Моника Кристенсен
Голландская могила
Капитан с довольным видом обошёл рубку ещё раз и вернулся в каюту. Штурман тихо, но смачно выругался, а вот стюард всерьёз забеспокоился. Он прекрасно знал всё западное побережье.
– У этого судна низкая осадка? – спросил он. – В Форланнсуннете довольно мелко – мы там точно пройдём?
Об этом штурман не подумал. Он подошёл к маленькому закутку в задней части рубки и вытащил оттуда морские карты и лоцманский журнал.
– Впритык, – ответил он, – но придётся постараться. Вдруг мы вообще на мель сядем? Тогда круиз у нас получится недолгим.
Стюард согласился с ним:
– Я бы рисковать не стал. Осадка у нас почти пять метров. К тому же прямо посреди Сент-Джонсфьорда есть рифы. Нет, слишком рисковано.
Спустя пару часов пассажиры собрались на палубе, но их хорошее расположение духа уже улетучилось. Несмотря на тёплую одежду, они мёрзли и с нетерпением ждали вылазки на берег. Поменявшиеся планы ещё сильнее испортили всем настроение, и пассажиры неохотно разошлись по каютам. Анетта побежала в рубку и попыталась уговорить штурмана изменить решение, но на долгие споры у неё просто не хватило сил.
Капитан ничего не слышал – всё это время он проспал в большой капитанской каюте под рубкой. Хотя возможно, что сквозь сон до него доносился топот на лестнице, потому что ему вдруг привиделся кошмар, в котором «Белый медведь» наткнулся на мель и так сильно накренился на один бок, что пассажирам пришлось лезть на нос по корме. В корпусе образовалась гигантская трещина, из которой в его каюту хлынула вода.
Через час капитан проснулся, но сон никак не отпускал его. До вахты оставался ещё час, так что вновь засыпать смысла не было. Вместо этого он вышел на палубу подышать воздухом. Ветер усилился, и капитан к своему удивлению увидел, что они плывут на север мимо Земли Принца Карла. Капитану никак не удавалось стряхнуть с себя страх. Он раздражённо покачал головой. «Прекрати. Чего это ты вдруг стал на старости лет таким суеверным?» – подумал он. К началу своей вахты он поднялся в рубку и выбранил штурмана за то, что тот, не разбудив его, самовольно принял решение изменить курс.
Глава 2. Высадка на берег
Ночью судно вошло в полосу дрейфующих льдов, двигавшихся на юг к проливу Фрамстредет. Там были и толстые льдины из Северного Ледовитого океана, маленькие и крупные айсберги и куски ледникового льда – навигация в подобных условиях бывает очень непростой. Обойти льдины и избежать столкновения было невозможно – лёд шёл очень плотно. Однако важнее всего было не столкнуться с многотонными айсбергами из твёрдого голубого льда, вершины которых едва виднелись над водой. Капитан вспотел и сбавил скорость до двух узлов. Он расхаживал по рубке от окна к радару и время от времени пристально вглядывался в серый туман.
Пассажиры, сидевшие по каютам, заметили, как что-то изменилось. Двигатель ревел чересчур уж громко, а судно явно сбавило ход. Мелкие, не закреплённые предметы падали на пол, и их швыряло из стороны в сторону. Иногда до кают доносился громкий стук и какой-то металлический скрежет – в обшивку судна словно воткнули гигантский консервный нож.
Реагировали пассажиры на всё это по-разному. Молодожёны Тюбринги провели быстрый семейный совет и решили, что у капитана всё под контролем и что звуки – пусть даже и страшноватые – не предвещают ничего плохого.
– Иначе сработал бы сигнал тревоги, и кто-нибудь непременно пришёл нас разбудить, верно? – предположила супруга и улеглась на койку. Муж с любовью посмотрел на неё. Он никогда в жизни не заподозрил бы, что ей просто лень куда-то идти.
Чтобы выяснить, в чём дело, Себастьян Роуз оделся и вышел на палубу. В коридоре он натолкнулся на мисс Хемминг – её успокаивала тоже перепуганная Анетта. Из каюты по другую сторону вышел Роланд Фокс с фотоаппаратом в руках и направился по трапу в рубку. На палубе стоял стюард – он курил короткую коричневатую самокрутку. Себастьян Роуз подошёл к нему.
