– Не возражаю. Включайте. Доброй ночи, Григорий Алексеевич.
Гром грянул на исходе ночи, когда они провели в посёлке Шамана уже больше месяца. Ожидаемый, предчувствуемый, но всё равно оказавшийся неожиданным. С тех пор, как Серый, Джек и Эри оказались здесь, на посёлок вдруг обрушилось глобальное невезение.
Растения на грядках, едва пробившись, по непонятной причине засыхали – овощам завязаться будет не на чем.
Едва успели осмотреться и убедиться, что помочь всходам нельзя, перекопать грядки и засадить заново, как случился падёж скота. Почти два десятка голов, тоже ни с того ни с сего. Выкосило и коров, и коз, и овец – здоровые, ещё вчера прекрасно себя чувствовавшие животные просто заснули и не проснулись.
Серый и Джек сбились с ног. Пытались понять, что случилось, но не сумели. Никакой системы в гибели животных не прослеживалось. Они паслись на разных пастбищах, пили воду из разных поилок. Ничем накануне не болели – но в тот вечер просто не встали. Независимо от пола, возраста и видовой принадлежности.
Потом из-за странной поломки в инкубаторе погибло полсотни будущих цыплят… И всё это сопровождалось вспышками ярости – «психами», как называл Джек, – среди населения.
Всё чаще и чаще до Серого долетали горькие перешёптывания: от нас отвернулась Мать Доброты. При Шамане такого не было.
Люди не сходили с ума. Овощи не сохли на грядках. Падежа среди животных, как и поломок инкубатора, даже старожилы не могли вспомнить…
Голод. Нам грозит голод. От нас отвернулась Мать Доброты.
Когда Серый впервые понял, что все свои несчастья жители посёлка связывают с присутствием среди них чужаков, аж застыл от обалдения.
Орать захотелось – люди, вы чего?! Причем тут мы?!
Он помнил, как впервые почувствовал исходящую от жителей посёлка ненависть. Физически почувствовал, кожей. Взгляды, провожающие их – и то, как эти взгляды жгли спину.
Чужаков поселили в доме, где перед тем держали отца.
Джек самолично сбил с окон решётки, проследил за тем, чтобы в рамы вставили стёкла, а поверх навесил ставни. В одной комнате поселился вместе с Эри, другую занял Серый. К этому дому за ними и пришли.
Пошёл второй месяц с тех пор, как чужаки обосновались в посёлке. На них косились, но поначалу беззлобно. И оспаривать право Джека на власть никто не решался. А потом вдруг беспросветной чередой обрушились беды. Сегодня дружно сбросили цвет плодовые деревья.
Сад, ещё вчера окутанный бело-розовой дымкой, встретил хозяев голыми ветвями. И это, видимо, стало той последней каплей, которая переполняет чашу.
Серый, Джек и Эри ещё и поужинать не успели – приспособились готовить по очереди, сегодня на кухне дежурил Серый. В посёлках Цепи вегетарианские блюда не жаловали, и здесь, на юге, без привычной мясной пищи приходилось туго. Серый едва успел порубить в салат опостылевшую редиску, как в кухню влетел Джек. Скомандовал:
– На выход! Оружие к бою.
– Чего? – обалдел Серый.
– Бегом! – рявкнул Джек.
Серый знал, отец рассказывал, что у людей вроде Джека, с детства заточенных воевать, формируется такая вещь, как рефлекс. Отца и самого эти рефлексы стороной не обошли, тоже ведь по молодости хлебнул будь здоров. На месте Серого сразу бы вскочил и схватился за кобуру – даже если бы его без штанов застали, в этом Серый не сомневался. А в нём самом таким навыкам формироваться было незачем. Серый знал, как нужно действовать при команде «оружие к бою», но до сих пор никогда этого не делал. И реакция включилась не сразу. Судя по всему, намного позже, чем ожидал Джек.
Процедил сквозь зубы, глядя на то, как Серый напяливает на себя ремень с кобурой:
– Сорок раз – труп. За мной!
Серый метнулся за ним. Джек выскочил на крыльцо, оббежал дом и замер за углом. А Серый не побежал. То есть, сразу не побежал – замер на крыльце, увидев, от чего они бегут.
По улице двигалась толпа, вооружённая факелами – до рассвета оставался час, местные пока ещё могли перемещаться на открытом пространстве без ущерба для здоровья. Люди что-то кричали.
– Шаман! – разобрал Серый.
– Мать Доброты!
