Уменьшить шрифт (-) | Увеличить шрифт (+)

Мона Кастен
Спаси меня

Полная версия

Руби

Я ног под собой не чувствую.

Лакросс – быстрый спорт. Мячик летает от одной клюшки к другой. Я с трудом успеваю за ним следить, чтобы сделать снимок. Мне с самого начала надо было признать, что без Лин у меня не получится задокументировать игру. Обычно мы делим между собой репортажи о спортивных состязаниях: одна записывает ход игры, а другая фотографирует. Но сегодня Лин опять по вызову мамы срочно отправилась в Лондон, и мы не успели найти ей замену из группы по организации мероприятий.

Поскольку репортажи про команду лакросса набирают в нашем блоге больше всего просмотров, мы не хотели от него отказываться. Проблема в том, что для репортажа с заголовком «Макстон-холл против Иствью – схватка гигантов» мне надо ясно понимать, что, собственно, происходит на поле. Но среди криков игроков, громких наставлений тренеров и ликования зрителей довольно трудно уловить ход игры и уж тем более сделать пригодные снимки. Особенно учитывая то, что мне приходится иметь дело с фотоаппаратом, которому не меньше десяти лет.

– Проклятье! – взревел рядом со мной тренер Фриман так, что я вздрогнула.

Я подняла глаза на поле и поняла, что пропустила второй гол от Иствью. Вот черт. Лин меня убьет.

Я протиснулась поближе к тренеру. Когда смотришь игру вживую, а не по телевизору, нет мгновенного повтора момента, но, может, тренер хотя бы объяснит, что происходит. Но не успела я открыть рот, как он снова начал вопить:

– Пасуй же, черт возьми, Эллингтон!

Я обернулась на поле. Алистер Эллингтон мчался в сторону противника так быстро, что я даже не успела бы это сфотографировать. Он попытался протиснуться между двух защитников, но на пути откуда ни возьмись возник третий игрок. Эллингтон хоть и был чертовски проворным, но довольно маленьким в сравнении с другими парнями. Даже я понимала, что против троих у него нет никаких шансов.

Один из защитников во время бега сильно пихался. Эллингтон устоял на ногах, но его отбросило по скользкой траве на добрых полметра.

– Отдай пас! – закричал тренер.

Алистер снова уперся в соперника, даже мне на другом конце поля было слышно, как они поносят друг друга. И без того напряженное тело Алистера вдруг совсем закаменело, и на секунду показалось, что он и его соперник застыли в одной позе. Тренер Фриман уже набрал в грудь воздуха – видимо, чтобы выкрикнуть очередное указание, но тут Алистер замахнулся клюшкой и ударил противника в бок.

Я в ужасе замерла. Алистер снова нанес удар, на этот раз в живот противнику. Тот закричал от боли и упал на колени. Другой защитник набросился на Алистера, повалил на землю и принялся колотить, не снимая перчаток. Алистер и его ударил клюшкой. Прозвучал пронзительный звук свистка, но потребовалась помощь нескольких человек, чтобы растащить дерущихся. Я услышала низкий голос Джеймса Бофорта. Он кричал на Эллингтона. И я могла себе представить, что он как капитан команды сейчас с удовольствием оторвал бы ему голову.

Рядом со мной без остановки чертыхался тренер Фриман. Из всех его ругательств «проклятое дерьмо» было самым безобидным. Он снял кепку и принялся рвать на себе волосы с такой яростью, что мне показалось, будто пара клоков упала на землю. Вскоре судья удалил Алистера с поля.

Он подошел к нам на край площадки, снял с головы шлем и вынул изо рта капу. Все это небрежно бросил на землю.

– Что, черт возьми, случилось, Эллингтон? – прорычал тренер.

Я аккуратно попятилась, чтобы не попасть под горячую руку.

– Говнюк заслужил, – ответил Алистер. Его голос был совершенно спокойным, будто он и не участвовал в драке.

