mikki host mikki host Мир охоты и крови

Глава 24

Засыпая каждый вечер

За почти две недели Гилберт заметил за Стеллой исключительно грубую физическую силу, которую она, однако, по просьбе Третьего сальватора практически не применяла.

Слово «просьба» было слишком странным для описания того, как Третий раздавал приказы. Одного его слова было достаточно, чтобы Стелла и Эйкен не вступали в споры. Шерая сказала, что таким образом Третий пытается обезопасить их всех, не только Стеллу и Эйкена, и, честно говоря, Гилберт совсем в это не верил. Все не могло быть настолько простым и очевидным, поэтому он вознамерился лично разобраться в происходящем.

Отыскать Стеллу было нетрудно: в отличие от Клаудии, она терпеть не могла сидеть взаперти и в основном без устали носилась по всей территории. Барьеры и сигилы, оповещавшие о ее местонахождении, были на каждом шагу, да и Зен постоянно следовал за волчицей, однако это ничуть не успокаивало Гилберта.

Сегодня после завтрака Стелла практически сразу же куда-то умчалась. Гилберт помнил, что клятва и барьеры не выпустят ее с территории особняка, но ее поспешность так разозлила, что он случайно оставил трещину на столе. Тогда Клаудия посмотрела на него как на идиота, но, не говоря ни слова, горделиво встала со своего места и ушла, подчеркнуто не замечая последовавшего за ней Энцелада. Николас и Эйс мгновенно занялись Эйкеном, который в основном бесцельно бродил по особняку и изучал его, тогда как Третий сумел вовлечь Шераю, Марселин и Стефана в обсуждение особенностей сомнуса, которому подвергся Стефан. Сбежала только Стелла, будто не могла находиться в обществе других людей дольше чем пять минут.

Гилберт обнаружил ее в саду, под огромным кедром, окруженным фиолетовыми кустами. Стелла лежала в своем человеческом обличье и хмуро смотрела на раскинувшиеся над ней ветви. Зен стоял всего в метре от нее и выглядел так, будто его сейчас стошнит.

– Доброе утро, – произнес Гилберт, сцепив руки в замок.

Стелла не ответила. Эльф кивнул, давая понять, что заметил короля, и вновь посмотрел на девушку.

– Стелла.

Она только вздохнула, все так же задумчиво глядя на ветви.

– Стелла, – настойчивее повторил Гилберт.

Она приподнялась и посмотрела на него так, будто планировала сожрать живьем. Гилберт улыбнулся, напоминая себе, что эта девушка лишь стала жертвой обстоятельств и вряд ли по доброй воле связалась с Третьим, следовательно, он должен быть очень осторожен и…

– Доброе утро, – буркнула Стелла, ложась обратно.

– Я очень рад, что в наших отношениях такой прогресс.

Стелла подняла голову и удивленно уставилась на него. Солнце, пробивавшееся сквозь ветви, бросало на ее лицо блики света, из-за чего желтые глаза казались еще ярче, пронзительнее, внимательнее.

– Могу я поинтересоваться, чем ты занята?

– Лежу, – ответила она таким тоном, будто разговаривала с неразумным ребенком.

– Кровать в твоей комнате недостаточно мягкая? Мне распорядиться, чтобы ее заменили?

– В комнате? – повторила Стелла, переводя взгляд обратно на дерево. – А. В комнате. Как угодно, Ваше Высочество.

Уголок рта Гилберта дернулся, однако Стелла этого не заметила. Выждав немного, он спросил:

– Может быть, мы прогуляемся?

– Зачем?

– Просто так. Погуляем, подышим свежим воздухом. Познакомимся поближе. Я думаю, что мы могли бы стать друзьями, Стелла.

Она села и сощурилась, вглядываясь в его лицо. Гилберт бы стойко выдержал ее внимание, как и ощущение, будто ее взгляд пробирает до костей, если бы Стелла вдруг не пожала плечами и не бросила:

– Ладно.

Девушка быстро подскочила на ноги и, не отряхиваясь, пошла по каменной дорожке вперед. На футболке сзади отпечатались грязные пятна, в волосах запуталась трава и несколько крохотных веточек. Гилберт подавил желание убрать их и, приказав Зену оставить их, последовал за Стеллой.

Через два метра она остановилась и резко обернулась.

– Что-то не так? – надеясь звучать миролюбиво, уточнил Гилберт.

– Когда люди гуляют, они идут рядом, – проворчала Стелла. – Великаны не исключение. Форти мне рассказывал.

