Мирослава Вячеславовна Кузнецова
Выйти замуж по умолчанию…
– “Выйти замуж по умолчанию”, правда, хорошее название? Завтра с утра генеральная репетиция, на ней мне быть обязательно, затем два детских спектакля, но я планирую провести это время с тобой. У нас все, кто свободен, к морю отправляются сразу же. Только я почти не бывал там, всё время какие-то дела. Да и люблю я больше горы.
Незаметно стемнело, и мы отправились в гостиницу. В номере мне ничего не надо было делать, за мной постоянно ухаживали. Всё было хорошо, но меня мучил вопрос будущего материнства. Я никак не могла в этом признаться. Некоторое время я сидела в одиночестве, так как Эдуард отвечал на звонки и письма в интернете. Он пересмотрел содержимое пакетов, доставленных днём служащим, и я обратила внимание, что посылка с дорогим лекарством исчезла. Отнёс, наверное, больному, подумала я. Или больной.
– Лида, я в душ! – крикнул Эдуард, и я ответила, что пойду постоять на балкончике. Мне нужно много свежего воздуха, добавила я, когда осталась одна в комнате. Эдуард вышел из номера по делам, и я пошла в ванную. Каково же было моё удивление, когда я увидела небольшой баллончик серого цвета с надписью “Sketteon”. Он стоял на полочке справа, за стеклянной дверцей. Я повертела его в руках, и какие-то неясные мысли пришли в голову. Со всё возрастающим чувством тревоги я открыла барсетку Эдуарда, затем заглянула в его маленькую сумочку. Баллончики “Sketteon” были и там, и там. Очередной я вытащила из кармана тонкой белой курточки, в которой Эдуард ходил со мной гулять. В задумчивости я стояла несколько минут в коридоре, а затем, положив баллончик на место, позвонила в свой родной город. Я всё ещё разговаривала, когда вернулся Эдуард. После третьего звонка я подошла к Эдуарду. Он рассматривал что-то в ноутбуке и, встретив мой взгляд, улыбнулся. Сделав над собой усилие, я ответила тем же. Эдуард взял мои руки в свои и прижал к губам.
– Лидочка, я люблю тебя, – услышала я и оторопела от неожиданности. – Очень люблю. Я ждала эти слова, очень ждала и совсем недавно была бы счастлива беспредельно, но теперь все изменилось. Нет, я ничего не боялась и правду услышать была готова, но Эдуард всё медлил, и это заставило меня волноваться.
– Лидочка, я расскажу тебе сказку; ты же любишь сказки?
– Да, – удивлённо ответила я, – но только если сказка со счастливым концом.
Я долго болела, и Мишка постоянно рассказывал сказки, которые сочинял сам. У него там было всё, что он видел вокруг себя. Его герои любили друг друга и всегда были счастливы. Многое из его сочинений я использовала в работе с детьми.
– Я не знаю, чем закончится моя сказка, это зависит не только от моих желаний, – глаза Эдуарда смотрели на меня, заставив смутиться. Я догадывалась, что услышу сейчас, и разволновалась ещё больше. Эдуард начал рассказывать о маленьком мальчике, который рано пошёл, рано начал говорить, а в первом классе сочинил маме красивое стихотворение. Его любили все родные, друзья, и это никому не казалось странным, ведь, помимо симпатичной внешности, он рос очень добрым человеком. И немного талантливым.
– И никто не догадывался, как ему бывало порой нелегко и как надоедало быть примерным ребёнком, и слишком уж высоко была поднята планка достижений.
Меня не удивляли слова Эдуарда, потому что подобное я видела на работе в детском саду. Честолюбивые родители буквально изводят детей, заставляя посещать бесконечные студии, кружки, репетиторов и частных преподавателей. Почему, ну почему не дать ребёнку развиваться спокойно, только лишь немного помогая в развитии и наставляя на путь истинный, если это необходимо?
– Увлечение искусством сначала восприняли как игру и не отнеслись к этому серьёзно, – продолжил Эдуард, – и тем сильнее было противостояние, когда всё открылось. Поддержала мальчика, а теперь уже это был шестнадцатилетний юноша, только бабушка. Но она же и переживала очень сильно, утверждая, что не главное в жизни – родиться красивым. Особенно мужчине, хоть он и собирается стать артистом.
У меня сжалось сердце. Знает с детства, что красив, и не делает из этого тайны. Избалованный женским вниманием, и что он забыл с такой, как я? Чувствуя, что могу расплакаться, я слегка отодвинулась от Эдуарда, но он, ничего не поняв, продолжал говорить, перебирая мои пальцы и изредка поднося их к своим губам. Собравшись с духом, я слушала эту исповедь, очень грустную сказку.