– Шаман!
Кто-то вдруг затянул восторженным, срывающимся голосом:
– Радость, радость, непрестанно,
Будем радостны всегда!
Толпа подхватила.
– Луч отрады, небом данный,
Не погаснет никогда!
– Сюда! – рявкнул Джек. – Чего застыл?!
Серый спрыгнул с крыльца. Вслед за Джеком метнулся за угол дома. Увидел, что к стене жмётся побледневшая Эри – её Джек первым делом заставил выскочить. Обалдело пробормотал:
– Чего они?
– Поджигать нас идут, – буднично объяснил Джек. – Это ж мы виноваты, что с деревьев цвет опал, – выдернул из кобуры пистолет, снял с предохранителя.
С этим пистолетом, отобранным у самого Джека, когда они с Кириллом оказались в плену, их догнала на дороге Ангелина. Первое, что потребовал Джек, придя в себя после ранения, вернуть ему оружие. С тех пор с ним не расставался.
Приказал Серому:
– На ту сторону дома, бегом. Без команды не стрелять. По команде – стреляешь без предупредительных. Выбиваешь сперва ближних, дальше по обстановке.
Серый сглотнул. Выговорить «Есть» не поворачивался язык.
– Слыхал? – жестко спросил Джек.
Серый через силу кивнул.
– Повтори.
– Стрелять по ближним, – сумел выговорить Серый. – Дальше – по обстановке.
Джек кивнул. Взял Серого за плечо, заглянул в глаза.
– Пацан. Тут вишь, какая хрень. Если не мы их – они нас.
– Радость нас ведёт за руки, – гремело с улицы, неотвратимо приближаясь.
Помогает нам в борьбе!
Нас хранит от бед и муки,
Нашей внемлет Мать мольбе!
Факельное шествие подходило всё ближе.
– Спалят и не задумаются, – жёстко сказал Джек. – Для того и идут. За угол. Бегом!
– Есть, – отмер Серый.
И метнулся за угол. Слился, как учили, со стеной, сжал в руке пистолет.
«Стрелять по ближним». Зачем – понятно, чтобы падали под ноги тем, кто стоит позади них, и мешали идти дальше. Но по кому – по ближним?! Они же толпой идут. А если там женщины – и они ближе, чем мужчины? А если с ними ещё и дети увязались?!
Отец не отдал бы такой приказ никогда.
Или отдал бы?.. Чёрт его знает, в этом вывернутом наизнанку мире всё смешалось, Серый уже ничего не понимал.
– Радость, радость непрестанно,
Будем радостны всегда!
Шествие приближалось, Серый уже мог разглядеть в толпе отдельные лица.
Николай – с ним он сегодня работал на пасеке, помогал чинить ульи.
Матвей – у этого дочка, Гликерия, самая старшая из детей посёлка.
Антон – этот вообще безобиднее комара, ростом с пацана десятилетнего, соплёй перешибёшь. И тоже факелом машет.
Их троица стала олицетворением зла. Куда делись люди, выражавшие чужакам хоть какую-то симпатию – Мария, Виссарион, Георгий – непонятно. В толпе их видно не было. Возможно, заперли где-то, чтобы не мешались.
Джек прав.
Серый вдруг осознал это чётко и ясно. Толпа шла не разговаривать с чужаками. Она шла убивать. В открытую, размахивая факелами.
«То есть, они даже не сомневаются, что мы никуда не денемся? – мелькнуло в голове. Даже не предполагают, что будем сопротивляться? Или, наоборот, рассчитывают, что с перепугу дёрнем подальше? Или… Или они вовсе ни на что не рассчитывают?! Критическое мышление попросту отказало? Сбившись в толпу, люди почувствовали свою силу, и…» Додумать Серому не дали.
– Жги! – заорал вдруг кто-то, оборвав песню.
Серый не разобрал, кто.
Факелы, до сих пор горящие над головами, пришли в движение.
– Запирай двери! Жги чужаков!
Толпа неожиданно слаженно, как будто люди не раз репетировали это действо, разделилась надвое. Кто-то бросился к крыльцу – запирать двери. Дом собирались поджигать с двух сторон.
Думают, что мы так и сидим внутри, – понял Серый. – То есть, совсем, за идиотов держат! У самих с перепугу крыши посрывало, и нас записали в такие же дебилы.
«Без команды – не стрелять», – вспомнил он. Но пистолет с предохранителя снял. И понял, что команды ждёт – ненависть, охватившая толпу, передалась и ему.
