Мирослава Мэй
Ошиблись небеса
– Что «то»?
– Короче, Свет, я тебе в последний раз говорю: не ходи!
Света замолчала и опустила мечтательный взгляд на карточный расклад. Червовый король снова выпал сверху на даму бубей, зазывно подмигивая синими очами.
– Дашь мне свою майку погонять до воскресенья. Ну, ту, что с «Титаником»? – выпалила она.
Наташа закрыла глаза и опустила подбородок. Отрицательно покачала головой.
– Нет. Не дам.
– Ну, дай, пожалуйста. Не жмоться.
– Нет, Свет. Закрыли лавочку.
– Ты завидуешь, да? Поэтому жмёшься? Конечно, и ежу понятно…
– Думай, что хочешь, но майку не дам. И если пойдешь, то, мать твою за ногу, прощевай. Я общаться с тобой больше не буду.
– Да ты с дуба рухнула что ль, Натах? – Света, не поверив, криво усмехнулась и смешала карты в кучу.
– Не рухнула, Свет, не рухнула! Это последний шанс тебя вразумить! Выбирай: Вишневецкий со своими прихвостнями, или я! – с нажимом выкрикнула подруга, подскочив с чурбака – своего импровизированного табурета.
– Эй, ты чего разошлась? Не шути так. Мы же дружим с первого класса, – она, наконец, подняла на Наташу подернутые легкой дымкой тревоги глаза.
– Если понадеешься, что я не узнаю, то спешу тебя расстроить. Наутро о твоих похождениях будут знать все, кому не лень. Если уж не сам его величество – лучезарная задница Владюша, то Киселев с Евсеевым, мать их за ногу, уроды всех времен и народов, постараются за него.
– Ты ведь знаешь, как он мне нравится… Зачем ты так?
– Затем, что ты дура конченая, а я все сказала, – отчеканила каждое слово. – Хорошенько подумай над этим. Утирать твои сопли и подставлять жилетку больше будет некому!
Наташа, со злостью оборвала с ближайшего куста сочные зеленые листья и кинула под ноги. Не дожидаясь ответа, стремительно выскочила из садика и скрылась за высоким жестяным забором. Света скривила губы от досады.
«Завистливая сучка», – прошипела про себя.
Предостережения подруги не возымели над ней ровным счетом никакого действия. Все это время она поддерживала разговор для приличия, не особо вникая в содержание. По правде говоря, в этот вечер четверга Света пришла к ней с определенной целью. Выслушивать наставления и, кто б мог подумать, угрозы, не входило в ее планы. Для себя она давно все решила. Все, чего хотелось от Натахи, это получить заветную футболку с Джеком и Розой во временное пользование. Для сногсшибательного субботнего образа, который должен, нет, просто обязан, свести прекрасного принца с ума, не хватало только ее. Модную вещицу имели практически все девчонки их села, а мать такую ей так и не купила, в очередной раз, пожадничав сотню рублей. В пору переходить к плану «Б», но его, к сожалению, в запасе не имелось.
Свету лихорадило от напряжения. Она размышляла: достать денег на покупку майки было неоткуда, кроме, как из кошелька матери. Но опуститься до воровства, значит подписать себе смертный приговор. Это она знала не понаслышке. Благо, прецедент уже имелся. Как-то ей не повезло попасться на обдирании ранеток с яблони в саду у Косолаповых. Да, Анка-пулеметчица, клушка семейства, косоглазием, оказывается, не страдала. Тогда мамаша избила ее до такой степени, что она не то, что сидеть, лежать не могла неделю. Спала стоя в прямом смысле слова. Да и не факт, что необходимая сумма у нее имелась. До зарплаты еще полторы недели. Десять рублей, с которыми к Нинке зачем-то, известно зачем, подмаслился Влад, никуда не годились. Топик стоил минимум девяносто. Был еще один вариант, конечно. Не такой опасный, однако, с еще большей вероятностью на провал. Попросить денег у брата. Но тут сразу возникало две проблемы. Первая попроще: быстро отыскать Генку. Дома он не объявлялся больше недели, но его пристанище ей было хорошо известно. И сложная вторая: убедить в том, что без его меценатства она пойдет ко дну, как пресловутый «Титаник». Братишка был человеком настроения. С ним, как повезет – либо взбесится от наглости, либо, наоборот, проникнется сочувствием. И еще он частенько проявлял крайне неприятную и возмутительно-отвратительную ей черту характера – жадность. Скряг она на дух не переносила. Только одно знала наверняка – придется выложить ему все, как есть. Что, зачем и почему, иначе «баста». Крокодил Гена, хоть и был беспросветно туп, но, словно ищейка, чувствовал вранье за километр.