Непонимание «отцов и детей» достигло огромных размеров в год окончания школы.
– Лидочка, аттестат получился хороший, все ждали, что парень одумается, но он настоял на своём, выдержал все конкурсы и поступил в институт культуры. На фоне постоянной нервозной обстановки, незадолго до начала учебного года, наш герой угодил в больницу с бронхиальной астмой.
Эдуард внимательно посмотрел на меня, но я не отвела взгляд. Неужели он мог подумать, что я способна на предательство, или меня можно напугать какими-то трудностями? Я выросла в атмосфере любви, доброты и понимания, спасибо бабушке и старшему брату. Они заменили родителей и создали для меня удивительный мир, который я хранила и храню в душе до сих пор. И в этом мире нет места обману или предательству! В таком мире будет расти и мой ребёнок, я всё сделаю для этого.
– Лидочка, ты о чём сейчас думаешь? – спросил Эдуард, грустно улыбнувшись, – я напугал тебя? Прости, девочка, но я не хочу ничего скрывать.
– Нет! – запальчиво возразила я, – говори всё, мне не страшно.
– Астма всех напугала, страсти поутихли, но ненадолго. Редкая форма заболевания, чаще наследственная… Но не отступать же было и не смиряться, правильно? Горные лыжи не мешали, даже наоборот, воздух в горах полезнее, особенно если не период обострения. Жизнь превратилась в небольшую борьбу, но в конце концов привыкаешь ко всему. И все понемногу привыкли и даже смирились, да и поддержка бабушки была велика.
У меня оставались вопросы, которые не дадут покоя, если я не узнаю ответ, но я надеялась, что их не придётся озвучивать. Он сам должен всё рассказать, ведь у любящих людей не должно быть тайн.
– Ну, о победах, наградах и Франции ты и сама знаешь; было там ещё кое-что, в интернете не всё написано, но это не так уж и важно, – Эдуард немного помолчал. – Мне всё время чего-то не хватало. Мало, мне всё было мало, и не сразу я понял, что это не имеет отношения к работе и карьере. Чувства! Мне не хватало настоящих, сильных чувств, хотя врачи предупреждали, что спровоцировать приступ или даже обострение астмы можно и волнением, переизбытком эмоций, что, в сущности, было у меня постоянно. Но я учился контролировать себя. Это было трудно, ведь не бревно же я в конце концов!
Я заметила, что сейчас Эдуард говорил о себе напрямую, да оно и понятно, ведь сейчас мне предстоит услышать какую-то любовную историю, не меньше. Это будет, пожалуй, самое трудное… И я не ошиблась. Любовь настигает врасплох, вот и Эдуард влюбился в молодую амбициозную телеведущую. Красива, умна, талантлива, услышала я. Лучше бы мне не знать ничего, но так не бывает.
– Все говорили, что мы красивая пара и удивительно подходим друг к другу, и я тоже верил этому. У неё всё было рассчитано до мелочей – как и где мы будем жить, строить карьеру и когда заведём детей. Сначала меня это веселило, не более. Да и она сумела понравиться моим, за исключением бабушки. Та на дух её не переносила, считала лживой и лицемерной. Хотя виду и не подавала, меня оберегали от излишних волнений постоянно. Я же больной, – грустно усмехнулся Эдуард, и я осторожно сжала его палицы, стараясь сделать хоть что-то в эти нелёгкие минуты. Ему, наверное, больно вспоминать о потерянной любви, а мне слушать всё это становилось невыносимо. Эдуард не был женат, что-то у них не сложилось; наверное, чувства его были очень сильными, ему трудно об этом вспоминать, а я сейчас просто расплачусь. Может, мне уйти? Вот прямо сейчас уехать в аэропорт, и всё…
– Лидочка, мне не надо было говорить об этом, я огорчил тебя, я просто балбес, – виновато посмотрел на меня Эдуард.
– Нет. Ничего, всё нормально, – мне удалось взять себя в руки и даже улыбнуться.
– Она узнала о моей болезни и устроила скандал, страшный скандал; она кричала, что я лгун и предатель, и все мои родные тоже, даже бабушку не пощадила. А они не хотели вмешиваться. Но самое страшное – она убила нашего ребёнка. Срок был большой, но она договорилась… – голос Эдуарда дрогнул, но я не успела испугаться, как он продолжил почти спокойно, – я консультировался, много узнавал. Риск был, но минимальный. Моя атопическая астма передаётся чаще от матерей, но есть и другие причины, особенно группы крови, как теперь выяснилось, отца и матери и их совместимость. Ребёнок имел все шансы родиться практически здоровым. В Израиле, в медицинском центре имени Сураски разработано уникальное лекарство именно при атопической астме, оно не имеет аналогов в мире. Там работает близкий друг моего отца. Мы ездили туда для полной диагностики, прогнозов и лечения. После случившегося у меня началось серьёзное обострение, но Мёртвое море творит чудеса.