– Ты…

– Отстранен от следующих трех игр? – Алистер пожал плечами. – Если вы думаете, что так будет лучше для команды, то на здоровье.

Он не спеша прошел мимо тренера, бросил клюшку на землю и начал снимать перчатки. Заметив мой взгляд, остановился.

– Что? – вызывающе спросил он.

Я отрицательно помотала головой.

К счастью, судейский свисток избавил меня от необходимости отвечать. Как можно быстрее я вернулась на свою исходную позицию. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы разобраться, где теперь мяч – а он был у клюшки Рэна Фицджеральда. Рэн не такой быстрый, как Алистер, но зато сильный. Он плечом сбил с пути игрока Иствью, но мяч у него отобрали. Однако Бофорт догнал противника и перехватил мяч.

Я недовольно скривилась, настолько хорош был Бофорт. Даже чертовски хорош. Он двигался проворно, подстраивался под шаг противника и не щадил никого, кто вставал на его пути. Из-за шлема я не видела лица, но не сомневалась, что он получает огромное удовольствие от игры. Когда Джеймс на поле, кажется, будто он всю жизнь только и делал, что бегал сквозь толпу соперников с клюшками.

– А ты что тут делаешь? – внезапно раздался позади голос Алистера. Он не только заставил меня вздрогнуть, но и напомнил, зачем я здесь, собственно, нахожусь. Я быстро раскрыла блокнот.

– Я пишу репортаж об игре для Макстон-блога, – сказала я, не поднимая глаз. – Как зовут защитника, который отнял мяч у Рэна?

– Харрингтон, – ответил Алистер. Я чувствовала на себе его взгляд, а тренер Фриман в это время произносил очередную ругательную тираду. Видимо, пока я была занята записями, Бофорт упустил мяч. Иствью снова завладели игрой.

– Давай, Кеш, – тихо произнес Алистер.

Нападающий Иствью подпрыгнул на полметра вверх, чтобы схватить мяч. Приземлившись, он сделал два коротких шага и мощным движением бросил мяч вперед. Все произошло так быстро, что я сначала не поняла, попал он в сетку или нет. Но когда Кешав поднял клюшку вверх, на трибунах со стороны Макстон-холла раздалось громкое ликование. Похоже, тихое заклинание Алистера помогло – он поймал мяч.

– Давай-ка я постою рядом, пока ты пишешь репортаж, – сказал Алистер в тот момент, когда я записывала в блокнот: «Кешав поймал мяч на последней секунде».

Я недоверчиво взглянула на него. Первый раз я видела его вблизи.

– Ты без причины побил другого игрока. Как мне оправдать твои действия?

По его лицу пробежала тень, когда он снова посмотрел в сторону Кешава:

– Кто сказал, что не было на то причины?

Я пожала плечами:

– Со стороны это выглядело так, будто ты не очень-то думал о том, что делаешь.

Алистер высоко подняв бровь:

– Я месяцы ждал момента, чтобы начистить морду МакКормаку. И как только он раскрыл свой рот и начал оскорблять моих друзей, у меня появился отличный повод.

Он смахнул упавший на лоб светлый локон. Тут его взгляд остановился на моих записях. Он поморщился:

– Как ты собираешься это расшифровывать, когда будешь писать статью? Это же невозможно прочитать.

Я хотела поспорить, но он был прав. Обычно у меня нормальный почерк, а если постараюсь, даже красивый. Но с той скоростью, с которой я записывала ход игры, сделать пометки разборчивыми не представлялось возможным. Получились ужасные каракули.

– Обычно мы вдвоем. – Я начала оправдываться, хотя мне было все равно, что Алистер Эллингтон подумает о моем почерке. – А это не так-то просто, одновременно фотографировать и следить за игрой, чтобы потом все записать.

– А почему ты просто не сняла игру на видео? – Звучало так, будто он и правда был заинтересован, а не искал повод посмеяться надо мной.

Я ничего не ответила и подняла фотоаппарат.

Алистер снова поморщился:

– Сколько же лет этой штуковине?