Взвесив все «за» и «против», Света решительно направилась в сторону злачной обители местной шпаны – заброшенного двухэтажного недостроя, так и не ставшего молокозаводом. Идти туда на ночь глядя было верхом безрассудства, но она не переживала. Ее никто не тронет. Обижать сестренок Ковалевых было запрещено законом вожака этого шакальего прайда.
В полуразрушенном здании царил полумрак. Пахло костром и жженой пластмассой. Откуда-то из глубины помещения слабым эхом доносились обрывки чьей-то грубой ругани и приглушенный смех. Она осторожно, обходя ржавую арматуру, двинулась на эти звуки. Не привыкшие к сумраку глаза плохо разбирали дорогу. Света нечаянно оступилась и наткнулась на острый кусок бетонного кирпича. Обломок содрал кожу на лодыжке, и она цыкнула от боли.
– Ай, как больно…
– Шухер, пацаны, – предупреждающе выкрикнул кто-то, и шум голосов моментально затих.
Света набрала в легкие побольше воздуха и позвала:
– Ген! Ты здесь?
С минуту никто не отвечал. Тогда она снова выкрикнула:
– Это я! Выходи! Базар есть!
Из-за угла показалась бритая яйцевидная голова Генки. От сердца наполовину отлегло.
«Мне везет», – радостно воодушевилась, а на лице изобразила страдальческую гримасу.
– Привет, братишка…
– Светка? Ты чего приперлась? – грубо спросил он.
«Включай режим актрисы погорелого театра. Три слезинки, пара всхлипов», – велел внутренний помощник, и она нервно заломила руки. Хромая, двинулась к нему.
В просторной норе, которую он обжил под себя, находилось небольшое окошко. Через него в комнату проникал дневной свет. Она осмотрела обстановку. Та отвечала непритязательным предпочтениям своего хозяина. У правой стены стоял грязный обшарпанный диван, из той же серии два кресла по бокам. Посередине возвышался квадратный стол на покоцаных ножках, под горку заваленный какими-то машинными деталями и медной проволокой, два стула. Они подпирали его дружков-пособников, глазеющих на нее с настороженностью. На сплошь исписанной странными иероглифами противоположной стене, как насмешка, висел большой плакат с изображением Сталина в белом кителе, гордо призывавший идти к изобилию. А прямо под ним доживал свои часы облюбованный на металлолом двигатель от трактора. Комичность ситуации зашкаливала. Света рассмеялась про себя. Именно над ним корпели несовершеннолетние преступники, когда она вломилась в их тайный, полный риска и куража, будоражащий нервишки воровской мирок. Имен Генкиных друзей она не знала. Видела впервые. Им фортануло. По крайней мере, в том, что сдаст их начальнику милиции дяде Коле Штерну не она. А он придет, как только какой-нибудь местный фермер обнаружит пропажу. Мотор однозначно краденый. Своему хобби брат с малолетства был предан всей душой. Не важно, плохо лежит нужный предмет, хорошо ли, – стоило ему попасть в поле Генкиного околозрительного пространства, как верхнепавловский Плюшкин сразу становился до банального предсказуемым. Как написал однажды Гоголь Николя: «Смешно аж так, что грузится душа», – она вспомнила ироничную школьную прибаутку. На Генке уже висела «условка» за кражу. Брат рвался за решётку самоотверженно.
Света подошла к нему вплотную, уткнулась в грудь и взяла за испачканную в мазуте руку. Одинокая слезинка скатилась по щеке. Она громко шмыгнула носом.
Генка цепким взглядом напряженно посмотрел куда-то ей за спину.
– Да одна я, одна, – она потянула его к дивану. – Не кипишуй.
– С матерью приключилось чё? – бросил резко, почти гневно.
– Нет, хуже. Подкинь мне немного филок, иначе я пропаду… Рублей сто всего. Я попала конкретно… Выручи по-братски.
