Мика Ртуть
Черный вдовец
– Лучше пристрелить, а то еще кого-нибудь покусают.
– Ваша светлость!.. – фрау, побледнев еще сильнее, бухнулась на колени и дернула за рукав сыночка, чтобы тоже падал и молил. – Пощадите, ваша светлость!
– Пощадите… – прогундосил парень.
И тут рыжая девчонка прыснула. Тихо, в кулачок.
А Ринка – следом за ней.
Ведь это же мультик, как есть мультик! Сейчас злобный колдун дернет себя за бороду, скажет «трах-тибидох-тух-тух», и вытащит из рукава золотой дворец… Великий Ктулху, как же это смешно!..
– Прочь, – прошелестело рядом что-то очень, очень холодное.
И этим холодным сдуло и фрау с сыночком, и любопытные морды из окон, и даже прибежавшего на шум полицейского. На пустой улице остались только Ринка, которую внезапно отпустила истерика, Людвиг и съежившаяся, словно от мороза, рыжая Магда.
Она с такой надеждой смотрела на Ринку, что та решилась:
– Магда, если ты не боишься, поехали. Будешь моей камеристкой.
Рыжая закивала и замотала головой одновременно – и так радостно, словно всю жизнь мечтала пойти в услужение к страшному-страшному колдуну. Ну или к его милой, доброй, умной… ну да, кто ж еще ее похвалит-то? К жене колдуна, в общем.
От резкого смеха Людвига Ринка вздрогнула. А смех так же резко оборвался.
– В мобиль, – скомандовал он, и все четыре дверцы распахнулись, едва не отвалившись.
Рыжая, мелко кивая, скользнула на заднее сиденье и там постаралась слиться с обивкой. А Ринка, неожиданно для самой себя, поднялась на цыпочки и поцеловала страшного-страшного колдуна в щеку, покрытую чешуйчатым рисунком. Теплую, пахнущую горьковатым парфюмом, человеческую щеку.
– Спасибо, Людвиг.
Вместо ответа некромант криво усмехнулся и подтолкнул ее к мобилю. Правда, Ринке показалось, что он удивлен ничуть не меньше ее самой.
Глава 7, о черном-черном замке и белых-белых розах
Виен, Астурия. Вилла «Альбатрос»
Людвиг
Людвига разбирал смех. Совершенно неподобающий герцогу, полковнику и некроманту детский, жизнерадостный смех. Его супруга… Барготовы подштанники, да какая из нее шпионка? Это же надо, подобрать на улице нищую цветочницу и взять в услужение! Хорошо хоть порченая девица оказалась не беременной. По крайней мере Людвиг надеялся, что она не беременна. В отличие от целителей, он мог видеть ауру младенца не сразу, а лишь через месяц-полтора после зачатия.
Интересно, если рыжая дурочка принесет в подоле, герцогиня все равно оставит ее при себе?
Покосившись на притихшую и растерянную жену, он сам себе ответил: да, оставит. Упрямства ей не занимать. Импульсивности и дури – тоже. Вот именно поэтому она и не может быть шпионкой.
Он снова искоса глянул на жену, потерянно обнимающая кошку по имени Собака. Рина все еще была бледна, под глазами залегли тени, губы пересохли…
Некстати вспомнилось, как эти сухие губы коснулись его щеки, и как стало тепло, почти горячо где-то внутри.
Глупости. Всего лишь поцелуй благодарности. Нежданный, ненужный и… Баргот подери, он тоже устал! Жениться на иномирянке, несостоявшейся шпионке и чуть не проклясть собственную матушку – это вам не шуточки. Сейчас бы домой, принять горячую ванну и съесть отбивную с хрустящей корочкой, под нежным сливочным соусом…
Почему-то прекрасная картина полной тарелки вдруг сменилась видом декольте собственной жены. Демонски аппетитным декольте.
Проклятье! Он только вчера был у Тори, и ему хватило… должно было хватить минимум до послезавтра! У него нормальный темперамент, не то что у папеньки, трахавшего все, что шевелится!
