Михаил Русов
Спасти Спасителя
Часть 31
Алексей Нилов
Прежде чем искать выход
необходимо войти.
А.Багдасарян
Отдав картину, Нарышкин сел писать явку с повинной. Он так и не сказал ни слова и покорно выполнял все, что ему говорил лейтенант. Ручка быстро бегала по бумаге, и в этой торопливости чувствовалось облегчение.
Лейтенантик разложил на столе холст. Надев перчатки для сбора улик, он стал внимательно рассматривать картину, потом попробовал расправить ее. Нилов жестом остановил его.
– Лучше не трогай! Мы с тобой не специалисты!
Ему самому так хотелось прикоснуться к картине, побыть с ними наедине, но кабинет заполнили люди.
Коллеги суетились вокруг картины с сияющими лицами, обсуждали возможные поощрения и награды. Прикидывали размер премии.
Появился улыбающийся Мухоморов. Он пожал всем руки, даже Нарышкина добродушно похлопал по плечу.
Мухоморов позвонил директору музея и полчаса выслушивал ее благодарности. Потом сообщил о радостном событии мэру города. И с сияющим от удовольствия лицом подмигнул собравшимся.
Позвонили в немецкий культурный центр, там обрадовались меньше других, но сказали, что сейчас же выезжают за картиной.
Нилов стало грустно. Скоро картину заберут, и он уже не сможет остаться ними наедине. А он хотел бы прикоснуться к холсту, ведь он заслужил это право Провел бы рукой по плечу страдающей матери, чтобы облегчить ее боль. …. И вот это мгновение было бы для него настоящей наградой. Но теперь он видел картину только через спины, толпящихся у стола людей.
Приехали немецкие представители. Нарышкина увели. Он закончил писать признание и с полным равнодушием наблюдал за суетой вокруг картины. Казалось, что он к происходящему не имело никакого отношения.
Немецкие сотрудники говорили между собой, и только один Нилов понял, что они расстроены состояние картины. Но по-русски вежливо поблагодарили всех, пожали руки ему и Волкову.
Потом началась возня с документами, картину стали подготавливать к транспортировке. Все вдруг стали говорить полушепотом, словно у постели больного. С предосторожностями закрепили холст на особом планшете и хотели уложить его в бокс. Но, наверно, Нилов с такой откровенной тоской смотрел на картину, что немецкий чиновник, заметив это, предложил ему сфотографироваться с ней.
Нилов взял в руки планшет и бросил прощальный взгляд на них. Лицо человек в терновом венке стало спокойнее – страдание и боль отступили.
Коллеги окружили Нилова. Немцы сделали несколько снимков и пообещали всем прислать фото. И Нилов с грустью подумал, что этот снимок повесят над своим рабочим столом все, кто сфотографировался.
Немцы уехали, картину увезли, и недолгий праздник закончился. Ребята стали расходиться: на столах лежали незаконеченные дела. Вызвали группу – поножовщина в неблагополучной квартире. Жизнь продолжалась.
Лейтенантик дождался, пока кабинет опустел и заговорщеским полушепотом стал делиться впечатлениями.
– Как вы этого Парня раскололи!! Я не сразу понял, что вы нарочно так кричали. Брали на испуг, да? Так убедительно! Я думал, вы его по стенке размажете, хватка у вас мертвая была. Он сразу сломался. Эффектная тактика! Респект!!!
Нилов оставлял эти похвалы без комментариев.
– Только я одного не понял: о ком это вы все время кричали – они, они. Кто эти они, перед которыми парень был виноват?
Нилов устало улыбнулся и потрепал коллегу по плечу.
– Главное,что он это понял.
Он чувствовал себя настолько уставшим, опустошенным, что отказался после работы идти со всеми отмечать победу. Ему хотелось побыть одному, напиться горячего чая, лечь на диван, вытянуть ноги и взять альбом с любимыми картинам.
Он чуть не заснул, пока доехал домой. От слабости, казалось, отнимаются руки, он долго гремел ключами, открывая дверь. К нему вышла Лиза. Она плакала и, видимо, давно – красный нос распух, глаза стали щелками. Она бросилась к нему на шею и зарыдала. “Ну вот, – раздраженно подумал он, – Что еще за несчастье случилось? И порадоваться не успел.”
– Ну что еще???– пробиваясь сквозь пелену усталости, спросил он.
– У нас будет ребенок. Мне сегодня сказали, точно будет, – Лиза уже улыбалась, глотая слезы.
– Ну вот и слава Богу, – пробормотал Нилов, – Слава Богу. Чего же ты плачешь? Как раз вовремя.