– Думаю, мама купила его перед рождением моей сестры, – ответила я.

– А сколько лет твоей сестре? Пять?

– Шестнадцать.

Алистер заморгал, потом расплылся в улыбке. Сейчас он выглядел совсем не как жестокий игрок в лакросс, несколько минут назад избивший человека клюшкой. Скорее как… ангел. У него были красивые, правильные черты лица, обрамленные светлыми кудрями – он казался абсолютно безобидным. Но я знала, что это не так. Алистер считался одним из лучших друзей Джеймса Бофорта – а значит, он точно не безобиден.

– Подожди минуту, – вдруг сказал он, повернулся и исчез в проходе, ведущем к раздевалкам. Не успела я сообразить, что парень задумал, как он уже стоял передо мной, держа в руках черный айфон.

– В нем хотя и маловато памяти, чтобы снять всю игру, но я могу сделать несколько снимков, – заявил он. Алистер разблокировал экран, открыл камеру и направил объектив на поле. Заметив, что я стою не шевелясь, он поднял бровь:

– А ты смотри за игрой, а не на меня.

Я была так удивлена, что перестала следить за ходом важнейшей игры.

– Ты хочешь помочь?

Он пожал плечами:

– Мне все равно больше нечего делать.

– Это… очень мило с твоей стороны. Спасибо.

– Я старалась, чтобы эта фраза не звучала слишком недоверчиво, но у меня не получилось. Я поверить не могла, что это брат Элейн Эллингтон. Элейн бы не взялась мне помогать. Только высмеяла бы за фотоаппарат и позаботилась о том, чтобы на следующий день об этом знали все.

Я еще какое-то время поглядывала на Алистера краем глаза. Он, казалось, всерьез подошел к новой задаче. Он делал один снимок за другим и лишь изредка опускал телефон, чтобы прокричать команде что-нибудь приободряющее или поругать противников.

Я полностью погрузилась в записи, теперь это было намного легче сделать. Когда к нам подошел тренер Фриман, я сначала подумала, что он хочет прогнать Алистера за плохие слова в адрес нападающего Иствью. Но вместо этого он встал рядом со мной и начал объяснять ход игры и подсказал названия некоторых маневров.

До конца матча оставалось десять минут, пошел дождь. Но это обстоятельство еще больше приободрило болельщиков и игроков. После того, как Макстон-холл решил исход игры благодаря пасу от Сирила Веги к Бофорту, фанаты, казалось, просто слетели с катушек. Тренер издал звериный крик, повернулся к ним и поднял вверх сжатые кулаки.

Я быстро закрыла блокнот и сунула его в рюкзак. Волосы у меня намокли, а челка прилипла ко лбу. Поправлять ее было бессмысленно, а зачесывать назад совершенно не хотелось, так как я унаследовала от отца довольно высокий лоб.

Игроки один за другим трусцой покидали поле, и каждый давал Алистеру «пять» – все, кроме Кешава, который сразу направился к раздевалке, даже не взглянув в его сторону. На лице Алистера промелькнула эмоция, которую я так и не смогла разгадать. Улыбка на мгновение сошла на нет, а взгляд помрачнел и стал будто непроницаемым. Но потом Алистер моргнул, и радостное выражение лица вернулось так быстро, что я подумала: мне все привиделось.

Алистер снова заметил мой взгляд и удивленно поднял брови.

– Спасибо еще раз, – быстро сказала я, чтобы его опередить. Я не знала, будет ли он так же любезен со мной, когда рядом окажутся друзья, и мне совсем не хотелось это проверять. – За снимки.

– Не за что. – Он потыкал в сенсорный экран телефона и протянул его мне. На экране был открыт режим набора номера. – Введи свой, чтобы я скинул тебе фотографии.

Я взяла телефон. Но прежде чем успела набрать свой номер, раздался голос, уже так хорошо мне знакомый:

– Что это вы тут делаете?

Я опешила.

