Мила Коротич
Жизнь на вкус. Vol.1
Весь авторский гонорар за книгу идет в фонд детского хосписа "Дом с маяком" https://mayak.help/
Пролог. Счет 0:0
Нас было трое за столиком: я, мой большой во всех отношениях друг, с которым у нас никогда не было того, в чем нас обычно все подозревают, и милый мальчик – лет двадцати на вид. Он тщательно скрывал свой возраст и при знакомстве сказал, что ему двадцать три и что он профессионально занимается фитнессом. На среднем пальце левой руки у него серебрилось кольцо с гравировкой в виде конопляных листьев.
Он перехватил мой взгляд и смутился, но, чтоб не показать виду, тут же спикировал:
– А ты что делаешь по жизни? – Он был очарователен.
Ответил мой друг:
– Она сочиняет истории, а я их воплощаю. В перформансах, например. Или в красках. Иногда в Интернете. Но бывает, что мы делаем все наоборот. Это интересно.
– Она рисует, а ты сочиняешь? Так вы вместе? – мальчик то ли разочаровался, то ли насторожился. Но он точно был удивлен, а может быть, и заинтересован. Уже попался?
Я одновременно почувствовала толчок ногой под столиком и прикосновение к своей коленке. Мой друг напоминал, что юноша должен сам выбрать. Читай: "У тебя слишком низкое декольте, когда ты так сидишь". Если сегодня снова у нас ничего не получится, друг будет распекать меня за выбор платья. Мальчик давал понять, что он интересуется мной. Видимо, и правда, вырез соблазнительный. Кстати, не факт, что мальчишка не трогал сейчас также и колено друга: этот ночной клуб располагал к подобным приключениям: "Девочки-мальчики, танцуем!"
Таких заведений достаточно в каждом городе, а в столицах-то и просто полно. Темно, накурено, шумно так, что музыку не слышишь, а ощущаешь позвоночником. Ритм – во всем: в звуке, в свете, в движениях, в словах. Не говорить – кричать можно только короткими фразами. Наклоняешься к собеседнику. Чувствуешь слова и запах кожей. Теплое дыханье в ухо. Волоски на коже встают дыбом. Вскружить голову, наделать глупостей, разогреть кровь – легко! На раз-два-три! Ловушка. И все можно…
За этим сюда и приходят. Владельцы подобных клубов делают большие деньги на желаниях клиентов попробовать иной вкус жизни. Добавить перца. Выпустить пар. Погонять мурашки. Побаловать свою обезьяну.
Свет, звук, запах, дым, ритм, драйв, вкус «текилы с бедра» от красивой рыжей девушки в одних джинсах. Да, конечно, на ней еще был лифчик, но груди в нем было больше, чем ткани. Это работает. Это всегда работало. Рыжая профессионально приветливо улыбается, словно давно нас ждала и рада видеть. Наливает нам мексиканской водки в маленькие стопки. Мы легко ей верим и берем еще по одной. Лимоны и соль за счет заведения. Еще совсем рано, где-то около одиннадцати – вся ночь впереди. Но не у нас, нам до полуночи надо решить все вопросы. Милый мальчик, ты готов к сильному эффекту?
– Мы вдвоем. Но не вместе. В этом месте каждый сам по себе, – кричит мой друг и уходит на танцпол. Там гремит его любимый drop-and-dance. Всего две текилы, а его уже чуть пошатывает. Мальчик заинтригован. Я отвожу свою коленку в сторону.
– Он – дизайнер, а я журналист, – говорю-кричу я. На мне хорошие духи, я это знаю. Он тоже теперь это знает. – Может быть, стану писателем.
Знакомые слова, а может, кактусовая водка его успокоили. На коже выступил легкий румянец. Но он еще не выбрал, с кем из нас останется. Я рассматриваю его в упор из-по прямой черной челки. Не всем нравится такой взгляд, но запоминают его обычно все.