Видимо, виноват стресс. Надо отвезти жену домой и срочно, немедленно ехать на службу. Все лишние мысли как рукой снимет, стоит только спуститься в прозекторскую.
Поймав себя на том, что снова косит глазом на жену, Людвиг выругался под нос и прибавил скорость. Он обожал быструю езду, ветер изгонял из головы все лишнее, оставляя божественно прекрасную ясность.
Вот и на этот раз он разогнал свой «Драккар» (Рина была права, сделанный по спецзаказу, с усиленным движком и двойным аккумуляторным кристаллом) так, что дома и деревья слились в одну цветную полосу, а все встречные и поперечные шарахались в стороны и посылали в проклятого некроманта новые проклятия.
Ха-ха три раза. Вот уж что, а новые проклятия к нему не липнут. Одного хватило.
К дому, оставшемуся от дядюшки, Людвиг подъехал уже совершенно спокойным. Посигналил перед воротами – тяжелыми, коваными, с герцогскими гербами в виде перекрещенных серпов. Дождался, пока старый Рихард, тоже доставшийся в наследство от дядюшки, отворит и посторонится. Остановил мобиль перед крыльцом. И внезапно задумался: а каким видит его дом фрау Рина? И не только его дом, а весь привычный Людвигу город? Ведь он так и не расспросил ее о другом мире, слишком торопился исполнить свой гениальный план.
Нет, не годится герцог Людвиг Бастельеро в шпионы! Импульсивен, упрям и…
«Детство в заднице играет», – прозвучал, как наяву, голос Германа.
Людвиг фыркнул и улыбнулся.
Ну, играет! Нельзя же всегда быть серьезным, как похоронная контора!
– Добро пожаловать домой, герцогиня, – он с улыбкой обернулся к супруге.
Та во все глаза смотрела на дом, и было в ее глазах удивление пополам с… удивлением.
– Неожиданный дизайн, – пробормотала она, прилипнув взглядом к статуям, подпирающим балкон.
Обычные статуи. Белый мрамор, обнаженная натура. И окна самые обычные – высокие, от пола до потолка, чтобы пропускать как можно больше света. И терраса, увитая алым диким виноградом, мало чем отличается от всех прочих подобных террас. Может быть, в их мире какая-то другая архитектура? Или ее смущают белые розы, украшающие крыльцо и дверь? Сказать по чести, Людвигу они тоже не нравились. Слишком напоминает дамские романчики, зачитанные сестрами до дыр. И вообще, розы – дело рук Рихарда. Просто он понял приказ «подготовить дом к приезду новобрачной» буквально.
– А чего вы ожидали, Рина? Мне интересно.
– Ну… горгулий, готических башен, мрачного базальта… но не белый же мрамор и средиземноморский стиль! И эти розы… У вас… у вас климат не подходящий! И вообще, замок некроманта… – фрау была искренне возмущена и немножко смущена.
А Людвиг рассмеялся, откинувшись на спинку водительского сидения.
– Вы… над чем вы смеетесь?
– Простите, Рина, вы… – Людвиг попытался перестать смеяться, но у него получилось скверно. – Вы… прямо как я в детстве! Мрачный… замок страшного… некроманта! Ы-ы…
О да. В десять лет, когда на него свалилось проклятое наследство, он явился сюда с поверенным и ожидал увидеть все что угодно, но только не воплощение света и солнца. Белоснежные стены, летящие контуры, цветочные беседки и фонтанчики, обнаженные красавицы в древнероманском стиле – совсем не то, что ему представлялось, когда слуги шепотом судачили об ужасном матушкином брате. С которым, кстати, матушка принципиально не общалась и маленького Людвига не знакомила. Мало того, он и узнал-то о существовании дяди-некроманта лет в семь из сплетен тех же самых слуг, а когда спросил матушку – нарвался на скандал с истерикой.
– Ничего смешного! – супруга, кажется, обиделась. – Меня так пугали, а тут…
– Кто вас пугал и чем? – Людвиг с облегчением переключился на более приятную тему.