Передо мной стоял Джеймс Бофорт. Он промок до нитки: от дождя русые волосы потемнели и упали на лоб, отчего черты лица его стали еще более угловатыми. В одной руке он держал клюшку, в другой шлем, и, похоже, не особо волновался, что вода стекала с лица, по плечам и дальше смешивалась с грязью, налипшей на трико во время игры.

Я невольно уставилась на его мокрое тело. Этот вид пробудил во мне что-то, не имеющее ничего общего с чувством недоверия и неприязни. И хотя я впервые испытывала нечто подобное, я точно знала, что Джеймс Бофорт – последний человек, к которому я бы хотела это испытывать.

Я решительно отбросила все мысли о том, что это могло бы значить, и попыталась выглядеть как можно более безразличной.

К счастью, Алистер ответил первым:

– Она пишет статью об игре для блога Макстон. – Он взял из моих рук телефон, посмотрел на номер и на имя, под которым я его сохранила. Сомневаюсь, что он до этого знал, как меня зовут. – Я позже пришлю тебе снимки, Руби.

– Супер, большое спасибо, – поблагодарила я, хотя мысленно уже была готова к тому, что он, скорее всего, ничего не пришлет. Как бы сильно он ни удивил меня за последние тридцать минут, он все равно оставался Алистером Эллингтоном.

– Пойду посмотрю, как злится Кеш…

– Он очень зол, – сказал Джеймс и холодно посмотрел на своего друга и на товарищей по команде. – Так же, как и я и все остальные. Я тебе говорил, чтоб ты не трогал МакКормака.

– А я тебя не слышал. – Алистер пожал плечами: – Может, ты и мой капитан, Джеймс, но не моя мама. – Это звучало так, будто ему было абсолютно безразлично, что о нем думает Джеймс, но затем он похлопал его по плечу, и это выглядело как извинение. После этого он повернулся и пошел в раздевалку.

Взгляд Джеймса снова упал на меня. Он был еще холоднее, чем обычно. Была ли я тому виной или короткая ссора с Алистером – не знаю. Мне хотелось как можно скорее убраться отсюда.

– Что это значит? – спросил он.

В один миг дождь показался совсем ледяным.

– Не знаю, о чем ты, – произнесла я смелее, чем чувствовала себя на самом деле.

Он издал короткий звук, похожий на смех. Или на лай? До конца не уверена. Я заметила, что его поза стала жестче, а выражение лица еще более решительным.

– Отвяжись от моих друзей, Руби.

Я и слова не успела сказать, как он вдруг быстро обошел меня сбоку и направился в сторону раздевалки, пока зрители на трибунах продолжали ликовать.

6
Джеймс

– Тухлая вечеринка. – Рэн сделал большой глоток из фляжки и передал ее Сирилу, который стоял рядом, облокотившись на балюстраду, с таким же брезгливым выражением на лице.

Под нами был Вестон-холл – выдающийся, роскошный танцевальный зал с типичными для Макстон-холла окнами в ренессансном стиле, паркетом с плетеным узором и лепниной на стенах. Как и весь остальной кампус, этот зал переносил тебя в атмосферу пятнадцатого века, по крайней мере, обычно переносил.

Но в этот вечер возникло ощущение, что ты попал на детский утренник. С оформлением промахнулись, а шведский стол составляли детский пунш и закуски в стеклянных баночках, украшенных бантиками. Музыка была ужасной. Чем занимался диджей за своим пультом, для меня остается загадкой. Между песнями – никаких переходов, не раз думалось, что он просто включил плейлист в Spotify и нажал «перемешать». Я все ждал, что общее раздражение обрушится на этого дилетанта. Кроме того, гости не совсем понимали, как нужно было одеться на вечеринку. Одни переусердствовали, другие пришли в чем были.

И в целом вечер оказался полным провалом. Казалось, кто-то хотел привнести в Макстон-холл чего-то новенького, но не смог полностью отказаться от традиций. Получилась странная мешанина из благородства и инноваций, которая путала гостей и душила любую искорку веселья.

