Михаил Сёмов
Америка Навсегда
– Энджела сказала, чтобы ты шел в бар. Я буду разносить еду.
Я подчинился предписанию.
В раковине за барной стойкой накопилась целая гора грязных бокалов от маргариты и рюмок из под шотов. Вся посуда была изготовлена из плотного пластика. Мне приказали мыть её тут же, в раковине на баре. Не обращая внимания на посетителей, я сперва принялся мыть посуду губкой с мылом, но увидев непрерывно увеличивающийся прирост грязной тары, я просто стал быстро спаласкивать посуду и ставить в сушку, откуда она многновенно забиралась, наполнялась свежей маргаритой и поставлялась следующим клиентам. От слишком низкого расположения раковины стала ужасно болеть поясница и шея, оттягиваемая плечами.
Коротко стриженый парень оказался барменом. Он безостановочно готовил коктейли и наливал маргариты постоянно проливая жидкости на пол, отчего под ногами было мокро. Пустые бокалы он небрежно собирал с барной стойки и неакуратно бросал в мойку, несколько раз облив меня недопитыми остатками. При этом он постоянно улыбался и живо общался с клиентами.
В углу бара я заметил мужчину и женщину. Мужчина пил бутылочное пиво, а перед женщиной стояла клубничная маргарита и шот текилы. Им, в отличие от остальных клиентов, было видно как я споласкиваю посуду за баром. Женщина брезгливо одним пальцем отодвинула от себя бокал с маргаритой, а затем и шот текилы. Мужчина смеялся. В скорости они заплатили и ушли, так и не притронувшись к выпивке в пластиковой посуде.
После того, как мне удалось сформировать запас чистой посуды, я был возвращен на кухню с посланием от Энджелы, что кухня закрывается. Шел уже двенадцатый час ночи. Всем работникам кухни следовало вымыть и подготовить к завтрашнему дню их рабочие места, при том, что каждый убирал только свою станцию. Мне выдали тряпку и маленькое пластиковое ведро, с помощью которых я стал медленно намывать место фудранера. Спина сильно болела, ноги отекли, голова была как в тумане.
Покончив с уборкой последним, я был отправлен Майнором в подвал с заданием загрузить тряпки, которыми была намыта кухня, в стриральную машину активаторного типа, которая до сих пор пряталась от меня за мусорными контейнерами в углу. По возвращении на кухню меня ждали четыре черных плотных пакета с мусором, которые я перетащил в подвал. После чего выяснилось, что контейнеры, содержащие пакеты, было необходимо выволочь из подвала на улицу через черный ход. Полные мусора под крышку и ужасно тяжелые, они еле проходили в узкий лестничный проход. Каждая из двенадцати ступенек давалась мне с огромным усилием.
Через служебный вход, пройдя по опустевшей терассе, кухонные рабочие вышли на улицу. Я же отправился в обеденный зал, где застал Энджелу орущую на рыжего парня:
– Как ты мог меня предать? Почему в рабочее время? Я же всегда наливаю в баре после работы…
С первого взгляда стало понятно, что время проведенное на кухне в компании с остатками водки, по-видомому забытыми там барменом, привели рыжего парня в состояние, в котором он едва держался на ногах и с трудом выговаривал слова.
– Все делают ошибки… – повторял он.
Поймав на себе гневный взгляд Энжелы, я был послан собирать насквозь промокшие дорожки за баром и немного менее промокшие дорожки в обеденном зале, чтобы отнести их в подвал, и расстелить там на полу для сушки. Пока я нес рулоны дорожек, с них обильно текли напитки, успешно продаваемые в баре весь вечер. Когда я вернулся в обеденный зал, рыжего парня уже не было. Энджела сказала мне, чтобы я шел домой, но только после того, как я развешу в подвале постираные тряпки. Напоследок она бросила мне в след:
– Если ты завтра опоздаешь хоть на минуту, то я тебя тоже уволю к черту.
Выполнив своё последнее поручение на сегодня, я забрал рюкзак и вышел из ресторана через заднюю дверь. Был первый час ночи. Уставший до одури, я поплелся домой, глядя под ноги и не обращая внимания ни на что вокруг. От меня воняло алкоголем и потом. Придя домой я зашёл в туалет и внезапно осознал, что это был мой первый поход в туалет за день и что нужно узнать, где находится туалет в ресторане. Я быстро помылся и лег спать, не думая ни о чем. Моя первая пятница в ресторане закончилась.