– Эти… – Рина неопределенно повела рукой. – Дамы. Амалия, матушка ваша… и змеюки в салоне. У вас та еще репутация.
– Отличная репутация, – хмыкнул Людвиг. – Боятся, сплетничают и не суются близко. Лучше не бывает!
Супруга глянула на него с искренним интересом.
– То есть ваше проклятие?..
– Существует на самом деле. Я вам все расскажу, обещаю. Но давайте же сначала зайдем в дом!
Рина смущенно потупилась.
– Простите, я немного увлеклась.
Вместо ответа Людвиг пожал плечами, сам не понимая – злится он или умиляется детской непосредственности этой странной девушки.
– Добро пожаловать домой, ваша светлость, – проскрипел дворецкий, открывая дверь мобиля перед Риной. – Мы счастливы приветствовать новую хозяйку.
Та молча кивнула и дождалась, пока Людвиг обойдет мобиль и подаст ей руку.
– Добро пожаловать на виллу «Альбатрос», дорогая супруга. Позвольте вам представить… – Людвиг оглядел шеренгу слуг, вырядившихся в парадное платье и выстроившихся перед дверью. Не густо, а для герцогского дома и вовсе жидковато. Но ему достаточно. Балов он не закатывает, гостей не зовет, и вообще не понимает, зачем содержать армию дармоедов и соглядатаев. – Герр Рихард, дворецкий. Несколько старомоден, зато прекрасно вышколен и безусловно верен.
Дворецкий склонился, пряча скрипучий смешок, а Людвиг слегка поморщился: пора обновлять заклинания, а то Рихард начнет путаться в днях недели и забывать имя хозяина. Умертвия беспрекословно верны и послушны, идеально спокойны, трудолюбивы и неприхотливы, но все же время от времени требуют внимания.
А супруга, похоже, не поняла, с чем имеет дело. Наверное, списала бледность Рихарда и специфический запах на плохое здоровье. Что ж, разберется постепенно. И дай Баргот, не станет обвешиваться святыми знаками и брызгать на Рихарда серебряной водой в надежде, что страшная-страшная нежить рассыплется прахом. Рихард не любит сырости, в него от сырости кожа портится. Несовершенная, устаревшая конструкция! Когда Людвиг будет превращать в умертвие своего адъютанта, обязательно внесет некоторые изменения.
– Герр Мюллер, – следующим Людвиг представил седого, подтянутого усача. Пока он стоял, его хромота не была заметна; в процессе преобразования Людвиг рассчитывал избавить его от этого недостатка. – Мой адъютант, он же камердинер.
Мюллер браво щелкнул каблуками и поклонился.
– А это фрау Шлиммахер, наш шеф-повар, – следующей сделала неуклюжий книксен полная румяная фрау, ростом едва уступающая Людвигу. Ее белоснежный крахмальный фартук вкусно захрустел, а запах вишневого штрюделя с маком усилился.
– Добро пожаловать, ваша светлость, – пробасила она, с живым любопытством разглядывая новую герцогиню и с неодобрением – смущенную рыжую приблуду, мнущуюся за герцогскими спинами.
Остальных – трех лакеев, садовника, поварят и горничных – он представлять не стал, с этим справится Рихард несколько позже. После обеда. А вот последней в ряду девицы, грудастой блондинки пройдошистого вида, Людвиг раньше не видел.
– Рихард?
– Камеристка для ее светлости, как вы приказали. Лучшие рекомендации. – Дворецкий поманил девицу, и та, шагнув вперед, сделала книксен и стрельнула коровьими глазами в Людвига.
Ее светлость недовольно фыркнула. Что ж, Людвиг вполне ее понимал. Девица была вульгарна чуть более чем полностью, к тому же сногсшибательно пахла дешевой цветочной водой.
– Благодарю, Рихард. Герцогиня уже выбрала себе камеристку.
– Как прикажете, ваша светлость, – снова поклонился дворецкий, а рядом с Людвигом тихонько вздохнули и благодарно сжали его локоть.
На сердце почему-то потеплело. Видимо, потому что дома был порядок, а с кухни кроме штрюделя пахло жареным мясом. С перчиком и розмарином. Мечта!