– Ой, да ладно. Все не так уж и плохо, – прервал мои мысли Алистер. Он засунул руки в карманы и покачался на ступнях, не сводя глаз с танцпола, где стояли всего два-три человека.

– Ты единственный, кому нравится эта вечеринка, – закатил глаза Кеш.

Алистер пожал плечами:

– Потому что она забавная.

Кеш скривил рот. Он взял у Сирила фляжку и, не отпивая, передал мне.

– Погоди, еще будет весело. – Я позволил себе сделать большой глоток виски и наслаждался тем, как он обжигает мое горло.

Рэн смотрел то на меня, то на Алистера. Потом выпучил глаза:

– Ты что-то задумал?

Я не ответил, лишь слегка пожал печами, но Алистера, как всегда, выдала мимика. Не обязательно знать его хорошо, чтобы по лицу догадаться: он что-то замышляет. Парня выдавали хитро сверкающие глаза и напряженная поза.

– Не могу поверить. Ты что-то задумал, ему рассказал, а мне нет? – Рэн с упреком указал пальцем сперва на Алистера, потом на меня. – И это называется лучший друг? Да это предательство.

Я ухмыльнулся:

– Предательство?

Он энергично кивнул:

– Государственная измена. Преступление против братства, связывающего нас с детства.

– Чушь собачья.

За скупой ответ я получил боксерский удар в плечо.

– Взгляни на это с другой стороны, Рэн: он приготовил для тебя крутой сюрприз, – сказал Алистер и ущипнул Рэна за щеку. Тот скривился:

– Надеюсь, он удастся.

Язык у него уже заплетался, хотя фляжка обошла нас по кругу всего три раза. Тем не менее, когда Рэн опять схватился за фляжку, я не стал ее отнимать. Конечно, позорно пить дорогой виски Bowmore вот так, а не из хрустальных бокалов, но на вечеринках в Макстон-холле алкоголь наливают только родителям или давним выпускникам. Ученикам строго запрещено даже приближаться к бару. Разумеется, нас это никогда не останавливало, мы умели самостоятельно организовать себе веселье, а большинство учителей закрывали глаза на то, что мы пьяные. Самое серьезное, что мы за это могли получить, – замечание.

Мои родители ежегодно жертвуют столько денег, что школе ничего не остается, как закрыть на нас глаза. Дирекция просто не может себе позволить потерять расположение – наше или наших друзей.

– А куда запропастилась Лидия? – спросил Сирил. Он хотел, чтобы фраза прозвучала легко и несерьезно, но нас не провести. Сирил уже много лет влюблен в мою сестру. Но после того, как два года назад у них что-то было, дела стали совсем плохи. Лидия, всегда думающая только о себе, бросила его через пару недель, даже не беспокоясь о том, что Сирил по уши в нее влюблен и что она разбила ему сердце.

Мне его было прямо-таки жаль. Если подумать, за два года он больше ни с кем не встречался и наверняка все еще тоскует по ней.

– Ты не находишь, что тебе пора… ну не знаю… двигаться дальше? – спросил Алистер.

Ледянисто-голубые глаза Сирила метнули в Алистера испепеляющий взгляд.

– Лидия еще днем уехала к подруге, думаю, она будет позже, – ответил я, чтобы не усугублять ситуацию. Всякий раз, когда мы заводим разговор на тему Лидии, Сирил чувствует себя ужасно оскорбленным.

Он ни при каких условиях не должен знать, что у моей сестры было что-то с недоучителем.

Тут я вспомнил, что мне надо бы еще перекинуться словечком с мистером Саттоном. Если этот подонок не оставит сестру в покое, я превращу его работу в Макстон-холле в ад.

Я жалел, что до сих пор не взялся за него. Но сначала надо было убедиться, что Руби будет держать язык за зубами. Прежде всего потому, что в этой девочке есть что-то, вызывающее во мне сомнения.