Суббота.
Будильник разбудил меня в девять утра, я несколько минут лежал неподвижно, пытаясь придти в сознание и собрать в себе силы, чтобы открыть глаза и подняться с кровати. Все тело болело. С трудом приподнявшись, я выключил будильник, после чего встал через несколько минут, медленно собрался и поплелся на работу. Сегодня дорога на работу заняла у меня на десять минут дольше, чем вчера. Тем не менее, ровно в десять утра я вошел в ресторан через служебный вход.
На кухне меня встретила старуха, тут же сверив время моего прибытия с настенными часами. Мне было тут же поручено принести из подвала упаковку креветок, хранившихся в горизонтальном холодильнике глубокой заморозки, который до сих пор скрывался от меня где-то в подвале. Спустившись в подвал, где со вчерашнего вечера сохли дорожки, я почувствовал сильный алкогольный угар заполнявший плохо вентилируемое помещение.
В тёмном углу, рядом с кучей хлама не без труда я отыскал ржавый горизонтальный холодильник с деформированой дверцей, которая не плотно лежала сверху, ввиду того, что петли, соединявшие её с основанием, проржавели насквозь. В нём хранились замороженные блоки креветок и пластиковые пакеты с картошкой фри. Взяв одну упаковку морепродуктов, я неспешно проделал свой путь назад на кухню, где принесенное мной было брошено в ведро с холодной водой размораживаться.
Снова спустившись в подвал, я принес из холодильной камеры овощи и нарезал их, не моя, согласно научению стархи, чтобы они не потекли. Затем расфасовал полуфабикаты так же, как и вчера: по четыре куриные конечности в пакет. Нарезал вареную курицу кубиками и тоже расфасовал.
Из подвала старухе мной были доставлены сперва коробки со сливками и молоком, потом две большие коробки котлет для бургеров, впоследствии оставленые размораживаться на выключеной решетке для гриля между панелью и плитой, от которых исходило тепло.
Пареллельно с кухонными делами я разносил еду редким утренним клиентам, которые вынуждали старуху отвлечься от ее дел и готовить. Порядком устав от беготни между столом нарезки, станцией шеф-повара и станцией салатов, старуха определила меня готовить ресторанную еду. Здесь я первым делом постиг искусство пиготовления куриных крылышек с картошкой фри.
В одну сетку засыпалась картошка фри, в другую из фасовочного пакетика вытряхивались куриные конечности в панировке. Несмотря на то, что два ключевых ингредиента помещились в различные корзинки, жарились они вместе в одной емкости в постоянно кипящем масле, которое из-за темно-коричневого цвета было скорее похоже на отработаное машинное, чем на свежее пальмовое.
Небольшое количество картошки фри проскальзывало в свободное плаванье по морю фритюра через дырявые углы корзинки, где горело до обуглевания, создавая едкий плотный дым. Картошка, задержавшаяся в корзинке, вытряхивалась в большую металлическую миску, в которой перемешивалась с солью и приправами несколькими резкими встряхиваниями. Подавалась картошка с крылышками в пластиковой корзинке, выстеленной вощеной бумагой.
Пиготовив первые две порции куриных крылышек, я было собрался отнести их клиетнам, но дорогу мне преградила старуха охая и хватаясь за голову:
– Так нельзя! Это слишком много. Ты знаешь сколько клиенты платят за это? Это самое дешевое блюдо в меню, – кричала она.
С каждой порции она схватила по жмени картошки и бросира обратно в металлическую миску, уменьшив каждую порцию на треть. После этой драматичной сцены, мне все же было позволено отнести еду в зал.
Через некоторое время опять пришел заказ на куриные крылышки. Я повторил алгоритм приготовления, учтя свою прошлую ошибку. Однако, в миске с прошлого раза осталось еще немного картошки, которая остыла и размокла. Я наивно решил, что она больше не пригодна в пищу и выбросил её в мусорку, отчего старуха взвыла:
– Что ты сделал? Зачем ты выбросил еду? Она стоит денег. Кто будет за это платить? Ты?
Она детально объяснила мне, что нельзя выбрасывать картошку. Правильно засыпать её обратно во фритюр и подогреть.