– Что тут такое происходит?
– Мы проходим зону плотных льдов. Беспокоиться не о чём. «Белый медведь» прежде был китобойным судном. Корпус у него из твёрдой стали, а расстояние между шпангоутами небольшое. Эта посудина видала фарватер и похуже. Но внизу, в каютах, от звуков и правда не по себе. У меня каюта спереди, на носу, там вообще не заснёшь. Хотите самокрутку? – и он протянул пачку табака Роузу, но тот покачал головой. Вид с палубы открывался совершенно мистический. Туман настолько сгустился, что даже нос судна различить стало практически невозможно. Сушу видно не было. Время от времени рядом возникали очертания айсбергов, которые вскоре исчезали за кормой. Роуз и стюард стояли возле борта и вглядывались в туман.
– Ну ладно, – проговорил наконец стюард и выбросил окурок в воду, – курение ещё никому не помогало. Меня, кстати, зовут Пол.
Роуз кивнул:
– Себастьян.
Они постояли ещё немного и разошлись по каютам. Время шло, грохот не стихал, и туристы мало-помалу успокоились, решив, что это столкновение с дрейфующими льдинами – тоже часть арктического круиза. Следующим утром все пассажиры собрались в салоне на завтрак. Вокруг по-прежнему был лёд, и судно двигалось на север досадно медленно, огибая самые крупные айсберги.
– К северу от Земли Принца Карла ситуация чуть лучше, – сказала гид, держа перед собой карту льдов, которую ей прислали по факсу из метеорологической службы Тромсё, – я повешу эту карту на доску объявлений в кают-компании, и вы все сможете подробно изучить её. Но в Ню-Олесунн мы, конечно, придём с опозданием. Но зато там, согласно программе, мы пристанем к берегу надолго.
– А до Ню-Олесунна, – недовольно начала миссис Хемминг, – мы что, вообще на берег не сойдём? И где же в этом круизе приключения?
– Утром мы проплывём мимо старых голландских могил, – поспешно ответила Анетта, – северный мыс Земли Принца Карла называется Фуглехукен – то есть Птичий. Это одно из самых известных мест на Западном Шпицбергене, и на то существует множество причин. Там есть и птичьи базары, и памятники культуры, и небольшой маяк, который регулирует движение самолётов и судов. Но, к сожалению, причаливать и выходить на берег там запрещено, потому что прямо у берега находятся старые могилы.
– Запрещено выходить на берег? – на этот раз в разговор вмешалась не миссис Хемминг, а Фокс. – Но нам обещали экскурсии по берегу! Я поэтому и приехал – фотографировать природу западного побережья Шпицбергена. Мне что – привезти в редакцию снимки, сделанные с судна? Мы не можем не причалить здесь! К тому же мы так медленно двигаемся, что пара часов на берегу погоды не сделает.
– Ясное дело, мы сойдём там на берег, – заявила миссис Хемминг тоном, не терпящим возражений, – мы заплатили за определённую программу, и в неё входят экскурсии.
– Но некоторые части острова – это охраняемая территория, – Анетта чувствовала, что ситуация вот-вот выйдет из-под контроля, – особенно могилы! Они появились больше двухсот лет назад, когда здесь жили английские и голландские китобои. Но прежде всего это человеческие могилы, и нам следует уважать память о людях, которые в них захоронены.
– А можете рассказать поподробнее об этих могилах? – попросила миссис Роуз. Ей действительно было интересно, но вдобавок хотелось ещё и положить конец пререканиям.
Анетта с благодарностью ухватилась за это предложение.
– Вы наверняка уже заглядывали в проспекты. Кладбище представляет собой несколько рядов деревянных гробов. Изначально они были закопаны в вечную мерзлоту, но, к сожалению, не очень глубоко. Говорят, если закопать что-то на Шпицбергене, то оно рано или поздно обязательно поднимется на поверхность. Годы идут, летом почва оттаивает, а зимой вновь замерзает и выталкивает гробы в верхний слой вечной мерзлоты, так что в конце концов становятся видны крышки. Никаких отметок – например, крестов – на этих могилах нет, и имена тоже не написаны. Может, когда-то они были, но со временем исчезли.
