Михаил Захарчук
Гафт и Остроумова. История любви
Столяров
Среди людей, так ли иначе помогших Валентину Гафту стать артистом, едва ли не самое значимое место занимает Сергей Дмитриевич Столяров – актер театра и кино, лауреат Сталинской премии первой степени, народный артист РСФСР. Он родился в селе Беззубово Тульской губернии. Отец погиб на фронте в начале Первой мировой войны. В семье росло пятеро детей. В тяжелые годы Гражданской войны Сергей отправился в «хлебный город Ташкент», но по дороге заболел тифом и после выздоровления попал в Курский детский дом. В нем воспитанники организовали драмкружок, в котором Сергей принимал активное участие. Тогда и «заболел» театром. Окончил актерский факультет Театральной школы Пролеткульта. В 1935 году Столяров сыграл первую заметную роль в кино – летчика Владимира в фильме А. П. Довженко «Аэроград». Увидев его в этой роли, режиссер Григорий Александров без проб пригласил Сергея на роль Ивана Мартынова в фильме «Цирк». После выхода картины Столяров стал не просто знаменитым, а идеалом советского молодого человека. Более того, образ этого артиста взят за основу при создании скульптуры рабочего в знаменитой композиции В. И. Мухиной «Рабочий и колхозница», получившей Гран-при на Парижской всемирной выставке в 1937 году. Благодаря фильму нашлись после 18 лет неизвестности его мать и брат Роман. Герой «Цирка» Иван Мартынов принес с экрана в жизнь песню «Широка страна моя родная», ставшую вторым гимном СССР. Независимый и принципиальный характер Столярова, его действенное участие в защите друзей и коллег, несправедливо обвиненных в тяжелую эпоху 1930-х годов, стоили ему многих наград и отчасти карьеры. За артистом закрепился ярлык не вполне благонадежного. Тем не менее Столяров продолжал сниматься в кино. Создал на экране ставший классическим образ русского былинного героя, снявшись в фильмах-сказках «Руслан и Людмила», «Василиса Прекрасная», «Кощей Бессмертный». В конце 1941 года, вернувшись из ополчения, Сергей Дмитриевич с семьей отправился в Алма-Ату. Там впервые проявил себя как режиссер, поставив пьесу К. М. Симонова «Русские люди». Спектакль имел огромный успех. Артисты собрали 13 069 рублей на постройку танка «Русские люди». В благодарность за этот поступок актера ему в Алма-Ату направил телеграмму лично Сталин. В конце сороковых – начале пятидесятых Столяров снялся в таких нашумевших фильмах, как «Старинный водевиль» и «Садко». Последний оказался прорывным в мировой кинематограф. На фестивале в Венеции ему присвоили приз «Серебряный лев».
Вот с таким воистину легендарным киноартистом Гафт совершенно случайно встретился осенью 1952 года в парке «Сокольники». Поначалу даже засомневался: он или не он? Да, конечно же он! Прекрасная голова: льняные волосы, как будто выкованное скульптурное лицо в веснушках, красиво очерченные скулы, нос. В правой руке он держал на поводках двух охотничьих сеттеров. Валентин помнил все картины, снятые с участием Столярова. Ну как можно было пройти мимо и не заговорить. Тем более что к тому времени он уже поступал в Школу-студию МХАТ и даже прошел первый тур. И Валя решился: «Простите, пожалуйста, но я поступаю в Школу-студию МХАТ. Прошел уже первый тур. И, понимаете, у меня к вам огромная просьба: не могли бы вы мне помочь? Вот что мне предпринять, чтобы пройти и второй тур?» От стеснения Валя забыл даже имя артиста, а его отчества вообще не знал. И жутко переживал оттого, что не понимал, как к нему обращаться. Ну, не дяденька же.
Сергей Дмитриевич какое-то время шагал молча. Вале даже показалось, что артист его не расслышал, и он уже было приготовился повторить свой неуклюжий вопрос, как Столяров спросил тихо и спокойно, словно они давно вели беседу:
– Кто набирает?
– Что набирает? – глупо переспросил Валя.
– Я вас спрашиваю, кто курс набирает?
– А, Топорков набирает…
– Василий Осипович. Замечательный педагог и актер прекрасный. Кстати, и мой учитель.
Вдохновленный таким поворотом событий, Гафт выпалил:
– Тогда я, с вашего разрешения, прочитаю басню Крылова «Любопытный».
– Ну хорошо, я послушаю.