У Гилберта едва не выбило землю из-под ног. Что за фамильярность, что за дикость?.. Лишь Розалия называла так Фортинбраса, и Третий уже давно не был тем самым Фортинбрасом, который допустил бы подобную вольность.

Но вместо того, чтобы указать Стелле на ошибку – в конце концов, он вознамерился завоевать ее доверие, – Гилберт сказал, подойдя ближе:

– Разумеется.

Более абсурдной ситуации и не придумаешь. Чтобы не мучиться, Гилберту следовало сразу попросить Стеллу стать волчицей и засунуть руку ей в пасть.

Впрочем, это и интересовало Гилберта едва не в первую очередь: как Стелла научилась менять обличье? Он ни разу не слышал о подобной магии. Во всех мирах лишь боги могли представать в облике, который выберут и сочтут подходящим, да перевертыши крали чужие. Неужели хаоса в Стелле так много, что и она способна на это? Будь она настоящим перевертышем, барьеры и клятвы убили бы ее. Будь с ней что-то не так, магия особняка давно бы сообщила об этом.

Странно, что этого не произошло, потому что со Стеллой определенно было что-то не так.

В один момент она могла быть серьезной и грозной, выглядеть так, будто способна без труда перегрызть глотку любому, кто косо посмотрит на нее или ее спутников. В следующую секунду она могла улыбаться, показывая клыки, и предлагать Эйкену совершенно детские развлечения: догонялки, прятки, охоту на птиц или «исследование неизвестной территории» – так она называла изучение особняка. При этом и Зен, и рыцари, и драу подтверждали, что Стелла и Эйкен и впрямь изучают особняк как нечто крайне интересное и незнакомое, но не представляющее для них опасности.

– Ты нервничаешь, – вдруг выпалила Стелла, покосившись на великана. И практически сразу же, не успел Гилберт даже осмыслить сказанное, испуганно пискнула и исправилась: – Ой, то есть… Вы. Вы нервничаете.

– Ты ведь не признаешь во мне короля, – заметил Гилберт, решив сделать вид, будто этой заминки и не было.

– Король – это тот, кто был коронован, – с умным видом ответила Стелла. – У кого есть корона и королевство. У вас этого нет.

– Третий сальватор не желает возвращать мне корону. И где он ее только прячет? – как бы между прочим спросил Гилберт, невинно уставившись на Стеллу.

Но она, к его разочарованию, только широко улыбнулась, обнажив клыки, и с гордостью сказала:

– Он имеет право обладать ей.

– Он был изгнан.

– Но принят Киллианом. К тому же, – Стелла вдруг помрачнела, свела брови к переносице и, как показалось Гилберту, даже шмыгнула носом, – он был коронован. Это правда. Он имеет право обладать короной великанов.

Гилберт остановился. Ветер, вдруг ставший ледяным, ударил в спину.

– Что?

– Что слышали, – уже без всякой беспечности ответила Стелла, рванув вперед.

– Когда люди гуляют, они идут рядом.

Девушка повернулась к нему со злым взглядом. Гилберт ответил точно таким же.

– Когда люди гуляют, – наконец сказала она, все еще прожигая его глазами, – они не допрашивают друг друга.

– Разве я допрашиваю? Лишь хочу узнать, как так вышло, что Третий сальватор отыскал корону великанов. Никто, кроме королевы Ариадны, до сих пор толком не знает, откуда вы взялись. Тебе не кажется, что было бы справедливым рассказать хотя бы об этом?

– С чего бы?

– С того, что отношения между людьми строятся на честности. Я рискую своей жизнью, защищая вас от всей коалиции. Даже если сигридцы понимают, что рисковать Временем нельзя, это не значит, что с вами ничего не случится.

– Мы принесли клятву, – процедила сквозь зубы Стелла, подлетев к нему так быстро и близко, что они едва не столкнулись носами. – Ты принес клятву! Сказал, что защитишь нас!

– До тех пор, пока вы находитесь на территории моего особняка, – напомнил Гилберт, приказав своему телу, вдруг предавшему его, не дрожать. Под жестким взглядом желтых глаз Стеллы становилось неуютно. Страшно. – Но обстоятельства бывают разными. Поверь, я вовсе не хочу, чтобы вы, случайно оказавшись за пределами этой территории, пострадали. Я смогу защитить вас и от опасностей этого мира, и от самой коалиции, если кто-то вдруг решит действовать радикально. Но хочу знать, ради кого я рискую. Я хочу знать, кто вы такие.