– На счетчик поставил кто? – Генка расслабился и по-идиотски ухмыльнулся. Разухабисто сел в замызганное кресло и откинулся на спинку, заложив за голову кисти. Этот, не имевший ничего общего с действительностью, домысел, заметно поднял ему настроение. Она внутренне возликовала.
– Внук баб Вари Вишневецкой, Влад… Ну, тот, городской…
– Чего? Совсем, нафиг, офонарел! – возмущенно заревел брат, не дав договорить, и уставился на нее сычом.
Генка молниеносно вышел из себя, и дело приобретало взрывоопасный оборот. Света прикусила губу, а потом быстро выпалила:
– Влюбился он в меня! На свидание пригласил, а мать денег не дает на причепур… Что я, как кошка драная перед ним выставлюсь? Сечёшь?
– Да… Без мани фигово, – моментом успокоившись, брат посочувствовал сам себе.
Ее пробил мандраж. Левая нога непроизвольно стала отбивать чечетку на земляном полу. – «Вот же, долбоящер клювожорный».
– Он сын олигарха. Подшамань на одну вещь… С ней он присохнет ко мне намертво. Представляешь, сколько бабла с него можно срубить? Дай денег, а? Верну вдвойне. В долгу не останусь, – она уговаривала слезливо.
Свидетели их разговора переглянулись между собой, а потом в упор посмотрели на Генку. Алчное «сын олигарха» зелёно-голубыми самоцветами посыпалось из двух пар глаз, крича о потенциальном источнике «капусты», и Генка не подвел. Выпущенная стрела попала прямиком в его черепушку, поразив нужную извилину раздутого до непомерности узколобого эго.
Он опять придурковато оскалился, достал из кармана спортивных штанов полупустую пачку «Радопи», вынул желтыми зубами сигаретку, поджег спичкой и смачно затянулся.
– А… Вон, чё… Ну, ты, сеструха, даешь… Парнишу какого отхватила, – сказал восхищенно, обращаясь не к ней, а к двум другим присутствующим. – Ладно, чё… Жмот что ль я какой… Сколько там, говоришь, те надо? Сто рупий?
– Да, – пролепетала кротко.
– Приданое не хилое… Эй, братва, давай-ка подсобим. Выгребай, чё есть. Не обеднеем.
Он волчком покрутил в воздухе указательным пальцем, и те, повинуясь приказу, послушно стали шарить по карманам. Один из них, наконец, вынул помятую пятирублевую купюру и, нехотя, отдал Генке.
Его перекосило от разочарования. Брат выкинул дымящийся бычок в угол помещения, погладил выпуклый лоб и полез куда-то в сгиб кресла. Пять секунд на аттракцион неслыханной щедрости, и желанная розовая банкнота была у нее в руке.
– Нос-то не задирай… Познакомь, чё… – сказал, зубоскаля.
– Спасибо, Ген. Спас конкретно… – она разгладила мятую банкноту на коленке, просияв от радости.
– Цени, сестренка, братскую любовь. А теперь давай, топай отсюда и чтоб рот на замке. Ну, ты поняла. Нинке привет, матери звиздалет, – он кивком указал ей на дверной проем.
Света в эйфории бабочкой запорхала на огонь закатного солнца. Кто-то там, на небе, все-таки, обратил на нее внимание и решил восстановить справедливость. Иначе, как объяснить то, что жида Генку за минуту удалось раскрутить на деньги? Как объяснить, что Влад из сладостно-томительной грезы в одночасье переместился в ее унылую, полную лишений, реальность, раскрасив жизнь яркими цветами? Клубничная мистика. В голове вдруг возникла совершенно фантастическая картина, как прекрасный принц, преклонив перед ней колено, признается в любви, надевает на палец колечко и увозит с собой на белом лимузине в светлое безбедное будущее. Она несколько раз чертыхнулась от дерзости столь смелых мечтаний. Может и они в скором времени осуществятся? Это знает тот, смотрящий сверху, и он определенно ей благоволит.
«Не угадаешь, что Бог приготовил тебе по судьбе», – подумала она. – «Но, ради таких подарков, как Вишневецкий, надо его поблагодарить».
Вожделенный синтетический Джек, правда без Розы, уже к полудню следующего дня окрыленно созерцал вместе с ней окружающий мир перекошенными от заводского брака дымчато-серыми глазами. Счастью не было предела.