– А известно, кто там лежит? Их личность установлена? – спросил инспектор Роуз. Эмма улыбнулась, обрадованная, что её мужу стало интересно.
Анетта уже было хотела ответить, но тут её перебила мисс Хемминг. Поскольку мать уже давно заинтересовалась этими могилами, Ада ещё до отъезда из Англии тщательно изучила все доступные материалы. Она догадывалась, что этот интерес не просто так, но почему именно, она и понятия не имела.
– Об этих могилах много написано в исторических документах, – сказала она, – дневниках, судовых журналах и прочих. Люди умирали по самым разным причинам. Большинство предпочитало не зимовать здесь, за исключением большого поселения китобоев, живших на севере Шпицбергена. Город, в котором они жили, назывался Смеренбург, мы же посетим остров Датский, верно?
Анетта кивнула, и Ада продолжала:
– В Ню-Олесунне жили то голландцы, то англичане – в зависимости от политической обстановки. Но их могилы не сохранились.
– А отчего люди умирали? – фру Тюбринг тоже заинтересовалась и выпустила наконец руку супруга.
– Нередко местные жители убивали друг друга. Здесь порой случались настоящие войны. В то время Шпицберген не являлся территорией какого-либо государства, поэтому беззаконие здесь было обычным делом. Китобои, приезжавшие из разных стран, часто вели между собой войны, причём больше других отличились англичане и голландцы. Впрочем, часто люди умирали и от истощения или болезней. Медицина в те времена была развита слабо. Врачом на китобойных судах мог быть практически кто угодно. Я читала, что экипаж часто набирался из заключённых, потому что из-за высокой смертности никто другой на подобную работу не соглашался.
– Значит, могилы стоят открытыми? – спросила миссис Хемминг. Её дочь рассердилась: мать задавала вопрос, ответ на который прекрасно знала. Ада строго посмотрела на мать.
– Я сам видел эти могилы, – подал вдруг голос стюард, сидевший на своём привычном месте в углу с чашкой кофе, – мы с ребятами из Норвежского института полярных исследований заезжали на Птичий мыс, чтобы проверить радиомаяк. На берег сойти там непросто – он чересчур крутой и прибой слишком сильный. Из-за прибоя мы насквозь вымокли и едва не замёрзли до смерти.
– А крышки на гробах – они закрыты или открыты? – миссис Хемминг даже шею вытянула, чтобы получше разглядеть стюарда.
– Большинство закрыто. Как сказала Анетта, на само кладбище заходить запрещено. Мёртвых тоже нужно уважать. К тому же существует старое поверье, которое сулит неприятности тем, кто расхаживает по могилам.
– И губернатор наверняка страшно рассердится, если узнает, что мы были рядом с кладбищем, – добавила Анетта. – Оно считается культурным наследием и охраняется государством. Если нас заметят, то нам придётся заплатить огромный штраф, а компанию могут лишить туристической лицензии и запретить организацию туров на Шпицберген.
Но миссис Хемминг не сдавалась.
– Значит, тел в гробах не видно? – спросила она.
– Почему же, у нескольких гробов крышки сдвинуты или частично разбиты, так что мы заглянули внутрь. Вообще-то нам тоже нельзя было подходить так близко. Но гробы не пустые – это видно, хотя от тел остались только скелеты. Во всяком случае, я не разглядел там ни волос, ни одежды, впрочем, из-за холодов ткань тут, в Арктике, долго не разлагается. И, кстати, черепов в могилах уже не было.
– Это почему? – удивился Себастьян Роуз.
– Украли. Люди не просто разгуливают по могилам, но и сувениры с собой увозят – черепа, например. Вот и думай после этого, как уважать других.
– Итак, вы наверняка всё поняли, – Анетта решила закончить разговор, – что выходить на берег на Птичьем мысу мы ни в коем случае не собираемся.