– Вы что?!
«Дура!» – обожгло Серого.
Джек, должно быть, тоже не ожидал от дочери такой прыти, иначе не допустил бы того, что случилось.
Из-за противоположной, скрытой от Серого, стены дома навстречу толпе выскочила Эри.
Лохматая, как всегда – лента, подвязывающая волосы, сбилась набок. Одета в тесную майку, подобранную в каком-то из недограбленных домов ещё в походе, и такие же тесные штаны. Раньше одежда подходила Эри по размеру, а в последнее время жала. Талия осталась тонкой – двумя ладонями обхватишь, а сверху и снизу бункерная прибавила. Раньше Серый на это не обращал внимания, а сейчас вдруг заметил, что одежда девчонке тесна.
– Что вы делаете?! Вы с ума сошли?!
Факелы, оказавшиеся по сторонам от Эри, взметнулись вверх.
– Зло! – взвизгнул кто-то. – Бей чужаков!
Эри ударили – наотмашь, факелом, Серому показалось, что услышал треск вспыхнувших волос. Девчонка еле устояла на ногах. Ахнула и схватилась за щёку.
Выстрелил Серый раньше, чем почувствовал запах гари – по тому человеку, который бил. Но не успел, выстрел слева грянул раньше. Человек, ударивший Эри, упал замертво. Тот, кто стоял рядом с ним, схватился за раненный бок – Серый промахнулся.
– Стоять! – рявкнул Джек. Он выскочил навстречу толпе.
В руке держал пистолет. Снова выстрелил по ближайшему к Эри человеку, уложив его наповал.
Схватил Эри за шиворот, отшвырнул обратно к дому – в этот раз девчонка на ногах не устояла, покатилась кубарем. А Джек сунул пистолет в кобуру, вырвал из рук у кого-то факел и принялся наносить стремительные удары.
В следующее мгновение Серый тоже осознал себя ломанувшимся в озверелую толпу. Так же, как Джек, сунул пистолет в кобуру и выхватил из чьих-то рук факел.
«В оружие можно обратить что угодно, – вспомнил вдруг спокойные, будто льющиеся со страниц учебника, слова Сталкера. Обычная палка – в хороших руках охеренное оружие».
А уж если эта самая палка ещё и горит… Серый замахнулся факелом. Ударил. Ещё, ещё!
Лупил, целясь по головам, уходил от бестолковых ударов сам. В конце концов сумел занять оборонительную позицию – размахивая факелом, не позволял приближаться к себе. Джека не видел, но знал, что он рядом. По приближающимся воплям и звукам ударов понял, что Джек пытается теснить толпу. Тоже попробовал перейти в наступление.
Горящей головнёй обожгло плечо. Потом спину. Потом Серому едва удалось уберечь глаза.
Толпа, явившаяся к их дому, не умела воевать. Но, надо отдать людям должное – учились они быстро. Сообразили, что их сила – в численном преимуществе. И что, проигрывая чужакам в умении, числом их рано или поздно задавят.
– Пошли нахер! – рявкнул Джек. – Стрелять буду!
– Да стреляй! – зло, бесшабашно выкрикнул кто-то. – Всех не перестреляешь!
Серый знал, что Джек слов на ветер не бросает. Продолжая отбиваться – это получалось всё хуже и хуже, – напряжённо ждал выстрелов.
Когда всё вдруг закончилось.
Люди, секунду назад бывшие их врагами – дурная, озверевшая толпа – вдруг дружно опустили факелы.
– Домой, – услышал из-за спины злой, свистящий шёпот Серый.
Не удержавшись, оглянулся.
Эри поднялась на ноги и шла навстречу толпе. Медленно, будто каждым шагом проталкиваясь сквозь невидимое препятствие. Руки девчонка стиснула в кулаки. Она смотрела на людей из-под спутанных, опалённых волос так, что Серому самому вдруг до смерти захотелось оказаться дома.
– Пошли вон отсюда!
Люди попятились. Эри шла на них. На щеке у неё полыхало пятно от ожога.
– Вам захотелось спать. Вам ничего больше не нужно. Вы идёте домой!
Люди заозирались. На факелы в руках у себя и соседей смотрели с недоумением. Кажется, они не понимали, что здесь делают.
Кто-то вдруг громко зевнул. Кто-то потянулся.
Раненный, будто спохватившись, взвыл:
– Больно! – зажал кровоточащую рану и, кривясь на один бок, бросился прочь.