Два дня назад мы встретили ее в коридоре, когда шли с Лидией на философию. Сестра сразу же опустила глаза, а я уставился на Руби. Наши взгляды пересеклись, но уже через мгновение она смотрела сквозь меня, как через стекло. Я же, наоборот, следил за ней, пока мы не разминулись. Мне особенно запомнилась ее гордая осанка. То, как крепко Руби сжимала в руках папку, целеустремленная походка и поднятый вверх подбородок… Она выглядела так, будто шла на бой.

Я автоматически начал искать Руби глазами. Мой радар, должно быть, как-то был настроен на нее, потому что в толпе из сотни людей я отыскал ее за несколько секунд. Я облокотился на перила балюстрады и слегка наклонился.

Руби стояла у края шведского стола и что-то быстро записывала на планшете с зажимом для бумаги. Она подняла глаза, осмотрелась и продолжила писать. Потом резко развернулась и подбежала к музыкальной установке, за которой стоял диджей. Она показала ему записи.

В моей голове что-то щелкнуло.

О, черт.

Должно быть, она в команде оргкомитета.

У меня задрожали уголки губ. Это было бы забавно.

Руби сказала диджею еще что-то, и тот кивнул. Затем она пересекла танцпол и вернулась на свое место возле шведского стола, оказавшись немного в стороне от гущи событий. Она опустила руку в вырез темно-зеленого платья и достала оттуда телефон. Что-то набрала на нем и убрала назад. В этот момент к ней подошел какой-то тип в костюме.

Когда я понял, кто это, то невольно сжал деревянные перила.

Грэхем Саттон.

Помимо того, что для меня всегда подозрителен всякий, кто приближается к моей сестре, при виде Саттона сработали сразу несколько тревожных звоночков. Особенно теперь, когда я видел, как он разговаривает с Руби. Она хотя и избегала его взгляда, но не выглядела особо сердитой.

Я прищурился, мысленно проклиная себя за то, что стою здесь наверху, а не у шведского стола, где мог бы слышать, о чем они говорят. Может быть, о чем-то банальном вроде организации мероприятий. Или обсуждают мою сестру.

Что, если эти двое заодно? Что, если Саттон о чем-то договорился с Руби? Эта мысль еще не приходила мне в голову, и я сомневаюсь, что сестра это учла. Лидия так и не сказала, как получилось, что она спуталась с учителем, но я достаточно хорошо знаю ее, чтобы понять: этот мужчина нечто большее, чем источник адреналина.

Во мне зародилась неукротимая потребность защитить Лидию. Не раздумывая, я достал из внутреннего кармана пиджака телефон. Разблокировал, смахнул пальцем по экрану влево, чтобы открыть камеру.

В углу, где стояли Руби и мистер Саттон, было темно. Он положил руку ей на плечо и при разговоре слишком близко наклонился к ее лицу. Только присмотревшись, можно было заметить, что Руби держит свои записи, и они оба туда смотрят. Очевидно, они разговаривают об организации вечеринки.

В жизни это выглядит совершенно безобидно. Но на экране телефона – благодаря удачному ракурсу и хорошей обработке – все можно будет истолковать совсем иначе. Я сделал снимок. Несколько раз подряд.

– Что ты там делаешь? – спросил Алистер у меня за спиной. Он взглянул через мое плечо на экран телефона.

– Подстраховываюсь, – ответил я.

Он наморщил лоб:

– Что ты имеешь против нее?

Я сделал глубокий вдох. Сейчас бы Bowmore побольше, чтобы отключить голову. Это мне не удается уже несколько дней.

– Она видела кое-что, чего ей нельзя было видеть.

Алистер какое-то время смотрел на меня, обдумывая услышанное, потом кивнул:

– О’кей.

– Если она расскажет об этом кому-нибудь, у Лидии будут серьезные неприятности.

Он посмотрел вниз на Руби, которая все еще разговаривала с мистером Саттоном.

– Я понял.

Сделав последний снимок, я убрал телефон во внутренний карман пиджака. И потом уставился на входную дверь зала: