Мирослава Мэй
Ошиблись небеса
«Из дома действительно валить нужно раньше», – подумала Света. – «Через часок я простыми проклятиями не отделаюсь».
Она встала с дивана и снова посмотрела в окно. Крыльцо Вишневецких уже пустовало, а маленькая стрелка часов приблизилась вплотную к цифре десять.
Старая баня, куда позвал ее Влад, находилась за садом бабы Вари, и, чтобы добраться до нее, нужно пройти улицу целиком, плюс обогнуть задворки домов.
«Добираться минут тридцать», – размышляла Света.
Она подумала о сестре. Что-то там, в утробе кололо от того, что стоит выскочить за дверь, как мать тут же закроется изнутри, а без ее помощи Нинка не сможет самостоятельно попасть в дом, если вдруг гость захочет задержаться. И не факт, что бестолочь прискачет с первыми фонарями, а это как раз половина двенадцатого. Летом уличной мелюзге разрешалось гулять допоздна. Дядя Юра был, мягко говоря, некстати. Но дожидаться ее возвращения Света не могла. Не сегодня.
«Переживет, не впервой» – подумала она и, поставив своему отражению в зеркале твердую пятерку, быстро вышла из спальни. Топчан возле курятника помог скоротать бесцельные полтора часа. Как только у небесного прожектора появились тусклые земные помощники, смело пошла по пути к своему будущему счастью.
Из-за нависающих кустистых ветвей вишни низкая хибарка была окутана густой теменью. Внутри свет не горел. Вокруг стояла странная тишина. У ворот сознания замаячило неприятное подозрение, что Влад забыл о своем приглашении, но впустить его в переполненную горницу чарующих мыслей о синеглазом принце противились все фибры души.
Она толкнула деревянную створку двери и смело вошла во мрак тесного помещения. В нос пахнуло стиральным порошком. Напрягла зрение, пытаясь рассмотреть обстановку. Не получалось. Света вытянула руки, сделала пару неуверенных шагов вперед и наткнулась на пустоту. Не увидела, а почувствовала какое-то движение сбоку. Кто-то переместился за ее спину к двери. По характерному щелчку поняла, что этот кто-то позади закрыл путь к отступлению, повесив металлический крючок на петлю. Она резко развернулась и тут же очутилась в кольце крепких рук. Сердце в груди сделало мощный кульбит. Опомниться не дали, накрыв рот жадным поцелуем. Совсем не страх, а звериный восторг растекся по венам. Света неумело отвечала на поцелуи, позабыв обо всем на свете. Парень оторвался от ее губ и спустился к шее. Дрожащими пальцами гладил по волосам. Он медленно наступал, толкая к чему-то. Еще три шага, и она уперлась в возвышенность, отвела руки назад. Позади был широкий полок, застеленный чем-то войлочным.
– Я… не… – пролепетала она растерянно.
– Тссс.
Парень опрокинул ее на покрывало и лег сверху, прижав собой. Он прерывисто задышал, чем выдал волнение. Поцелуи стали более мягкими. Он покрывал ими лоб, щеки, глаза, а руки без стеснения блуждали по бедрам. Энергичный напор юноши Свете не понравился. Она прижала ладони к его груди, пытаясь оттолкнуть, но он без труда подавил эту попытку, навалившись сильнее. Как гранитная плита.
«Ты слишком торопишь события», – подумала она. – «По плану сначала признания».
Она обхватила его голову руками и в это момент неприятное подозрение, обернувшись ядовитым борщевиком прозрения, отрезвило ее рассудок хлесткой пощечиной.
«Не та прическа и уши…»
Света окаменела. Почувствовав ее напряжение, парень замер, уткнувшись носом ей в висок. Такого унижения она не испытывала никогда в жизни. Все вместе взятые издевательства матери, глумления одноклассников и насмешки – ничто не могло сравниться с этим. Прямо сейчас Макс Евсеев втоптал ее в грязь бесповоротно. Навсегда. Почему-то в памяти всплыл разъяренный образ подруги, тогда, в палисаднике, за столом. Наташа предупреждала ее не зря! А она…
«Я просто дура!»