Другие люди тоже начали уходить. По одному, по двое, по трое – пока снова не слились в толпу.
Джек подскочил к Эри, схватил за плечо. Девчонка остановилась. Смотрела на уходящих до тех пор, пока последний огонёк факела не пропал в темноте.
– Домой, – дрогнувшим голосом повторила она.
И разрыдалась.
Обратно Джек её вёл, сама идти Эри не могла. Ноги подгибались, девчонка то и дело останавливалась и заходилась в плаче.
– Ну всё, всё. – Джек, обняв её, заставил подняться по ступенькам.
– А с… мёртвыми что делать? – спросил Серый.
Убитые люди так и остались лежать на земле. Джек небрежно оглянулся.
– Сволоки в сторонку, чтоб посреди дороги не валялись. Очухаются – приберут.
Серый оттащил мертвецов к палисаднику. На посыпанной гравием дорожке, ведущей к дому, остались кровавые следы.
Серый, подумав, черпнул ведром воды из бочки, плеснул на гравий. Следы размыло. Серый вернулся в дом.
Эри уже сидела на кровати. Джек, присев рядом, обрабатывал её ожог. Бросил Серому:
– В окно поглядывай.
– Думаешь, вернутся? – нахмурился Серый.
– На вторую серию – вряд ли. А за трупаками должны, когда оклемаются.
Серый кивнул. Присел к окну, стащил с себя прожжённую майку. Осмотрел.
– На тряпки, – едва взглянув, бросил Джек.
Серый снова кивнул, соглашаясь. Подумал, почему-то со злостью, что майка у него осталась единственная. Посмотрел на Джека, оценивая урон, нанесённый его одежде.
– Твою тоже – на тряпки. Скоро в местное барахло рядиться придётся.
– Ну, я-то привычный, – усмехнулся Джек. – Хотя есть шанс, что до барахла не дойдёт. Прибьют раньше, чем понадобится.
– Почему они на нас напали? – проговорила вдруг Эри. Голос у неё дрожал. – Они ведь правда хотели нас убить!
– Правда хотели, – холодно отозвался Джек. – На хрена ты к ним полезла?
– Я думала…
– Ещё раз подумаешь – думалку отшибу. Твоё дело – стоять, где велели! Я кому сказал, не лезть?
– Я думала, что они меня послушают, – упрямо глядя на Джека, повторила Эри.
– Индюк тоже думал, что купается – пока вода не закипела. Ты ведь знала, что они идут убивать! И не ври, что нет. Не хуже меня слышала.
Эри опустила голову.
– Но они же люди! Я верила, что…
– Зря, – отрезал Джек. – Верить надо своим. Мне, ему, – кивнул на Серого. – А врагам верить нельзя. Если жить хочешь.
Эри угрюмо молчала.
– Идут, – бросил Серый.
Джек резко обернулся:
– Кто?
– Мария. – Серый увидел в окно, что женщина почти бежит по улице.
Добежала до дорожки, поворачивающей к их дому, направилась было к крыльцу. И застыла, побледнев и прижав руки к груди – увидела трупы.
Справилась с собой, подошла к мертвецам. Опустилась на колени.
Что-то пробормотала, провела ладонью по лицам покойников – должно быть, закрыла им глаза. Подняла лицо к небу, прижала ладонь ко лбу.
Серый почему-то решил, что, помолившись, Мария уйдёт за подмогой, унести мертвецов. И женщина действительно, поднявшись на ноги, ненадолго замерла. Оглянулась на пустую улицу. А потом вдруг решительно направилась к крыльцу.
Джек распахнул дверь раньше, чем Мария постучала, Серый услышал, как женщина охнула от неожиданности.
– Дверью ошиблась? – с нехорошей ласковостью спросил Джек. – Бывает. Шагай дальше, куда шла.
– Я шла к вам, – негромко, но твёрдо проговорила Мария. – Ты позволишь войти?
Джек, помедлив, посторонился.
Мария вошла в комнату. Посмотрела туда, где в приличных домах висел портрет Матери Доброты, привычно подняла руку. Вспомнила, что в доме чужаков портрета нет, и отвела глаза. Руку неловко опустила.
Посмотрела на Эри. Волосы, чтобы не лезли на обработанный мазью ожог, девчонка заплела в косу, но короткие сожжённые пряди убираться не желали. Эри закручивала их в жгуты, пытаясь спрятать.
