда не спускался в шахту и стал разнорабочим на поверхности.

– И это может случиться вновь, – продолжал Кристиан. – Тот, кто недооценивает старую шахту, вскоре ощутит на себе ее месть.

– Да хватит уже, Кристиан. Поехали обратно. – Ларсу Уве казалось, что шутка затянулась.

Новый инженер растерянно смотрел на шахтеров. До него начало доходить, что его разыграли. Но он не хотел показать, что повелся.

Внезапно погас фонарь на каске Ларса Уве.

– Черт, – выругался он. – Довольно уже. Надо отвезти его в забой, иначе, сам знаешь, у мастера будет, что нам предъявить.

Но его товарищ стоял и светил в зияющую тьму тоннеля.

– Слышишь скрежет? Это гора предостерегает нас. Гора живая.

Он обернулся и осветил бледное лицо новенького. Какое-то время они стояли молча, все трое. Только мотор гудел тихонько в нескольких метрах от них. Но они отчетливо слышали и другие звуки: плеск воды, сочившейся по стенам и капавшей на пол, треск, резкий шум падающих камней.

– Кое-кто верит, что в горе есть естественные разломы, некоторые настолько широкие, что сквозь них может пройти человек. Никто не знает, куда они ведут. Но говорят, что там видели тени. И слышали голоса.

Снова повисло молчание.

– Вот как-то так.

Кристиану тоже наконец-то надоело ломать комедию. Пора уже было выбираться из старой выработки, пока он сам не начал верить в свои басни.

Стейнар стоял ближе всех к джипу. Он повернулся, и в ту же минуту свет от его фонаря упал на тоннель, откуда они приехали. Стейнар испуганно вскрикнул и замахал рукой в направлении стены:

– Что? Что это?

Кристиан схватил его за руку, но Ларс Уве уже протиснулся вперед. Он подбежал к джипу и вспрыгнул за руль. Остальные едва успели заскочить в кузов и лечь на дно, как он уже выжимал заднюю скорость.

– Берегись! – это Стейнар заметил опасность. Но было уже поздно. Ларс Уве с грохотом врезался в стену тоннеля. Задний конец кузова вклинился под скальный уступ и застрял. Но ненадолго. Джип вырвался из западни, ревя мотором и скрежеща боками о камни. В тот же миг кусок стены обрушился им в кузов. Кристиан, лежавший с краю, не пострадал, но инженер серьезно поранил лоб острым осколком камня.

Неприятности продолжали преследовать их и по возвращении. Они в спешке влетели в надземное здание как раз тогда, когда там стоял горный мастер. Последний, разумеется, бросился к ним, чтобы узнать, что, черт возьми, тут творится. У него глаза на лоб полезли, когда он увидел груду камней в изрядно помятом кузове и нового инженера с залитым кровью лицом.

– Что случилось?

Мастер понял, что наконец-то поймал двух старых пройдох на горячем.

– Мы обсудим это позже. Эй, раненый! Вы же новый горный инженер, верно? Первый рабочий день? Да уж, красота. Вам срочно нужно к врачу. Я отвезу. Машина стоит у конторы.

Он повернулся и пошел к выходу, не дожидаясь ответа. Стейнар сорвал с себя каску и ремень со снаряжением и сунул все Кристиану, который быстро прошептал:

– Не вздумай, мать его, ничего рассказывать. Иначе…

Стейнар не стал слушать окончание фразы, заковыляв так быстро, как мог, вслед за мастером на улицу, в мерзло-серый снежный январский день. Только сейчас он почувствовал, что поранил еще и ногу.

Лонгиер по прошествии лет сделался скорее городом туристов и ученых, чем шахтеров. Но он оставался шахтерским поселением – со страхами, прочно засевшими в коллективном бессознательном. Прошли многие годы с последней трагедии в забое. Никто из старожилов не был свидетелем и не мог помнить ужасные взрывы, сотрясавшие гору в сороковых и пятидесятых. Когда дрожала земля и из входов в шахту вырывался дым. Когда горькая весть неслась из дома в дом и тьма, та, что гуще полярной ночи, опускалась на город. Когда слишком многие семьи потеряли родных. И все же страх еще жил в тени причудливых скальных пород. Страх и суеверия.

В полуразвалившемся доме в Свердрупбюене люди слышали протяжный вой и крики. Кто-то слышал, будто позвякивала упряжь, фырчала и топтала замерзшую землю лошадь. Такие ходили рассказы. Конечно, некоторые сознательно сочиняли самые невероятные истории, чтобы подогреть интерес туристов. Но вовсе не приведения в заброшенных жилищах питали людские страхи в течение долгой полярной ночи. То были поблекшие, раз за разом пересказываемые истории о внезапных смертях, замалчиваемых самоубийствах в одиноких хижинах и людях, которым каким-то чудом удавалось вырваться из когтей белых медведей и искалеченными, но живыми вернуться домой.

