Мира Баук
Мелочь
Всю жизнь он считал, что не боится ничего. А оказалось, боится высоты. И оказалось это ровно тогда, когда ему ни за что на свете нельзя было этой высоты бояться.
Лязг и грохот слились в далёкое урчание. Гигантский город превратился в миниатюрный часовой механизм под его ногами, и у Анте, стоящего в пустоте неба, затряслись поджилки.
Помогите, – подумал Анте.
– Не шевелись, – словно бы ответила ему девочка-Фенёк.
В этот момент мимо его уха просвистел поток пламени. Анте решил, что остался без волос. А ещё ему очень захотелось жить.
– Что… я-где… чёрт-взьми?! – брякнул он в ужасе.
Вместо ответа глаза-фонарики красноречиво указали вниз. Они оба стояли на стекле, летящем по воздуху мало кому ведомым путём. А снизу, почти неразличимый на такой высоте, в них целился взвод стрелков. Кому Анте успел насолить, он не знал.
Вдруг девочка стремительно засеменила вдаль по стеклу.
– Стой!..
– Не отставай ни на шаг.
…
– Ни на шаг.
Он поспешил следом, чтоб чудом преодолеть стеклянный мост, нырнуть в очередной лабиринт домов, оказаться на старой крыше, в подвале, прокатиться с горки до мусорной кучи посреди площади, и наконец очутиться у старого заплесневевшего переулка на берегу великолепной мраморной набережной. Сирена всё не смолкала, но едва за ними закрылась тяжёлая, обитая сталью дверь жилища, стало тихо и спокойно.
Это была не совсем тишина. Из плотного, урчащего моторчиками гула послышался недоверчивый женский голос:
– Мелочь, это ты? Где запропастилась? – а потом шёпот: – Почему две пары?..
– Всё па-а-ад контролем. Я тебе кое-что принесла! – хихикнула девочка, и не успел Анте опомниться, как его драгоценная гитара опять побежала прямо через коридор – туда, откуда лился тусклый оранжевый свет.
"Это моя гитара!.." – хотел, было, возмутиться он, но тут комната затряслась и, возможно, даже, задвигалась…
Анте поспешил сесть на пол. Вовремя, потому что нога разболелась пуще прежнего. Но и девочка-фенёк остановилась, и крепко ухватилась за поручень, торчащий из стены.
– У-ух! Беспрово́дка!
– Не ругайся, – строго сказал голос ей в ответ.
В полумраке послышалась возня. Тяжёлый инструмент, видимо, гаечный ключ, с глухим лязгом упал в кучу хлама. Из глубины коридора в ореоле пыльного оранжевого света показалась хмурая "валькирия" в перепачканном машинным маслом комбинезоне. Опасливо сузились жёлтые фонарики – точно такие же, как и у девочки-фенька. И тут девушка заметила гитару:
– Гнуть твою шестерёнку…
– Не ругайся, – передразнила её малышка и расхохоталась.
А потом валькирия увидела Анте, сидящего на полу. Он бы предпочёл, чтобы она не смотрела не него вот так, потому что в руке её был винтажный револьвер, из дула которого выглядывал язычок пламени. Подняв руки, Анте сразу "сдался".
Но, кажется, она не распознала в нём никакой опасности, – за что Анте стало даже немного обидно. И пока его мужское самолюбие недовольно возилось в лёгких, требуя проявить храбрость, валькирия мрачнее тучи нависла над девочкой.
– Ты тащила её через весь город?! Мел, ты с ума сошла?
– Да стражники её даже не узнали! Они гитару первый раз в жизни видят.
– Мел!
– Кина! Ну посмотри, какая она! Настоящая. Как ты хотела.
– Я не имела в виду чужую гитару…
– …Мою гитару, – наконец посмел заикнуться Анте.
– Не таким способом, – валькирия по имени Кина пропустила его слова мимо ушей. – Ты же моя сестра, я должна о тебе заботиться. А из-за тебя детали вечно не на месте!
Тут коридор снова тряхнуло. Анте с непривычки приложился головой о стену и уже почти лежал.
– Паять-коротить!
– Не ругайся.