Поручив супругу заботам Рихарда, успешно выполнявшего обязанности эконома, Людвиг поднялся к себе, переоделся и через пять минут спустился ко второму завтраку, раз уж первый сегодня пришлось пропустить. Тревожить супругу он не стал, пусть отдохнет, и сразу после ягнячей отбивной велел подать письменные принадлежности.
«Дорогая Рина!
Служба требует моего присутствия.
Надеюсь, вам понравились ваши комнаты. На все ваши вопросы касаемо домашнего распорядка ответят Рихард и фрау Шлиммахер. В вашем распоряжении весь дом и сад, единственно, прошу вас не входить в лабораторию, это может быть опасно. Оставляю вам оговоренную контрактом сумму месячного содержания.
Встретимся за ужином, в семь часов.
Ваш супруг, Людвиг».
Перечитав записку, Людвиг поморщился. Не дается ему эпистолярный жанр! Разве так обольщают женщин? Барготовы подштанники! Надо было хоть комплимент ей сказать… как там папенька плел своим пассиям? Зубки жемчуг, а губки – коралл? Тьфу. Какая пошлость!
Нет уж, лучше по делу, чем амурные записочки а-ля папенька. Обольщать супругу он будет лично, сегодня же вечером.
– Рихард, отнесите записку ее светлости после того как я уеду. И распорядитесь подготовить романтический ужин, Баргот его… со свечами, шампанским и… да, придумайте для ее светлости подарок. Не такой, как эта камеристка, а чтобы ей понравилось. Что-нибудь блестящее, девушки обожают бриллианты. Вы меня поняли?
– Разумеется, ваша светлость, – дворецкий невозмутимо поклонился, но Людвигу на миг показалось, что в немертвых глазах промелькнул смех.
– Вот и отлично. Подавайте мобиль, меня подследственный заждался.
Виен, Астурия. Кроненшутц
Людвиг
– Бастельеро!
Герман Энн стремительно ворвался в прозекторскую, и Людвиг недовольно поморщился. Герман все делал стремительно. И сейчас он чуть не снес зомби, которого Людвиг допрашивал. Приказав тупому созданию замереть, а писцу выйти вон, Людвиг повернулся к другу и непосредственному начальнику. Судя по сдвинутым бровям, новости он принес не самые приятные. Самое то для прозекторской – и обстановка подходящая, и магические щиты повышенной надежности. Ни прослушать, и подсмотреть, ни выйти – чтобы нежить не разгуливала по Оранжерее и не пугала мирных добрых безопасников.
– Он самый, – кивнул Людвиг, стягивая демонски неудобные резиновые перчатки.
– Твою мать! – было самым цензурным из всего, что изволили сказать герр генерал.
– Герман, вы оторвали меня от допроса, чтобы ознакомить с этой, несомненно забавной, идиомой?
– Разумеется! Шутник, твою налево! Какого демона ты не доложил, что тебя уже раз десять пытался завербовать Цветник?
Ответа ему не требовалось, поэтому Людвиг молча протянул Герману фляжку с успокоительным травяным отваром. Тот глотнул и скривился.
– Что за дрянь ты мне подсунул?
– Пейте, генерал, это от нервов. Герр Мессер прописал моей матушке.
– Лучше бы он ей яду прописал… – нахмурился Герман, но из фляжки все же глотнул. И даже рухнул на стул, только что оставленный писцом. – Итак, к новостям. Император Франкии умирает.
– Свежая новость, угу.
– Не перебивай меня! Итак. Старый скандалист не так давно смертельно разругался с Гельмутом, ты в курсе. Но Гельмут, да живет он вечно, все равно готов поддержать его наследника, лишь бы обойтись без войны.
Людвиг молча кивнул: все это они обсуждали сегодня вместо завтрака. Но раз Герману удобнее повторить, пусть.
