Михаил Тырин
Грехи ночного неба
ПРОЛОГ
Гудок приближающегося локомотива прозвучал так громко и неожиданно, что Пашка вздрогнул и проснулся. Он пошевелился на руках у матери и оглядел сонными глазами огни вокзала, отражающиеся на рельсах и на мокром асфальте. Было безлюдно, неуютно, поэтому Пашка снова закрыл глаза и зарылся носом в пушистый воротник матери.
– Мама, а когда мы придем? – тихо спросил он.
Молодая женщина ничего не ответила, лишь сильнее прижала его к себе. Потом Пашка ощутил на своих щеках тепло – оказалось, они вошли уже в здание вокзала. Мать нашла в зале ожидания свободное место, усадила Пашку и сказала:
– Никуда не уходи, я пойду куплю билет. Скоро поедем.
Затем она сунула ему в карман шоколадку, поправила меховую шапочку и почему-то прибавила:
– Прости, сыночек...
Женщине казалось, что в этот момент все с презрением смотрят ей в спину. Поэтому она низко опустила голову, почти бегом пересекла зал, скрылась за углом.
Она вышла на улицу, нашла возле скверика красивую иностранную машину с потушенными фарами. Хлопнула дверью, упала на сиденье и лишь тогда перевела дыхание.
– Все нормально? – спросил ее молодой плечистый мужчина, сидящий за рулем.
Женщина молча кивнула.
– Ну, тогда поехали. – И он завел двигатель.
– Он такой маленький, – сказала наконец женщина. – Я боюсь за него.
Мужчина выключил зажигание и повернулся к ней.
– Я думал, мы уже все решили. Или нет?
– Да, но я... Я боюсь. Мне плохо.
– Ты еще можешь все вернуть. Иди забирай его, и возвращайтесь в свою общагу. Я поеду один. И ты никогда меня не увидишь – я останусь жить в Германии. Выбирай, кто тебе больше нужен, – он или я.
– Нет, нет... Мы все решили. Ты прав. – Женщина до боли сжала пальцы. – Поедем скорее.
– Это другой разговор. – Он вновь завел двигатель. – В конце концов, если дети мешают жить, зачем держать их?
Женщина молчала, пытаясь подавить в себе все чувства. Они миновали площадь, выехали на проспект. Огни встречных машин расходились лучами, преломляясь в осенней водяной пыли.
– Ну, успокойся, – уже мягче сказал мужчина. – Он уже завтра будет в детском доме. Вечером его найдет милиция, его покормят, о нем позаботятся. Честное слово, ничего не случится.
Женщина кивнула и вытерла слезы носовым платком.
* * *
Однако Пашка не попал в детский дом. Первые минуты он сидел тихо и поглядывал на угол, откуда вот-вот должна была выйти мама. Она почему-то задерживалась. Пашка мог подумать, что мать стоит в очереди, но он был совсем маленьким и не знал, что такое очереди.
Потом он начал разглядывать сидящих вокруг людей. Прямо перед ним расположились две худенькие беловолосые девочки с мамой. Они ели вареные яйца с курицей, запивали из термоса и иногда почему-то строго поглядывали на Пашку. Чуть впереди сидел бородатый дедушка. У него было очень некрасивое лицо, все в болячках, а пальто рваное и грязное. Дедушка сидел и ничего не делал, никуда не спешил. Слева от него спали на узлах смуглые черноволосые женщины, их чумазые дети бегали вокруг, кричали, ползали под скамейками и дрались.
Возле стены Пашка увидел группу школьников. С ними был один взрослый – тренер или учитель. Школьники то и дело бегали в буфет пить газировку, потом в туалет, потом снова в буфет...
Пашке тоже захотелось в туалет. Но мама сказала никуда не уходить. Вдруг она придет, а его нет. Скорее всего она придет именно сейчас, ведь ее и так уже долго нет.
Он вновь начал смотреть на угол, за которым скрылась мать. Но оттуда все время выходили другие люди, им не было никакого дела до маленького мальчика, ждавшего свою маму.
Пару раз Пашка вздрогнул и обрадовался, увидев черное кожаное пальто с пушистым воротником, как у мамы. Но всякий раз его постигало разочарование – это были другие женщины.