Валя воробьем взлетел на ближайшую садовую скамейку и безо всякой раскачки начал: «Приятель дорогой, здорово! Где ты был?» – «В Кунсткамере, мой друг! Часа там три ходил».
– Ну зачем же здесь, «мой друг»? – снисходительно улыбнулся Столяров. – Вы приходите ко мне домой, и я с вами позанимаюсь.
Валя не верил своим ушам. А когда Столяров продиктовал адрес и телефон, он, счастливый, пулей помчался домой, повторяя то и другое про себя, чтобы случаем не забыть.
На следующий день Валентин без труда разыскал дом возле хлебокомбината имени Александра Цурюпы и позвонил в дверь квартиры Столярова. Ему открыл сын Кирилл:
– Заходите, папа вас ждет.
Из воспоминаний Валентина Гафта: «Выслушав меня, Столяров сказал: «Поймите, молодой человек, это ведь разговаривают два разных человека. Один идет по улице, такой мягкий, дородный, спокойный. А другой только что был в паноптикуме, видел что-то очень необыкновенное и хочет об этом всем рассказать. Человек иногда чем меньше знает, тем больше ему хочется говорить о том, чего не знает». Я те слова запомнил на всю жизнь, потому что часто и в себе замечал такое желание. Мало про что знаю, а вот все время стремлюсь что-то доказать.
А Столяров продолжал: «Первый человек идет по одной стороне улицы, а второй – по другой. Между ними есть расстояние, и первый должен второго окликнуть, потому что тот как сумасшедший бежит. Первый окликает его: «Приятель дорогой, здорово! – Тут пауза. – Где ты был?» Надо представить себе, как он увидел приятеля и что с ним происходит. Когда второй понимает, что есть кому рассказать, он бросается через дорогу и на очень высокой ноте кричит: «В Кунсткамере, мой друг». «В Кунсткамере» он произносит так высоко потому, что переполнен всем увиденным. «Часа там три ходил». Он хочет еще что-то этим сказать, ищет слова, не находит и сбивчиво рассказывает про всех этих козявок, про мошек. А первый спрашивает: «А видел ли слона?» Большая пауза, второй немножко приходит в себя и говорит: «Слона-то я и не приметил», то есть самого главного. Вот показать эту разницу – тогда уже будет смешно».
Этому он меня учил несколько дней, а потом позвал жену, симпатичную Ольгу Борисовну, которая, как я потом узнал, училась в студии Юрия Завадского, и уже они вдвоем меня слушали. Сам Сергей Дмитриевич полулежал на диване, подперев голову рукой, видимо, неважно себя чувствовал. Потом я узнал, что он как раз в то самое время был без работы, ролей ему никто не предлагал. Поэтому сам писал сценарии, сам хотел снимать кино, однако не получалось, не давали ему ходу. Теперь-то я все это очень хорошо понимаю. Тем более удивительно, что в такой непростой период жизни Столяров уделил мне, совершенно незнакомому мальчишке, столько внимания.
Сергея Дмитриевича Столярова я считаю первым своим учителем. Низкий ему поклон!»
Школа-студия МХАТ
«В жизни очень важно встретить учителя, который поймет и примет тебя. Если он найдет источник и сообразит, куда его вывести, это обернется удачей. Правда на сцене должна быть убедительной и исходить от темперамента актера. Моим лучшим учителем был Дмитрий Николаевич Журавлев. Никогда не забуду, как во время урока учительница литературы Клавдия Павловна вдруг, запрокинув головку, сказала с придыханием: «Ох, вчера была на Журавлеве, как он читает Пушкина!» Меня это поразило: что с ней такое случилось?! Почти обморок. И я после школы пошел искать афишу. Это было в десятом классе. Моя жизнь перевернулась». (В. Гафт.)