– О чем ты пишешь? – спрашивает он. Наивный в свои "двадцать три". Разве можно не банально ответить на такой вопрос.
– Сейчас – о снеге.
– А что можно написать о снеге?
– Это смотря что в нем видеть. Можно представить его как химическое соединение, а можно как перья робких ангелов. Тебе что интересней?
Он отодвинулся от меня и только через секунду позвал официантку. К бретельке фирменного лифчика у нее была приколота бирка "Лена". Я отрицательно качнула головой. Мальчик выпил один. Посмотрел на меня серьезно, мужским взглядом. Решил для себя, что я жду ответа. И правда, жду.
– Рок-н-ролл, – ответил он. – Рок-н-ролл и Тарантино. Вот что для меня интересней. Меня зовут…Саша.
Один-ноль. Есть контакт. Видимо, я тоже должна представиться. Может быть, но позже:
– Я буду звать тебя Sash, – сказала я, – как твою рубашку. – Поднялась и пошла танцевать. Обернулась у лестницы. Мальчик смотрел мне вслед. Снизу вверх. Значит, я не слишком его загрузила. Я придумала, как начну свою игру. "Тебе нравятся рыжие девушки? Например, такие как Лена? Официантка, что подала нам текилу. У нее завтра будет важный день…" Примерно так. Но пока я должна прервать дозволенные мне речи.
Следующий ход за моим большим другом…
Счет 1:0. Жизнь на вкус
В большой, хорошо знакомый город лучше всего приезжать ночью. В этом случае все становится необычным и новым. Знакомые и будничные предметы, незаметные днем, вдруг предстают в совершенно ином качестве, приобретают редкую значимость, пусть даже мнимую, а может быть, истинное лицо, не замечаемое в ярком дневном свете. Словно открываются у человека другие глаза.
Днем все внимание захватывают, оттягивают на себя люди. Или даже не люди, а тот шлейф забот, что тянется за каждым. Люди и их дела кишат вокруг. Их так много, что вскоре они уже надоедают своим присутствием. Появляется усталость, интерес сменяется апатией. Все раздражают всех.
Ночью виден сам город, его лицо и тело из улиц и зданий. Интересная штука происходит ночью: человек становится редким событием на улице. В темноте люди чувствуют себя неуверенно, робко и жмутся друг к другу. Пусть даже вокруг светло как днем и ночь прошита светом фонарей, но нет солнца, значит – темно. Ночью каждый прохожий – событие. Загадка, происшествие! Каждый становится интересным и опасным под темным небом ночного города. Каждый сияет, как драгоценный камень в куске руды.
Двадцать четвертого декабря ночь была желтой. Снег пошел, как только остановился поезд с востока. С Далекого Востока, прибыл на Ярославский вокзал.
На перроне уже переминались с ноги на ногу встречающие, истомленные ожиданием, придавленные ночным небом, убаюканные электрической темнотой, жмущиеся друг к другу. Кто-то курил, деланно безразлично глядя по сторонам, кто-то находился в состоянии временного ступора, кто-то беспокойно вглядывался в дальний конец перрона, откуда появился поезд. Ночное прибытие поезда людей не пугало, но и не радовало. В городе не бывает настоящей ночи. Все: и люди, и поезд, и снег – были здесь по делу. Все ждали. Все жались друг к другу, но не признавались в этом. Все кого-то ждали, но когда из вагона номер девять вышел мужчина в серой куртке и без багажа, никто из ожидавших на перроне не поспешил ему навстречу. Тогда к его ногам упали первые белые хлопья.
Человек улыбнулся им, надвинул поглубже вязаную шапку, засунул руки в карманы и пошел к метро, не отвечая на зазывные оклики таксующих шоферов. Снег устилал ему дорогу. Человек озяб.