Он испугался. Вдруг мама потерялась или забыла про него. Он чуть не заплакал, но потом передумал, потому что худые девочки впереди продолжали поглядывать на него. Теперь они ели пирожные, облизываясь и причмокивая.
Пашке тоже захотелось пирожного, он вспомнил, что у него есть шоколадка, развернул фольгу и откусил кусочек. Остальное положил в карман.
Через несколько минут он все-таки решил сходить в туалет. Вернувшись, Пашка увидел, что вдоль рядов идут два милиционера. Они спрашивали паспорта у черноволосых женщин на узлах. Дедушки в грязном пальто уже не было. Пашка решил, что его забрали, потому что он был один. Он испугался, что без мамы его тоже заберут.
Мальчик повернулся и быстро пошел в обратную сторону, туда, где стояли железные ящики камер хранения. Проходя между рядами, он заметил щель в углу и протиснулся в нее.
Было темно и тихо. Пашка постоял несколько секунд и опустился на корточки. Он решил подождать, пока милиционеры уйдут, а потом вернуться на свое место, где его наверняка уже будет ждать мама.
В темноте послышался шорох, затем хриплый мальчишеский голос выкрикнул:
– Место занято! Иди гуляй, сопля.
Пашка в панике вскочил. Раздался смех, здесь было, видимо, несколько человек.
Глаза постепенно привыкали к темноте, и Пашка наконец разглядел, что в маленькой каморке с низким потолком лежат на полу четверо детей. Он не видел их лиц, только слышал сопение, шорох одежды.
– Хавка есть?
Пашка насторожился.
– Ты че, глухой? Пожрать принес?
– Нет...
– Ну, иди отсюда.
Пашка сделал шаг назад и остановился. Одна из темных фигур на полу зашевелилась, поднялась. Это был худой высокий мальчишка, гораздо старше Пашки. Он подошел и вдруг ударил Пашку коленом в живот. Тот сразу упал на пол, из глаз брызнули слезы.
– Ты че, глухой?! Иди отсюда. – Мальчишка потрогал его ногой. – Стой! Что это у тебя шуршит?
– Моя шоколадка, – сдавленно проговорил Пашка.
– Давай.
Пашка вытащил из кармана начатую плитку, протянул мальчишке. Тот был доволен.
– Ну, вот... Что ты раньше молчал? – Он ушел в свой угол, а потом добавил: – Можешь пока посидеть здесь. Ищи себе место.
Пашка сел, потирая ушибленный живот, и некоторое время слушал, как дети шуршат фольгой, поедая его шоколад.
– Я пойду, – сказал он, поднимаясь.
– А не заложишь? Тогда иди.
– Не ходи, – раздался другой голос. – Там облава.
– Что?
– Хочешь, чтоб забрали?
– Нет.
– Тогда сиди.
Пашка сел, положив голову на колени. Ему было плохо здесь, он хотел к маме, но боялся, что его заберут.
Через несколько минут возле его уха послышалось сопение. Рядом с ним сел другой мальчишка, меньше, чем первый.
– У тебя есть еще шоколад?
– Нету.
– Понятно... Плохо. Есть хочется, а выходить нельзя. А тебя как зовут?
– Павлик.
– Понятно. Меня – Серега.
Пашке тоже очень хотелось есть. И еще – спать.
– Слушай, – продолжал Серега, – а твои-то где? В тюрьме?
– Кто?
– Ну, мать, отец.
– Ничего не в тюрьме. Мама пошла за билетом. Она сейчас придет.
– Понятно. Эй, так ты потерялся?!
– Ничего я не потерялся. Я от милиционера убежал. Чтоб не забрали.
– Понятно. А когда?
– Сейчас. Сегодня.
– Ну, значит, ты потерялся, – настоял на своем Серега. – Понятно! Тебя мать уже везде ищет небось!
– Я к маме хочу, – тихо сказал Пашка и всхлипнул.
– А я от своих убежал, – вздохнул Серега. – Меня отец бил. Он у меня водку пьет и в тюрьме сидел, – добавил он почти с гордостью.
Пашку никто не бил. Они с мамой часто ходили в гости. Мама укладывала его спать в другой комнате или на кухне, а сама шла к своим друзьям. Но Пашка не обижался, ему всегда доставалось что-нибудь вкусное или игрушка.