Школа-студия МХАТ – высшее государственное учебное заведение при Московском Художественном театре. Полное название: «Школа-студия имени Вл. И. Немировича-Данченко при МХАТе им. А. П. Чехова». Существует с 1943 года. Среди десятков родственных заведений – один из лучших отечественных театральных вузов. По крайней мере, всегда входил в первую пятерку. Подчеркиваю это специально, чтобы читатель знал: у моего героя – великолепное базовое высшее образование. Его учили такие прославленные актеры и педагоги, как Сергей Блинников – народный артист СССР, лауреат двух Сталинских премий; Алексей Грибов – народный артист СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат четырех Сталинских премий; Михаил Кедров – народный артист СССР, лауреат четырех Сталинских премий; Михаил Лифшиц – признанный теоретик культуры; Павел Массальский – народный артист СССР, лауреат Сталинской премии; Стефан Мокульский – доктор философских наук; Василий Орлов – народный артист СССР, лауреат Сталинской премии; Софья Пилявская – народная артистка СССР, лауреат Сталинской премии; Александр Рубинштейн – доктор философских наук; Андрей Синявский – писатель, диссидент; Виктор Станицын – народный артист СССР, лауреат четырех Сталинских и Государственной премии СССР; Ангелина Степанова – народная артистка СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат пяти Сталинских премий; Алла Тарасова – народная артистка СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат пяти Сталинских премий; Дмитрий Николаевич Журавлев – популярнейший артист эстрады, мастер художественного слова, режиссер, педагог, народный артист СССР, лауреат Сталинской премии. Наконец, руководил курсом Гафта один из самых маститых театральных педагогов и режиссеров народный артист СССР, лауреат двух Сталинских премий Василий Топорков.
Чрезвычайно важное значение имеет и то сермяжное обстоятельство, кто еще вместе с Гафтом штурмовал нелегкие театральные премудрости, кто вместе с ним, впереди него или после него грыз знаменитую систему Станиславского. Представляю вам, читатель, лишь некоторых однокашников Валентина Иосифовича. Галина Барышева после Школы-студии стала ведущим преподавателем Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии. Майя Менглет – дочь знаменитых Георгия Менглета и Валентины Королевой. Впрочем, и сама знаменитая не менее. Это она, первая красавица курса, сыграла Тоню из фильма «Дело было в Пенькове». Затем снялась еще в двух десятках отечественных фильмов, среди которых: «Исправленному верить», «Алло, Варшава!», «На углу, у Патриарших». Далее: Валентина Левенталь, долгое время игравшая в БДТ; Витя Рухманов – артист Театра сатиры; Игорь Задерей, работавший в Новосибирске; Валентина Кузнецова, руководившая культурным фронтом в Севастополе; Эмиль Лотяну, переведенный после второго курса во ВГИК и ставший затем известным режиссером; Анатолий Кириллов, работавший в Театре имени Ленсовета и в Театре комедии имени Акимова. Ну и, наконец, самый колоритный однокашник – Олег Табаков. Они сильно дружили, даже можно сказать, что были неразлейвода. На какое-то время, правда, здорово повздорили из-за красавицы Майи Менглет. Долго соперничали, но в конце концов решили уступить друг другу. И Майя в итоге досталась Леониду Сатановскому. Они прожили вместе почти 60 лет. Вырастили двух сыновей. И уехали к старшему в Австралию.
Признанным лидером курса был, конечно же, Женя Урбанский. Выходец из городка Инта, что на Крайнем Севере, он перед Школой-студией успел поучиться в Горном институте. Вместе с женой проживал в отдельно снимаемой квартире и являл собой поразительный пример джентльменства в отношениях с женским полом. Все знали, что его призвание, в определенном смысле и крест, – социальный положительный герой. К слову сказать, едва ли не самая сложная исполнительская стезя. Однако на многочисленных вечеринках Женя читал Маяковского: нежно, лирично и одновременно истово. А еще здорово играл на гитаре. Подпевали ему всегда Табаков и Гафт. Очень душевно получалось у ребят.
Еще вместе с Валентином Иосифовичем на курс Топоркова поступала Татьяна Самойлова. Да не сумела преодолеть экзаменационного решета. На каком-то этюде ей предложили сыграть испуг от пожара, и у нее не получилось. С ней была настоящая истерика. Ребята ее успокаивали, и кто-то посоветовал податься в Щукинское училище. Вот там Таню приняли. Гафт однажды заметил: «Непостижимы пути Господни, и как все обманчиво. Сколько людей на скольких экзаменах неистово кричали: «Пожар! Горим!» – но артистами не стали. А Таня Самойлова, не сумевшая изобразить ужас от пожара, в итоге стала знаменитой на весь мир киноактрисой».
О других студентах Школы-студии, учившихся вместе с Гафтом, придется писать исключительно в телеграфном стиле. Ибо плотность театральных и кинозвезд в их нынешней ипостаси просто зашкаливает. Судите сами, дорогой читатель. Среди соратников Гафта по ведущему театральному вузу страны такие известные нынче имена, как Михаил Зимин, Леонид Губанов, Лев Дуров, Леонид Броневой, Галина Волчек, Олег Басилашвили, Евгений Евстигнеев, Татьяна Доронина. Все они – народные артисты СССР. Народными артистами РСФСР и России стали Олег Анофриев, Светлана Мизери, Людмила Иванова, Ирина Скобцева, Виктор Сергачев, Игорь Кваша, Михаил Козаков.