Она согнула колени и с силой отпихнула его от себя. Он больше не удерживал ее. Видимо, понял, что она распознала жестокий обман. Удушливые слезы градом покатились из глаз. Колотящимися, словно в припадке, руками пыталась отыскать крючок на двери. А когда этого не получилось, начала бить ее кулаками.
– Света, подожди… Все не так, как ты думаешь, – охрипшим голосом прошептал Макс.
«Не подходи ко мне!» – слова остались невысказанными, но она этого даже не поняла.
– Давай поговорим.
– Выпусти меня отсюда! – выкрикнула надрывно, снова шаря по вагонке.
Словно сжалившись над чужими страданиями, крючок, наконец, попался под руку, и она, распахнув настежь створку, уткнулась лицом прямиком в чью-то грудь.
– Как-то вы быстро. Если Макс не понравился, то я могу его заменить. Ты только пальчиком помани, Свет, – Егор язвительно рассмеялся. – Влад до жаб не снизойдет. А мне самое-то.
Свету сковало от страха. Влад за плечом Егора усмехнулся. Им троим сейчас ничего не стоило затащить ее обратно в баню и сделать все, что пожелается.
– Похоже, поминки не удались… Ну, извини, золушка, старался, как мог, – ледяной насмехающийся голос жестокого принца проморозил до костей. – Да, и вот незадача, утешить не смогу. Верный. Этим летом предпочитаю брюнеточек. Особенно кареглазых. Особенно одну маленькую. Особенно с ямочками на щеках.
– Да заткнитесь вы оба! – закричал Макс.
Его возглас вывел из заторможенного состояния. Света бросилась бежать под провожающий аккомпанемент демонического смеха.
Влад не обманул. В эту ночь действительно случилась одна большая маленькая смерть. Хоронили трехлетние мечты о прекрасном юноше из снов. Они утонули в болоте. Зловонная жижа реальности погребла их под своей толщей за десять минут.
Как ноги донесли до дома, не помнила. Казалось, декорации сменились одномоментно. Света фурией влетела по ступеням порога, задев каблуком сжавшегося в комочек ребенка.
«Любишь с ямочками на щеках? Придурок!» – от жалости к самой себе пнула Нину острой шпилькой еще пару раз. Она тихо всхлипнула. Визитера мать все-таки соблазнила на ночь – входная дверь была заперта. Света нащупала на внешнем отливе окна вязальную спицу, просунула ее через щель и поддела ею щеколду. Ринулась в спальню и, не раздеваясь, упала на диван, окончательно отдав горючим слезам попранную честь для утешения. Она не сомкнула глаз, проплакала всю ночь. А сестра спать так и не явилась. Ее это абсолютно не беспокоило. Четвертым человеком, которого ей хотелось видеть меньше всего, была кареглазая брюнеточка. Ревновать к ребенку нелепо, но разъедающее разум чувство не поддавалось контролю.
Глава 8
Хмурое утро сменилось таким же унылым днем. Свинцовые кучевые облака нависали низко над землей, грозя составить ей партию и разрыдаться в любую минуту. Пустынный зной, наконец, сменился дождливым циклоном, дав природе долгожданную передышку. Сил, чтобы подняться с постели, не было. Света лежала неподвижно, наблюдая за пауком, плетущим паутину у края потолка. Предыдущие сети восьминогого сожителя она смахнула несколько дней назад. Но он не захотел сдаваться. Как-будто насекомые в этой убогой каморке были глупее. Так и есть. В полночь она тоже побывала мотыльком. Беспощадный паук высосал ее до донышка, оставив только пустую оболочку.
– Светка, ты чево валяешься до обеда? А Нинка где? Убёгла уже куда? Идем есть, я щей наварила, – беззлобно позвала мать, показавшись в дверном проеме.
Лицо женщины сияло, словно новый медный таз, говорило лучше всяких слов, что она в отличном настроении.
Света не подала признаков жизни, и мамаша обескураженно присела на краешек дивана, попутно срывая с ее тела тонкую простыню.
– Я кому говорю, вста…вай, – мать запнулась. – Ты чево, ревела? Что случилось-то? Обидел кто?
Она обхватила ее щеки ладонями и повернула лицом к себе.
– Ох-ы, дела… – протянула обеспокоенно.