К вечеру туман начал наконец рассеиваться, и пассажиры смогли рассмотреть горные вершины и ледники. Туристы провели на борту «Белого медведя» всего сутки, но уже заскучали. Стоять на палубе и разглядывать сероватый берег вдали им надоело. Холод пробирал насквозь, до костей, несмотря на несколько слоёв одежды и тёплые шарфы. Они больше не желали слушать рассказы гида в салоне, и поэтому теперь Анетта перенесла свои лекции на палубу.
– Вон там на берегу вы можете увидеть пятый из крупных ледников между Лонгиером и Ню-Олесунном.
Названия ледников Анетта забыла. Она привезла с собой карты и путеводители, но никак не успевала толком изучить их: всё её время уходило на то, чтобы придумывать пассажирам развлечения. На её счастье, стюард вызвался ей помочь. Облачившись в чуть запачканный голубой пуховик, он подал обед прямо на палубе. Благодаря спрятанной за кастрюлями стопке аквавита – старинной скандинавской водки – он на каждом шагу сыпал анекдотами и весёлыми, но совершенно непереводимыми стишками.
И тем не менее, возле северной оконечности Земли Принца Карла, как раз перед тем, как судно взяло курс на Ню-Олесунн, пассажиры взбунтовались. Они требовали высадки на берег, пусть даже и сейчас, вечером. Им просто необходимо ощутить под ногами землю, – так они говорили. Заводилой была миссис Хемминг, но и другим тоже не терпелось посетить кладбище на Птичьем мысу.
Анетта побаивалась, но противостоять группе разгневанных пассажиров не осмелилась. К тому же вокруг никого не было, а если их никто не увидит, значит, и губернатору не донесут. По пути из Лонгиера они вообще не встречали других судов. «В конце концов, почему бы и нет? А если нас вдруг поймают, притворюсь дурочкой», – решила вдруг Анетта с несвойственной ей храбростью.
Штурман совершенно неожиданно воспротивился этой затее, но после короткого телефонного разговора с судовладельцами в Лонгиере смирился с тем, что за программу круиза будет отвечать Анетта. Братья прекрасно представляли, какие слухи распустят недовольные туристы уже после их первого арктического круиза и как это скажется на репутации компании.
Анетта попросила туристов поклясться, что об этой вылазке они никому не расскажут. Один за другим они перелезли через борт, спустились по висячему трапу и скорее повалились, чем сели, в резиновую лодку. Последним туда запрыгнул стюард, захвативший с собой ружьё на тот случай, если они вдруг столкнутся с белым медведем.
Вскоре группа уже стояла на каменистом берегу. Сначала они держались вместе – вероятно, потому, что при виде оружия всем им, за исключением инспектора Роуза, стало слегка не по себе. Стюард в своём грязноватом голубом пуховике, но с ржавым ружьём на плече особого доверия не внушал. Анетта рассказала туристам о нападениях белых медведей и попросила не отходить далеко от стюарда с ружьём. Но говорила она так долго, что некоторые отделились от группы и потихоньку двинулись вперёд, в глубь острова. Анетта бросилась их догонять и зачитывать правила поведения на острове, совершенно забыв о тех, кто остался позади без присмотра.
Стюард, прищурившись, смотрел на невысокий холм, отделявший берег от кладбища. Кое-кто уже залез довольно высоко и почти исчез из виду. Он вздохнул и пошёл вернуть их.
Удержать туристов вместе удалось бы разве что пастушьей собаке. Сейчас же это не представлялось возможным. Обрадованные тем, что под ногами у них наконец появилась твёрдая земля, они почувствовали свободу. Ими овладел бунтарский дух, и они разбрелись по побережью.
– Цветы рвать строго воспрещено! – кричала им вслед Анетта – впрочем, совершенно зря, потому что для цветов было ещё слишком рано. К сожалению, она не заметила, как Лорелей Хемминг в высоких резиновых сапогах и твидовом пальто горчичного цвета вскарабкалась на холм и направилась к могилам. Зато от внимания дочери это не ускользнуло.
– Мама! Ты что это делаешь? Ты же слышала – это запрещено! Мама, стой! Не ходи туда!