Два последних натурально помогли Гафту достойно справиться с экзаменационными кознями. Кваша и Козаков уже учились на втором курсе и отличались особенной раскованностью, если не сказать, даже некоторой нагловатостью. Валя представлялся им кем-то наподобие Фроси Бурлаковой из знаменитого фильма «Приходите завтра». Только, в отличие от героев Александра Ширвиндта (Станиславский) и Юрия Белова (Немирович-Данченко), Кваша и Козаков искренне болели и сопереживали приличному абитуриенту. И, как оказалось, не зря. Спустя многие годы они будут вместе работать в одном театре и крепко дружить, как мушкетеры. Игорь и Миша станут первыми героями эпиграмм Гафта.
И. Кваше: «Артист великий, многогранный,/ Чего-то взгляд у Вас стеклянный./ Быть может это фотобрак?/ Но почему ж хорош пиджак?»
М. Козакову: «Неполноценность Мишу гложет,/ Он хочет то, чего не может,/ И только после грамм двухсот/ Он полноценный идиот.
Все знают Мишу Козакова,/ Всегда отца, всегда вдовца./ Начала много в нем мужского, / Но нет мужского в нем конца».
Мгновенья первых ролей
Но без волненья крови и без мук,
Загулов, боли, трудного похмелья,
Ты можешь не расслышать сердца стук,
Когда вдруг постучится вдохновенье.
В. Гафт
Ромм
Как уже говорилось, на творческом счету Валентина Иосифовича множество киноролей. К отдельным из них (обо всех даже упомянуть невозможно) мы еще вернемся. Но самая первая и самая для Гафта памятная – это «Убийство на улице Данте». Он, разумеется, мечтал сниматься. А ситуация складывалась какая-то странная. Как только в студию наведывались помощники режиссеров, так почти все студенты старательно делали вид, что их возможная процедура отбора кандидатов на роли совершенно не интересует. Зато втихаря от других каждый норовил попасться на глаза тому самому помощнику. Ровно такая «картина маслом» случилась и с картиной «Убийство на улице Данте». Слух о том, что на главную роль Шарля Тибо уже приглашен Михаил Козаков, быстро распространился по студии. Потом уже стало известно, что военную драму будет снимать мэтр советского кино Михаил Ромм, а играть в ней будут такие известные актеры, как Евгения Козырева, Николай Комиссаров, Максим Штраух, Ростислав Плятт, Георгий Вицин.
Ну, с Мишей Козаковым все было ясно сразу. Отец Гафта как-то случайно увидел его и заметил: «Вот этот парень – настоящий актер. А из тебя, Валя, ты уж меня извини, вряд ли получится что-то путное». Мишу действительно в молодости отличала настоящая «киношная» красота. Ликом своим и утонченными манерами он покорял не только прекрасную половину человечества, но сразу же расположил к себе и тертого калача Ромма. Михаил Ильич, как только увидел Козакова, так и определил его в сыновья главной героини. А кто такой Гафт, Ромм даже и не знал. Валентина отобрал на практически бессловесную роль Руже помощник режиссера. Но Гафт был по-настоящему счастлив.
Наступил первый съемочный день. Валентин, снимаясь, не произнес ни слова, его просто несколько раз отхлестали по щекам. Зато на следующей рабочей смене ему предстояло озвучить аж две длинные фразы: «Марсель Руже, сотрудник газеты «Свободный Сибур». Простите за вторжение, мадам». И не просто произнести слова, а одновременно достать из бокового кармана записную книжку и карандаш. Причем, главное, сделать это так, чтобы ни у кого не возникло ни капельки сомнения в том, что Руже – известный журналист.