– Я думаю, тебе надо идти мать искать, – сказал Серега.
– Надо, – согласился Пашка.
– Попроси, чтоб ее по радио объявили. Я тебе покажу, куда идти. Подождем только, пока облава кончится.
– Не ходи, Серый, – раздался хриплый голос длинного мальчишки.
– Да ладно, не засыплюсь.
Когда они выбрались из каморки, Пашка зажмурился от яркого электрического света. Теперь он мог разглядеть Серегу – круглого, добродушного, с рыжими кудрями, слипшимися от грязи. На нем была очень старая и заношенная курточка с не по росту короткими рукавами. Пашка посмотрел на себя и убедился, что его одежда тоже испачкалась, пока он валялся на полу.
На улице уже была ночь. Но мальчик об этом не знал. На вокзалах нет ни дня ни ночи, там всегда ходят люди, звучат сотни голосов, катаются тележки, продаются пирожки, а радио объявляет поезда.
– Вон та будка с окнами, – сказал Серега. – Иди туда, попроси, чтоб твою мать позвали. Я не пойду, меня там знают.
– Могут забрать?
– Уже забирали. Иди, я побежал обратно.
Пашка медленно приблизился к фанерной будке у стены. Он не мог дотянуться до окошечка, в котором сидела старая женщина с красными волосами, поэтому зашел сбоку и толкнул дверь.
– Это что еще! – закричала женщина, едва увидев грязного и несчастного мальчика. – А ну иди отсюда, шпана, пока милицию не позвала!
Пашка очень испугался, но не убежал.
– Позовите мою маму по радио, – очень робко попросил он.
– Чего еще!
– Я от мамы потерялся.
– Когда ты потерялся, где? – Женщина была злая. Ей не нравился грязный, бездомный, как ей показалось, мальчик, и она не хотела тратить на него время.
– Сегодня. Она за билетом пошла.
– Когда? Давно ушла?
– Сегодня... Давно... – ответил окончательно смутившийся Пашка.
Женщина так громко кричала, что проходящие мимо пассажиры замедляли шаги и хмуро поглядывали на мальчика.
– Вот бестолковый! – выругалась женщина. – Ладно, как зовут твою мать? Фамилию знаешь?
– Да.
– Как фамилия?
– Мама Галя.
– А фамилия?
Пашка надулся и замолчал.
– Не знаешь фамилию? Ну и кого мне по радио звать?
– Маму позовите, – упрямо повторил готовый расплакаться Пашка. – Скажите, я ее жду.
– Тебя-то хоть как зовут?
– Павлик.
Женщина тихо проговорила что-то злое и обидное и включила микрофон.
– Женщина по имени Галина, вас ожидает возле справочного бюро сын Павел. Повторяю...
Ее голос прокатился под сводами вокзала, напугав голубей. Пашка сел на корточки у стены и принялся ждать. Сейчас придет его мама и все кончится...
Но мама, конечно, не пришла. Пашка вновь сунулся в будку к старой женщине и попросил ее позвать еще раз. Та взяла телефон, набрала три цифры.
– Дежурка? Пропавшие дети сегодня были? Нет? У меня тут ходит один, говорит, маму потерял. Ага. Маленький. Говорит, сегодня. Ага. Ну так забирайте его, разбирайтесь, мне работать надо.
Как только Пашка услышал слово «забирайте», он отшатнулся от двери. Женщина не успела повесить трубку, а он уже бежал через вокзал обратно к камерам хранения. И вдруг будто наткнулся на стену.
Собственно, ничего особенного не произошло, просто у стены он заметил незнакомого человека. Тот был высокий, в сером плаще, с галстуком. Человек ничего не делал, просто смотрел на Пашку. Но смотрел так, что мальчик невольно остановился. Взгляд был неподвижный, твердый, как алмаз, и притягивающий. У Пашки затряслись колени. Он справился с собой и опять побежал.
Пашка был маленький, а вокзал – большой. Он думал, что на большом вокзале легко спрятаться маленькому мальчику.
Он вдруг оказался в том месте, где его оставила мама. Худых девчонок уже не было. Школьники под присмотром своего старшего усердно перетаскивали сумки поближе к дверям. Только черноволосые женщины по-прежнему спали на тюках, и их дети тоже.