Мы молчали уже несколько минут. Эдуард обнимал меня осторожно и очень нежно и, наверное, ждал какого-то моего ответа, но я никак не могла собраться с мыслями. Мне надо было успокоиться, пережив вместе с любимым человеком то, что досталось ему по полной. Он уехал из родного города, потому что оставаться там ему было тяжело. Мурманск город небольшой, а мир искусства и культуры предполагает работу и встречи с одними и теми же людьми постоянно. Сейчас та девушка в Москве, работает на телевидении в программе ток-шоу. Это Эдуард произнёс спокойно и немного презрительно, или мне это показалось… Что делать, я очень ревновала и переживала, беспокоясь о нашем будущем. И о нашем ребёнке. Мой малыш, сейчас я скажу твоему папе, что ты у нас уже есть. Я чуть отодвинулась от Эдуарда, чтобы видеть его глаза, но не успела ничего сказать.
– Лидочка, – с чуть заметным вздохом произнёс он, – я тебе ещё не сказал главное.
Мне было нелегко в эти минуты, но я боялась уже и за любимого человека. Ему нельзя волноваться, и мне тоже нежелательно. Я резко поднялась, но Эдуард не выпустил мои руки.
– Пойдём, прогуляемся? – предложила я, стараясь оттянуть конец разговора. Сказка Эдуарда заканчивается, вот только каков её конец? Он зависит не от желаний одного человека, это точно. А от желания двоих? Выходя первой из номера, я оглянулась и увидела, что Эдуард положил в карман баллончик «скеттеона». Неужели обострение? На улице всё ещё очень жарко.
– Куда ты меня поведёшь? – бодро спросила я.
– К морю. Хочешь? – улыбнулся Эдуард.
– С тобой очень хочу, – прошептала я, прижимаясь к любимому человеку. Что ещё не так? Какое такое главное мне не известно?
– Лидочка, моя девочка, я люблю тебя больше всего на свете. Очень сильно люблю, – Эдуард целовал меня, и это было так сладко, что у меня слегка закружилась голова. – Я не смогу без тебя жить, я не хочу расставаться с тобой ни на минуту.
Давно стемнело, но огромное количество ярких фонарей освещали всё вокруг, как днём. Эдуарда я видела очень хорошо.
– Поедешь со мной в Мурманск? – тихо спросил Эдуард, рассматривая мои глаза, – помнишь, ты хотела увидеть северное сияние?
– Как, в Мурманск? Когда? Что-то случилось?
– Мне нужно вернуться в привычный климат, на какое-то время. Вместе с лекарством я получил рекомендации из Тель-Авива и пообщался с лечащим врачом, другом отца. В январе желательно пройти курс лечения на Мёртвом море. А пока устроит близость привычного, Баренцева. Мне очень жаль, но я не смогу остаться в твоём городе. И у меня аллергия на шерсть животных, – с неловкой улыбкой закончил Эдуард. – Лида, я волнуюсь и сам не понимаю, что говорю. Самое главное сказал, что люблю тебя. И ещё, выходи за меня замуж! Если тебя ничего не напугало в моём рассказе. Или всё же смущает? Ты скажи, не бойся. Я всё пойму.
– Эдуард, – начала я, совершенно не представляя, что говорить дальше, – я люблю тебя, и тоже очень сильно. С первой нашей минуты…
– Лидочка, ты, конечно, можешь подумать, я всё понимаю. И буду ждать ответ, сколько надо. Наверное, тебе хочется посоветоваться с родными, узнать их мнение.
Я вовсе не собиралась узнавать мнение Мишки и его семьи. Я сама приму решение, я мечтала и так ждала этот момент, и он, наконец, настал. Я была счастлива, впервые в жизни по-настоящему счастлива!
Мы медленно шли по ночному парку, и наконец-то стало прохладнее. С моря дул приятный ветерок, мы останавливались и долго целовались, а затем снова шли дальше.
– А что будет с твоей работой? – спросила я, всё ещё испытывая ревность к творческой жизни Эдуарда. – Там тоже театр?
– Нет, – меня удивил лёгкий беззаботный ответ, – в институт культуры требуется преподаватель. Актёрское мастерство, искусствоведение. Конечно, будем пробовать экспериментальные постановки, я уже пообщался с ректором.