А еще все то, что видели и слышали в забое шахтеры. Но, может, все это было лишь тенью их собственных страхов? Перед обвалом, запахом угольной пыли и внезапным грохотом взрыва в темных тесных подземных тоннелях. Об этом редко говорили за пределами шахты. Все свои мысли шахтеры оставляли при себе.

Но история была неумолима. В январе 1952 года во Второй шахте случился взрыв газа, тогда шестеро простились с жизнью. Шестеро горняков, которые утром как обычно проснулись, окинули взглядом арктический пейзаж за окном и сели в машины, погруженные в собственные мысли. Шестеро мужчин в робах, касках и привычном снаряжении, проверенном и прикрепленном к поясу. С мечтами и мыслями, которые они держали при себе. Несколькими часами позже их вынесли из шахты на носилках. Обожженных, раздавленных, разбитых, истекающих кровью. Мертвых.

В январе 1920 года произошло возгорание угольной пыли в шахте 1А. Двадцать шесть человек погибли, и шахту закрыли.

Ранним утром в ноябре 1962 года прогремел взрыв в Ню-Олесунне. Сначала взорвался газ, затем воспламенилась угольная пыль. Десять человек вынесли из шахты Эстергрува номер четыре. Еще одиннадцать остались во тьме. Они все еще лежат там, в замурованных тоннелях.

Между шахтами компании «Кингз Бей» и угледобычей в Лонгиере шла ожесточенная борьба: в политическом пасьянсе, разыгрываемом на Большой земле, место было только для одного. Однако все жители Лонгиера сочувствовали зимовщикам Ню-Олесунна, их борьбе за право остаться там, где они нашли свой дом. Их мужеству. Упорству. Но все оказалось напрасно. Трагедия на шахте «Кингз Бей» в 1962-м сильно впечатлила начальников на Большой земле, разбудила чувство вины, которое не отпускало. И годом позже шахты в Ню-Олесунне были закрыты.

Со временем шахты Лонгиера стали безопаснее. Крупным взрывам пришел конец. Оборудование стало надежнее, правила строже. Но профессия шахтера от этого не стала менее рискованной. Для этого гора была слишком непредсказуемой. Люди продолжали умирать в кромешной тьме горных тоннелей. И страх висел над домами полярного городка, отбрасывая тени на повседневную жизнь его обитателей.

Горный мастер отвез Стейнара прямо в больницу, проводил его на второй этаж на сестринский пост и сразу же ушел. По всей видимости, он не считал травму Стейнара серьезной. Он пробормотал что-то о делах в конторе и обещал вернуться, как только врач закончит. После короткого первичного осмотра, который заключался во внимательном взгляде дежурной сестры Берит, инженер уселся на потертый диван в приемной и стал ждать.

В помещении сидели еще двое. Женщины, обе не первой свежести. Они искоса посмотрели на Стейнара и продолжили вполголоса свою беседу. Но Стейнару неинтересно было их слушать. Он сидел и смотрел перед собой, пока сестра Берит не появилась в дверях и не позвала его. Женщины проводили его взглядом.

Во время осмотра доктор завел вежливый разговор:

– Стейнар Ульсен? Вы же недавно приехали, да? На прошлой неделе, сказал мастер Люнд. И семью с собой привезли? Да, правильно сделали. Ведь теперь Лонгиер стал похож на обычный город, как любой другой на Большой земле. В Финнмарке и то есть места посуровее в плане климата. Как жена ваша, нравится ей здесь?

– Угу.

– Ну и ладненько. Сейчас начало светлеть. Самое подходящее время для переезда сюда. Все тихо-мирно. Туристы не торопятся приезжать к нам посреди зимы. А весной сами увидите. Тогда их кишмя кишит. Нескончаемая суета. Одни и те же вопросы о том, как нам здесь живется, где можно встретить белых медведей и арендовать снегоход. И как пройти в винный магазин. Сам я приехал прошлой весной. Вы не на шахте «Свеа» будете работать? Здесь, на Седьмой?

Стейнар не мог кивнуть, потому что доктор быстро промыл рану на лбу и уже уверенными движениями накладывал швы.

– Сейчас будет больно, потерпите, – сказал он, как будто Стейнар был каким-то хлюпиком, который приперся к нему с мелкой царапиной. – Вы что, сняли каску?