Искреннее переживание в ее взгляде отозвалось в душе очередным приступом боли. Света громко завыла, и две крупные соленые капли скатились прямиком в ладони матери. Они никогда не были близки. Их взаимоотношения сводились к одному правилу: «Мои желания – твой закон». Сердечные секреты Света доверяла лишь Наташе. Единственной, кто всегда и неизменно поддерживал ее, была подруга, но она не примчалась с рассветом, а значит, подробности ее ночных похождений уже смакуют все.
«…Кому не лень, мать твою за ногу».
Макс Евсеев, богатенький «урод всех времен и народов», и без наития от забугорного дружка, не станет держать язык за зубами и сделает из произошедшего красочный анекдот. Подруги у нее больше нет. Она осталась одна. Тягостная горечь утраты сдавила внутренности морским узлом, а острая потребность выговориться прорвала плотину застарелой детской отчужденности.
– Мама, почему я у тебя такая дура?! Ну почему, почему, почему!?
Мать приподняла выщипанные до ниточек брови и понимающе улыбнулась. Поняла ее страдания.
– Потому что, в меня, – мягко ответила, попытавшись пошутить. – Эка, так убиваться. Нормальных мужиков тута отродясь не было, так что и горевать не по ком.
Подбадривающие слова возымели прямо противоположный эффект – Света разрыдалась еще громче.
– Растирай сопли и пошли есть, – велела с нажимом. – Расскажешь, что стряслось. Отпустит.
Мать ушла ждать ее на кухню. В коем-то веке решила выслушать. Советов в сердечных делах от опытной неудачницы получать еще не доводилось. Света разделась до нижнего белья, небрежно свернула одежду и одним комком зашвырнула ее в шкаф. Надела старенький домашний халат и подошла к зеркалу. Она вытирала размазанную тушь под глазами, когда ее взгляд наткнулся на отражение за окном. К дому в новеньком белоснежном, как у невесты, кружевном платье и такой же панамке, прыгала Нинка. Бестолочь натянуто улыбнулась, когда ее спутница подняла вверх руку, и та повисла у нее на локте. Бабка Галька одевала свою неназванную внучку целиком и полностью. С иголочки. Заграничные родственнички помогали ей в этом минимум раз в год. Похвастаться крутой одежкой с бирками «Made in Germany», а-то и «Italy» у них в колхозе могла лишь эта маленькая дрянь.
Тайны о том, что Галькин любвеобильный сынок причастен к рождению Ковалевой младшей мамаша никогда не делала. Наоборот, рассказывала об этом с гордостью каждому встречному. Видимо, в надежде, что не наживший детей в законном браке папаша проникнется нежными чувствами к единственному чаду, уйдет от пустоцветной жены, и заживут они с матерью душа в душу, долго и счастливо. Не вышло. Дядя Коля продолжал божиться, что к Нинке не имеет никакого отношения, хотя его родство с ней, если не на лице, то на подбородке было точно. А вот его мать, Галина Иосифовна Штерн, прикипела к бестолочи с пеленок. Сразу и с превеликим удовольствием, взвалив на себя обязанности по ее содержанию. Да и воспитанию. Сбрендившей старухе все было нипочем. Открытые упреки со стороны сынка и его благоверной не останавливали. Козявку она действительно любила, что весьма устраивало Ковалеву старшую. За Нинкину жизнь горе – мамашка не потратила на нее ни копейки. Да и вниманием не баловала. Ее любви, к сожалению, хватило только на Генку, но хорошего из этого все равно ничего не вышло.
«С такой бабкой и родители не нужны», – завистливо подумала Света.
Посмотрела на решительный профиль тощей пенсионерки с десятилетним стажем. Он улыбчивым не был вовсе. Если Нинка ночевала на Виноградной, то ожидается скандал. Света выскочила в коридор и прислонилась к стене, тревожно ожидая начала трагикомичного действа.
– Зойка!!! – из тамбура-пристройки зазвенел недовольный голос Штернихи. – Зойка, где ты, пьянь эдакая?!
– Не ори. Тута я, – мать громко отозвалась из кухни.
Галина Иосифовна, держа сестру за руку, стремительно влетела к ней. Света, злорадно, затаив дыхание, наблюдала за разворачивающейся картиной.