Миссис Хемминг была в удивительно хорошей форме, и дочь догнала её лишь возле самых крайних могил. Они обе остановились: вид перед ними открывался одновременно жалкий и захватывающий. Среди камней и пожухлой прошлогодней травы проглядывали старые доски. Некоторые из них только начали гнить, а некоторые уже совсем развалились. Миссис Хемминг подошла поближе и пригляделась, а потом радостно хмыкнула и склонилась над могилой. Спустя несколько секунд она выпрямилась, держа в руках череп.
– Моя добыча! – довольно сказала она. – Положу его на стол дома, в Кембридже, и буду любоваться! Ха-ха! Давай быстрее, Ада, спрячем его тебе в сумку.
– Да ни за что на свете! – закричала Ада. – Мама, ты что, совсем спятила?
Услышав крики, все остальные растерялись, однако крики не утихли, и туристы тоже двинулись к могилам. Первой добежала Анетта.
– Что тут происходит? – начала было она, но в этот момент заметила череп. – Но я же сказала… Это запрещено! Немедленно положите обратно! – голос срывался. Она ухватилась за череп, который миссис Хемминг подняла высоко над головой.
– Отдайте! Да пустите же! Что вы такое творите?! Я же сказала…
Они безуспешно пытались отнять друг у друга череп, а остальные туристы замерли, раскрыв рты и молча наблюдая эту абсурдную сцену. Внезапно миссис Хемминг оступилась, выпустила из рук череп и упала назад, в могилу. Старая подгнившая крышка треснула и раскололась, а миссис Хемминг провалилась ещё глубже, прямо в гроб.
– Помогите! – гнев в её голосе смешался со страхом. – Вытащите меня отсюда!
Девушки ухватили её за руки и помогли подняться на ноги. Миссис Хемминг стряхнула с себя землю и щепки и переступила с ноги на ногу, растаптывая в труху старые деревянные доски.
– Вернёмся в Лонгиер – и я обязательно сообщу об этом твоему руководству! Ты меня толкнула! Специально меня толкнула!
В этот момент Ада кое-что заметила.
Нечто совершенно жуткое. Впрочем, сначала она даже и не поняла, что перед ней такое. Словно во сне, не сознавая, что делает, он подошла к краю могилы – туда, где всего за несколько секунд до этого сидела её мать. Ада наклонилась вперёд, пригляделась и сняла с этого непонятного предмета несколько налипших на него травинок. А потом она вытащила из могилы что-то круглое, размером примерно с футбольный мяч.
Только у этого мяча было лицо.
Глава 3. Находка
Сомневаться не приходилось: Ада Хемминг держала за волосы человеческую голову. Она закричала. Её крик – безудержный, захлёбывающийся – напоминал вой животного и, казалось, поглощал все остальные звуки. Анетта и миссис Хемминг замерли, словно забыв о том, что собирались делать.
А затем началась полная неразбериха. На крик Ады Хемминг сбежались остальные туристы – все, кроме супругов Тюбринг, которые, к раздражению стюарда, ушли так далеко вдоль берега, что вернулись не сразу.
Первыми до могил добежали стюард и Себастьян Роуз. Английский инспектор сразу же взял командование в свои руки, что всем показалось вполне естественным. Он тщательно осмотрел землю вокруг Анетты, Ады и миссис Хемминг, осторожно ступая, подошёл к ним и взял из рук Ады её страшную находку.
Ощутив под пальцами грязные волосы мертвеца, инспектор Роуз, вообще-то неоднократно имевший дело с насильственной смертью, вздрогнул. Он быстро взглянул на найденную голову. Прежде она, несомненно, принадлежала мужчине, причём, насколько Роуз мог судить, довольно молодому. К счастью, глаза были закрыты, однако лицо выглядело слегка перекошенным – не в результате увечья, а словно кто-то с силой вжал ему в щеку какой-то круглый предмет, так что в итоге осталась отметина. Никаких следов насилия инспектор не заметил и причину смерти установить тоже не смог. «Ну, кроме того, что тела-то у него нет», – подумал он. Впрочем, он намеренно не говорил ничего, что могло бы ещё сильнее напугать туристов. Роуз повертел голову в руках. Нет, на затылке никаких ран тоже не было.