– Я – Стелла, – едва не выплюнула она, хмурясь. – Все. Больше мне нечего сказать.

– Ты умеешь менять обличье. Это уникальный дар, и я никогда прежде не встречал кого-то, кто обладал бы им.

Стелла отступила на шаг, с сомнением посмотрев на него, и Гилберт вдруг ощутил, как дышать стало легче.

– Дар? – переспросила она с сомнением. Ее глаза загорелись, а тонкие губы растянулись в улыбке. – Дар! Звучит отлично, мне нравится! А у вас что, никто так не умеет?

– Только перевертыши, – честно ответил Гилберт.

Стелла скривилась:

– Фу. Я не перевертыш.

– Тогда что это за дар? Уникальный, сильный… Никогда о таком не слышал.

– Дар, – повторила она, покачав головой. – Невероятно. Если я скажу об этом Эйкену, он не поверит. Он считает, что ты… то есть вы – очень злой и вредный принц. Он думает, что вы сделаете что угодно, чтобы избавиться от нас.

С одной стороны, Гилберт рассматривал такую возможность, потому что это было естественным. С другой же, он принес клятву, как и Третий, Клаудия, Стелла и Эйкен, и все эти дни ни один из них ее не нарушил.

– Я не настолько ужасен, – наконец ответил он, заметив оценивающий взгляд Стеллы. – Я могу быть строг и требователен, но лишь в том случае, если иного выхода нет. Чаще всего я стараюсь достичь понимания мирным путем. Как, например, сейчас.

– Сейчас? – недоверчиво повторила Стелла.

– Сейчас. Гуляем, дышим свежим воздухом, возможно, становимся друзьями. Помнишь об этом?

– А-а-а… Да, помню.

И будто в доказательство своих слов, девушка вновь пошла вперед, но перед этим убедилась, что Гилберт идет рядом.

– Но друзья не запирают друг друга в защищенных местах и не грозятся убить их, – заметила она несколько секунд спустя.

– Мы только пытаемся стать друзьями, – напомнил Гилберт, скрипнув зубами. Вся эта затея казалась ему полной чушью, но, как выяснилось, иначе со Стеллой и нельзя было: многое она понимала буквально и была наивной, как ребенок.

– Форти старается изо всех сил, а ты… вы не даете ему даже шанса.

– А ты бы была мила и любезна с убийцей?

Стелла, казалось, всерьез задумалась над его вопросом. Гилберт уже решил, что она не ответит, но спустя несколько минут Стелла отстраненно произнесла:

– Либо убьешь ты, либо убьют тебя. Это закон. Так что я сама убийца.

Девушка хищно улыбнулась, посмотрев ему в глаза, и Гилберт, что странно, на секунду ощутил укол разочарования. Он, разумеется, мысленно убеждал себя, что готов к любому ответу. И все равно был разочарован. Будто надеялся, что Стелла окажется не такой ужасной, как Третий.

– Здесь нечем гордиться.

– А я и не горжусь, лишь говорю очевидное. Разве вы не сделали бы все возможное, чтобы выжить и защитить дорогих вам людей? Разве вы не убили бы того, кто этого заслуживает?

– Я не занимаюсь линчеванием.

– Чем?

Теперь она выглядела так, будто действительно услышала какое-то новое слово и хотела узнать его значение. Ни следа уверенности, которую Гилберт видел всего мгновение назад.

– Самосудом, – подобрал другое слово он.

– А, судя по тому, как вы относитесь к Форти, именно этим вы и занимаетесь.

– Не будь глупой, Стелла, – не выдержал великан, фыркнув и поднимая глаза к небу. – Я осторожен ради коалиции и каждого, кто доверил свою жизнь мне.

– Я свою жизнь вам не доверяла.

– Тогда почему ты так рвалась принести клятву?

Здесь Гилберт не преувеличивал: Клаудия, встретившись с лидерами коалиции для принесения клятвы, выглядела абсолютно спокойной, Эйкен – немного напуганным, а вот Стелла едва не прыгала на месте и напоминала, что они должны как можно скорее начать.

– Форти посчитал, что так будет лучше.

– Боги, – едва не выплюнул Гилберт, – хватит его так называть!

Стелла сощурилась, уставившись на него, и процедила сквозь зубы:

– Как хочу, так и называю. И вообще, – подумав еще немного, добавила она, но уже значительно тише, – я давно не верю в богов.