Если кому-то из читателей кажется, что проделать это все, должно быть, очень легко и просто, то я вас уверяю, дорогие друзья, вы не правы. Не зря же во всех творческих вузах страны существует такой базовый предмет, как сценическая речь. И это – основополагающее профессиональное средство выразительности актера. Оно входит в основной курс обучения актерскому мастерству. Комплекс обучения предусматривает переход от бытовой, упрощенной речи, свойственной большинству людей, к выразительному яркому сценическому звучанию голоса актера. В предмет «Сценическая речь» входит постановка голоса, дикции, освоение норм орфоэпии и логико-интонационных закономерностей устной речи. Обучение сценической речи также неразрывно связано с формированием пластической свободы, развитием эластичности и подвижности дыхательной и голосовой аппаратуры, совершенствованием речевого слуха и тому подобное. Главной целью занятий сценической речью является овладение студентом мастерством слова в процессе исполнения роли. Работа над речью будущего актера требует индивидуального подхода и часто ведется отдельно с каждым учеником. Отработка верных речевых навыков проходит на базе литературно-художественного материала «от себя», а не «от образа» драматургического произведения, то есть когда перед студентом нет задачи перевоплощения. Теоретической основой данной дисциплины является учение К. С. Станиславского о сценической речи. Ведущий принцип, лежащий в основе процесса обучения, – комплексность преподавания всех разделов сценической речи в тесном взаимодействии с дисциплиной «Актерское мастерство». Вот так, не больше, но и не меньше. Теперь читателю должно быть ясно, какая разница между актерами, массово производимыми КВНом, и теми, кто оканчивает драматические вузы.
Есть еще один момент, о котором следует сказать в канве нашего разговора. Если читатель помнит, у известных эстрадных артистов «Кроликов» (Владимиры Данилец и Моисеенко) несколько интермедий построены на том, как человек мгновенно «деревенеет» перед микрофоном или перед камерой. Нечто подобное в молодости пришлось переживать и автору сих строк. Тогда я внештатно сотрудничал в популярной телепрограмме «Служу Советскому Союзу!» До сих пор помню, как пересыхало во рту и язык переставал слушаться, когда зажигался красный «глазок» на телекамере. Вот нечто подобное случилось и с Гафтом, когда перед его носом треснула хлопушка и включилась кинокамера. Он начал говорить свои две фразы совершенно женским дискантом. Изумление присутствующих на съемочной площадке корифеев Максима Штрауха, Елены Козыревой и Ростислава Плятта лишь усилило зажатость начинающего киноартиста. В довершение всего второй режиссер сказал Ромму: «Да, видать, мы ошиблись в этом парне».
В какой-то момент Гафту показалось, что он – полное ничтожество, наглец, взобравшийся в чужие сани, и отец был совершенно прав в своих сомнениях. Надо бежать отсюда, с этой съемочной площадки, куда глаза глядят, чтобы не позориться перед известными всей стране артистами. «Тупица, бездарь, кретин!» – люто корил себя Валентин и уже собрался было на самом деле покинуть киногруппу, но вдруг почувствовал на своем плече чью-то руку. Он обернулся. Перед ним стоял Михаил Ильич: «Не волнуйтесь, ничего страшного. Играйте так и дальше. Вы у нас будете таким себе застенчивым убийцей».
Эти слова привели Гафта в определенное равновесие. Наверное, еще и потому, что не только его тогда преследовала неудача. Спустя полчаса на той же площадке раздался почти истерический крик утвержденного на главную роль Миши Козакова: «Я не могу столько ждать этого тихоню! Замените его!» Рядом с Мишей стоял и виновато хлопал длинными ресницами… Иннокентий Михайлович Смоктуновский. «Убийство на улице Данте» тоже была его первая в жизни кинокартина. И тоже его «первый блин» смахивал на пресловутый ком…
Барнет и Алейников
В 1956 году уже очень известный советский режиссер Борис Барнет приступил на киностудии «Мосфильм» к съемкам фильма «Поэт» по сценарию Валентина Катаева. В портовом городе во время Гражданской войны устраиваются поэтические вечера, на которых блистают два местных поэта-лирика: Тарасов (Сергей Дворецкий) и Орловский (Всеволод Ларионов). Позже Орловский станет участником Белого движения, а Тарасов окажется на стороне красных. Борис Васильевич в те годы испытывал определенный творческий кризис и, чтобы выйти из него, решил сам заняться подбором актеров для новой картины. На главные роли он сразу пригласил уже известных исполнителей: Николая Крючкова, Изольду Извицкую, Зою Федорову, Петра Алейникова, Рину Зеленую, Георгия Вицина. А на роли второстепенные искал типажи неожиданные, непривычные для советского зрителя. И однажды случайно столкнулся в коридоре «Мосфильма» с Гафтом: «Молодой человек, вы хотели бы сняться в кино?» «О чем речь, разумеется, – радостно согласился Валентин. – Я ведь уже на третьем курсе МХАТа». «В таком разе я вам предлагаю в моей картине роль французского солдата. Роль хоть и эпизодическая, но в канве действия очень для меня важная. Вы уже, должно быть, наслышаны о том, что такое сверхзадача. Так вот в случае с французским солдатом она как бы очерчена. Он ведет на расстрел человека и отпускает его. А вот как это сыграть на коротком метраже так, чтобы и зритель почувствовал невероятную трагичность момента, – это нам с вами и предстоит воплотить».