– Я принесла вам снадобье от ожогов. – Мария поставила на стол глиняную плошку с плотно притёртой крышкой.
Посмотрела на Серого – он так и сидел без майки, до ожогов пока не успел добраться. Джек присел рядом с ним. Холодно, непохоже на себя спросил:
– Зачем?
– Что? – удивилась Мария.
– Зачем ты принесла снадобье тем, кто испоганил ваш урожай? Кто устроил падёж скота? Кто только что застрелил двоих ваших людей и ранил третьего?
– Я не верю в то, что Мать Доброты нас наказывает. – Мария говорила всё так же твёрдо, и Серый вдруг подумал, что произносит эти слова не в первый раз. – Я думаю, что она испытывает нас. Проверяет крепость наших чувств и нашей веры. Озлобляться – недопустимо. Желать вам смерти лишь потому, что при Шамане деревья не сбрасывали цвет, а скот не дох – глупо и недостойно. Вы не желаете нам зла. Вы трудитесь бок о бок с нами…
– Плоды трудов видела? – Джек мотнул головой в сторону улицы. – Полюбуйся, если нет, под кустом лежат.
Мария покачала головой:
– Зачем ты стараешься казаться злодеем? Ты ведь не плохой человек. Я это знаю. И знаю, что ты защищал дочь, иначе не стал бы стрелять.
– Да он всегда так, – сердито глядя на Джека, вдруг сказала Эри, – не слушайте его!
Джек молча показал ей кулак. А Мария вздохнула. Подошла к Эри, вытащила из причёски, спрятанной под косынкой, заколку:
– Вот, возьми. Подбери волосы.
– Спасибо. – Эри благодарно кивнула.
– Вы обработаете ожоги самостоятельно? Мне нужно идти, помочь матери Серафиме в лечебнице. – Мария посмотрела на Серого, на Джека.
– Да уж как-нибудь, – буркнул Джек.
– Храни вас Мать Доброты. За Михаилом и Денисом скоро придут.
Серый не сразу понял, что Мария имеет в виду метвецов. Женщина кивнула, прощаясь, и быстро вышла за дверь.
– Вот видишь, – с упрёком глядя на Джека, сказала Эри.
– Вижу, – буркнул тот. – По одиночке они все – такие лапушки, что хоть женись.
– Это называется «эффект толпы», – подал голос Серый, – отец рассказывал. Когда под влиянием других людей человек совершает действия, которые в одиночку никогда бы не совершил. Например, тот же Николай или Матвей – я не верю, что кто-то из них пришёл бы сюда с факелом. Если бы был один.
– А мне вот другое интересно. – Джек повернулся к Эри. – Прочухают они, что не просто так спать захотели?
Эри пожала плечами. Серый покачал головой:
– Не прочухают. Ты-то после боя с Шаманом в отключке лежал, а я помню, какие они были. Вообще не отдупляли, что произошло. Ни как Ангелина их петь заставила, ни как ты с ней и с Шаманом дрался. По дороге шли – вроде, уже в себе, но ни хрена не помнили. По разговорам понятно было.
– О-о как, – задумчиво протянул Джек. – То есть, выходит, нашлась на них управа? – он посмотрел на Эри.
Та ответила непонимающим взглядом:
– О чём ты?
– Хочешь, чтобы она… – сообразил Серый.
– Я не буду больше на них воздействовать! – Эри тоже догадалась. Аж отпрянула. – Это… это подло!
– Подло – людей заживо поджигать.
Но продолжать разговор Джек не стал. Придвинул к себе глиняную плошку, оставленную Марией, снял крышку. Скривился, понюхав содержимое. И позвал:
– Серый, иди сюда. Поглядим, как доброта от ожогов помогает.
Вечером, едва успели сесть завтракать, Джек обронил:
– О. Похоронная команда явилась.
Он смотрел в окно. Серый и Эри посмотрели туда же.
Трупы укладывали на носилки. Георгий, двое мужчин и почему-то женщина. Мужики выглядели хмуро, женщина то и дело утирала слёзы платочком. Серому показалось, что люди стараются смотреть куда угодно, только не в сторону их дома. Вместе с «похоронной командой» пришла Мария. После того, как тела унесли, поднялась на крыльцо и постучала в дверь.
– Заходи, – бросил Джек. – Давно не виделись.
Мария вошла.
– Мира и добра.
– И тебе не скучать. Силоса бахнешь? – Джек кивком указал на миску с нарезанной зеленью. – Свежак, только нарубили.