– Нелюдь ты эдакая! Баба бесстыжая! Объясни мне сейчас же, почему Ниночка бежит ко мне посреди ночи зареванная? И что это такое? Я тебя спрашиваю!
Бабка приподняла на Нинке платье до груди. В области живота красовался огромный бордово-синий кровоподтек. Свежий синяк ужасал. Мать испуганно вытаращила глаза и упала на табурет. Такие отметины на теле мог оставить только обезумевший от ярости человек.
«Я? Чего не помню, того не было!»
– Руки бы тебе поотрубать, шалапендра! Сама на челдан инвалидка вместе с остальным выводком и моего ребенка угробить хочешь?
– Кто тебя так ударил? – спросила мать. – Или напоролась на что-то?
Она усадила Нинку себе на колени и обняла.
– Расскажи мне, не бойся.
– Молчит, как воды в рот набрала. Не признается, уж каленой кочергой ее пытай, – Галька ответила за нее. Потянула затхлый воздух носом и скривилась, оглядев обстановку. Хотя, чего корёжиться? Штерниха лицезрела ее чуть ли не каждый день. Хотя, скривилась и Света.
Крохотная кухонька напоминала курятник на заднем дворе. Облезлый интерьер – стол, три стула и навесная полка были сколочены кем-то вручную из древесно-стружечных обрезков во времена царя Гороха. Газовая плита и бывалый холодильник, самое ценное, что имелось у них в услужении, элементарно туда не вмещались и стояли в прихожей. Разодетая в пух и прах сестрица выглядела в этом нищебродском убранстве лишней. Даже гольфы на ее копытцах были белыми с оторочкой из полупрозрачного кружева. Неслыханная роскошь.
Кто нанес ей побои, не скажет. Жить под одной крышей им еще долго. Но, если мамашка догадается, то такие же синяки к вечеру проявятся и у нее. Она спряталась за штору, затаилась, подглядывая за происходящим в щелку. Нинка могла выдать ее и мимолетным взглядом.
– Я сама, – тихо промямлила, – упала нечаянно на палку в темноте.
Света ощерилась. Как и ожидаемо, Нинка соврала.
– А почему во втором часу ночи ко мне прибежала? – продолжила допрос доска. – Ночевать не пустили?
Бестолочь промолчала, а мать густо покраснела и опустила дочурку на пол. Старушенция пыхтела в негодовании.
– Зойка, последний раз тебя предупреждаю! Не доводи до греха, побойся Бога! Катишься на ржавой телеге в тартарары! – зло выкрикнула, пододвигая к матери шаткий табурет. Сказала что-то Нинке на ухо, и та вышла из дома. Мать плотно закрыла за ней кухонную дверь. Разобрать, о чем она разговаривает со Штернихой, стало невозможно.
Света вернулась в спаленку. Белое пятно в окне привлекло внимание. Прямо за их дырявым заборчиком, буквально в нескольких метрах от кирпичной кладки, сидел на корточках и держал сестру за руки новоявленный кошмар ее жизни. Максим Евсеев собственной персоной. Они о чем-то беседовали. Доверительно шептались. Тоже на ушко. Свете захотелось провалиться сквозь землю. Спрятаться в этих самых тартарарах от нового приступа унижения. Она схватила с дивана простыню и обмоталась ею с головой, забилась в дальний конец комнаты.
«Какого черта он здесь делает?» – била по оголенным нервам мысль. –«Лучше застрелиться, чем еще когда-нибудь перекинуться с ним словечком».
Она гусеницей подползла к окошку сбоку. К воркующей парочке подключился бесчувственный принц вместе со своей шелудивой псиной.
«Мало позабавился!?» – воскликнула про себя.
Влад распахнул калитку и гнусно улыбнулся, приглашая Макса войти. Сердце перестало биться от страха. Но тут бестолочь что-то сказала, и он, ревностно отобрав детские ладошки у Ушастого, повел всю компанию куда-то вдоль улицы. Она выдохнула с облегчением и слизала солоноватую жидкость с губы.
Зачем шестнадцатилетним парням нянчиться с шестилетней трещёткой, было понятно. Благо, удовольствия позлорадствовать над ней она им не доставит. Вряд ли Нинка смогла рассмотреть в потемках ее раздавленный вид и не потешит их самолюбие веселой болтовней о глубине девичьих душевных мук.