Зато появились новые люди. Совсем недалеко две сонные женщины ели разложенный на газете хлеб с колбасой. Одна из них заметила, как Пашка уставился на них, и позвала:
– Эй, бродяга. Не смотри так, на поешь.
Пашка взял бутерброд.
– Дайте еще, – попросил он.
Женщины почему-то засмеялись, отрезали ему еще хлеба и колбасы. Пашка хотел сказать спасибо, но вдруг увидел, что в зал входит человек в сером плаще. Он не спешил, шел прогулочным шагом и даже, кажется, не заметил мальчика.
Пашка повернулся и побежал. И остановился только перед узкой щелью между камерами хранения. Забрался внутрь и прилег на пол. Ребята все еще были здесь, но они спали. Пашка пожевал кусочек бутерброда, остальное он хотел оставить ребятам, но, вспомнив, как его били, съел почти все, сохранив маленький кусочек для Сереги. Вскоре он уснул.
* * *
– Ну что, нашел свою мать? Нашел свою мать-то?
Пашка открыл глаза и ничего не увидел. Это так напугало его, что он в полный голос заревел.
От него отшатнулись две тени.
– Ты, псих! Замолчи!
– Люди ж услышат! Ребята, рот ему держите...
На него навалились, чья-то прокуренная ладошка прижалась ко рту. Пашка пытался кричать, вырываться, но его держали крепко. Однако за несколько секунд ему удалось все вспомнить. Он начал успокаиваться. Его отпустили.
– Ну ты и псих! А если бы услышали?
Пашка сидел на полу и всхлипывал. Все ребята были здесь, они стояли вокруг.
– Нашел мать-то? – спросил Серега.
Пашка помотал головой.
– Понятно...
– Значит, мамка твоя того... Тю-тю, – беззаботно сказал длинный. – Что «тю-тю»? – обиженно переспросил Пашка, вытирая слезы грязным рукавом.
– А то. Бросила она тебя. Улетела.
Пашке показалось что он сейчас опять заревет от обиды. Длинный мальчишка понял это и испугался.
– Ну ты не ори, не ори! Подумаешь, меня тоже бросили. И ничего.
– Кончай ты, Макс, – сказал Серега. – Может, она и правда его искала.
– Может и искала, – мудро согласился Макс. Потом вздохнул: – Жалко, мы вчера всю шоколадку съели. Хавать хочется.
Пашка молча показал маленький кусочек бутерброда. Макс моментально схватил его и засунул в рот под возмущенный гул товарищей.
– Раз – и нету, – сказал он, радостно улыбаясь. – Ну что, пошли хавку искать.
Никто не возражал. Серега с Максом пошли клянчить у пассажиров мелочь, остальные – воровать с лотков апельсины и яблоки. Пашка, который не умел ни того, ни другого, решил воспользоваться своим вчерашним способом. Он останавливался возле завтракающих пассажиров и с жалобным выражением лица глядел на них. В конце концов нервы у кого-то не выдерживали, и с ним делились. Таким способом мальчик всего за полчаса стал обладателем двух помидоров, вареной куриной грудки, нескольких кусочков сыра и хлеба. Ему помогало то, что он пока не успел стать похожим на маленького бродягу и еще вызывал жалость.
Спрятав свое богатство под куртку, он гордо зашагал к камерам хранения. Однако там стояли три милиционера. Пашка выбежал на улицу и сел на скамейку ждать, когда они уйдут.
Повсюду спешили люди, гудели поезда, грохотали вагоны. Пашке нравилось, что никому до него нет дела. Он сунул в рот кусочек хлеба и начал смотреть в толпу – вдруг там покажется мама.
Скамейка скрипнула – кто-то сел рядом.
– Павлик, – раздался незнакомый голос.
Пашка окаменел.
– Павлик, твоя мама нашлась.
Пашка не успел даже повернуть голову и посмотреть, кто принес такую замечательную новость, а волна светлой пьянящей радости уже захлестнула его.
Мама! – И все прошлое становится лишь дурным сном – гулкий и враждебный вокзал, чужие объедки, злые и жадные мальчишки в вонючей каморке, милиционеры... Всего этого больше не будет!
– Мама?!