– Благодарю. Я сыта.
– Веришь – сам обожрался так, что не лезет. Чего б другого навернуть… – Джек горестно вздохнул. – Так, что хотела-то?
– Я подожду, кушайте. – Мария, благочестиво сложив руки, застыла посреди комнаты.
– Да ладно уж. Не тяни, выкладывай.
– Только не подумай, что я в чём-то вас обвиняю, – осторожно начала Мария.
Джек ухмыльнулся:
– Я думать не обучен. На то другие умники есть.
Мария помолчала и неловко продолжила:
– Видишь ли. Люди, которые вчера приходили к вашему дому… Они ведут себя… странно.
– То есть? – не понял Серый.
– Ещё вчера, под утро, к нам с матерью Серафимой прибежала Наталья – это жена Николая, – начала рассказывать Мария. – Одного из тех, кто…
– Знаем, – перебил Джек. – Дальше.
– Мы с матерью Серафимой были в лечебнице, врачевали раненного. Наталья рассказала, что её муж, вернувшись от вас, будто превратился в малое дитя. Он не мог вспомнить, зачем и куда ходил. На её расспросы отвечал недоумёнными взглядами. Он… забыл, где находится туалет. К умывальнику Наталья тоже отвела его за руку. А вернувшись в дом, Николай попытался лечь спать прямо в одежде. Не надевал ночной костюм – до тех пор, пока Наталья не сказала, что нужно это сделать. Наталья надеялась, что это временно, и к вечеру всё пройдёт. Но вечером Николай не встал, чтобы идти на пасеку – хотя обычно поднимался раньше жены. Ему снова пришлось напоминать, где находится туалет. Что нужно одеться, умыться… Когда Наталья сказала про пасеку, Николай не понял, о чём она говорит. Наталья испугалась и побежала к нам. А вслед за ней потянулись другие женщины. Те, чьи мужья и соседи вчера приходили сюда.
Серый напрягся. Ничем иным, кроме как воздействием Эри, странные изменения в людской психике объяснить было нельзя. Эри, судя по тому, как изменилась в лице, подумала о том же.
А Джек беспечно ухмыльнулся:
– Нехило мужики от работы откосить решили. Молодцы… Чаю выпьешь? – он бросил в чашку щепоть заварки.
– Нет, благодарю. – Мария пытливо смотрела на Джека. – Ты можешь объяснить, что случилось с людьми? Со взрослыми мужчинами, которые вдруг превратились в малых детей?
– Я мо… – начала Эри.
Джек хлопнул ладонью по столу. Эри замолчала.
– Я не доктор, лапушка, – участливо глядя на Марию, проговорил Джек. – Ты меня, видать, с Шаманом попутала. Как по мне, так мужики ваши просто дурака валяют.
Мария покачала головой:
– Не обманывай.
– Да я-то чего? – обиделся Джек. – Небось, не я придуриваюсь, что сортир со шкафом путаю. Сейчас вот, как поем, в коровник пойду, поилки налаживать. Сам доберусь, за ручку вести не надо.
– Наши мужчины тоже не притворяются.
– Да? Ну, стало быть, скоро пройдёт. Погодите маленько, дайте мужикам отдохнуть. Чай, не каждую ночь «спички детям не игрушка» устраивают.
Мария вспыхнула.
– Люди были неправы! Когда придут в себя, они осознают свою оплошность.
– Флаг им в руки, – миролюбиво кивнул Джек.
– То есть, ты хочешь сказать, – глядя на него, медленно проговорила Мария, – что это помешательство – временное, и скоро оно пройдёт?
Джек ответил непроницаемым взглядом.
– Я, лапушка, что хотел, то и сказал.
– Что ж, спасибо. – Мария встала.
Джек пожал плечами:
– Да было бы на чём.
– Пойду. Приятного аппетита. Да хранит вас Мать Доброты.
Мария вышла.
Джек, глядя в окно, подождал, пока она спустится с крыльца. И влепил Эри подзатыльник.
Девчонка ойкнула.
– Для памяти тебе, – пояснил Джек. – Чтоб запомнила, когда язык за зубами держать надо.
Эри вспыхнула. Серый приготовился к истерике – помнил, как нервно девчонка относится к тому, что считает «проявлением насилия». Но отец и дочь просто молча смотрели друг на друга.
Серый сначала недоумённо переводил взгляд с одного на другого, а потом догадался, что на самом деле эти двое не молчат. Они ведут диалог на каком-то недоступном ему уровне.