– А сегодня со мной связался Черный Карлик. Неофициально. Как частное, мать его, лицо! И пожаловался, что некий некромант, не к ночи будь помянут, никак не хочет с ним сотрудничать. Даже выслушать отказывается! Недавно ценного сотрудника…
– …частного лица… – пробормотал под нос Людвиг.
– Сотрудника, говорю, с лестницы спустил. Не стыдно тебе?
– Никак нет, герр генерал! Служу Астурии!
– Не паясничай, герр полковник. Где твоя гибкость? Где чувство момента? А?
Людвиг бы ответил, где, но сквернословить в прозекторской не любил. Это плохо влияло на магическое поле. Вон, зомби от ругани уже дергается и чуть не падает. Потому он промолчал. Герман не дурак, Герман и так понимает, где Людвиг видел гибкость, чувство момента и прочую политическую дрянь.
– Короче говоря, у них там творится… ладно, ладно. Не буду ругаться, уговорил. Итак… император окончательно впал в маразм. Д`Амарьяк не может обратиться к Гельмуту официально, да вообще ни к кому не может. Он, как глава Ордена, получил от императора строжайший запрет вмешиваться в августейшее лечение. И в дела политические – тоже.
Людвиг кивнул. Да уж, маразм прогрессирует.
– Но как частное лицо он подозревает, что доверенный лекарь старого хрыча имеет свой интерес. Вообще этого лекаря никто не видел и о нем никто не знает. Теоретически. А практически демоново отродье вот-вот загонит императора в могилу. Де Флер говорит, не сегодня, так завтра. Да, он тоже частное лицо. Добрый франк, который заботится о сохранности родины исключительно из альтруистических соображений.
– Каких-каких?
– Слово такое. Ты не знаешь.
– Я же просил не ругаться, – Людвиг укоризненно покачал головой. – И что эти альтруисты драные хотят от скромного, законопослушного некроманта? Который, между прочим, не предает родину, вступая в переговоры со шпионами.
– Помощи они хотят, чего же еще. По специальности. В частном порядке!
– Да понял я, что в частном. Но я, между прочим, состою на службе, и меня начальство так просто не отпустит.
– А ты не так просто. Ты на воды, здоровье поправить. Я тебе отпуск дам и даже премию выпишу. Или хочешь медаль?
Медаль Людвиг проигнорировал. Лучше уж премию, чем еще одну блестящую ерундовину, которой начальство предпочитало подменять денежное вознаграждение. Ибо кто ж откажется от чести в пользу каких-то там прозаических денег? А вот герцог Бастельеро и откажется. Из принципа.
– На воды, значит. Но сначала премию! – Людвиг с удовлетворением отметил, как Герман поморщился, но кивнул. – И что там, на водах, я должен сделать?
– Анимировать труп, что ж еще. Кронпринц не успеет до смерти отца, оппозиция уже готова к перевороту, но старого маразматика все боятся до медвежьей болезни. И как только трон опустеет, во Франкии такое начнется… ну, не мне тебе рассказывать. Так что создашь видимость грозно-могучего маразматика, главное, самодурствуй в меру. И поможешь обезвредить оппозицию. Встретишься с де Флером частным порядком, он введет тебя в курс дела. Кстати, от имени маразматика подаришь Гельмуту те самые рудники. Премию отрабатывать надо.
– А потом мне же их зачищать, да? Вот не было забот!
На этот раз Герман проигнорировал его возмущение. И ладно. Все равно Людвиг давно точил зуб на те рудники, то есть на обитающую там крайне интересную нежить. Вот будут рудники принадлежать короне, можно и экспедицию организовать. С хорошим бюджетом. Еще бы помощника себе найти, чтобы и с сильным даром, и с мозгами, и без любви к политике! Мечты, мечты.
– Что-то ты в самом деле выглядишь усталым. Закончил уже с этим? – Герман кивнул на жертву маньяка-убийцы. – Добыл хоть что-то полезное?
– Пустышка, – покачал головой Людвиг. – Ни демона лысого он не видел. Осторожные пошли маньяки, жертвам не показываются. Разве что упоминал каких-то бабочек. Возможно, зацепка. А так, закончить процедуру и можно звать ликвидаторов с огнеметами.