Было еще не очень поздно, где-то около полуночи. В метро человек согрелся. Хмурые серые пятна – дежурные милиционеры – ни разу не остановили его, чтоб проверить документы. Хотя вполне могли бы, если бы захотели. Его внешность к тому располагала. Темные волосы, выбивавшиеся из-под шапки, смуглая кожа, короткая борода, синие глаза. Не славянский тип. Правда, выражение лица… Его трудно описать. Больше всего к нему подошло бы забытое слово "кроткое". Может, поэтому его и не останавливали. Человек знал, куда едет, и потому ехал, как хотел. Когда он вышел на одной из станций "зеленой" ветки метрополитена, снег старательно выбелил дорогу перед ним. Человек мягко ступил на небесное кружево.
До полуночи оставалось еще около получаса. Звезд не было видно – им не сравниться с электрическим светом неона. Снежные тучи то закрывали луну, то убегали в сторону центра Москвы. Ветер с запада пригонял все новые и новые, тяжелые, полные снега. Бледная луна казалась не к месту поставленным тусклым старым фонарем, нарушающим симметрию уличного освещения. Резко похолодало.
Половина двенадцатого– детское время для большого города, даже МакДоналдс еще работает. Светящиеся теплом витрины в такую погоду выглядят особенно привлекательно. Продрогший человек бесшумно вошел в маленькую кафе-кондитерскую, с большим стеклянным окном в раме из рождественских лампочек. Первыми его заметили хрустальные колокольчики на двери.
На их голос обернулся сонный охранник – по виду ровесник вошедшего, только одетый в строгий костюм. Затем и девушка в форменном розовом платье подняла глаза на позднего посетителя. Розовое не слишком шло к рыжим волосам, но подчеркивало зелень глаз.
– Закрыто, – буркнул охранник, преградив вошедшему дорогу своими серыми плечами. Он весь был серый: костюм, волосы, глаза. Цвет кожи тоже имел землистый оттенок – слишком много сигарет. Даже имя у него было соответствующее – Сергей.
– Мы до двенадцати работаем, – возразила розовая девушка у стойки.
– Уже без пятнадцати, – настаивал охранник.
– Только половина, – сопротивлялась официантка. В кафе пахло шоколадом и свежевымытыми полами. – Проходите, пожалуйста.
Сергей угрюмо посторонился. Человек прошел к буфетной стойке по блестящим плитам линолеума. Снял шапку. Расстегнул куртку. Присел на высокий барный стул. Положил озябшие руки на столешницу. Ни звука. Все движения – словно в воде. Ни шороха шагов, ни свиста молнии на куртке. Мужские кисти были наполовину скрыты вытянутыми рукавами джемпера домашней вязки, но виднелись красивые сильные пальцы. Официантка отметила это машинально, она не собиралась разглядывать вошедшего. Но так вышло, что больше в кафе смотреть в тот момент было не на что. Только потом девушка перевела взгляд выше, на лицо человека. Он смотрел на нее спокойно и по-доброму. "Не русский", – подумала девушка.
"Бомж, – подумал Сергей. Но сам себе не поверил. Бомжи по-другому пахнут. – Молодой бомж, – поправил он себя, но по-прежнему остался недоволен сравнением. – Понаехали тут". Вслух он буркнул:
– Сейчас натопчет, сама будешь мыть, – и вышел покурить.
– Ну не ты же, – огрызнулась в ответ девушка и положила перед посетителем меню, улыбаясь:
– Извините его, пожалуйста, он хороший, просто у него кризис среднего возраста. Что вы будете брать? – и сквозь улыбку зыркнула в сторону двери. Серега удивительно умел портить настроение.
– Присядьте со мной, – услышала официантка и повернула голову на звук. – Присядьте со мной, Лена, – донеслось из-под примятых черных волос. Посетитель говорил с ней.