Он повернул голову и застыл с открытым ртом. Рядом сидел человек в сером плаще. Он держал руки в карманах, равнодушно смотрел перед собой и не улыбался.
– Мама? – неуверенно спросил Пашка еще раз.
– Да, она всю ночь искала тебя. Где ты пропадал?
В глазах у Пашки появилось недоверие. Кто это такой? А впрочем, какая разница, если мама уже нашлась. Пашка не знал, что взрослые могут обманывать.
– Я ее друг, – поспешил сказать человек. – Она просила помочь найти тебя. И я нашел. Сейчас мы сядем в машину и поедем ко мне на дачу. Мама уже там, готовит кремовый торт.
Пашка разжал пальцы и кусочек хлеба упал на асфальт.
– Ну, пойдем? – Незнакомец поднялся, мягко коснулся Пашкиного плеча и повел его на стоянку такси.
Мальчик подумал, что надо бы выбросить еду, которую он насобирал. Теперь, когда он больше не маленький бродяга, ему будет стыдно, если эти жалкие помидоры и куриные кости посыплются из-под куртки.
Мужчина сказал что-то вполголоса таксисту, и они, выехав на проспект, помчались по оживленному утреннему городу. Осеннее солнце слегка нагревало салон машины. Пашка прижался к стеклу – он смотрел на город совсем другими глазами, не так, как вчера. Все переменилось, везде чувствовалась радость, праздник, счастье. Мальчика беспокоило только одно: не слишком ли долго ехать к маме?
Город был уже позади, потянулись одноэтажные пригороды, дачи, потом поля. Незнакомец обернулся к Пашке и ободряюще улыбнулся:
– На дачу. К маме.
Пашка задрал куртку и, тайком высыпав еду на пол машины, осторожно задвинул ногой под переднее сиденье. Возле пожелтевшего пролеска мужчина сказал водителю:
– Здесь останови. Дальше пешком прогуляемся.
Трава была мокрая и мягкая. Пашка семенил за мужчиной, боясь, что отстанет.
– Скоро мы придем к маме?
– Сейчас придем. Потерпи...
Они подошли к огромной куче веток. Незнакомец начал откидывать их, пачкая руки о мокрую кору.
– Нам нужно еще немного проехать на машине, – сказал он.
Разочарованный, Пашка опустился на корточки возле дерева. Он готов был заплакать: думал, что уже почти пришли, а оказалось, нужно еще ехать...
Сквозь поредевшие ветки уже проглядывали бока машины. Это была очень непонятная машина: железная, ржавая. И угловатая, как головоломка, что лежала у Пашки в шкафчике для игрушек. Незнакомец откинул дверку и подмигнул Пашке.
– Садись.
Что-то странное прозвучало в его голосе. Какое-то напряжение или сомнение. Пашка ничего не понял, но вдруг почувствовал страх. Он встал и, часто-часто моргая, уставился на мужчину.
– Садись.
Пашка не мог ослушаться старшего. Он вздохнул и залез в твердую, холодную кабину.
Лишь через несколько минут, когда машина начала качаться и гудеть, а лес в окошке вдруг уплыл куда-то вниз, он понял, что его все-таки забрали.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Корабль был огромный и очень старый. Это был даже не корабль, а целый небесный остров. Когда-то он летел из глубин космоса, был простым астероидом, состоящим из железа и вольфрама, но потом разумные силы остановили его, умелые руки (а может, и не руки?) проделали ходы, раскрыли залы, пробуравили шахты, вставили люки и иллюминаторы, прикрепили двигательные установки.
И бездомный астероид стал послушным небесным островом.
В самом низу – если считать низом ту часть, где располагались гравитационные платформы – редко кто появлялся. Здесь были мощные машины, реакторы, и их работа плохо сказывалась на здоровье всего живого. Зато чуть выше, где неведомый разум разместил фабрики пищи и кислорода, почти всегда были люди. Они приходили сюда работать после короткого сна и почти никогда не разговаривали друг с другом. Они все были из разных частей света, и рядом могли стоять европеец и китаец, негр и араб...
После работы они поднимались по ржавым трапам на этаж выше и проводили свободное время в узких кельях, где не было никаких развлечений.