В конце концов Эри опустила глаза. Пробормотала:
– Я… обещаю, что постараюсь быть сдержанней.
Джек кивнул:
– Уж постарайся. А то ремнём тебя гонять – не с руки как-то. Взрослая уже.
Эри фыркнула, но промолчала.
– Делать-то чего? – подал голос Серый. – С этими… которые про ночные костюмы не помнят? Это ведь из-за неё? – он мотнул головой на Эри.
Эри насупилась.
– Я не знаю, что с ними случилось! Я просто велела им идти домой.
– А дальше ничего не велела, – задумчиво проговорил Серый. – Может, поэтому они подвисли?
Джек пожал плечами.
– Может, и так. Чёрт его знает. Для начала хоть поглядеть на них надо.
***
По дороге в лечебницу Джек велел Серому и Эри «не палиться».
– Скажем, что ожоги мазать пришли, – предложил он. – Мария сказала, этих ушибленных бабы туда притащили. Послушай, что с ними, – он обращался к Эри. – И я попробую – глядишь, сообразим чего. Аккуратно только, при них – ни о чём таком не трепать. Поняла?
Эри кивнула.
Шум толпы они услышали ещё на подходе к лечебнице. Приблизившись, увидели, что перед её крыльцом собралась едва ли не половина населения посёлка. Впавших в детство мужчин привели жёны и соседи. Вместить в себя всех желающих лечебница – длинный одноэтажный дом, Серый помнил, что там всего две палаты и смотровая – физически не могла, и страждущие топтались во дворе. При виде чужаков возбуждённые разговоры, ахи и охи смолкли. На них смотрели настороженно.
– Кто последний к мозгоправу? – расплывшись в людоедской улыбке, осведомился Джек.
Ответом было напряжённое молчание.
– Что, никого? Ну, тогда мы первые будем. – И Джек, миновав расступившихся людей, поднялся на крыльцо.
Серый и Эри шли за ним, не отставая. Джек, формально постучавшись в дверь смотровой, распахнул её настежь. Категорически объявил:
– Здрасьте.
Серый и Эри вошли вместе с ним.
Посреди помещения сидел на стуле Николай. Напротив него – Серафима. На застеленной белой простынёй кушетке Мария успокаивала плачущую женщину, ту самую Наталью.
– Ты работаешь на пасеке, – ласково пыталась внушить Николаю Серафима, –тебя благословила на это Мать Доброты. Пчёлы. Ульи. Помнишь?
Было похоже, что вопрос задаёт уже не в первый раз. Николай мучительно морщил лоб.
– Вспоминай, – уговаривала Серафима. – Постарайся! Пожалуйста.
– Да он даже меня не помнит, – прорыдала Наталья. – Я уж с ним и так, и этак! А он только глядит жалобно, будто телок годовалый.
Серый видел, как замерла Эри, сосредоточенно впившись глазами в больного. Она старалась держаться за спиной у Джека. Джек тоже замолчал, присматриваясь к Николаю. Серафима и Мария недоумённо обернулись к вошедшим.
– Мира и добра, – сказала Серафима.
Наталья всхлипнула и придвинулась поближе к Марии.
– И вам того же, – торопливо заговорил Серый. – Мы, это. Пришли ожоги обработать. – Кивнул на Эри: – Видите, на щеке у неё? И у меня тоже, – потянул из-за ремня майку.
Наталья, поняв, что он собрался раздеваться, конфузливо отвернулась. Серый запоздало вспомнил, что здесь, у Шамана, даже их майки без рукавов считаются верхом неприличия. Слышал, что местные прозвали их одежду «дикарской» – кажется, майки в их представлении выглядели чем-то вроде набедренных повязок зулусов.
– Выйди, Наталья, – мягко попросила Мария. – Мы позовём тебя, когда обработаем ожоги. А Николай пусть посидит здесь. Будем надеяться, что Мать Доброты смилостивится, и ему поможет снадобье, которое мы дали.
Наталья, утирая слёзы, вышла.
– А что вы ему дали? – спросил Серый. Быстро сообразил, что его задача – переключить внимание женщин на себя.
– Это снадобье готовил Шаман. Вот. – Мария показала Серому аптекарский пузырёк.
Серый вытащил стеклянную крышку, понюхал. Судя по запаху – обычная валерьянка, среди Лариных настоек тоже была похожая. Хотя Шаман в своё зелье наверняка что-то ещё добавлял.