– Этого нет в нашем меню, – засмеялась от такой фамильярности смущенная девушка, на белой коже румянец проступил мгновенно, а потом сообразила, что ее имя черными буквами отпечатано на бейджике. Чтоб скрыть смущение защебетала:
– Хотите, я вам сделаю кофе по-ирландски, вмиг согреетесь. Или мокко – он у меня выходит замечательно.
Человек так и не открыл меню:
– Вы весь день на ногах, устали, а еще бежать на вторую смену. Ноги, наверное, гудят. Присядьте хоть на минутку.
Это была правда. Все до последнего слова. От удивления Лена даже не спросила, откуда человек знает про вторую смену в соседнем ночном клубе. Продавать "текилу с бедра" с двенадцати до трех ночи. Чтоб потом купить на свои бедра еще одни джинсы типа тех, которые ей выдавали в клубе бесплатно, как униформу. Глупость этой мысли почему-то раньше не ощущалась так ясно, так выпукло. А посидеть спокойно минутку и в голову не приходило. Но хотелось. "А фиг ли!" подумала она. И сделала это. Вот так, просто обошла буфетную стойку, вышла на территорию незнакомца, на ходу снимая белый передник, кинула его на витрину с пирожными и села на соседний стул. И почувствовала облегчение, скрестив ноги в серых кроссовках. Облегчение не только в ногах. Она даже засмеялась, как в детстве. И ничего плохого не случилось.
– Хорошо делать то, что хочется, когда это нужно? – спросил сидящий напротив.
– И не говорите, – засмеялась Лена. – Только редко можно себе это позволить. – Она поднесла палец к губам, задумалась мгновение. – Вы знаете, вы – первый человек в кафе, кто предложил мне сесть в конце смены. И это так… так в тему! – И снова засмеялась, но вспомнила о своих служебных обязанностях. – Так я вас таки слушаю, – ее мама была из Одессы.
– Кофе-гляссе, как вы любите. Две порции.
Лене не хотелось вставать, но…
– Я сам сделаю, если позволите.
"Меня уволят", – только и успела она подумать. Но две чашки ароматного напитка с пеной и айсбергами из мороженного уже были здесь. Она не заметила, чтобы он вставал. Ей было просто хорошо, хорошо сидеть рядом с этим странным приятным человеком. Лене было… как она могла определить свои чувства? Наверное, радостно. Большой бумажный стаканчик был у нее в руках. У мужчины на усах белело мороженное.
– Нужно заботиться друг о друге. Хотя бы во имя высшей справедливости, – он поднял стаканчик, предлагая тост.
– И делать то, что хочется! – ответила она, ей правда этого хотелось. Они чокнулись, а она с грустью почему-то подумала: "Надо проверить выручку в кассе".
Как оказалось – Счет 1:1
Спуститься по лестнице из стальных прутьев на зеркально-гладкий танцпол удалось без ущерба для своих ног. Жутко неудобные приспособления. Все сразу: и лестница, и прутья, и каблуки, и ноги. Сейчас самое неприятное – пробираться сквозь толпу, где все норовят тебя задеть и толкнуть потому, что ты им мешаешь. Танцевать, флиртовать, ревновать, существовать – вообще, ты чужак, лишний, свободный радикал. Не из их стаи. Вот если ты не одна, если у тебя своя компания – пусть даже там всего только еще один заморыш, но у вас одинаковое выражение лица – никто уже не тронет. Вы отдельно, у вас – свой мир, а чужие миры мало кого интересуют.
Ладно, лирику в сторону – на сегодня у меня четкая и ясная задача. Ставка – высокая, деньгами не измеришь. И я хочу выиграть! Я зацепила парнишку, нужно чтоб он не соскочил с крючка. Поддержать интерес да заодно понаблюдать, как поведет себя сей милый юноша. Тумба у пульта ди-джея вполне для этого подойдет. Высоковата правда, чтоб просто так взобраться для клубного танца. Зато оттуда отличный обзор – Sash виден как на ладони и просто так не исчезнет. А еще он будет видеть меня и постепенно заводиться. Очень удачно мы клуб выбрали в этот раз – один выход и тот у моих ног. Любитель рок-н-ролла и Тарантино, ты четко дал понять, в каком направлении двигаются твои мысли. Хочешь шоу – будет тебе шоу… ты сейчас калиф на час. Даже стихи получились. Правда, у тебя мозгов, наверное, не хватит, оценить каламбур. Повышенная практичность – болезнь поколения Интернета.