Света прищурила глаза. В потолочном углу членистоногий хищник закончил со снастью и теперь терпеливо поджидал добычу.
– Тебе тут ловить больше нечего, дружок, разве что остался один надоедливый таракан…
Сладкое слово «месть» ударило по разуму, как молот по наковальне.
Измученный бессонной ночью мозг вопреки физиологии заработал с утроенной силой. На прекрасный в своей жестокости план вендетты было потрачено не более пяти минут. Нейронные репетиры, как армия взбунтовавшихся солдат, бесчинствовали, творя в уме кровавую расправу над здравым смыслом. Света до боли сжала кулаки. Если она по чьей-то прихоти и превратилась в посмешище, то за ее сольный концерт билеты были платными. Организатор заплатит за всех зрителей вдвойне.
Она решительно поднялась с пола и, не заботясь о внешнем облике, двинулась из дома в направлении бетонного недостроя. Всклокоченная сальная шевелюра и опухшие от пролитых слез красные глаза без лишних объяснений не оставят кое-кого безучастным.
Глава 9
– Сейчас ливанёт, – обеспокоенно сказал Влад, взглянув на тяжёлые тучи.
– Ну и что? – равнодушно отозвался Макс.
– Ребенок промокнет и заболеет.
Оба проследили взглядом за девочкой, ведущей на поводке собаку в нескольких десятках метров от них.
– Она в шляпе.
Влад посмотрел на спутника и улыбнулся. Несчастный вид приятеля не вызывал желания подбодрить. Наоборот, хотелось истерично рассмеяться, но он сдерживался. Уморительный провал с кривоногой мышкой-замухрышкой видоизменил Макса за одну ночь до неузнаваемости. Лицо осунулось, а под глазами залегли темные круги. Он был подавлен. Оказывается, парень не на шутку влюблен. Да так, что вчера от мордобоя его еле спасло позорное бегство. Егору повезло меньше. Но тот свой фишак под глазом заработал честно. В следующий раз подумает дважды, прежде чем вставлять свои пять копеек куда не следует. Давненько он так не веселился. «Страсти по Анжелике» в очередной раз произвели неизгладимое впечатление. Наивная дурочка улепётывала так, что пятки сверкали. Влад, напустив на себя строгости, попытался придать голосу бесстрастную окраску.
– Я хотел, как лучше.
– А получилось, как всегда.
– Она долбила дай боже, – захотел малость оправдаться. – Чуть дверь в бане мне не вышибла. Что мы должны были делать? Молча в сторонке стоять, пока ты там ее убиваешь?
– Да! Как договаривались! Ничего бы я ей не сделал, если бы она не захотела. А теперь что? Я и рта открыть не успел, как вы все испоганили. Представляю, что она обо мне думает. Евсеев – маньяк-извращенец.
– И не говори. В довесок маменькин сынок и трус.
– Ты специально меня провоцируешь?
– Я? Да нет, ты что, никогда.
Они резко остановились. Их взгляды скрестились. В минутной молчаливой перебранке Влад вышел победителем. Макс первым отвел чайные глаза и угрожающе произнес:
– Если бы не девчонка, я бы тебя здесь урыл. Ты редкостный гадёныш. Сдается мне, прекрасно знал, чем все закончится.
– Что есть, то есть, а после драки кулаками не машут.
Влад снова поискал Нину глазами. Она вместе с Такером ловила в траве кузнечиков и не обращала на них никакого внимания. Царевна-невеста была чем-то расстроена, хоть и пыталась внешне хорохориться. Отвечала односложно, и добиться от нее мало-мальски ценной информации о душевном состоянии сестрицы они так и не смогли. Сегодня словарный запас выпендрёжницы был до разочарования скудным: «не видела», «не знаю», «отстаньте». На макушку упала крупная капля воды.
– Нина! – громко окликнул ребенка. – Зайчик, прыгай сюда. Кажется, дождь собирается!
Она поднялась с земли, отряхнулась от соринок и вяло поплелась к нему. Внезапный порыв холодного ветра сорвал с нее панамку, и спаниель ринулся за ней вдогонку, вырвав из детских рук поводок. Даже не повела головой.