Но для Ады Хемминг это оказалось невыносимым. Всё это время она, не отрываясь, широко раскрытыми глазами смотрела на голову, но сейчас, когда инспектор повернул голову затылком вперёд, Ада без сознания повалилась на землю. До этого никто не проронил ни слова, но сейчас группа оживилась. Стюард подхватил девушку как раз вовремя – иначе она свалилась бы в могилу, туда, откуда совсем недавно вытащила голову.
– Помоги, – попросил он стоявшую ближе всего Анетту, – хватайся за ноги, и давай оттащим её подальше.
Стюард с Анеттой отнесли Аду подальше от могил и уложили на каменистый склон. Сняв с себя куртку, стюард свернул её и подложил девушке под голову. Миссис Роуз склонилась над Адой и попыталась привести её в чувство. Миссис Хемминг опустилась на колени рядом с дочерью, всем своим видом выражая раскаяние.
– Это я виновата! – проговорила она. – Во всём виновата только я! Мне так хотелось забрать череп… Бедная Ада – ведь она даже к мяснику зайти не может! А теперь ей никогда уже не забыть…
– Не надо себя винить, – возразила Эмма Роуз, – вы же не знали, что в могиле ещё один труп. Но скажите-ка мне вот что: когда вы доставали из могилы череп, вы заметили там эту… как бы сказать… свежую голову? Что вы вообще увидели в могиле?
– Ну разумеется, я не видела никаких голов, – возмутилась миссис Хемминг, – я заметила только кости от скелета и череп. Череп закатился в угол гроба, а я схватила его и вытащила оттуда. Вообще-то он был довольно маленький и легкий. А потом я повернулась к Аде и попросила положить череп в сумку, – от стыда миссис Хемминг слегка покраснела, – вы, наверное, не видели, но тут ко мне подбежала Анетта. Она начала вырывать череп у меня из рук, я оступилась и упала. Тогда крышка гроба треснула, и Ада увидела эту вторую голову.
– Хм… – задумчиво проговорила миссис Роуз, – вам следует рассказать об этом полиции. Постарайтесь вспомнить, как выглядела могила до того, как вы в неё упали.
– Полиции? – в ужасе повторила миссис Хемминг. – А нас что, будут допрашивать? Тогда меня обязательно оштрафуют! А может, и ещё что похуже! – и она уставилась на Тюбрингов, которые как раз добрались до кладбища.
– Что случилось? – спросил, запыхавшись, Пер Кристиан Тюбринг, – кто-то напал на Аду Хемминг? Что тут вообще происходит?
Инспектор Роуз попросил Роланда Фокса помочь, и они вдвоём соорудили вокруг могилы что-то вроде ограждения из бечёвки, по чистой случайности лежавшей у Роуза в кармане куртки. Роланд Фокс сделал бесчисленное количество снимков гроба с треснувшей крышкой, соседних могил и содержимого гроба, то есть того, что было видно снаружи. Под конец он сфотографировал голову, лежавшую чуть поодаль за большим камнем. Благодаря тому, что Фокс смотрел на голову через объектив, ему удавалось долго сохранять хладнокровие.
Инспектор Роуз отыскал в сумке Ады Хемминг блокнот, вырвал из него листок и написал печатными буквами по-английски, что приказом полиции Шпицбергена к могилам подходить запрещается, как и заходить на огороженную территорию.
– Эту маленькую ложь мне наверняка простят… – пробормотал он себе под нос.
Роуз и Фокс немного постояли, разглядывая гроб, а затем Роуз вновь принёс сумку Ады Хемминг. Он расстегнул сумку, распихал по собственным карманам её содержимое и оттянул молнию как можно дальше.
– Пакета ведь ни у кого с собой нет, верно? – крикнул он остальным туристам. – Значит, придётся положить голову вот в эту сумку, причём постараться не повредить её. Давайте вы подержите сумку, а я засуну туда голову.
Фокс, обрадованный, что ему не придётся трогать волосы мертвеца, ухватился за сумку. Потом они вернулись к остальным.
Как выяснилось, Пер Кристиан Тюбринг, узнав, что произошло, задал неожиданно разумные вопросы: «А может, лучше было оставить голову там, где она лежала? И не надо ли поискать поблизости тело? Возможно, это убийство – дело лап белого медведя?»