Пришла Энджела. Старуха сразу же пожаловалась ей, что я плохо работаю. Поэтому я был сослан мыть пол в подвале. Старуха приказала мне взять любое ведро с мойки и щетку, стоявшую возле, и мыть усердно, а не так, как я обычно работаю.
Дорожек в подвале уже не было. Видимо Карлос, помыв пол в обеденном зале, отнес и расстелил их пока я трудился на кухне. Пустые мусорные контейнеры также стояли на своих местах. В подвале было душно. Пол был липким, отчего при каждом шаге моя обувь издавала раздражающий шмякающий звук.
Я плеснул в ведро мыла и отбеливателя, которые нашел возле стиральной машины. Добавляя теплую воду из под крана в мойке в свое ведро, я осмотрел его и не обнаружил никакого отличия ни с тем, где сегодня размораживались креветки, ни с теми в которых вчера был лимонад. Я окатил пол из ведра и стал его драить, сгоняя грязную воду в сток возле мойки. Теплый алкогольный пар, шедший от пола дурманил меня. Я вспотел, голова стала кружится.
С усилием воли закончив задание, я вышел на заднюю патио глотнуть свежего воздуха, отчего стало лучше.
По возвращении на кухню, старуха тот час же поручила мне чистить креветки, закончив с которыми, я был направлен готовить на станцию салатов.
Масло во фритюре сильно коптило, и скоро помимо пота, отбеливателя и креветок, от меня еще пахло горелым маслом.
Расположения Старухи я все же добился тем, что клал в порцию не более дюжены штук картошки фри и эффективно пережаривал остатки. Опытным путем я установил, что пережаренная картошка была заметно темнее по цвету первожареной, а также была значительно жирнее и тверже. Попытка подогреть картошку более одного раза не увенчалась успехом. Дважды пережареная картошка чернела и становилась настолько твердой, что её было невозможно без усилия раздавить двумя пальцами.
Время шло к обеду. На кухню пришла Энджела и приказала мне приготовить три порции куриных крылышек и миску картошки, а также два бургера. Удовлетворенная качеством моей работы, Старуха вызвалась показать мне, как делать бургеры на панели, что оказалось совсем не сложно.
Приготовив куриные крылышки, я высыпал их в большую тарелку вместе с картошкой и отнес официанткам. По возвращении на кухню, меня, как и Карлоса, ждало вознаграждение за труды ввиде бургера. Взяв свой обед, я направился в зал к столу официанток, в надежде завести непренужденный разговор и наконец-то познакомиться.
За обедом разговаривала только Энджела. Она доступно разъяснила всем, что вчера ей пришлось уволить невысокую латиноамериканку за то, что она проявила неуважение к ней при клиентах. А рыжий парень был уволен из-за хищения и распития водки на работе. Официантки всецело поддержали непростое решение Энджелы, восхитившись её смелостью и решительностью.
Так ни с кем и не познакомившись, я вернулся на кухню. Старухи уже не было. Кухня была пуста. Появилось время сходить в туалет, который нашёлся в корридоре между обеденным залом и кухней. В туалете была общая прихожая с раковиной и две комнаты с унитазами, с плотно закрывающимися дверьми.
Вернувшись из туалета я обнаружил билет на две порции куриных крылышек, торчащий из печатной машинки. Пока во фритюре жарился заказ, пришел Майнор. Он нисколько не удивился, что я уже готовлю, однако, заметив, как я выкладывал заказ в корзинки и, усмехнувшись, подсыпал еще картошки фри.
– Когда старуха уходит, клади больше. Она не в себе. Жадная, – лаконично объяснил он.
В скором времени пришел Хосе, а чуть позже Исмаэль, которому я уступил место на станции салатов, а сам занял позицию фудраннера.
Стали приходить заказы, которых быстро становилось все больше и больше. Не редко на один стол, за которым сидело всего четыре клиента, я относил по десять порций еды. Особенно удивил меня объем потребления куриных крылышек, из-за чего Исмаэль порой жарил их по восемь порций в одной корзинке. В этом случае, куриные полуфабрикаты слипались в один брикет, который Исмаэль мастерски расковыривал ножом и дожаривал их так, чтобы на крылышках не оставалось светлых пятен. Иногда куриные конечности падали на пол, но Исмаэль невозмутимо подбирал их и отправлял обратно во фритюр.
Майнор и Исмаэль слажено работали. Я старался не отставать разнося еду, порой бегом.