– Нет, – холодно ответил Стейнар.

– Ну, нет так нет. – Доктор закончил и сделал шаг назад, словно хотел полюбоваться на свою работу. – Садитесь сюда, я посмотрю вашу ногу.

Горный мастер позвонил из конторы управляющего в офисе компании и предупредил, что немного задержится. Стейнар мог пока пойти в кафе «Горняк» напротив больницы и выпить кофе. А мастер заехал бы за ним позже. Стейнар понял, что экскурсию по шахте не стали переносить на другой день. И знал, что мастер обязательно спросит его о том, что случилось утром.

Горный мастер сам показал ему шахту. И она разительно отличалась от того штрека, в котором Стейнар оказался в начале дня. Широкие освещенные тоннели, оснащенные табличками с указанием глубины относительно поверхности. Опоры вдоль стен и обшитый потолок, достаточно высокий, чтобы не приходилось ложиться в кузов.

Они въехали на джипе в забой, где гигантская буровая установка, похожая на слепое доисторическое животное, вгрызалась в угольный пласт. Казалось, ее большие вращающиеся жернова взрезали не уголь, а мягкую шпатлевку. Но было видно, что что-то шло не по плану. Бур остановили, когда оператор понял, что горный мастер вернулся. Вокруг них собралась толпа шахтеров, уставших после смены, в грязных спецовках и с черными кругами угольной пыли вокруг глаз.

– Мы уже близко. Будем продолжать или бросаем?

Горный мастер повернулся к Стейнару.

– У нас тут как раз новый горный инженер. Может, послушаем, что он на это скажет?

И ухмыльнулся, явно не ожидая никакого ответа. Но Стейнар стремился произвести хорошее впечатление:

– А что вас смущает? Что-то не так?

Один из шахтеров подошел ближе, снял перчатку и протянул руку.

– Доброго дня. Я старший этой смены. Понимаете, на геологической карте обнаружилось несколько пустот внутри этого забоя. И мы приблизились к одной из них. А теперь думаем, не стоит ли остановиться. Копать дальше рискованно. Может случиться обвал. К тому же мы не знаем, есть ли в пустотах газ.

– Но, с другой стороны, – прервал его горный мастер, – пласт высокий и качественный. Жалко оставлять так много угля. Кроме того, всем известно, что естественные разломы такого размера – редкость. Скорее всего, геологи ошиблись.

Новый горный инженер переводил взгляд с одного на другого, пытаясь вникнуть, о чем они говорят. Но единственное, что он понял, – это что существует угроза обвала. И ему не хотелось второй раз за день попасть под град камней. Он напустил на себя уверенный вид и сказал:

– Не знаю. Я бы хотел увидеть расчеты, прежде чем составить собственное мнение.

Такой ответ, очевидно, пришелся горнякам по вкусу. Они согласно закивали. В раздевалку Стейнар вернулся, уже ощущая себя частью коллектива. Переодеваясь, он оживленно болтал с начальником смены.

– А чего это ты завопил как сумасшедший в тоннеле с утра? – раздался вдруг голос с другого конца комнаты. Стейнар обернулся и увидел Ларса Уве. – А то мы чуть в штаны не наложили.

В раздевалке воцарилась тишина. Парни, которые всего мгновение назад свободно переговаривались вокруг, как будто он был одним из них, отступили немного в сторону и замолкли.

– Что ты там такое увидел? Это же из-за тебя я врезался в стену, – рядом с Ларсом Уве нарисовался Кристиан.

Стейнар ответил, не таясь:

– Я видел, как кто-то полз в глубь тоннеля. И я окликнул его, потому что это опасно. Ходить туда в одиночку.

В комнате по-прежнему было тихо.

– Шесто-о-ой, – наконец негромко произнес кто-то.

– Да не было там, мать вашу, никакого шестого, – Кристиан сплюнул в раковину и ткнул Ларса Уве в спину, хотя это и не он поднял тему.

Шахтеры вышли, больше не проронив ни слова, и уселись в помятый старый автобус, который приехал, чтобы отвезти их в Лонгиер. Выходя, Кристиан остановился возле нового инженера.

– Совсем свихнулся? – вполголоса прошипел он. – Веришь в привидений? Мало кто так лажает в первый же рабочий день. Но ты хоть не стукач, надо признать. Мы знаем, что ты ни словом не обмолвился мастеру о том, что мы были в старой шахте. И мы этого не забудем, я и Ларс Уве. – Он подмигнул Стейнару. – Может статься, мы поделимся с тобой кое-чем полезным. Возьмем тебя с собой на дельце, где можно подзаработать деньжат.