Пища, которую они производили, доставлялась еще выше, на этажи, где стояли массивы сложных приборов и аппаратов, где тускло светились экраны и хрупкие существа с большими серыми глазами следили за органами управления небесного острова.
Существа были очень мудрыми и умелыми, но не они решали, куда лететь небесному острову. Право выбирать было у тех, кто сидел еще выше – в самых чистых и светлых помещениях острова. Они были очень похожи на людей. О них речь пойдет позже.
Там, на верхних этажах, сейчас происходило историческое событие. Десятки мальчиков от пяти до двенадцати лет в одинаковых черных костюмах сидели на полу в овальном зале и ждали, когда появится Воспитатель. Сегодня должно было произойти что-то очень важное и, кажется, грустное.
Пашка сидел среди них и терпеливо ждал. Удивительно, но он так и не познакомился ни с кем из ребят, хотя провел на острове больше года. Впрочем, его это не огорчало. Пашка был разумным мальчиком и понимал – зачем знакомиться, если придется расставаться. Вместе с ним в комнате жили два английских мальчика и один малазиец. Пашка знал только их имена.
Из темного прохода быстрыми шагами вышел Воспитатель. Он остановился посреди зала и оглядел детей. Они сразу притихли, готовые услышать и впитать каждое его слово, каждый вздох.
– Сегодня вы расстаетесь с «Покровителем», – прозвучал голос Воспитателя в абсолютной тишине. Он говорил на языке острова.
Бог знает, какая буря пронеслась сейчас в душе каждого из мальчишек, но никто даже не шелохнулся, приученный к строгой дисциплине.
– Вы знали, что этот час придет, и готовились к нему, – продолжал Воспитатель. – Мир, откуда вы вышли и куда снова уходите, очень жесток и неразумен. Там царят предрассудки, которые, как вы знаете, являются нашими главными врагами. Но в этом мире есть люди, достойные лучшей доли. Ваша святая задача – спасти этих людей. Спасти и доставить на «Покровитель», несмотря ни на какие трудности и жертвы.
Не могу обещать, что эти люди с охотой пойдут за вами. Они будут возражать, может быть, сопротивляться. Причина тому – их предрассудки. Пока вы лишь слабые дети, но мы будем терпеливо ждать, когда вы окрепнете и станете истинными слугами «Покровителя». Вы исполните свой долг и вернетесь. И тогда мы навсегда покинем этот мир.
Воспитатель опустил голову. Он закончил.
– А как же Зеленая песня?! – загалдели дети.
– Мы не проживем без нее!
– Не разлучайте нас с Зеленой песней.
Воспитатель поднял руку, и шум стих.
– Вы не расстанетесь с Зеленой песней, – сказал он и показал всем пластмассовую коробочку, похожую на транзисторный радиоприемник. – Каждый из вас получит вот это. Берегите это как зеницу ока, никогда не расставайтесь с этим. И тогда, где бы вы ни были, вы услышите голос «Покровителя».
И еще. Что бы с вами ни случилось, никогда ничего не бойтесь. «Покровитель» все знает о вас, всегда видит и слышит вас. Он обязательно придет на помощь. Ну а перед тем как мы расстанемся, с вами поработает доктор Краб.
По залу пронесся легкий гул. Доктор Краб уже стоял в проходе, покачиваясь на своих шести руках – крепких и узловатых. Это был жуткий гибрид человека, паука и черепахи, порождение какого-то далекого мира.
Дети не любили доктора Краба. И вовсе не потому, что он так страшно выглядел – разумный ребенок быстро привыкает к этому. Доктор Краб копался в их мозгах. Всякий раз, когда он обклеивал ребят блестящими лентами, нацеливая на них свои трубочки, им казалось, что внутри появляется кто-то другой. Он осторожно крался по их душам, царапал коготком кору мозга, тихонько дергал за мускулы и нервы. А потом бесшумно уходил, оставляя чувство пустоты и растерянности.
Доктор с нетерпением поглядывал на ребят. Он как будто боялся, что его лишат последнего удовольствия сунуть нос в душу каждого...
Как ни противились дети этому вторжению, они не могли ослушаться Воспитателя. Они встали и спокойно, без шума и толкотни покинули зал.