Глава 6
Таймер на кухне пропищал цыпленком, окончив отсчитывать отведенные тридцать минут. Влад оторвался от просмотра «Криминальных хроник» и, давясь слюной, пошел на запах синнабонов. Булочки с корицей источали божественный аромат, дурманя разум похлеще дешевого табака. Он вынул противень из духовки и щедро смазал их сметаной с сахаром. Налил в чайник воды и поставил его на плиту кипятиться. Снял с себя бабушкин фартук и повесил его на крючок.
– Я – само совершенство, идеал, неповторимый…
Хвалебную речь в свою честь прервал звонкий стук по оконному стеклу. Он посмотрел на настенные часы. Стрелки на циферблате показывали 18:40.
– Рановато будет, – недовольно пробурчал и вышел в сенцы, распахивая перед гостями входную дверь.
– Что там у тебя, чёртов ты Макаревич? У меня сейчас кишки узлом завяжутся! – Егор оттолкнул его и без приглашения, по-хозяйски, зашел внутрь дома.
– Есть что поесть? – Макс манерно облизнулся и прошмыгнул следом за дружком.
– Есть, да не про вашу честь! Воистину, наглость – второе счастье! – Влад воскликнул раздраженно. – Договаривались же на одиннадцать.
– А где бабуля? – спросил Егор шепотом, доставая себе табурет из-под обеденного стола.
– Я за нее, – ответил Влад, раскладывая выпечку на три плоских блюдца.
– Ты где так готовить шикардосно научился? Любой девке нос утрешь, – Макс, не дожидаясь чая, запихнул себе в рот горячую булочку и проглотил ее целиком, практически не жуя.
– Хочешь жить – умей вертеться. И не такому научишься, когда к стенке припрет, – неприкрытую горечь в голосе быстро замаскировали нотки фальшивого воодушевления. – Ладно, ближе к телу, как говорится. Так что у нас по анонсу, Макс? «Страсти по Анжелике» или «Смехопанорама»?
Влад разлил чай по кружкам и поставил их перед приятелями на стол. Макс неожиданно поперхнулся и закашлял, выронив из пальцев надкушенный, третий по счету, синнабон. Отхлебнул дымящийся напиток и хлопнул несколько раз себя по груди.
– Говорю, не придет она, – Макс густо покраснел.
– Значит, смехопанорама? – вкрадчиво спросил Влад и лукаво ему подмигнул.
Тот не ответил, но стыдливый виноватый прищур на физиономии выдал его чувства. Макс хотел страсти. Но уже сожалеет, хотя еще ничего не сделал.
– Неправильно это все как-то. Некрасиво.
– Ой, как мы запели! Помнится, над Натали ты смеялся громче Егора.
– То была Натаха, а это Света…
– Я смеялся тихо только потому, что джентльмен, – Егор хохотнул с набитым ртом. – Птичку было жалко.
– Мне вот интересно: у себя дома ты тоже такой? – спросил Макс.
– Какой такой?
– Тоже над бабами издеваешься?
– Я бы не сказал… так, немного помогаю прочищать башку от розовых соплей.
– Белый и пушистый?
– Он самый. Заметь, что Васнецовой, что и… как их там… всем остальным я повода никогда не давал. А пошлые идейки с разводом наивных простодыр всегда исходили от вас двоих.
– Но Свету ведь ты позвал.
– Позвал. Для тебя. Причем открыто намекнул, что свиданка не со мной. А тебе я все-таки дал бы совет. Если втрескался – признайся, а не ходи нюни распуская. Большой уже мальчик, чтобы родаков слушать. В конце концов, ты мужик или тряпка?
– Ты сам влюблялся хоть раз? Я мимо нее в школе спокойно пройти не могу, не то, что заговорить.
– Нет, и не собираюсь. Зачем? Когда имеется смазливая студентка-репетиторша по английскому дважды в неделю, – ответил цинично, без тени иронии.
– Вот и оставь свои советы при себе, умник. Легко рассуждать, когда под твоими окнами тёлки табунами от рассвета до заката бродят.