Дорогу преградил мой друг.
–– Я знаю, что ты задумала, – кричит он. Удивил, я тоже знаю. – Это же не в твоих правилах. Ты скатишься до моего уровня, недотрога.
–– Мы не имеем права пользоваться своими способностями, поэтому тебе нельзя читать мои мысли, – парирую я. – Это добавляет десять дней каторги. Чтоб тебе не скучать в одиночестве после проигрыша, я попрошу охрану оставить тебе пленку моим выступлением. И, к тому же, не тебе говорить мне о правилах.
Камеры скрытого наблюдения вмонтированы в потолок. Одна как раз напротив кабинки ди-джея.
Друг чуть не подавился смехом:
–– Это ты называешь каторгой? – он развел руками, словно обнял всю окружающую какофонию.
–– Мы уже сто раз об этом говорили, – я пытаюсь пройти, – к тому же ты и так знаешь мои мысли.
Разговор стал раздражать, но мой приятель крепко держит меня за рукав. До жирафа пока дойдет…
–– Язва, – бурчит сквозь улыбку. – А ты на меня донеси. Расскажи, ты же – мастер рассказов.
–– Бог не фраер, Он все и так видит. И пропусти меня, а то я позову охрану,– Я высвободила наконец руку. Манжет на платье почти не растянулся. – Следи лучше за мальчиком, а то и этот сбежит через туалет, как предыдущий. Я, кстати, уже знаю как его зовут и что ему нравится. Преимущество на моей стороне. А время идет… Слышишь? Тик-так, тик-так…
Из динамиков зазвучала новая тема. Где-то когда-то какой-то музыкант, чтоб скрыть свою бездарность, взял тиканье часов и сделал его ритмом своего опуса. Но сейчас это было "в тему" и мой друг внял разумным аргументам! Он подмигнул мне и двинулся к нашему столику. Умею я, все же, уговаривать. Ди-джей поставил откровенное техно. Смесь нот и скрежетов – воплощение современной городской культуры.
Я уже у тумбы. Она на самом деле оказалась еще выше, чем я думала. Можно взойти на нее только с площадки самого "короля вертушки". Без посторонней помощи не обойтись. Я раздумываю, обаять ли охрану и администрацию, чтоб законно пустили или идти на нарушение. Вдруг холодом пронизывает затылок и в голове звучит: "Подсадить?"
Не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто стоит у меня за спиной. Я могу описать его по памяти. Он высокий и бледный. Такой высокий, что двухметровая тумба ему не ровня. Такой бледный, что его кожа отдает голубым в лучах дискотечного света. Ему приписывают свойство появляться неожиданно, но он-то как никто другой всегда приходит по графику. Просто те, к кому он приходит, не в курсе его расписания.
–– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я. Но на самом деле знаю ответ: "То же, что и всегда. Работаю".
–– То же что и всегда. Работаю. А ты?
–– Кто бы мне объяснил, что я здесь делаю, – я много раз видела его, но до сих пор не могу оставаться спокойной, когда он стоит рядом. Холодная жесткая шершавая тумба, в которую я уперлась спиной, оцарапала кожу. Неприятное доказательство того, что все происходит в реальном мире.
–– Все еще хочешь наверх? – вечно он не во время со своими вопросами.
–– Ты же знаешь ответ. Ничего нет хорошего здесь внизу. Я очень хочу домой.