– Ох, Мелочь…
Анте почему-то стало совестно, словно это он заставил девочку стащить у себя гитару. Из-за револьвера он был не против, что его не замечают, но была бы Уна в его руках, Анте без усилий привлёк бы к себе внимание…
Сидя на полу, он мечтал только о том, чтобы стащить ботинки и слить из них наконец болотистую воду. Но шататься без приглашения по чужому дому… чужой мастерской… нет, всё же дому… в поисках ванной было невежливо, и он уставился на дырявую медную сферу среди странных приборов на столике. Сфера походила на какой-то мудрёный астрономический прибор (впоследствии она оказалась заварочным чайником).
– Мел, стража не настолько глупа. А если бы тебя поймали? Если бы пришли сюда? Что бы ты делала… одна?
Мел попыталась возразить сестре, но… Послышался тихий трогательный вздох разочарования. Нижняя губа её задрожала, и вот уже глаза на мокром месте. Обняв Уну маленькими чумазыми ручками, Мел залила инструмент водопадом слёз.
Анте испытывал непознанный доселе коктейль чувств. С одной стороны, он был бы рад, если бы на Уну никто не плакал (кроме него). При этом Мел ещё и гитару держала неправильно. Дека вся в отпечатках пальцев – больно смотреть. С другой стороны, внутри него родилась странная симпатия и даже нежность к этой девочке-воришке. В общем, гитару он забрать не рискнул, переживая, что Мел и вовсе перейдёт на ультразвук.
Понимая, в какую попал передрягу, Анте сунул руки в мокрые карманы. В пальцы легла крона из фонтана, к большому сожалению напоминая, что всё происходит на самом деле.
– Что ты здесь делаешь? – спросила Кина, убирая револьвер за пояс и стаскивая перчатки, чтобы бросить в раскрытую сумку.
Анте сообразил, что обращаются к нему и… моргнул в ответ.
– Как ты здесь оказался? – она скрестила руки на груди.
– О, если б я знал…
– Зачем ты за мной полез? – то ли сердито, то ли расстроенно вклинилась Мел, мигом прекращая плакать.
– Но ты одна. Маленькая. В фонтан! – объяснил он.
Неожиданно Мел адресовала ему озорную, совсем не детскую улыбку, и Анте почувствовал себя в точности как на пороге очередного консульства.
– Но зачем ты украла гитару? Зачем убегала от меня?
– Я не от тебя убегала, а от стражника. И тебя дурака спасла. Арестовали бы тебя прямо в той дождевой бочке – и дело с концом. А так без гитары посидел бы там спокойно, подождал, я бы сама тебя нашла и отправила обратно. Так тут принято. А теперь что?..
– Теперь мы все по уши в этой каше, которую вы заварили, – вздохнула Кина и лёгким движением руки помогла Анте встать, и хотя тот поморщился от боли в лодыжке, стоически её вынес.
– А почему меня должны были арестовать?
И тогда сёстры поведали ему, что в этом мире музыка запрещена под страхом смертной казни. Выслушав их, Анте с улыбкой посмотрел на Уну. Его пробрал глубинный нервный смех.
– Почему из всех возможных миров я попал именно сюда? Почему я не мог очутиться в мире, где запрещён какой-нибудь… сельдерей? Бокс? Роликовые коньки? Что мне делать? Мне конец?!
– Мы сделаем всё, чтобы вернуть тебя домой невредимым, – серьёзно ответила Кина, нахмурилась и вытерла совершенно чистые ладони о грязный комбинезон.
– Но что плохого в музыке? Почему она под запретом? – изумился Анте. Он никак не мог унять внутреннюю дрожь.
– Так было всегда.
– Как такое возможно? А танцы? А колыбельные?
– Нам запрещено не просто петь, но даже мычать себе под нос. Никто уже и не помнит, как должны звучать колыбельные.
– Но мы стараемся помнить, – осторожно добавила Мел, и её глаза-фонарики мигнули, как бы спрашивая позволения сестры. Та кивнула. – Кина делает потайные музыкальные шкатулки, как наш отец когда-то. А я их доставляю на подпольный рынок.
Вдруг Анте проникся к сёстрам таким уважением, что ему стало совестно за страх. Ведь он появлением в этом мире подверг их не меньшей опасности, чем себя самого.
– И как живётся без музыки? – печально спросил он.
– Сложно жить в полной тишине, но даже у механизма есть свой ритм, – ответила Кина, и позвала их обедать.