На кухню пришла официантка с половиной цыпленка и обратилась к Майнору:
– Клиент жалуется, что цыпленок сырой. Он сказал положить цыпленка дожарить во фритюр.
– Куда? – на лице Майнора появилось удивление. Он понимал, что официантка не догадывается, о чем просит. Немного подумав, он добавил, – Ок, – выражение его лица стало опять спокойным, но теперь еще и немного ехидным.
Майнор сделал в точности то, что просил клиент – взял цыпленка и бросил его в одну из корзинок во фритюре. Масло забурлило. Пошел сизый дым. Через один стол Майнор достал цыпленка, у которого почернели не только мясо но и кости. Майнор аккуратно выложил черные останки на тарелку и положил сбоку пережареную картошку фри. В добавок он откуда-то достал веточку петрушки и возложил на тарелку, придав блюду едкой изысканности. Завершив приготовления, он кратко сказал мне:
– Отнеси это Фунми.
Я догадался, что речь шла о той же официантке, которая принесла блюдо на усовершенствование. Увидев на тарелке то, что я принес, Фунми не сразу распознала цыпленка в обугленной безформенной массе и неуверенно спросила:
– Это что?
– Цыпленок из фритюра. Как просил твой клиент.
По лицу Фунми было видно, что до этого момента она не имела ни малейшего представления о том, что цыпленок из фритюра, пожаренный в темнокоричневом масле без панировки, выглядит именно так. Изрядно замешкалавшись, она все же взяла тарелку и отнесла клиенту.
Через некоторое время она с глупым выражением лица вошла на кухню и рассеянно сообщила Майнору:
– Он это съел… Цыпленок… Я… Клиент доволен…
Майнор слегка удивился, но тем не менее от души порадовался тому, что смог угодить столь требовательному клиенту.
Остаток моего вечера прошел в непрерывной беготне с тарелками и корзинками, от которой к десяти часам я еле волочил ноги. Пол одинадцатого кухня наконец закрылась, и была намыта за сорок минут. Тряпки были постираны и развешаны. В начале двенадцатого я вышел из ресторана и вяло поплелся домой.
По дороге мне встретился мусоровоз, ехавший в одном направлении со мной. Рядом с машиной шел мусорщик. Из далека я видел, как он по-очереди подходил к уличным урнам, которые стояли вдоль дороги, бил по ним ногой, потом доставал внутренние контейнеры с мусором, относил их к машине и вываливал содержимое в кузов. Когда я почти поравнялся с мусорщиком, от его удара из урны выскочила крыса размером с толстого домашнего кота и бросилась прочь наперерез мне. Мусорщик простонал и выругался. Я никак не ожидал увидеть крысу в городе, тем более такую большую и черезвычайно наглую.
Дома я стянул с себя одежду, бросил на пол возле кровати, и, не моясь, лег спать.
Воскресенье.
Я пришел в сознание немного раньше, чем зазвинел будильник, с трудом встал, принял холодный душ и почувствовал сильный голод. За последние два дня одноразового питания в ресторане, запасы моего организма убыли – кожа на животе обвисла. На мое счастье в рюкзаке обнаружились три вчерашних пончика, купленых в черверг. С жадностью я съел их все и запил водой. За прошедшие дни пончики никак не изменились по вкусу, тем не менее не утратив своих питательных свойств. Почувствовав себя немного лучше, я медленно собрался и поплелся на работу.
Подойдя к ресторану без десяти десять, я решил постоять на улице немного, чтобы подышать освежающим утренним воздухом. Воскресная улица была пуста. Через десять минут я вошел в ресторан через заднюю дверь. Старуха поздоровалась, но все же сверила мое время прибытия с настенными часами.
Новый парень уже нарезал овощи за столом рядом со станцией фудранера. Мне же было поручено незамедлительно доставить из входного холодильника яблоки для приготовления вина Сангрия. Принеся фрукты, я нарезал их кубиками и высыпал в обычное, ничем не отмеченное, пластиковое ведро, добавил три кружки сахара, две бутылки белого вина, две бутылки красного вина и бутылку водки. Ведро приготовленной Сангрии я прикрыл неровной крышкой и отнес в холодильную камеру.