– Я здесь останусь, – подойдя, сказала грустно. – А вы идите.
– Размечталась. Не пойдешь сама, понесу, – Влад припугнул. – Смотри, какая гроза надвигается. Вот вымокнешь вся и превратишься в лягушку. Засуну тебя в сумку, отвезу к себе домой и посажу в аквариум. Будешь мне песни квакать по вечерам.
Зловещий раскат грома прокатился по небу. В нескольких сотнях метров, прямо за бетонными плитами какого-то заброшенного строения ударила ослепительно-яркая молния.
– Такер, ко мне! – он позвал пса и взял ребенка за руку. – Водные процедуры неизбежны. Варианта два – либо графские развалины, но там уже льет вовсю, либо кусты. Что выбираем?
– Конечно кусты, – ответил Макс. – В ту заброшку я бы никому соваться не советовал. Бежим до мостушки, там деревья выше.
Мелкий град сменился косым ливнем. Он поливал нещадно и никак не хотел успокаиваться. Под раскидистой кроной старого тополя хоть и было заметно суше, но влажный воздух все равно холодил кожу до мурашек. Влад посмотрел на продрогшую девочку рядом с собой. Растер озябшие плечики ладонями и нахмурился.
– Хотел же ветровку захватить, да поленился возвращаться. Придешь домой, обязательно выпей горячего чая и под одеялко греться, – наказал ей учительским тоном.
– Идем ко мне, – встрял Макс, раскрывая перед ней объятия. – Я тебя погрею, а то и впрямь заболеешь.
– Но, но, но! Тянет он тут свои похотливые растопырки. – Влад подхватил ее за подмышки и усадил на талию, собственнически прижал к себе. – Иди туда, куда я тебя с утра посылал, и обнимайся сколько влезет. Не жирно ли тебе двоих будет? Эту зайку не трогать. Она моя.
Макс удивленно уставился на него, почесал мокрый затылок.
– Эх, была бы у меня такая куколка-сестричка, мне бы все друзья завидовали, – тихо промолвил, пристально глядя в ее недовольное личико.
– Чему тут завидовать? Ничего хорошего. У меня вот сестра на четыре года старше и брат-третьеклассник. От Юльки в тыкву всегда получал ни за что, пока она учиться в Самару не уехала, а от Артемки до сих пор нервный тик. Знаешь, вот это вот матушкино «без брата гулять не пойдешь» аж травма психическая, реально тебе говорю, – исповедовался Макс. – Как вспомню, так вздрогну, глаз дергается. Повезло тебе, что один в семье.
– Ничего ты не понимаешь в колбасных обрезках. На твоем месте я бы плясал от радости. Одному плохо. Поверь.
– Ну, так что не попросил, чтобы тебе парочку пупсиков в магазине купили? – пошутил друг.
– Просил. Денег хватило только на собаку. Продавщица ушла в отпуск. Закуролесила на радостях и про работу забыла. Уволили за прогулы, а сменщицу так и не нашли. «Детский мир» обанкротился и закрылся.
Завуалированная правда жизни прозвучала печально, но Макс этого не заметил.
– Ха! Тогда забирай у меня мелкого. Отдам тебе его в бесплатную аренду, еще и доплачу сверху, чтобы подольше не видеть.
– Зачем? Когда у меня тут в соседях живет такая зайка.
Он, не удержавшись, сильнее сжал Нину руками и чмокнул в нос.
– Фу, – она сморщилась и стала вырываться. – Отпусти. Мне больно.
Макс посмотрел на них долгим, тягучим взглядом, подозрительно сузил глаза в притворной озабоченности.
– Странный ты.
– Почему? – Влад улыбнулся.
– Потому что отдай сюда ребенка! – Макс подавился смешком и, резко схватив Нину за щиколотку, потянул на себя. – За растление малолетних светит статья.
– Ага, от трех до десяти. Ты это тоже не забывай и Егорке напомни.
Влад, уворачиваясь, ударил его по протянутой руке и рассмеялся.
– Да отстаньте! – Нина слезно воскликнула, извиваясь по нему змейкой в попытке высвободиться. – Дураки какие-то!
Он аккуратно опустил ее на землю. Она обхватила живот обеими ручонками и, не оборачиваясь, быстро пошла сквозь моросящий дождик к проселочной дороге.
