Милада Харман
Мы дети России
Со двора послышался стук подъезжающей повозки, крики людей, мужчина встал и поспешно вышел.
Я огляделся вокруг, справа, слева и передо мной вся комната, какую я мог охватить взглядом, была заставлена наспех сбитыми кроватями из обструганных досок. На которых лежали такие же как я худые измождённые больные. И ещё, окидывая тогда взглядом комнату я увидел, что стены оклеены обоями, когда-то безусловно красивыми, но выгоревшими так, что рисунка было уже не различить, сама комната была очень большая, как пять горниц, вместе взятых в моём отцовском доме. То, что она находилась на третьем этаже, я понял сразу, когда увидел ветви берёз в окне.
В комнату вошла полная старуха, неся на подносе чашку с горячим бульоном, она села на стул возле моей кровати и стала кормить меня с ложечки, сам я так ослаб за то время, что находился без сознания, что сил есть самостоятельно у меня не было, попытка взять ложку и поесть, так же как и попытка подняться с кровати не увенчались успехом.
Я спросил у старухи о девушке, которую увидел, когда очнулся, она сказала:
– Раненых привезли, барин в операционной, и голубка моя при нём.
Бульон был ароматный и жирный, я давно уже не ел такого, я вообще давно ничего не ел, наверное, поэтому я быстро насытился и так же быстро уснул.
Когда я проснулся на дворе был уже полдень, солнце ярко светило в окне напротив, на кровати рядом с моей лежал молодой парень, едва ли на много старше меня самого, он смотрел на меня и улыбался, и улыбка озаряла его насмешливые серые глаза.
– Я уж думал ты никогда не очнёшься, сказал он, целый месяц Александр Николаевич колдовал над тобой. То какие то уколы тебе колол, то лекарства давал, бальзамами швы на ране смазывал, и всё сокрушался что ты никак в себя не приходишь. Елизавета Александровна с Даниловной тоже настоями из трав тебя поили, а уж крови сколько в тебя влили, на троих других бы хватило.
По тому как он говорил, чувствовалось что он истосковался по живому общению.
– Здорово что ты наконец очнулся, а то я тут в палате один говорящий остальные все тяжело раненные, кто без сознания, вот как ты недавно, кто больше в бреду бывает, чем в ясном уме, поговорить не с кем, хорошо хоть Елизавета Александровна книги мне приносит, а то бы совсем тоска смертная заела. Меня Дмитрий Золотарёв зовут, выпускник Санкт Петербургского юнкерского училища, белогвардеец.
Должно быть после этих его слов моё лицо так исказилось изумлением и страхом одновременно, а глаза стали похожи на две рублёвые монеты, что он расхохотался звонко и заразительно. А потом неожиданно серьёзным голосом сказал:
– Ничего ты скоро тоже привыкнешь, часть тех, кто лежит в этой палате белогвардейцы, а часть большевики, сам потом узнаешь, ведь ты тоже из красных, он протянул руку – Ну давай знакомиться.
– Алёша, Алексей Квитко, сказал я, так завязалась наша дружба.
Весёлый, неунывающий Митя, был из обедневшего дворянского рода, офицер. Он рассказал мне, что наш доктор, хозяин этой усадьбы, был князем, с молодых лет он тяготел к наукам, не пожелав вести праздную жизнь он поехал в Германию, где обучался медицине, получив по окончании блестящий диплом, он поколесил по свету в поисках новых знаний, долго жил в Китае и Тибете, где тамошние лекари и монахи сведущие в медицине открыли ему нетрадиционные знания исцеления человека. После этого он вернулся в родовое имение с молодой женой, полностью разделявшей его взгляды на жизнь и помогавшей ему во время операций. В своём имении он оборудовал больницу для крестьян и нищих, тех кто не мог оплатить своё лечение. А когда началась гражданская война сюда стали свозить раненных со всей округи и даже из дальних деревень и других уездов и здесь никому не было дела до того красный ты или белый, здесь видели только больных, нуждающихся в помощи и заботе людей. Жена нашего хозяина умерла ещё до революции и её место в операционной рядом с отцом заняла их дочь.
Каждый день наш хозяин заходил в нашу палату проведать своих пациентов, Лиза с Даниловной тоже каждый день заходили к нам, приносили поесть, кормили тех, кто пока есть ещё не мог, давали лекарства. Кроме них в усадьбе жили ещё четыре пожилые монахини они помогали им как могли, но раненных было так много что к концу дня все шестеро буквально валились с ног. В доме жили ещё конюх и плотник они тоже помогали по дому, рубили дрова, таскали воду, топили печь, сколачивали новые кровати, потому что старых уже не хватало, иногда делали гробы. Им помогали те из раненых кто уже пошёл на поправку и мог ходить. Жена конюха была кухаркой и вместе со своей дочерью готовила еду на всю эту ораву, а жена плотника обстирывала нас.
Каждый приход Лизы был для нас праздником, она не входила в палату, она запархивала в неё принося с собой радость жизни, своим весёлым голоском она разрывала гнетущую атмосферу страдания и боли, заполняя комнату светом своей открытой и щедрой души. И сегодня вспоминая то время я думаю, что каждый из нас тогда был хоть немного но влюблён в эту певчую птичку, которая и сама то вся была соткана из любви, из огромной любви к людям, к миру окружающему её, к своей земле.
У Мити шашкой была разрублена нога, и он рассказывал, что когда его привезли в усадьбу нога держалась на одних сухожилиях и он очень боялся, что ему её ампутируют, но видимо нашего доктора не зря называли кудесником, ногу Мите он спас, но ходить пока он не мог кости плохо срастались. Лиза специально для него толкла в ступе яичную скорлупу и добавляла ему в еду, что бы кости быстрее срослись.