Он задумчив сегодня. Белые глаза словно ввалились глубже в гладкое лицо, похожее на череп. Он отвел их в сторону. Его взгляд задержался на железной лестнице. По ней взбиралась наверх уже нетрезвая компания: две почти одинаковые девицы и их кавалеры. Мода делает современных людей почти одинаковыми, различать личности порой можно только по цвету одежды. В 16 лет все стаями одеваются в юнисекс-стиле. В двадцать все делают стрижку с рваными прядями и носят ее до тридцати. В сорок – решают быть элегантными, обрезают волосы и предпочитают трикотаж. В пятьдесят – опускают руки. Скучно. Эти четверо – ожившие картинки из журналов, – отдрожав свое на танцполе, смеясь, поднимаются выпить. Модно, но скучно. Я видела это не раз и не два.
В следующую секунду одна из двух веселенькая девица споткнулась, ударилась головой о поручень и рассекла бровь. Думаю, для нее самой это было неожиданно. Ее крик потонул в технотиканье из динамиков. Что будет дальше? Пара швов, шрам на всю жизнь, старческое слабоумие в будущем. И никогда она не узнает, что ей изменил жизнь и лицо чей-то застывший взгляд. Бледный спутник просто так не приходит – стоило ожидать чего-то подобного. Члены ее стайки – друзья, ее проводят мимо нас. Ее лицо напоминает треснувший гранат.
Тяжелые черные капли крови мгновенно затираются вышколенным персоналом. Спорю на два пера из крыльев ангела – у дальнего бара никто и не заметил происшествия. Кто-то пьет, кто-то танцует, кто-то теряет, кто-то находит. Моя царапина саднит. Она – реальнее, чем только что увиденное.
–– Мгновение назад девица порхала и веселилась, может, был повод, а может быть и просто так. Мечтала, строила планы на вечер, ночь, на завтра, на ближайшее время. "Ближайшее время" – у большинства людей другого и нет. И знаешь, они сами это выбирают. Знают о существовании перемен, им знакомы слова "вечность", "судьба", "предназначение", но это пустой звук. Смыслом они не наполнены. Странные существа люди. Даже с ближайшим временем не могут совладать. Не видят того, что есть вокруг, рядом, здесь, но хотят куда-то отсюда. Мне постоянно приходится выносить отработанный материал, в последнее время работы все больше… – он заглянул гладкими как речная галька, одноцветными как яичная скорлупа, ровными ледяными глазами в воронки моих зрачков. – Тебе их не бывает жалко?
Я никогда раньше не видела Смерть за решением философских вопросов жизни. По правилам это не его дело. Нет, почему мне должно быть жалко людей? Они на своем месте, в своем мире. А вот меня здесь ему не жалко? Внутри холодно от взгляда белых глаз.
–– Ты – за ней? – я киваю на светлый проем двери, куда только что увели девицу.
–– Я в уборную. Там у больного гепатитом парнишки передоз. Единственный сын у матери. В школе написал отличное сочинение на тему "Образ Катерины в трагедии Островского "Гроза". Основная мысль: человек сам палач своего счастья. Завтра планировал приступить к манифесту новых хиппи. Пойдешь со мной?
Нет уж, каждому – своя работа. Милая, конечно, история о времени, о крахе больших надежд. Я бы задумалась, если бы было время. Может быть, человечество и вправду что-то потеряло, но это не мое дело. Да и не бывает так, чтоб что-то ценное потерялось случайно и навсегда. Все на верху просчитано и расписано. Тысячи запасных вариантов. А за моим столиком двое уже пьют на брудершафт. Sash с интересом смотрит на моего друга. Вот это касается меня напрямую. Не до чужих историй сейчас. Пора взглянуть юноше за столиком в глаза и сделать ход:
–– Извини, думаю, тебя там уже ждет, кому положено. Может, даже его муза еще не ушла. Эти штучки такие прилипчивые. Иди, а то будет неэстетично: пена, экскременты на кафеле. Брр!