– Бабочек упоминал… ну хоть что-то. Заканчивай, и отправляйся в отпуск. Начни его с обеда и визита к любовнице, тебе сегодня полезно, новобрачный.
Хмыкнув, Герман вышел, а Людвиг оглядел негодного зомби, вздохнул и позвал писца – пусть доделывает отчет, пока Людвиг будет упокаивать нежить.
Эх, опять бюргеры будут жаловаться, что Оранжерея не чтит традиции и не выдает покойников для достойных похорон. А что делать, если любой анимированный Людвигом труп анимируется так хорошо, что потом его и Баргот в землю не загонит? Только жечь. Дотла. А если бюргеры будут возмущаться слишком громко… что ж, следующую нежить получат в полное свое распоряжение, и пусть не жалуются, когда достойный отец семейства прямо посреди церемонии выломается из гроба и начнет отплясывать.
Хех. Интересно, а что будет, если не сжигать франкского императора после анимации, а оставить им на память? Пожалуй, тогда к серебряным рудникам можно будет добавить целую провинцию. А то и две.
Дай-то Баргот, чтобы эта мысль не пришла в голову нашему хозяйственному величеству! Кузен, он такой. Он может подложить соседушкам коронованную немертвую свинью.
Глава 8, о кошке, молоке и подвохе
Виен, Астурия. Вилла «Альбатрос»
Рина
Где-то тут был подвох. Среди всех этих роз, статуй и подобострастной прислуги Ринка отчетливо чуяла какую-то гадость.
На мгновение ей показалось, что гадость нашлась: когда ей представили коровообразную камеристку. Но Людвиг ее отослал, поступил, как истинный джентльмен, и это-то убедило Ринку окончательно, что подвох – есть.
Может быть, того мрачного желчного типа, который шантажом заставил ее выйти замуж, подменили? Или он притворяется милым и разумным, чтобы усыпить ее бдительность, и…
Что «и», Ринка понятия не имела, и от того воображение рисовало ей картины одна другой страшнее. Не зря же она читала кучу книг про всяких магов, демонов, некромантов и прочих дроу! По законам жанра он сейчас притворится белым и пушистым, а потом ка-ак принесет ее в жертву какому-нибудь темному божеству! Или светлому, что не лучше.
– Покои вашей светлости, – дворецкий раскрыл перед Ринкой высокую двустворчатую дверь и с поклоном отступил. – Прикажете подавать завтрак или сначала желаете принять ванну?
– Завтрак? – Ринка чуть не споткнулась на ровном месте и едва не уронила кошку по имени Собака, которую так и несла на руках. – Как завтрак?..
Ей казалось, что уже вечер! Столько событий произошло, а все еще утро?..
– Второй завтрак, ваша светлость. Обед подается в семь вечера, когда его светлость возвращается со службы.
– А сколько сейчас?
– Половина второго дня, ваша светлость, – дворецкий был сама невозмутимость.
Ринке даже показалось на миг, что он не моргает и не дышит, но как бы он тогда разговаривал? И запах от него странный, похоже на формалин.
Да нет. Показалось. На зомби и прочую нежить из фильмов он совершенно не похож! Улыбается и двигается естественно. Просто очень бледный, наверное, не выходит на свежий воздух. И кошка бы наверняка забеспокоилась, но она на дворецкого даже не смотрела – словно его и не существовало.
– Тогда, пожалуйста, завтрак. А потом ванну… – Ринка вдруг зевнула, да так, что голова закружилась.
Дворецкий удалился, напоследок показав Магде дверь в ее комнату и велев по всем вопросам обращаться к нему и фрау Шлиммахер, шеф-повару. И не упаси Баргот назвать ее кухаркой, обидится насмерть. Тут дворецкий ехидно хихикнул, чем окончательно убедил Ринку в том, что он – нормальный живой человек. Не могут зомби хихикать и язвить!
– А здесь мило, – задумчиво пробормотала она, зайдя в комнату.