Инспектор Роуз покачал головой:
– Чтобы белый медведь сотворил нечто подобное – это крайне маловероятно. Во-первых, поверхность там, где голова отделена от туловища, выглядит именно так, словно голову отрезали, а если бы здесь поработал белый медведь, голову он бы оторвал. Но основная причина заключается в том, что голова лежала в старом, закрытом крышкой гробу.
Лорелей Хемминг кивнула. Она заметно побледнела и испуганно, широко раскрыв глаза, смотрела на Роуза.
– Это верно. Мне, чтобы открыть гроб, пришлось поднапрячься – крышка практически вросла в землю.
– Но кое в чём вы правы, – продолжал инспектор Роуз, – нам надо осмотреть окрестности и поискать тело. Если голову или другие части тела оставить на земле, то животные могут съесть их. Здесь, на острове, водятся лисы, верно?
Тем временем Ада Хемминг очнулась. Вспомнив, почему именно она потеряла сознание, девушка тихо заплакала. Мать попыталась её утешить.
В конце концов Клара Тюбринг произнесла вслух то, о чём думали все остальные:
– Когда же мы вернёмся на корабль? Они ведь там ни о чём не знают. Нам нужно сообщить в полицию. И к тому же Ада сидит на холодной земле – это просто недопустимо! Тебе нужно выпить чего-нибудь горячего – и станет легче.
Ада заметила в руках инспектора свою сумку.
– Моя сумка, – проговорила она, – спасибо, что захватили её. Можно?
Но инспектор сказал, что отдать сумку не сможет и лучше будет, если до возвращения на судно она побудет у него. Удивлённо глядя на полицейского, Ада Хемминг поднялась на ноги. Роуз объяснил, что именно находится в сумке, и Ада, всхлипнув, бросилась за большой камень, где её вырвало. Туристы, побледневшие и притихшие, переглянулись. В конце концов за Адой отправилась Эмма Роуз.
Радовавшая их погода резко ухудшилась, как только туристы уселись в лодку, а стюард отшвартовал её. По пути назад они едва могли различить очертания судна в тумане. За всё время пути никто из них не произнёс ни слова. Они молчали, забираясь вверх по трапу и перелезая через борт. И когда все они наконец собрались на палубе вокруг сумки со страшной находкой, то тоже молчали.
К штурману, сидевшему в радиорубке, заглянул матрос:
– Туристы вернулись. Похоже, с ними там что-то стряслось.
Штурман, перебиравший потёртую колоду карт, оторвался от своего занятия. Отправив туристов на берег, экипаж вздохнул наконец спокойно. Адский шум основного двигателя умолк, и теперь судно мерно покачивалось на волнах под тихое жужжание вспомогательного. Почти все члены экипажа отправились спать. Штурман встал и подошёл к окну. Что-то произошло – это верно. Он пересчитал туристов. Нет, все на месте и, похоже, в добром здравии. Тогда почему они молча столпились на палубе?
– Давай я пойду спрошу? – от вида молчаливых пассажиров матросу явно стало не по себе. Но не успел штурман ответить, как в рубку вошёл стюард.
– Соединись с «Радио Шпицберген», – сказал он, – мы нашли на острове труп.
Штурман любил пощекотать себе нервы, но от неожиданности сначала не понял, о чём толкует стюард.
– Труп?
– Да. Но не целиком, а часть. Точнее говоря, голову.
– Голову? Но… но… это же не?.. Наши-то все на борту?.. Или кто-то пропал?
Стюард потерял терпение:
– Соединись с «Радио Шпицберген», говорю же! И пусть сюда приедет губернатор острова. Мы нашли труп – тебе что, неясно?! И нет, это не труп нашего туриста – я вообще не знаю, кто это!
Стряхнув удивление, штурман принялся отдавать распоряжения.
– Спустись вниз и разбуди капитана, – приказал он матросу, – хотя нет. Сначала подойди к пассажирам. Попроси их собраться в салоне. А ты… – он повернулся к стюарду, – быстро на камбуз. Свари им какао или ещё чего-нибудь горячего – пусть немного успокоятся.