– Тебе необязательно постоянно быть рядом, – на всякий случай напомнил Стефан.

– Я слежу за твоим состоянием, – ответила Марселин, сделав глоток кофе. – Если ты вдруг свалишься от усталости или боли, я должна быть рядом, чтобы помочь.

– Это было всего один раз…

Не сказать, что Стефану не было приятно это внимание. Наоборот, он эгоистично наслаждался им, при этом прекрасно осознавая, что так быть не должно. В конце концов, Марселин целых пять месяцев следила за его состоянием, а после пробуждения от сомнуса ни на мгновение не переставала раздавать рекомендации и поить его отварами собственного приготовления.

Стефану до сих пор не верилось, что прошло пять месяцев. Не верилось, что Марселин не бросила его умирать, а спасла, использовав магию, о которой мало что знала. Она ни на минуту не отходила от него, постоянно изучала магические книги и трактаты, искала давно утерянные источники и пыталась разбудить его. Теперь, когда все знали, что пробудить от сомнуса может только Время, эти попытки казались совершенно бессмысленными, но Стефан все равно восхищался ими. Его совершенно не смущало, что, пока он был мертв, Марселин постоянно находилась рядом. Но беспокоило, что она забыла о себе и все свои силы бросила на его спасение. Даже сейчас она совсем не жалела себя и бралась за помощь каждому.

Она помогала Николасу, который, не ставя никого в известность, первым сбегал к бреши (что странно, те стали появляться гораздо реже) и получал травмы. Она кое-как уговорила Пайпер помочь ей, хотя Первая очень долго отказывалась и убеждала, что в полном порядке.

И едва ли не каждую минуту Марселин спрашивала Стефана о его самочувствии. Ее паранойя дошла до того, что она могла явиться к нему посреди ночи. Стефан всегда встречал ее на пороге комнаты и говорил, что чувствует себя прекрасно. Но Марселин не успокаивалась, волновалась так сильно, что могла за всю ночь ни разу не сомкнуть глаз, и это серьезно беспокоило Стефана. Дошло до того, что в один из дней Стефан сказал, что она может остаться у него, если от этого ей будет спокойнее.

Только после он понял, насколько странно прозвучало это предложение. Но ни один из них не сделал шаг назад, и в итоге каждую ночь они засыпали рядом, а утром просыпались и видели, что успели либо переплестись ногами, либо обняться. Никогда прежде Стефан не думал, что способен испытывать радость и вину одновременно.

Он, разумеется, знал, что его радость эгоистична. Он не должен наслаждаться присутствием Марселин, ее прикосновениями и вниманием, которым она одаривала каждого, кому оказывала помощь. Но наслаждался, потому что это была Марселин. Самая прекрасная девушка во всех мирах, которая украла его сердце и до сих пор не вернула обратно. И Стефан даже мечтать не мог о том, чтобы Марселин вновь ответила ему взаимностью, но каждый раксов раз, когда она спрашивала его, как он себя чувствует, когда вливала магию в его тело, помогая восстановить ток его собственной магии, когда ложилась рядом и засыпала, Стефан думал, что это все же возможно.

Марселин опустила пустую чашу на стол и, нахмурившись, уставилась на линию горизонта. Сегодня терраса, где они расположились, выходила в сторону пляжа. Воздух пах морской солью, цветущим садом, сомнениями и страхами, которые Стефан различал слишком хорошо. С каждым днем его чувства восстанавливались, становились острее, и он все сильнее ощущал присутствие каждого в особняке. Прямо сейчас он хорошо ощущал Гилберта и Стеллу, которые гуляли где-то в саду, и Фортинбраса – хотя от него, разумеется, исходило ощущение магии. Фортинбрас слишком хорошо прятал свои чувства, чтобы кто-нибудь сумел их понять.

– Ты не замерзла? – спросил Стефан, пытаясь отвлечься от ощущения чужой магии.

– А ты? – Марселин взволнованно наклонилась вперед. Казалось, что она без проблем перегнется через стол между ними, скинув все на пол, лишь бы дотянуться до Стефана. – Тебе плохо? Что-то не так? Голова кружится?

– Я прекрасно себя чувствую. Не нужно спрашивать об этом каждую минуту.

– Ты был почти мертв! – зло выпалила девушка, хлопнув ладонью по столу.

– Ты тоже, и последствия оказались куда серьезнее.