В ресторане появились первые посетители. Было странно, что многие заказывали куриные крылышки на завтрак. Но сегодня приготовление самого популярного блюда ресторана всецело было поручено мне. Немногочисленные пасты и бургеры старуха готовила сама. Поскольку салаты заказывали довольно живо, старухе пришлось провести много времени на станции салатов рядом со мной и коптящим фритюром, объясняя мне как готовить новые для меня пункты меню.
Когда наконец-то пришла Энджела, старуха стала ей жаловаться:
– Масло уже пора менять. Много дыма.
– Мама, ты же знаешь, что мы меняем масло раз в неделю. Прошло всего три дня, – стала возражать ей Энджела закатывая глаза и томно вздыхая.
– Но оно дымит и плохо пахнет.
– Нет. Мы меняем масло раз в неделю.
– Но…
– Нет. Китайцы в соседнем ресторане вообще меняют раз в две недели. Сходи посмотри. Хочешь так? Успакойся, а то будем делать как китайцы.
Это был безапеляционный аргумент, от которого Старуха сразу замолчала.
Мне приказали ознакомить нового парня, имени которого я до сих пор не знал, с рестораном так же, как ознакомили меня в первый день. Я повторил то, что сам впервые услышал два дня назад.
Парень оказался на редкость болтливым греком по имени Димитриос. Благодаря ему работы в этот день у меня было гораздо меньше – все на сколько смогли, и я в том числе, делигировали свои обязаности новичку.
После полудня я заметил новую чернокожую официантку в обеденном зале, которая возможно уже работала с утра, а может уже и не первый день.
В три часа дня старуха и Карлос покинули кухню, где вскорости появился коротко стриженый парень:
– Меня зовут Руби. Я работаю в этом ресторане уже три года, – неожиданно заговорил он со мной, взяв сковородку и начав готовить себе пасту.
На кухню зашла Энджела и, будучи в явно добром расположении духа, обратилась ко мне:
– Сделай три порции куриных крылышек с картошкой фри в одну тарелку и отнеси официанткам. Сам можешь приготовить себе, что хочешь.
Выполнив приказание я вернулся на кухню и застал Руби поедающим пасту собственного приготовлениястоя сгорбившись у станции шеф-повара. Стало совершенно понятно, что он настроен на разговор. Я взял сковородку и стал сам себе делать пасту с овощами и курицей, уточняя у Руби последовательность добавления ингредиентов. Готовить пасту оказалось совсем не сложно.
– Мне нравится тут работать. Энджела хорошая. Платят нормально. И платят наличными, – сказал Руби.
– Когда зарплата?
– В субботу или воскресенье. Платят наличными. Как раз мне на следующей неделе за колледж платить. Ты где живешь?
– Тут недалеко снимаю комнату.
– Ого. В Округе Колумбия жить очень дорого. Все живут или в Мэриленде, или в Вирджинии. Сколько платишь?
– Двести в неделю.
– Это очень дорого. Я плачу пятьсот в месяц. Живу в Северной Бесезде.
– Сколько ехать?
– Пол часа на машине.
– А если нет машины?
– Тогда никак. Купи машину и ездий. Я свою купил за тысячу восемьсот долларов за наличные. Иногда Энджела просит привезти из оптового магазина продукты, я подъезжаю. Тут из работников только у меня, Фунми и Майнора есть машины. Но Фунми живет с родителями… Ну ты поработаешь тут и купишь себе машину. Это хороший ресторан. Тут можно хорошо зарабатывать.
Немного помолчав, Руби добавил:
– Тут многие приходят на день и уходят. Тяжело, говорят. Не справляются. А я справляюсь. Дольше меня тут работет только Джой. Фунми работает год.
– А Майнор?
– Я имел ввиду в обеденном зале. Майнор тут уже лет десять работает. У него вторая работа с утра тоже в ресторане. А тут платят наличными. Мало где платят наличными.
Пока мы с Руби беседовали, пришли Майнор, Исмаэль и Хосе. Пообедав пастой собственного приготовления, которая была безнадежно плоха из-за заранее заготовленых соусов, испорченых огромным количеством чеснока, я занял свое рабочее место фудранера.