– Убежала, бука. И шляпу свою забыла, – Влад смотрел вслед удаляющейся девочке.
Снял детскую панамку с сука, отряхнул о бедро, сложил вдвое и засунул в задний карман джинсов. Прерывистым свистом подозвал Такера, а потом буднично спросил:
– Так на чем мы остановились, маньяк-извращенец? Заляжешь на дно или будем дожимать жертву? Пока впечатлительная не оклемалась…
– Хватит! – огрызнулся Макс. – Спасибо! Я теперь как-нибудь сам, без твоих медвежьих услуг разберусь.
– Как хочешь… неблагодарный.
Возвращались с прогулки в тишине. Отшумевшая гроза уплыла на восток, и небо расчистилось. Заметно потеплело. Промокшие насквозь кроссовки противно хлюпали, а на сердце у Влада почему-то стало тошно. Может от болезненных воспоминаний, которые всколыхнул в его памяти Макс, а может потому, что заразил его своей хандрой. Как бы то ни было, настроение опустилось ниже плинтуса. Он искоса посмотрел на друга. Чем закончится его душещипательная история любви известно. Ее конец предсказуемо банален. Ничем. Этот олух так и не решился на откровенный разговор. Струсил. Да и золушке его признания не нужны. Поэтому не бросился догонять ее среди ночи. Светочка не отвергла бы его, будь он ей хоть немного симпатичен. Недалекого ума барышня. Ну, поначалу потерпела бы чуток, а там, глядишь, и полюбила. По сравнению с ним и Егором Макс – душка. Захомутала бы его надолго. Безотказный, добрый простачок при деньгах. У него в бумажнике пусто не бывало. Родители держали сеть продуктовых магазинов по району. Пара ласковых фраз, и он ради нее забил бы на всех, и на предков в том числе. Ей бога благодарить, что чувствами к ней воспылал, а она все туда же. Ни рожи, ни кожи, а жениха познатней подавай.
«Будь я на его месте, как бы поступил?» – Влад попытался переиграть ситуацию в голове на свой лад. – «Страдал от неразделенной любви в сторонке? Незаменимых нет. Не отпустил и боролся? Такая единственная еще не родилась. Зайке надо шляпу вернуть».
Глава 10
В прокуренной конуре брата стоял свежий запах перегара. Следов преступления в виде деталей от моторного двигателя на столе уже не было. Вместо них теперь он был завален мусором: окурками, пластмассовыми стаканчиками, пустыми пачками от чипсов и бутылками от «Кока-колы». Среди остатков маргинального пиршества, прямо в центре, как королева, гордо возвышалась недопитая водка «Пшеничная». Быстро налетевшая буря прогнала объект жгучей ненависти с пустыря, и они, прекратив следить за троицей, вернулись в Генкин закуток.
– Видел? – спросила стоящая в дверном проеме Света, провожая его пытливым взглядом. Брат плюхнулся на драный диван и закинул ноги на стол. Сияющие белизной новенькие адидасовские кроссовки полоснули нутро ножом черной зависти. Придавать голосу наигранной грусти не было никакой надобности.
– Он гуляет здесь почти каждый день со своей шавкой. Утром реже. В основном вечерами.
Изрядно приукрашенные получасовые излияния о поруганном девичьем достоинстве принесли, как и ожидалось, должный эффект. Генка негодующе пыхтел, крутил лысым «яйцом» как игрушка-болванчик, воинственно подпирал грудь руками, но согласия на участие в экзекуции над Вишневецким пока не дал.
– Сделай так, чтобы он сдох! – через рыдания выкрикнула Света. – Я хочу, чтобы он сдох!!!
– А я хочу, чтобы ты заткнулась! – брат схватился за виски и издал протяжный стон. Взял со стола бутылку водки и сделал несколько глотков из горла. – Завали хавальник и подь сюды, – велел, легонько похлопывая по затертой обивке дивана.
Она послушно присела рядом с ним. Он больно вцепился ей в шею узловатыми пальцами, склоняя к себе. В нос ударил мускусный запах давно немытого тела.
– Хочет она… Я такими делами не промышляю, но чепушилу надо наказать, базара нет. Мне щас светиться нельзя. Отбитой почкой подсобить не смогу.