Влад посмотрел пустым взглядом на остывающую темно-коричневую жидкость в своей кружке и вылил нетронутый чай в раковину. Почему девчонки поголовно велись на его внешность, легко объясняли «Клерасил» и привычка расчесываться по утрам. Содержать себя в приличном виде он приучился с раннего детства. Заслуга отца. Сочетание темных волос с глазами холодной синевы тоже досталось от отца. Для южных широт изюминка не редкая. Писаным красавцем он не был. Пристальное внимание к его персоне больше привлекала другая «вещица», а именно ярлык «денежного мешка с большими перспективами». Правдивая ложь о том, что милый воспитанный мальчик богат, как Крез, давно проложила к его дому дорожку из девчачьих штабелей. Кто и когда это придумал до сих пор оставалось для него загадкой. Но началось все лет с одиннадцати. Потенциальные невесты караулили везде. На улице, возле лицея, у футбольной секции, в парке. Утром, днем и вечером. В холод и зной кто-то постоянно маячил за спиной. Дошло до того, что приходилось выдергивать шнур из розетки, так как бесконечный трезвон «молчащего» телефона не давал спокойно заниматься уроками. Навязчивость девиц была столь неуёмна, сколь и понятна. В сложившихся жизненных реалиях стабильно высокий доход отца и ежегодный отдых на заграничных морях действительно возвышали его до уровня небожителей. Но небом в алмазах он не любовался.
Непрерывный сталкинг трепал его нервы два года. Бомба замедленного действия взорвалась неожиданно, да еще в отхожем месте. Одна беспардонная рыжая шестиклассница зажала его в мужском туалете и обслюнявила все лицо неуклюжими поцелуями, не стесняясь посторонних. Над ним смеялась вся школа, вплоть до учителей. Тогда-то с виду мальчик-колокольчик и решился впервые показать свое истинную натуру – скорпиона с ядовитым жалом. Своих жертв ему было не жаль. Стоило только вступить в игру и ответить робкой улыбкой на проявленный интерес, первое, что начинала делать счастливая глупышка – это хвастаться своим подружкам о социальном положении «по уши влюбленного» в нее парня. Счет пошел на десятки, и еще ни одна не подвела. Всех до единой интересовал не сам Влад Вишневецкий, а статус, которым он мог с ними поделиться.
«Вот и мне запоздалый прощальный подарок от твоей матери», – так однажды печально выразился отец, слушая за ужином очередную «смешную» историю. Он его забав не одобрял.
Егор громко рассмеялся, и это вывело его из минутной задумчивости. Скрытый смысл его последней фразы дошел до него первым.
– Дерзай, Макс. А если пошлет, то, что с того? Выберешь жабу посговорчивей, – вкрадчиво посоветовал Влад.
– Да не придет она! – нервно выкрикнул парень. – И я отбой…
– Что ты за человек-то такой! Заладил, – он сморщился.
Нерешительность Макса стала раздражать. Влад потер лоб указательным пальцем. Ночной сеанс смешных страстей по Анжелике грозили заменить на «Спокойной ночи, малыши» из-за технических неполадок.
«Думай, гений, думай…» – стучало молоточками по вискам. Киномеханик задерживался. Из коридора вынырнула заспанная морда Такера. Спаниель, неторопливо перебирая лапами, добрел до него и улегся в ногах.
«Может, страстей я сегодня и не увижу, но смехопанорама мне обеспечена», – Влад отвесил ему поклон, чуть не заскулив от радости.
– Так, харэ заедать нытье. Идем караулить языка, – выпалил весело.
– Чего? – Макс и Егор спросили в такт друг другу.
– Того. Выметайтесь на крыльцо и предоставьте это дело мне. Будет работать профессионал.
***
То, что девочка рано или поздно покажет свое личико, Влад не сомневался. Жара спала, и на ежевечернюю сходку начала высыпать уличная мелочовка. Потрепаться о том, о сём, поиграть в мяч или погонять балду. Он, как заядлый театрал, терпеливо следил за домом напротив, боясь пропустить выход любимой примы.
– Полчаса уже сидим, – недовольно проворчал Егор, – жуя губами вишневый листочек. – Может, ее дома нет. Лазает где. Мелочь сейчас на речке зависает в основном.
– Неа, – отмахнулся Влад и ткнул пальцем на голое запястье. – Время. Я приметил, что у местных вжиков есть особый ритуал. Они же, как сурикаты, спать не лягут, если не пересчитают друг друга перед сном. Вон на той лавочке, – он кивнул головой в конец улицы.