Вечером посетителей было заметно меньше, чем в предыдущие дни. Появилась возможность немного постоять на кухне, ничего не делая. Ходил я медленнее, и даже умудрился немного поразглядывать клиентов. Они оказались приемущественно чернокожими. Садившись за стол, некоторые из них демонстративно клали нестолько двадцатидолларовых купюр посреди стола. Значение этого жеста оставалось для меня загадкой. Многие женщины были облачены в яркую одежду всевозможных форм и цветов, которой, однако, не всегда хватало, чтобы прикрыть ягодицы и грудь. Обильно покрытые косметикой черепа с накладными ресницами и париками, изощренного размера и формы, выглядели авангардно, сюрреалистично, эпатажно.
Вечером, в то время как Майнор приготовил себе бургер и неспешно его жевал, на кухню вошла Джой. Я не сразу узнал её сегодня из-за длинных волос, заплетенных в косички. Она принесла начатую порцию кальмаров жареных в панировке во фритюре и сказала:
– Исмаэль, клиенты говорят, что кальмары сырые внутри. Положи их во фритюр дожарить.
– Но ведь… Кальмары… – сперва пытался что-то возразить Исмаэль, но, подумав, замолчал. Он бросил кальмаров обратно во фритюр, из-за чего те почернели и задервенели.
Я отнес Джой блюдо, улучшеное по требованию заказчиков. Через пару минут она вернулась на кухню с тарелкой гневаясь, что чертовы клиенты не знают, что они заказывают. Она вручила блюдо Исмаэлю и сказала, что клиенты это еть не стали, впрочем, ничуть его не удивив. Исмаэль стряхнул дрянь с тарелки в мусорку и отнес её в мойку к Хосэ.
Фунми принесла на кухню наполовину съеденый стейк и сказала Майнору:
– Клиенты заказывали среднюю прожарку, а это – полной прожарки.
И хотя на срезе было видно состояние мяса внутри, Майнор без возражений приготовил еще один стейк, менее прожаренный, чем предыдущий. Я отнес тарелку Фунми. Через пару минут она опять вернулась с наполовину съеденым стейком:
– Они опять не довольны. Чертовы клиенты съели два раза по пол стейка, а теперь не хотят платить. Начерта они идут в ресторан, если нет денег. Сиди дома!
Часов в семь вечера на кухню заглянула худая латиноамериканка болезненного вида, которая как я понял тут раньше работала. Майнор и Исмаэль были очень рады её видеть. Майнор начал разговор:
– Привет, Мария. Как поживаешь? Давно не видел тебя.
– Хорошо, Майнор. Как ты?
В этот момент на кухню вошла Энджела с черным курчавым ребенком на руках, которого она передала латиноамериканке добавив:
– И правда, Мария, у тебя такой хороший сынишка. Здоровенький.
Майнор сразу погруснел. Его глаза выразили глубокое сожаление. Ответив что-то невнятное на вопрос Марии, он отвернулся к панели и больше не обащал внимание на происходящее на кухне. Исмаэль еще пару минут имитировал улыбку, но потом тоже занялся работой. Мария с ребенком ушла с кухни в обеденный зал сказав лишь:
– Пока Майнор. Пока Исмаэль.
– Пока, – буркнул Майнор, не поварачиваясь.
Ведра с лимонадом сегодня таскал грек, обильно проливая их содержимое на дорожки. Посуду в баре также по всей видимости мыл он. Я просто носил тарелки с едой и корзинки с куриными крылышками. Ближе к десяти на кухню ворвалась Энджела с греком.
– Мне наплевать сколко ты работал и где. Это мой ресторан. Заткнить и работай.
– Но я…
– Заткнись и делай, что я сказала или вылетишь отсюда сегодня же. Иди работай молча.
Через некоторое время Энджела вернулась с конвертами и раздала зарплату всем, кроме меня, сказав:
– Твоя зарплата будет на следующей неделе.
В своем сознании, изрядно помутневшем за последнии дни, я пытался отыскать обоснование того, почему мне не могут заплатить сегодня. Потом, вспомнив, что отработал я всего два дня и, начав понимать принципы работы этого ресторана, я решил промолчать, подумав, что моя двухдневная зарплата за эту неделю будет добавлена к зарплате за следующую неделю, и что я таким образом получу сразу значительную сумму денег.
Неожиданно Энджела заорала:
– Кухня закрыта! Кухня закрыта! – добавив, повернувшись ко мне. – Не приходи завтра на работу. У тебя выходной. Увидимся во вторник.
Я, немного повеселев, намыл свое рабочее место, постирал и развесил тряпки и отправился домой, где, сбросив с себя одежду, моментально уснул едва коснувшись кровати.
