Милена Миллинткевич
На колядки поиграем в прятки
Степан яблочко мочёное взял, Нюре протянул. Она смутилась, но угощение приняла. Ещё ниже голову склонила, да и кусь яблочко за румяный бок.
Парни загомонили, зашумели. Де́вицы оживились. Быть в скорости свадьбе шумной! Издревле так повелось, что только на Святки парень без родительского дозволения согласия де́вицы испросить может. Коли возьмёт она из рук его яблочко, да надкусит, стало быть люб он ей. Можно сватов засылать.
Радуются парни, веселятся де́вицы, предвкушая гулянье. И тут заскрипела лестница. Тяжело так. Протяжно. Идет кто-то.
– Не иначе хозяин, – прошептала Натка. – Прогонит он нас! Ей-ей прогонит! Бежим!
С визгом и криком бросились гости незваные из светлицы. Парни на ходу полушубки да шапки надевали, де́вицы платки завязывали. Выскочили во двор, схватили мешки и наутёк. Только позёмка да снег клочьями за ногами как за санями в разные стороны разлетается.
До самой площади рыночной бежали. И только там спохватились. Не всем спастись из дома печника удалось. Парни все как на подбор тут, и подружки, кто побойчее. Только Ладушки нет.
– Ой, что делать–то! – заголосила Нюра. – Это ж я, окаянная, уговорила Ладушку с нами пойти. Что же я теперь матушке да батюшке её сказывать буду?
– Ну-ну, не реви! – Степан осмелел, достал из мешка леденец и протянул. – Не горюй! Не кручинься. Сейчас пойдём и отобьём подругу вашу.
Нюра взяла леденец, зарделась, засмущалась и притихла.
– Да! – подбоченился Гришка. – Отобьём. А обижать станет – всю деревню поднимем, не убоимся.
Пошли парни и де́вицы к хоромам. Ходили вокруг, ходили, а внутрь зайти страшно. Куда вся удаль молодецкая подевалась. Так до первых петухов никто и не решился ни в оконце, ни в дверь постучать.
– Надо деревню поднимать, – встревоженно сказал Степан, когда небо посерело. – Негоже мужику вдовому, девку не мужнюю в неволе держать. Не пристало.
– Ох, стыд-то какой! – заголосила Нюра. – Поди узнают, что по моей вине Ладушка в беде оказалась. И её и меня затюкают.