Стюард закатил глаза:
– А голову – её им тоже в салон принести? Видишь, инспектор Роуз держит сумку? Так вот, в этой сумке как раз лежит голова.
– Разумеется, нет. Голову мы… Голову можно положить в лазарет.
– Это ты неплохо придумал. Надеюсь, ты осознаешь, что его уже не вылечить, – и, развернувшись, стюард вышел следом за матросом.
Штурман прошёл в радиорубку и снял висевший на крючке микрофон. Сначала он хотел было связаться через спутник по Инмарсату[1], но потом решил всё же действовать через «Радио Шпицберген». Его сотрудники сидели на радиовышке в аэропорту и всегда знали о местонахождении каждого.
– «Радио Шпицберген», это «Белый медведь». «Белый медведь» вызывает «Радио Шпицберген». Приём, – штурман просто обожал говорить по рации и всегда – даже в самых рядовых случаях – разговаривал по ней таким тоном, будто речь шла о чём-то чрезвычайно важном. Обычно, когда «Радио Шпицберген» отвечало, штурман уже едва не лопался от нетерпения.
– «Радио Шпицберген» слушает. Приём.
– Слушай… я не уверен, что подобную информацию можно передавать по радиоканалу… но…
Сквозь помехи на линии послышался отчётливый вздох. Операторы «Радио Шпицберген» прекрасно знали о склонности штурмана к драматизму.
– Хочешь, я переключу тебя на кого-нибудь ещё? С кем тебе нужно поговорить?
Если с «Радио Шпицберген» связывались по морской рации, оно могло перевести разговор дальше, на стационарный телефон.
– Скажи, чтобы переключили на губернатора, – прошептал появившийся за спиной штурмана матрос. Он зашёл в рубку так тихо, что штурман и не заметил. Штурман раздражённо махнул на матроса рукой.
– Да. Переключи на губернатора. У нас тут срочное дело.
– Уже нет… – сказал матрос, обращаясь скорее к самому себе.
– Ты хочешь поговорить лично с губернатором или с дежурным у него в управлении?
– Соедини меня с управлением. И побыстрее. Но губернатору Бергу тоже надо будет немедленно обо всём сообщить.
– Ну, с этим в управлении сами разберутся.
Спустя несколько минут его соединили с дежурным в управлении губернатора. И потребовалось ещё немало времени, прежде чем дежурный смог продраться сквозь загадочные намёки и сбивчивые объяснения штурмана.
– Я правильно вас понимаю – несколько пассажиров с «Белого медведя» обнаружили труп мужчины? На Птичьем мысу? Внутри одной из старых голландских могил? И речь в данном случае идёт об относительно свежем трупе?
Когда штурману прямо в лоб задали столько конкретных вопросов, ему не оставалось ничего другого, кроме как подтвердить всё вышесказанное. Тем не менее, самые красочные детали он приберёг на будущее.
– Кое о чём я не могу сообщить вам по рации. Это просто недопустимо. Вам придётся подождать, пока сами всё не увидите, – сказал он.
Однако дежурный действовал строго по инструкции.
– Оставайтесь на линии, – коротко бросил он, а потом, обращаясь к «Радио Шпицберген», добавил: – Не занимайте пока этот канал. Я свяжусь с вертолётами и узнаю, смогут ли они направить на место полицейского. Но он прибудет туда не ранее чем через час.
Прошло уже несколько часов. Дежурный из управления Том Андреассен, не разгибаясь, сидел у телефона и набирал один номер за другим. Но ни одна попытка связаться с губернатором успехом не увенчалась. Дома у него трубку никто не брал. И мобильный Ханса Берга тоже не отвечал. Лишь поздно ночью дежурный вспомнил, что в Ню-Олесунне, к северу от Птичьего мыса, как раз недавно начали работать два полевых инспектора. Он позвонил в принадлежащий губернаторству дом в Ню-Олесунне, и там Андреассену, к его великой радости, наконец ответили. Потом он позвонил заместителю губернатора Анне Лизе Исаксен и сообщил ей то немногое, о чём было известно ему самому.