– Аншлаг собирается к часам девяти, и Ниночка там в первых рядах. Я прохожу мимо, когда гуляю с Такером, и всегда замечаю ее. По крайней мере, вчера и позавчера она была там точно. Подождем немного. Суслик вылезет из норки и расскажет нам, чем сестренка занимается.
Чутье его не подвело. Не прошло и пяти минут, как решетчатая калитка с рывка отворилась, выпуская на улицу ребенка с бордовым мячом в руках. Она вышла на дорогу, остановилась прямо посередине и посмотрела куда-то вдаль.
– Бинго, – тихо сказал Влад, хитро улыбаясь. Он самодовольно посмотрел на друзей и прижал палец к губам, давая сигнал молчать, спустился с крылечка и поступью пантеры подошел к сетке забора.
– Нина! – громко позвал. – Привет, подружка! Как твоя лапка? Зажила?
– Зажила! – также громко ответила девочка, поворачиваясь на его голос. – Здрасти!
– Подойди, пожалуйста, поближе. Посекретничаем. Три дня тебя не видел. Соскучился.
– Некогда мне. Потом! – отрезала деловито, и так же, как он пятью минутами ранее, кивнула в конец улицы. – Меня ждут!
– Потом мне не надо будет, – Влад обиженно надул губы. – Иди сюда на минутку.
– Там минутка, тут минутка! – рассерженно зафыркала. – Я, между прочим, сегодня джин!
Она немного потопталась на месте, но все же, нехотя, поплелась к нему. Влад торжествующе заулыбался и открыл перед ней кованую калитку. Взяв за плечи, буквально втащил её в палисадник.
– Как здорово! – воскликнул. – Обожаю эту игру. А мои друзья любят ее еще больше. Поиграй один кон с нами?
Худые плечики под его ладонями напряглись. Она растерянно посмотрела на крыльцо, очевидно, только сейчас заметив, что кроме них тут находятся еще два человека.
– Я их не знаю, – шепнула девочка, разволновавшись, и прильнула к нему сбоку.
– А вот мы сейчас и узнаем, кто они такие. Не стесняйся. С нами тоже будет весело, – он пропустил через ладонь ее хвостик – пальму на макушке. От нетерпения зачесались руки. Влад не удержался и подхватил ее за талию, приподнял и, перетащив через высокие ступеньки, усадил на скамейку.
– Здрасти, – мягко поприветствовал ее Макс. Егор мило улыбнулся, показав ровные белые зубы. Влад занял пустующее место рядом с ними, растекшись лужицей от умиления. Смотреть на нее уже было сплошным удовольствием. Кто-то ухаживал за ней, не жалея денег. Нина снова была одета, как с картинки: в светло-коричневые широкие шорты ниже колен и яркую желтую майку-алкоголичку с целующимися Мики и Мини и какой-то надписью на немецком. Импортные вещички. Не китайский ширпотрёп. Парадоксально, учитывая в какой избушке на курьих ножках она живет.
За те дни, что он ее не видел, ультрафиолет успел сильнее подрумянить кожу. Еще месяц под палящим солнцем, и она сравняется по цвету с волосами. Мулатка – шоколадка нигде и никак не вязалась со своей бледнолицей семьей.
«Вот именно таким милахам априори прощаются любые проделки, даже если они настоящие исчадия ада», – вдруг подумалось ему некстати.
Он посмотрел на Егора и Макса. Их очарованные рожи говорили, что они считают также.
Ребенок вызывал странные, граничащие с агрессией, эмоции. Когда хочется стиснуть в объятиях так сильно, чтобы ей стало больно.
Нина молча, наклонив голову на бок, пристально рассматривала их по очереди. Но вот, словно сложив замысловатый пазл в правильный рисунок, коварно прищурилась и совершенно непозволительно-неуважительным тоном, выпалила:
– Забор покрасьте! Хорошики-морошики, – встала со скамейки, поплевала на ладошки и подняла мячик с досок.
– Вааай, – Макс удивленно моргнул несколько раз. – Какая дерзкая!
– Чур, я первый! – торопливо воскликнул Влад.
– Лады – малады, – отозвалась с тем же гонором. – Тебя зову-у-т…
Нина быстро кидала ему мячик, скороговоркой предлагая имена.