* * *
Удар был настолько сильным, что Пашка на мгновение потерял сознание. Однако он сразу открыл глаза и выбрался из-под обломков капсулы. Она уже начинала тлеть по краям, превращаясь в невесомый пепел, который ветер разнесет вокруг, не оставив ни единого следа приземления. Кроме, может быть, вмятины на мягкой почве.
Первым делом Пашка проверил приемник, висящий на шее на прочных кожаных ремешках. Он был, кажется, цел. Мальчик огляделся.
Прямо перед ним зияла пустота. На самом деле это было большое скошенное поле, совершенно черное в осеннюю беззвездную ночь.
Позади шумел листвой лес или роща. Горизонт невозможно было различить, но Пашке показалось, что в одном месте небо светлее, чем везде. Человек всегда старается идти к свету, поэтому Пашка посмотрел еще немного, как догорает скорлупа, и отправился в путь. Туда, где светлело небо.
Идти было трудно. Во-первых, потому, что Пашка ничего не видел. А во-вторых, он не мог рассчитать свои маленькие шаги поперек грядок – нога попадала то на гряду, то в ложбину. Наконец, Пашке было здесь страшно.
Впрочем, бороться со страхом он уже умел. Страх – предрассудок, а Воспитатель строго следил, чтобы дети не поддавались предрассудкам.
Время от времени Пашка поглядывал на черное небо и прикасался через одежду к приемнику. Интересно, где сейчас остров? В какой точке неба?
Мальчику трудно далось расставание с «Покровителем», но коробочка на груди согревала сердце и не впускала уныние. Как письмо от далекого, но бесконечно любимого человека, обещавшего вернуться.
«Покровитель» всегда рядом. Он все видит, все слышит и знает. Так учили Воспитатель, доктор Краб и даже король «Покровителя», однажды выступавший перед ребятами.
Впереди послышался шум. Кто-то быстро бежал, шурша ногами по соломе. Пашка остановился и затаил дыхание. Перед ним мелькнула тень – какой-то зверь остановился и зарычал, почуяв чужого. Это была скорее всего бездомная собака, но разве не опасны бродячие псы для маленького мальчика, одиноко идущего ночью по пустому полю?
Собака завыла и побежала прочь. Пашка с облегчением вздохнул. Впрочем, бояться было нечего, да и незачем. Собака не нападала. А если б и напала, «Покровитель» всегда рядом. Воспитатель не мог обманывать.
Впереди показалась полоса – еще более черная, чем ночь. Мальчик огорчился – он решил, что это начало леса, а заходить туда ему не хотелось.
Но это оказались всего лишь деревья и кусты, растущие вдоль асфальтового шоссе. Огорчение сменилось радостью – теперь не придется идти по бездорожью.
Пашка шагал по твердому асфальту с приподнятым настроением. Здесь было не так страшно. Правда, в темноте он плохо видел край дороги и иногда проваливался в канаву.
Сзади послышалось гудение машины. Пашка оглянулся: по краям дороги, по кустам и клочьям ночного тумана расползалось пятно призрачного света. Мальчик сошел в канаву и присел. Машина промчалась мимо, не сбавляя скорости. За несколько секунд, что Пашка провел в кустах, он вдруг понял, что существует ночной холод.
Он вернулся на дорогу и прибавил шаг.
Дорога шла то вверх, то вниз. И когда Пашка забрался на один из таких холмов, перед ним как будто открылось звездное небо. Впереди лежал город, полный огней даже в глубокую ночь. Пашка остановился.
Он вспомнил слова Воспитателя. Там, на «Покровителе», никто не мог его ударить, обидеть или отобрать еду. Теперь же ему предстояло ступить в дикий мир, где никогда нельзя предсказать, что будет в следующую минуту. Здесь все чужое, здесь никто не позаботится об одиноком, несчастном человеке. Так говорил Воспитатель.
Мальчик передохнул и снова тронулся в путь. Через несколько сотен шагов он разглядел впереди небольшую светящуюся будку. Это был пост ГАИ, там были люди. Пашка сошел с дороги и пробрался за кустами, чтобы его не увидели. Если бы его сейчас забрали, он не смог бы вразумительно объяснить, как оказался ночью на дороге.