– Но ведь все обошлось! Твоя магия была совершенна, а вот моя…

– Твоя магия прекрасна, Марселин. Невероятна. Она… – Стефан замялся, неуверенно коснулся ладонью груди – точно там, где под свитером и рубашкой был шрам, который останется с ним навсегда. У него не находилось слов, чтобы описать, насколько сильной оказалась магия Марселин, и потому он смиренно повторил: – Твоя магия прекрасна. Твоя мать гордилась бы тобой.

Марселин нахмурилась и приоткрыла рот, будто хотела что-то ответить. Стефану показалось, что время замедлилось и ускорилось одновременно.

– Боги, – выдохнул он, прикрыв рот ладонью. – Я… Я сказал это вслух?

– Ага, – растерянно кивнула Марселин.

– Боги, – повторил Стефан ошарашенно. – Я сказал это… Я сказал это вслух. Боги, Марси, я сказал это вслух!

Последние слова он едва не выкрикнул, радостно рассмеявшись.

– Твоя мать гордилась бы тобой, – торопливо повторил Стефан, боясь, что язык вновь перестанет слушаться. – Елена бы гордилась тобой. Боги, – судорожно выдохнул мужчина, уперев локти в колени и спрятав лицо в ладонях. – Я сказал это…

Стефан даже не представлял, что это когда-нибудь случится. Он пытался миллионы раз, и каждый оканчивался провалом, который разбивал его сердце снова и снова. Он испробовал тысячи способов, чтобы обмануть магию и хаос, но даже его знаний и умений, накопленных за семьсот лет, оказалось недостаточно.

А теперь он оказался свободен. Он умер, и проклятие, сковывавшее его все это время, спало.

Марселин мягко коснулась его рук, и Стефан резко вскинул голову. Она выглядела растерянной и даже напуганной, но стояла рядом и, кажется, не собиралась сбегать. Она смотрела на него с чувством, которое Стефан не мог описать, и ждала, пока он заговорит. Это оказалось очень сложно: горло сдавило страхом, болью и рыданиями, которые раньше Стефан позволял себе только в полном одиночестве.

– Прости, – пробормотал он и, поддавшись порыву, прильнул щекой к ее руке. – Прости меня. Я пытался побороть это, но ничего не получалось, но теперь, когда я умер и вновь ожил из-за сомнуса, я…

– Что? – взволнованно выпалила Марселин, когда он на секунду запнулся.

– Я могу говорить. Я могу все тебе рассказать. Марси, прости меня. Прости… Я не мог из-за проклятия, которое Елена… Марси, твоя мать прокляла меня.

Глава 25

Когда все заканчивается

Казалось бы, Пайпер должна радоваться. Она вновь в своем мире, в безопасности, рядом с людьми, которыми дорожила, но чувствовала, что это неправильно. Мир казался серым и искаженным, будто Пайпер до сих пор была в Башне. Воспоминания о пустых коридорах, слепящих белизной, и тьме, ждущей за огромными окнами, вызывали табун мурашек и поднимали страх. Даже спустя две недели Пайпер спала урывками и боролась с кошмарами.

Но она хотя бы ела. Одной странной выходки Фортинбраса оказалось достаточно, чтобы дядя Джон и Эйс без остановки спрашивали ее, почему он так поступил, и убеждали ее понемногу начинать есть. Изредка к ним присоединялась Марселин, но большую часть времени она наблюдала за состоянием Стефана и помогала Николасу, который любил срываться неизвестно куда и возвращаться побитым.

Это тоже казалось Пайпер неправильным.

Николас был шумным, активным, прилипчивым, но уж точно не глупым, чтобы так просто срываться с места и подставляться под удар. Но, возможно, Пайпер просто не знала его: они общались, пытались как-то узнать друг друга, но Николас прикладывал значительно больше усилий, чем она. Не то чтобы Николас ей не нравился, наоборот, она была рада, что есть еще один человек, понимающий ее, но… Ему же было всего пятнадцать. И он, если верить Рейне, которая периодически являлась во плоти, был сальватором дольше Пайпер. Но при этом отзывался на Четвертого, оставляя за ней право быть Первой. Будто она могла быть настоящей Первой.

– Поразительный результат за столь короткий срок, – пробормотал Фортинбрас. Не обратив внимания на настороженный взгляд дяди Джона, он уточнил: – Ты уверена, что раньше не замечала за ним подобного?