– Морковка, валенок, макака, дурак, дебил, чмо, джин! – он не успел поймать мяч на слове «джин», и она удовлетворенно зарычала.
– Ты где таких слов нахваталась?! – он взвизгнул от возмущения. Ругательства из уст ребенка стали неожиданностью. – Маленьким девочкам нельзя говорить такие слова! Это не культурно!
– Кулюторно, не кулюторно… чмо! – ответила, злорадно посмеиваясь.
Егор закрыл лицо ладонями, давясь от хрюкающего смеха, а Макс хлопнул его по спине, призывая смириться.
– Да как ты со старшими разговариваешь!? Чтобы больше я плохих слов от тебя не слышал! – Влад пригрозил строгим голосом.
Нина угукнула и перешла к следующему игроку.
– Тебя зову-у-т Витя, Вася, Петя, тортик, Миша, пупсик, красавчик, джин!
Влад ни секунды не сомневался, что Макс пропустил бросок намеренно. Это раззадорило его еще сильнее. Она вроде послушалась, и ему от чего-то стало за себя обидно.
– Почему ему ты хорошие имена предлагала, а мне нет? Так не честно!
– Устами младенца глаголет истина, – довольно ответил за нее Макс, и подмигнул девочке.
– Догадываюсь я, чьими устами она глаголет.
Нина оставила их без объяснений и переместилась к Егору.
– Тебя зову-у-т кабанчик, леший, вонючка, жлоб, макдак, торчок, джин!
– Ну, здравствуй, торчок. Приятно познакомиться, – съязвил, когда тот автоматом отбросил мяч от себя.
Теперь стало смешно и ему. Все указывало на то, что непослушный зайчик будет изгаляться над ними двоими.
Влад напустил во взгляд суровости.
– Ниночка, прополощу рот с мылом, имей в виду, – предостерегающе пригрозил.
Нина согласно промычала, озорно сверкнув глазками.
– Твоя фами-ли-я Шишкин, Мочалкин, Бревно, Яичкин, Виш… Титькиншнурапет!
– Да как ты это делаешь!? – он посмотрел на мяч в своих руках, с трудом поборов желание запустить его ногой куда подальше. Легонько пнул развеселившегося сверх меры Егорку. Хохот, признаться, раздирал и его.
– Уметь надо, – ответила горделиво Нина и забрала мячик из его рук. Посмотрела лисичкой на Макса и застенчиво улыбнулась.
– Ита-а-ак, твоя фами-ли-я Красавчиков, Гончаров, Ватрушкин, Королевич прекрасный, Ковалев, Конфеткин, джин!
Скользкий шарик отскочил от ладоней Макса, но тот поймал его в прыжке.
– Красавчиков классно звучит, и Конфеткин тоже… – Макс снова подмигнул ей и отдал мячик. – Пусть будет Красавчик Красавчиков.
Влад сложил на груди руки. Скромник Красавчиков заигрывал с ребенком, позабыв, зачем сюда явился. Он посмотрел на хлипкий домишко, стоящий по ту сторону улицы. В крайнем окошке дернулась занавеска. За их дурачествами наблюдали. Дождался, когда Торчок стал Краснозадовым и, как бы между прочим, спросил:
– Кстати, Ниночка, как там твоя сестренка поживает? Я угадал, и клубничка спасла тебя от крапивы?
– Спасла! Ты и впрямь экстрасенс! – ответила она восторженно.
– А ты не верила. Дядя Влад никогда не обманывает. А может, позовем Свету поиграть вместе с нами?
– Ну, ее… Она какая-то не такая превратилась. Молчит все. Бигуди мамкины сварила и обвешалась вся.
– Да что ты?
– Ага. А еще перед зеркалом крутится, как бешеный веник.
– Ммм, как интересно, что за муха ее укусила… – ущипнул рядом сидящего Макса за предплечье, но тот даже не поморщился.
– Не знаю, но пусть эта муха ее всегда кусает.
– Почему?
– Потому… – она почему-то поникла и поежилась.
– Эй, не грусти, продолжай, а то жуть, как хочется узнать, кем я буду работать.