С этого места дорога расширялась, по обочинам горели фонари. Пашка шел мимо одноэтажных дачных поселков, мимо придорожных магазинов и автобусных остановок. Потом начался мост – длинный и гулкий. Внизу темнели однотипные складские корпуса, бетонные заборы.
Это был тот самый город, откуда взяли Пашку. Но мальчик не помнил, да и не знал никогда расположения всех улиц, ему предстояло учиться всему заново.
Вскоре промышленный район кончился, пошли серые пятиэтажки и редкие магазины. Пашка с любопытством смотрел в слепые окна домов. Трудно было представить, что за ними – тысячи людей. Мальчику было интересно встретиться с кем-то из них, ведь, по словам Воспитателя, эти люди так сильно отличались от обитателей небесного острова.
Сейчас здесь царило безмолвие.
Пашка все чаще ловил себя на мысли, что ему хочется спать и есть. Увы, город был голый – ни единого теплого спокойного местечка, за исключением подъездов, в которые мальчик не решался заходить.
И вдруг он остановился. Прямо перед ним улицу пересекали две металлические полосы. Обновленная память сработала четко – это железная дорога, и ведет она, конечно, к вокзалу. А вокзал – это...
Пашка не забыл тесную каморку за камерами хранения. Помнил он и то, что на вокзале можно достать еды.
Он пошел по рельсам, но довольно скоро уперся в глухие железные ворота. Тогда он отправился в обратную сторону. Глаза уже слипались, ноги требовали отдыха. Пашка несколько раз уже почти решался присесть, отдохнуть, но потом передумывал, понимая, что встать будет труднее.
Рельсы расходились, сходились, их становилось то больше, то меньше. Рядом шли уже несколько железнодорожных путей. Впереди показались вышки с яркими прожекторами. Пашка понял, что добрался-таки до вокзала.
Он сразу почувствовал прилив сил и настроения. Здесь было светло и многолюдно. Мальчик с интересом разглядывал этих людей, они ведь были совсем другие. И все же он не боялся их.
Внутри вокзала за прошедший год все изменилось. В зале ожидания, на том месте, где он ждал маму, уже не было скамеек. Теперь здесь стояла полированная буфетная стойка. Странно, но ни единое горькое воспоминание не кольнуло его в тот момент.
Он прошел к камерам хранения. Щель между ящиками была забита фанерой. Теперь все, что связывало его с этим местом, все, на что можно было опереться, не существовало.
Пашка пробрался в угол зала ожидания, нашел свободную скамейку и сел. Какая-то пустота была в душе, и хотя Пашка чувствовал, что это лишь предрассудок, он не мог бороться с собой. Он залез на сиденье с ногами, положил голову на подлокотник и уснул.
Зеленая песня плавно взяла его в свои объятия. И вот уже Пашка плывет среди высоких гибких стеблей, мимо зеленых звезд, слабо шевелящих своими лучами, мимо пещер, в глубине которых сияют таинственные огни. На сердце легко и безмятежно. Этот дивный мир принадлежит только ему. Тишина и спокойствие кружат голову. Мальчик то взлетает в светлую высь, то опускается на прохладное дно, трогает руками бархатные листья, смотрит в глаза фантастическим созданиям, обитающим в пещерах...
* * *
Пашка уже проснулся, но не хотел открывать глаза. Зеленая песня вернула ему силу, которую долго не собьют усталость и голод.
Рядом кто-то шмыгнул носом. Пашке пришлось разлепить веки и поднять голову. На него с усмешкой глядел чумазый мальчишка в яркой, но грязной куртке.
– Эй, деньги есть? – звонко спросил он и обеими руками принялся чесать черные кучерявые волосы.
Пашка помотал головой.
– Врешь! Давай деньги, а то ребят позову.
Сбывались слова Воспитателя о жестокости и неразумности этого мира. Впрочем, Пашка и без этого все понимал, ведь он хорошо помнил, как его бросила мать, как его били, как отняли шоколадку. Все продолжалось. Но сейчас он стал другим человеком. С ним был «Покровитель».
Чумазый мальчишка что-то пробормотал и убежал. На Пашку теперь подозрительно поглядывала полная старуха с двумя перевязанными сумками.
– Вот гляди, мальчик всю ночь тут сидел без родителей, – тихо сказала она своей соседке, такой же старой, но не такой толстой.
