Миша Шумарев
До и после рождения Сталина
В финале спектакля на сцене должна была подняться огромная статуя Сталина.
Сталин был картонным, но Сталин был тяжелым. Статуя была сделана из папье-маше, но осознав форму, которую она приняла налилась свинцом. Чтобы поднять ее понадобилась бы отдельностоящая ГЭС. Механизм, пытавшийся поднять статую не выдержал этого веса и коротким замыканием погрузил театр в темноту.
Я все таки прыгнул? Секунды моего полета превратились в десятки минут спектакля и вот теперь я наконец то достиг точки Б и.. Стало темно, и тихо, и я как будто почувствовал, что вокруг нет никого. И самое удивительное, то что нет и меня. А если нет никого и меня в том числе, значит я здесь не один. Это странно, но эти секунды пока весь зал притих из-за отключения света и я вдруг перестал чувствовать себя одиноким. Вот что было бы если бы я перевалился за перила. Состояние когда ты не чувствуешь, где кончается твое тело и начинается пространство вокруг, потому что нет ни тела ни пространства.
Когда свет включили Сталин так и остался стоять поднятым не до конца. Под углом чуть меньше 45 градусов. Под таким углом рыбак бросает гарпун. Под таким углом лесоруб вонзает топор в ствол дерева. Я, мой друг, и все зрители стопроцентно поняли – Сталин родился.
Часть 2
После рождения Сталина
После спектакля мы поехали в грузинский ресторан. Грузинские рестораны в своей бутафории более изящны, чем например, индийские, но проигрывают китайским в простодушии. В некоторых из них я видел очень мило расписанную плитку потолка Армстронг, в некоторых бетонные столбы, несущие конструкции здания, оплетенные прутьями, будто мы в шаткой хижине, а не в спальном районе Москвы. Это впечатление такое слабое, что даже не пытается никого обмануть, ведь бетонный столб оплетен лишь до высоты полутора метров, а вся его остальная часть так и стоит голым серым бетоном. Я зашел в большой холл квадратной формы, он был как бы хабом между всеми частями ресторана, напротив была барная стойка и стойка с администратором, по бокам разной величины залы, наверху балконы и туалеты. В этом квадратном холле на полу лежал такой же квадратный ковер в персидском стиле. Это был самый большой ковер, который я когда либо видел. За стойкой молодая девушка смотрела на меня и улыбалась глазами. Я подошел.
– Здравствуй, дорогой. Ты один сегодня? – спросила она так, будто я постоянный посетитель, хотя я был здесь впервые.
– Нет, мой друг снаружи, разговаривает по телефону. – я обернулся чтобы посмотреть не идет ли он.
– Я провожу тебя.
Она вышла из-за стойки, подошла ко мне, улыбнулась прямо в лицо и взяв за локоть повлекла за собой в один из залов на первом этаже. Я сел за столик и еще раз огляделся. Это место напомнило мне о моей сбежавшей гостье и всех этих событиях, и это напоминание вызвало резкую сверлящую боль, потому что я знал, что ее здесь точно быть не могло. Я понял, что я все еще жду, что она все таки появится.
Я вдруг начал забывать как именно я сюда попал, как пришел, как приехал. Время от времени я пытался встать со стула, но меня как будто придавило тяжелым воздухом. Каждый раз когда я пытался приподняться я только ловил на себе взгляд девушки из-за стойки и улыбку говорящую: все хорошо милый, посиди еще..
Я не знаю сколько времени прошло. Я находился в каком-то оцепенение или трансе, я по прежнему не мог встать со стула. Меня как будто гипнотизировал равномерный и спокойный шум ресторана, а легкая дымка внутри рассеивала мой взгляд и не давала сфокусироваться на предметах. Я не мог рассмотреть гостей или что стоит у них на столах, не мог разглядеть лиц официантов. Я только видел как улыбается девушка за стойкой, даже когда не смотрел на нее, я чувствовал ее взгляд на себе и чувствовал, что она улыбается.
Пользуясь состоянием когда мое тело было почти парализовано мой мозг пустился в бесконечное воспроизведение случившейся со мной истории, он начал с самого начала. Помните, ту пачку, которую я докурил и выкинул в урну вчера вечером? Все началось с неё. Наверное, меня поймут только те, кто не курит сигареты каждый день. Для меня сигареты – это попытка пересечь границу миров и попасть в мир несбыточного. Как будто сойти с поезда на пятиминутной остановке, чтобы найти города из романов Грина. Не даром пианист Гарвей сошел именно, чтобы купить сигарет. Как шагнуть в Касабланку или Римские каникулы, где принцесса состригает шикарные локоны просто так, в качестве бунта. Это все об одном. Сами сигареты бессмысленны, но как артефакт они очень желанны. Конечно, чудес не бывает. Закурив сигарету, ты не переносишься в волшебный мир. Вместо этого, тебя начинает немного подташнивать и ты разочарованно выбрасываешь пачку в которой на одну меньше сигарет чем было в целой. Ну или отдаешь бездомному на улице. В любом случае, чувствуешь себя глупо. Заветный мир остается выдумкой, недостижимое на то и недостижимое.
Но в тот день впервые все было по другому. Я нашел человека, который стремился туда же куда и я. Случайно встретив ее на улице между нами состоялся телепатический разговор.
Она сказала:
– Мне скучно в этом городе, а ты выглядишь как человек, который мысленно где-то не здесь. Возьмешь меня с собой?
– Ты права, я собираюсь сойти с поезда на маленькой остановке черт знает где. Сойдешь со мной?
Как и было задумано в 02:05 мы сошли с поезда, который курсировал по маршруту обычной жизни, где утром нужно идти на работу или учебу, а ночью нужно спать. Мы взялись за руки и побежали в ближайший открытый бар.
Мы вышли на улицу, купили сигареты в ларьке. Она назвала марку, которую я никогда раньше не видел: это были какие-то особенные сигареты. Да и ларек этот, сколько я его помню, работал до семи вечера. Как он оказался открыт в три ночи? К тому моменту я уже потерял ощущение реальности. Я как будто находился в своем сне. Я закуривал сигарету и чувствовал себя внутри Касабланки. Я чувствовал себя как будто вместо привычного пульса у меня катушка с пленкой щелкает 24 раза в секунду.
Эта катушка крутилась еще три дня, пока я не сел в самолет и не улетел в Петербург, где меня ждала моя обычная жизнь: сон ночью, работа днем. И та пачка лежала в жестяной коробке, напоминая о тех днях и о том, что волшебство бывает, но оно такое хрупкое и слабое, что не может длиться дольше нескольких дней. Прошло несколько месяцев, которые вяло и серо текли, без особых потрясений, без особой радости. Пока однажды она не написала, что приедет. Я искренне поверил в то, что меня ждет новое приключение, но я не знал, что оно будет таким. Вместо того, чтобы снова сойти со мной с поезда, она поехала дальше без меня. Куда-то в свое несбыточное, о котором я уже ничего не узнаю…