Пайпер встрепенулась, вынырнув из своих мыслей, и посмотрела на Эйса, в самый последний момент ушедшего от выпада Еноха. Тонкое янтарное лезвие блеснуло, столкнувшись с тренировочным мечом, который использовал рыцарь, и Пайпер ощутила, как глубоко внутри зашевелилась Сила, отзываясь на чужую магию.

– Что-то такое я бы точно заметила. Трудно пропустить момент, когда твой двенадцатилетний брат начинает бегать с магическим мечом.

– Ему же пятнадцать, – озадаченно напомнил Фортинбрас.

– А раньше было двенадцать.

– О, ты об этом… Да, теперь я понимаю.

Эйс сказал, что хочет показать Пайпер кое-что очень интересное. Магия стала открытием, которое поразило ее настолько, что она никак не могла собраться с мыслями и сказать хоть что-нибудь. Хотелось услышать, что это просто шутка. Магия была слишком опасной, непредсказуемой, буйной. Она еще теснее приближала Эйса к сигридскому миру, который мог сломать его сильнее, чем уже сломал Пайпер. Еще и вечность, которую дарует Геирисандра… Кто знает, когда тело Эйса перестанет расти и в каком возрасте он застрянет до тех пор, пока не лишится магии или, что хуже, не погибнет.

Но Эйс радовался, показывая, сколь многому научился, как хорошо обращается с мечом (куда лучше Пайпер) и как долго может противостоять Еноху (целых семь минут, о чем сообщил Фортинбрас). Он радовался, и Пайпер не могла заставить себя сказать, что он завладел крайне опасной вещью.

– Знаешь, что в этом самое странное?

Пайпер едва не физически ощутила, как насторожился дядя Джон, который едва ли не больше всех следил за Третьим.

– Насколько мне известно, – продолжил Фортинбрас, не дождавшись ответа, – это первое проявление божественной воли с момента Вторжения.

– Прямо-таки первое?

– Боги молчали все это время. Никому не отвечали. Даже элементали не знали почему.

– Элементали? – с легким удивлением переспросил дядя Джон, недоверчиво покосившись на него.

– Да, я несколько раз разговаривал с ними. Отыскать их было сложно, заслужить внимание и хотя бы минуту разговора – еще сложнее.

– Разве элементали не оставили миры?

– Кто знает? Может, я говорил с другими элементалями. Может, я лжец. Как вы думаете, господин Сандерсон?

В этом была его особенность, которую многие принимали за надменность: к каждому, даже к слугам, он обращался с почтением. Николас кое-как переучил Третьего обращаться к нему только по имени, а вот Эйс сильно испугался, когда Фортинбрас назвал его «господином Сандерсоном». Хотя дяде Джону вообще было плевать.

– Думаю, если бы ты наконец рассказал, где скрывался все это время, нам всем было бы намного легче.

– Правда? – невинно уточнил Фортинбрас. – Что ж, возможно, это действительно хорошая идея. Но вы уверены, что выдержите это? Я могу не просто рассказать, я могу показать. Каждое место, где только был. Каждую мертвую землю, которую видел. Каждый…

– Ну все, – вмешалась Пайпер, едва не подпрыгнув на месте, чтобы привлечь к себе внимание, – угомонитесь! Ты, – она посмотрела на дядю Джона, мгновенно нахмурившегося, – хватит его допрашивать. Ты отстранился от дел главы Ордена, так что покажи мне разрешение на допрос, подписанное Августом.

– Это не так работает…

– А ты, – она обернулась к Фортинбрасу, слегка наклонившемуся к ней, – прекращай говорить загадками.

– Никаких загадок. Королева фей знает всю правду. Она может подтвердить каждое мое слово, каждый образ, который я ей показал. Не моя вина, что она до сих пор…

– Все, цыц. Просто… делай то, что делал до этого. Что, кстати говоря, ты вообще тут делал?

– Я почувствовал, как проснулась твоя магия, и ощутил волнение. Подумал, что могло что-то случиться. К счастью, господин Зальцман подсказал, как пройти сюда. Пространственная магия меня почему-то не любит.

Пайпер была ничуть не удивлена: повлиять на мнение Гилберта еще никому не удалось, с каждым днем он искал все больше поводов придраться к Фортинбрасу. Дошло до того, что спустя две недели он до сих пор не увиделся с Твайлой. Особняк просто мешал им, постоянно перестраивался, выводил в тупики и запертые помещения. Фортинбрас воспринимал это совершенно спокойно, хотя шестое чувство подсказывало Пайпер, что он сможет понять, как работает пространственная магия, и научиться управлять ею в своих интересах.