Съемки проходили в Одессе. Гафт взял в деканате официальный отпуск и отправился в «жемчужину на море». Его поселили в отдельном номере гостиницы «Красная». А потом нагрянули поляки из варшавского ансамбля «Голубой джаз», и всех актеров из съемочной группы «Поэта» уплотнили. Валентина подселили к самому Петру Мартыновичу Алейникову! Нынешнему моему читателю даже трудно себе представить, какой невероятной, просто-таки бешеной популярностью у советского народа пользовался этот артист. Его знали все, от мала до велика. Фильмы с его участием люди пересматривали по многу раз. Правда, к середине пятидесятых Алейников находился далеко не в лучшей рабочей форме, страдая едва ли не самой распространенной болезнью русского человека: пристрастием к «зеленому змию». Молодого артиста он использовал в качестве гонца за спиртным. Приняв для «разогреву», Петр Мартынович принимался за воспоминания. Рассказывал о своих ролях, о партнерах, передразнивая каждого. А то вдруг произносил длинные монологи или читал лирику. Недоброжелатели твердили, что из-за регулярных запоев актер позабыл все свои номера, за исключением стихотворения Твардовского «Ленин и печник». Гафт воочию убеждался: Алейников, ежели он в ударе, способен демонстрировать поистине декламаторские чудеса. Знал хорошо русскую классическую поэзию, особенно Пушкина. Мог ни с того ни с сего процитировать целую главу из «Евгения Онегина». Но когда «перебирал» – сразу становился вялым, неинтересным.
Однажды Гафт предложил мэтру сходить на море искупаться. Тот недовольно ответил: «Какие купания, мальчик? Купаты, купаты надобно покупать!» Вечером того же дня Алейников сидел в ресторане гостиницы с артистом Олегом Жаковым. Они о чем-то оживленно препирались. Стол был завален теми самыми купатами и спиртным. Валентину хотелось, конечно, подсесть к знаменитостям, чтобы тоже поучаствовать в разговоре. Постеснялся. Как это ни покажется странным, но стеснительностью Валентин Иосифович страдал долгие годы, как и сценической зажатостью, о которой уже говорено. Наверное, при всей своей кажущейся брутальности, он в душе как был, так и остается стеснительным парнишкой с улицы Матросская Тишина…
Мне вдруг вспомнился рассказ Марины Нееловой, который, как говорится, весь в строку. В театре «Современник» очень долго и с огромным успехом шел спектакль «Три сестры» по Чехову в постановке Галины Волчек. «И у нас там, – вспоминает Марина Мстиславовна, – была горячая любовная сцена. А Валя всегда не любит ситуаций, когда ему нужно играть любовь. Элементарно стесняется. В спектакле моя Маша сидит на рояле, вся в слезах. В этот момент Валя – Вершинин должен меня схватить, положить на рояль и поцеловать. «Не-е-е, Галюнь, – говорит он режиссеру Волчек, – я не буду ее целовать. Представь себе, я не знаю, как это делается». Тут один молодой артист с нагловатым видом обращается к нему: «Я могу вам показать». И мы с ним целуемся. А Валя Гафт уже между нами как бы третьим втискивается: «Мне нравится. Я тебя тоже поцелую по-настоящему – на премьере». Жду с ужасом. Вот и премьера. И вот я – на рояле. Гафт подходит ко мне, хватает, наклоняется – и мое лицо уходит в него. Я вижу все – Валины гланды, желудок… Потом он, как вантуз, чмокает и вытирает губы. «Вот так вот», – говорит Валя, будто после этого поцелуя я должна срочно уйти в декрет. Дальше он взялся импровизировать с тем поцелуем. То кашлянет прицельно в меня как раз на пороге поцелуя, то говорит, что волос у него в горле застрял… В конце концов, я ему соврала: «Валя, я, кажется, заболела». «Тогда я не буду тебя целовать», – сказал мнительный Валя. Только так я от его поцелуев и отделалась!»