Он брезгливо оттолкнул ее от себя и нецензурно выругался. Света впилась в мягкую боковину пальцами, сглотнула скопившуюся во рту влагу и громко всхлипнула.
– Короче, разуй уши и слушай. Накажешь сама. Ко мне не тащи. Где и как – твоя чехарда. Проследить приду, чтоб не убёг, но это максимум.
– Как сама? – она повернула к нему мокрое от слез лицо.
– Каком кверху! Я за тебя еще думать должен? Подтянуть братву – не вариант. За тебя, овцу, никто не впишется. Еще и кинула меня на бабки… Сотня, кстати, за тобой все равно, тут ты не спрыгнешь.
– Я не смогу… Мне сил не хватит…
– А ты смоги. Или только ноги раздвигать ума хватает?
Света не ответила. Генка дал понять, что за нее впрягаться не собирается. Физическая расправа его руками отпадала. А она при всем желании поквитаться с Владом собственными не сможет. Он почти вдвое крупнее ее. Тем более, заслуживал далеко не пощечин.
Генка привстал и пошарил указательным пальцем в переполненной до верха пепельнице. Нашел скуренный до половины бычок, и, щелкнув зажигалкой, закурил.
– Рожай быстрее. Жрать охота, – бросил раздраженно, явно теряя терпение.
Он в две затяжки досмолил окурок до фильтра и швырнул его в пустой угол комнатушки. От тошнотворного амбре Света начала задыхаться. Отвратительная вонь забивала сознание бессвязными мыслями. Ей нестерпимо захотелось выйти под дождь, на свежий прохладный воздух. В памяти почему-то возникла картина, как Влад, не далее, как десять минут назад, берет бестолочь за руку и вместе с Евсеевым быстро уходит от надвигающейся грозы под деревья. Его питомец с белой панамкой в зубах радостно скачет за ними.
«Заботливый, аж скулы сводит».
Развернувшийся клубок зависти снова кольнул сердце ежовыми иглами.
– Завтра на Малашке у рыбачьей будки. Подползай вечером, в восемь.
Она перестала давить слезу и твердо встала на ноги. Не оборачиваясь, устремилась наружу, оставив Генку самому домысливать новый изощренный план мести, который ей предстояло еще придумать.
Света села на мокрую кладку из потрескавшихся плит. Дождь поливал, как ошалелый. Халат на ней вымок до нитки. Было холодно, но это не отвлекало от лихорадочных размышлений. Напротив, телесные неудобства заставляли соображать быстрее.
«Не покалечу снаружи, так ударю внутри. Я сотру со смазливой физиономии высокомерную ухмылочку. Сделаю больно так, чтобы ты запомнил меня на всю жизнь».
Был кое-кто, к кому Влад определенно давно питал нежные чувства. Слабое местечко у безжалостного принца имелось. Но был и еще кое-кто, вызывающий у него нездоровый юношеский интерес. Подарки, угощения, забота… И все это меньше, чем за неделю, и к какому-то бестолковому ребенку. Если еще вчера она могла бы поклясться, что возня с Нинкой тонкий подкат к ней, то сегодня по этому поводу сомневаться не приходилось. Ни одна девчонка Верхней Павловки за все лета, что он гостил у своей бабки, не могла похвастаться его особым расположением. Было слишком самонадеянно думать, что она исключение. Зато сестрице он открыто благоволил. И это не трепетно-лживые ухаживания ради жестокой забавы. Удивительно, но оно и понятно. Языкастый Ленин в юбке, едва открыв рот, мало кого оставлял равнодушным. Так почему бы не совместить приятное с полезным? Справедливо, более чем. Ниночке давно пора показать жизнь и с неприглядных сторон.
Пылкая любовь, как и жгучая ненависть – сторона одной медали. Лавовый поток неприязни вместе с фанатичным желанием отомстить дотла сожгли остатки недобитого здравого смысла.
Света заливисто рассмеялась. Поквитаться детскими ручонками – великолепная идея. Пара нехитрых манипуляций, и к месту казни она приведет Влада сама. Впрочем, сама ее и совершит. И гори все синим пламенем.
«Нет, лучше красным, с дымком, с шашлычным ароматом хорошо прожаренного мяса».