И сама же смутилась. Наверняка она, небогатая русская студентка, смотрится в этой комнате до ужаса неуместно. Тут все такое светлое, просторное, бело-золотое и в салатово-розовых драпировках! И белые розы повсюду – на столиках, на подоконниках (трех, Карл!) и на комоде, и в вазонах около кровати. А сама кровать под балдахином из нежно-мшистого бархата и белоснежного тюля – застелена вышитым покрывалом. Ринка видела подобное в глянцевом журнале.
Анриал. Полный. Разрыв шаблона и вынос мозга.
Наверное, это все ей снится!
А раз снится – значит, все можно!
Она скинула кошку на кровать – та встряхнулась и немедленно улеглась на подушку – и подбежала к шкафу. Огромному, с резными дверцами и золотыми ручками. И едва не вскрикнула, увидев, что ей наперерез бежит какая-то увешанная драгоценностями фифа… Да это же зеркало! Мать моя Ктулху…
Ринка завороженно приблизилась к ростовому зеркалу в бронзовой раме и дотронулась пальцем до отражения. Она уже видела эту девушку в салоне у мадам Шанталь, но так и не смогла поверить, что это – она. Но черты были те самые, привычные с детства. И тени под глазами – в точности, как на экзамене после бессонной ночи. А вот все остальное…
– Вы такая красивая! – вздохнул кто-то позади.
Ринка резко обернулась и целую секунду недоуменно таращилась на рыжую девицу, вроде бы знакомую, но откуда?.. А, точно! Ринка же сама взяла ее в услужение. Подобрала на улице. И грозный некромант, герцог и целый полковник ей позволил. Мало того, ее поддержал, а потом смеялся.
Ринка потрясла головой, пытаясь уложить все странности и безумности этого дня, но ничего не уложилось. Только голова закружилась. И в животе забурчало.
– Ох, мадам! Вы ж небось устали и проголодались, а я тута… я мигом! – затараторила девица, подскочила на месте и куда-то унеслась.
Куда? Зачем? И что я тут делаю?..
– Мрр-мя! – раздалось с кровати, и Ринка обрадованно поспешила на зов.
– Ах ты, Собака, – сев рядом, она погладила кошку.
Подушки выглядели невероятно мягкими, и от белья пахло лавандой и свежестью… Она приляжет всего на секундочку! На полсекундочки!..
– …ваша светлость! Ну как же ж так, платье-то помнется, и я вам молочка принесла… давайте, садитесь!
Чьи-то руки тормошили Ринку, очень вкусно пахло молоком…
– Немножко, мадам, совсем чуточку! А я вас раздену, негоже такое платье-то измять, красота ж экая… и шпильки надо вынуть, а то голова болеть станет. Вы пейте, пейте, мадам. Вкусное молочко, парное… уж вы притомились… нелегко с таким мужем, да? Но вы его… ах, какая вы смелая, я бы никогда не решилась, я б сомлела, их светлость как глянут, аж морозом продрало!..
Ринка с трудом разлепила глаза, глотнула молока… и только тогда осознала, что смотрит прямиком в синие-синие глаза, такие знакомые, почти родные…
– Людвиг?.. – позвала она.
Магда вскинулась, обернулась – и недоуменно спросила:
– Где?
Обладатель синих глаза, привалившийся к столбику балдахина не более чем в метре от Магды, подмигнул Ринке и одними губами прошептал:
– Добро пожаловать домой, фрау Бастельеро.
Ринка была уверена, что с его губ не сорвалось ни звука. И Магда ничегошеньки не услышала. А еще Ринка четко поняла, что это никакой не Людвиг, хоть и похож. Людвиг не носит рубашки с кружевными манжетами и жабо, и расшитых золотом лазурных жилетов не носит, к тому же Людвиг выше и шире в плечах, чем этот…
– Кто вы? – так же беззвучно спросила она, твердо зная: ее услышат.
Но незнакомец не ответил, лишь приложил палец к губам, еще раз подмигнул – и исчез.
– Мадам? Что с вами, мадам? – обеспокоенно спросила Магда, заглядывая Ринке в глаза.
– Я сплю, – ответила Ринка и откинулась на подушки.