Серый с умным видом кивнул, закрыл пузырёк и отдал Марии:
– Всё правильно. Должно помочь… Дак, ожоги-то? – снял майку и повернулся к Серафиме, показывая обожжённую кожу на спине и рёбрах.
Женщина сочувственно охнула.
– Сейчас, – встала со стула, подошла к шкафу со множеством ящичков и принялась перебирать медикаменты.
Серый потихоньку покосился на Эри и Джека.
Эри так и держалась за спиной отца. Она напряжённо свела брови, губы чуть заметно шевелились. Джек застыл каменным изваянием, скрестив на груди руки. Он как будто чего-то ждал.
– Подойди ко мне, – позвала Серафима. В руках она держала керамическую плошку, похожую на ту, которую вчера принесла Мария.
Серый подошёл.
– Будет больно, – предупредила Серафима, – придётся потерпеть.
– Потерплю, ага. А что это за мазь? Из чего вы её делаете? – Ответы Серый не слушал. Он задавал новые вопросы, стараясь удержать внимание женщин. – У меня вот мачеха ромашку пользует. И чернокорень. А батя говорит, что это всё хрень собачья, и ничего лучше пантенола пока не придумали. Он из Бункера принёс рецептуру, сейчас у нас это дело на потоке уже. А мачеха всё равно ромашку настаивает. Упорная…
Серый болтал и время от времени посматривал на Эри. На Николая не смотрел. Момент, когда тут вдруг громко застонал, схватившись за виски, упустил.
– А-а-а!!! – взвыл Николай.
Серафима вздрогнула и выронила плошку со снадобьем, Серый едва успел её поймать.
– Николай! Что с тобой? – Серафима и Мария бросились к мужчине.
– Голова, – с трудом выговорил тот. – Голова… болит.
– Сейчас, – засуетилась Серафима, – подожди минутку!
Мария уже насыпала в кружку какой-то порошок. Развела водой, подала Николаю:
– Вот, выпей!
Николай взял кружку. Кривясь от горечи, выпил лекарство. Недоумённо огляделся по сторонам. И вдруг спохватился:
– А… чегой-то я тут?.. А?
– Ты себя плохо почувствовал, – осторожно сказала Мария. – Помнишь, как сюда шёл?
Николай нахмурился.
– Нет. – Жалобно повторил: – Голова болит. Может, пройдёт – тогда припомню?
– А как тебя зовут, помнишь?
– Николаем, – удивился мужчина. – Ты шуткуешь, что ли?
– А жену твою как зовут? – подала голос мать Серафима.
– Натальей… Да что с вами такое?
– В загадки играют, – подал голос Джек. – Ты вот знаешь, как мою жену зовут?
– Нет, – удивился Николай.
– Вот! И я не знаю. Давай, может, до пока не вспомню, с твоей поживу?
Николай насупился. Встал со стула. Чуть покачнулся – голова у него, должно быть, кружилась, – но к Марии и Серафиме повернулся решительно.
– Пойду я. Храни вас Мать Доброты, – прижал ладонь к сердцу и вышел.
Скоро с улицы стали доноситься изумлённые возгласы.
Джек широко улыбнулся Марии.
– Ну вот, лапушка, а ты боялась! Стало быть, действует ваше зелье?.. Пойду там, скажу, чтобы в очередь строились. А то как поломятся сейчас на радостях – все склянки вам перетопчут. Идём, – махнул рукой Эри и Серому.
Они вышли во двор.
– Так, – скомандовал Джек. – Болезные, а ну, становись в очередь! – и быстро, не давая людям опомниться, с помощью Серого выстроил толпу друг за другом. – По одному – заходь!
Эри стояла в сторонке, на неё никто не обращал внимания. Страждущие, сопровождаемые женщинами, по очереди заходили в лечебницу – и появлялись на крыльце уже с осмысленным выражением лица.
– Мать Доброты исцелила, – комментировал Джек. – И наказывала: спички больше не трогать! А то в другой раз так приложит, что вовсе без мозгов останешься. Вкурил, нет?..
Выходящие мужчины смотрели на него ошалело, женщины испуганно охали и кивали, стремясь поскорее увести исцелённых.
Через час во дворе лечебницы не осталось никого.
– Всё, красавицы, – доложил вышедшим на крыльцо Марии и Серафиме Джек. – Расползлись ваши саботажники. Теперь, я считаю, можно и самим валерьянки хряпнуть – если не всю ещё вылакали. А можно и позабористее чего.