Где-то на Малашке протяжно заквакала лягушка, подключившись к надрывному песнопению цикад. Час пролетел незаметно. Призывный свист сурикачьей своры стал отчетливо приближаться. Очевидно, кто-то заметил отсутствие одного из соплеменников и двинул всю шайку на его поиски. А этот потерявшийся шаловливый детеныш бесновался во всю в львином логове. Вместе с ними выяснял неприглядную сущность их жен.
Улюлюкающая толпа остановилась возле ковалевского дома.
– Кажись, тебя ищут, – Влад с напускной грустью махнул головой на дорогу.
– А-то кого же, – согласилась Нина. – Здрасти и до свидания.
Девочка убежала. Он закинул руки за деревянную спинку скамейки и вытянул длинные ноги, одарив Макса улыбкой Чеширского кота.
– Ну что, красавчик? Идем прибирать салон к приходу важной гостьи?
Глава 7
Громкий мужской смех и знакомый восторженный детский писк были слышны даже через закрытое окошко. Подглядывать было ни к чему. О происходящем на крыльце у Вишневецких не трудно догадаться. Света шумно вздохнула. Нинка что-то сказала тупому верзиле, и городской красавчик с ушастым шнобелем, держась за животы, кубарем покатились вниз со ступенек прямиком на белые флоксы бабы Вари. Ушлая проныра развлекалась по полной программе. Влад чуть ли ни ползком забрался на крылечко и, стоя на коленях, сжал бестолочь в объятиях. Как же она ей позавидовала в этот момент! Прямо сейчас сестра абсолютно бесплатно получала то, за что она могла бы убить. Дикая ревность огнем обожгла грудь. Света, ужаснувшись силе нелепого чувства, резко отстранилась от окна. Ревновать к ребенку глупо. Тем более что, возможно, Влад просто тренирует то, что через несколько часов проделает с ней. От этой мысли загорелись щеки и почему-то пробил холодный пот. Она подошла к зеркалу и оценивающе посмотрела на себя. Новую майку надела еще вчера. Сегодня с утра ее дополнила красная клетчатая мини юбка подруги. Ну, а последствия «взрыва на макаронной фабрике», устроенного ею на голове допотопными бигудями, любезно помогли устранить вода и сахар. Внешне Света была готова, но вот внутри царила сумятица. Она, заметно волнуясь, легла на диван и уставилась в потолок. Нет, на прокрутку возможных сценариев действий Влада потрачено три ночи. Она разобрала их по полочкам. Пустозвоном Влад не слыл и, скорее всего, скажет что-то типа: «Я не могу без тебя жить», «Если ты не станешь со мной встречаться, я умру от горя» или «Я всю жизнь любил только тебя». Вряд ли он сможет ее удивить чем-то иным. А вот что делать ей? Точно не жеманничать и молчать в тряпочку.
«Отвечай просто: «Я на все согласна!» – посоветовала сама себе и покраснела еще гуще.
В спальню неожиданно заглянула слегка подвыпившая мать, и ее передернуло от отвращения.
– Собираешься когда? – кудахтая, задала ей вопрос.
– Так и ждешь в торопыгах? – огрызнулась Света. – Скоро!
Глаза матери блеснули битым стеклом, ноздри расширились, а на челюстях заходили желваки. Света скрестила все четыре конечности и ухмыльнулась. Она знала, что сейчас за дерзость не будет даже гневной тирады. Причина сидела на кухне и громко гремела в чашке ложкой. Тетя Зоя нашла нового ухажера, и так же, как дочь, а может и больше, ждала часа, когда та, наконец, уйдет из дома. Время поджимало, так как новоявленный поклонник – водитель хлебовозки дядя Юра Перелетов, имел истеричную жену и, не приведи Господь, не явится домой на ночевку.
– Иди Нинку поищи, – велела мать. – Вечереет уже.
– Я ей не мать, чтоб за ней по селу бегать.
Света провоцировала намеренно. Упивалась собственной безнаказанностью. Дядя Юра был у них гостем впервые, и мамаша постесняется показать ему себя во всей красе. По крайней мере, пока алкоголь не пропитает лакмусовую промокашку-совесть черным цветом распущенной вседозволенности. На немые злопыхательства растрепанной горгульи в поношенном хлопковом халате было забавно смотреть. Мать что-то неразборчиво пробормотала и, хлопнув дверью, ушла за новой порцией «живительной влаги».