Разумеется, она спит. Даже в мрачном замке некроманта, заполненном белыми розами и солнцем, не может быть подмигивающих призраков в кружевах.
Точно не может.
– Мрр-мя, – подтвердила кошка по имени Собака, и Ринке показалось, что она тоже ей подмигнула.
Очень, очень странный сон, подумала Ринка… и уснула.
Виен, Астурия. Вилла «Альбатрос»
Кошка по имени Собака
– Мрр-мя! – сказала кошка по имени Собака, подмигнула почти-хозяйке и, задрав хвост, спрыгнула с кровати.
Пора было обследовать новый дом.
Для начала она сходила в сад, познакомилась с местными крысами и быстро объяснила им, кто тут главный. Затем обошла дом и заглянула в подвал вместе со вкусно пахнущей большой женщиной. Как выяснилось, большая женщина заправляла на кухне, поэтому кошка по имени Собака ей тоже сказала «мурр», позволила себя погладить и угостить кусочком мяска.
А потом кошка заглянула в записку, которую писал хозяин дома, и проводила его до мобиля – здешние мобили нравились ей намного больше тех, что были в мире, из которого она привела глупую, но хорошую девушку.
Записку она не одобрила. Отъезд мужчины – тем более.
Трус! Сбежал! Даже не заглянул к жене!
Фыркнув ему вслед, кошка по имени Собака – глупое имя, но ей понравилось – вернулась в комнату своей почти-хозяйки. Села перед зеркалом и обернула лапы хвостом.
Смотреть на себя она могла сколько угодно. Любоваться совершенством – самое правильное и полезное занятие. Почти как есть мяско, пить молочко и спать на своем человеке.
Зевнув, она обернулась и взглянула на свою почти-хозяйку. Такую же глупую, как настоящий хозяин. Нет, хозяин даже глупее. Разве это умный приказ, влюбить этих двоих друг в друга? Как, скажите на милость, мне их влюблять? У меня же лапки!
А эти двое!.. Я их свела, спела им весенние песни, а они?
Один трусливо сбежал к своим мерзким зомби, даже записку написал так, что я бы за такую всю морду ему расцарапала.
Вторая не глядит на своего мужчину, все ищет какого-то подвоха и вспоминает занудного Петюню. Фу! Пентюх, он и есть пентюх, такого вспоминать – себя не уважать.
А камеристка? Зачем она камеристку привела? Нет, чтобы попросить супруга! Ах, мой милый, помогите же мне расстегнуть эти непослушные пуговицы и ужасные крючки! Посмотрите, не осталось ли на моей коже следов от корсажа! И чулки, я никак не справлюсь сама!.. Вот как делает настоящая женщина! Тогда и муж не будет сбегать на службу, а займется своими прямыми обязанностями.
Но нет. Эта глупая девица скорее огреет его талмудом, чем томно похлопает ресницами. Глупые, глупые люди! То ли дело – коты! Ах! Мррр! Вот помнится, в прошлом марте… ах, какие у него были усы! А какие песни он пел! А как славно дрался с тем, полосатым… о, мой герой…
Ах, о чем это я?
Сладко потянувшись и закогтив пушистый ковер, кошка по имени Собака сверкнула синими глазами, боевито задрала хвост и направилась к кровати. Пока почти-хозяйка спит, можно немножечко ей помочь. Как женщина женщине. А то ведь так и останется без котят, глупая!
Потому что настоящая женщина может все, даже если у нее лапки.
Просто нежненько, исподволь. Чтобы никто и не догадался, кто приложил лапку к такому деликатному делу, как любовь.
И котята. Хозяин сказал, что котята нужны обязательно. И не от пентюха Петюни, а именно от этого, который трусливо сбежал.
Кошка по имени Собака все равно не понимала, зачем котят о того, который сбегает, а не от того, который будет драться за свою женщину. Но раз хозяин сказал… хоть он и странный, хозяин, но ведь свой, любимый. А чего не сделаешь ради любви, даже если на дворе не март, а ужасный мокрый октябрь.
