Михаил Олегович Рагимов
Высокие устремления. Высокие отношения-2
Про то, как земля получилась
Раньше океан кругом был. Только вода, только волны!
Ворон Кутх летал в небе, летал – устал. Крылья отваливаются, хвост дрожит, клюв-железный нос, и тот на бок свернулся – так устал! Вниз смотрит – везде вода. Некуда сесть, негде отдохнуть! На волну сядешь, вторая по затылку шлепнет. Утопят Ворона волны!
Тут видит, киты плывут. Главному на спину сел. Просит кита: принеси, друг, хоть немного земли со дна! Насыплю – остров будет. Сосна вырастет, будет, где отдыхать, гнездо вить. Посмеялся кит. Зачем киту земля? Ему и в океане хорошо! Дохнул, хвостом махнул – сбило Ворона в воду. А та мокрая, холодная! Взлетел Кутх кое-как. Летит. Крылья дрожат, с хвоста капает, клюв-железный нос ржаветь начинает.
Тут каланов увидел. Калан ракушку со дна поднял, грызет, осколки по сторонам сыпятся. Ворон над каланом летает, просит – принеси, пушистый друг земли немного, островок будет. Куст вырастет, будет, где от дождя прятаться.
Посмеялся калан, кинул в Кутха ракушкой – чуть не убил.
Улетел Ворон от калана и страшной ракушки. Летит, летит. Совсем сил нет. Думает – а пропади все пропадом, поднимусь к солнцу, крылья сложу и упаду. Утону, так утону!
Хочет к солнцу лететь – а сил нет, не держат крылья. Тут видит, внизу сивуч с моржом плывут. Тоже грустные. Говорят Ворону: хотим на берегу лежать, а нет берега. Один в океане есть, да на нем злая старуха сидит, выгоняет сразу. Ворон на морже посидел, клюв когтем почистил. И говорит, вы мне друзья, а я вам – друг. А когда столько друзей вместе, то все не беда! И придумал я, как со старухой нам быть!
Приплыли к островку. На нем старуха-великанша сидит.
С одного боку на берег морж полез, бивнями сверкает. Старуха к нему побежала – пять шагов сделала, остров кончился. Морж в воду – бултых, только круги пошли. Старуха на берегу встала, ругается. Тут с другого бока сивуч полез. Великанша к нему!
Тут ворон сверху свалился. Земли наглотался, полный клюв набрал, в каждую лапу набрал. Еле взлетел!
Старуха увидала, за ним кинулась. Бежит, кричит, камни кидает! Бежала, бежала… Глубоко стало! Утонула.
Ворон землю в моры выплюнул, из лап выпустил. Полетел к острову старухи. А там сивуч с моржом дерутся, решают, чей остров будет. Посмотрел Кутх на них, покачал головой, полетел обратно.
Где он плевал, из лап ронял – там другие острова выросли. Много-много! На одном сразу гора появилась, огнем дышит. Хорошо, красиво!
Тут чувствует ворон, что зря он землю глотал, назад земля просится. Подпрыгнул, крыльями хлопнул – взлетел!
Где облегчился, там еще острова появились. Только без горы, что огнем дышит.
Время прошло, Ворон унаков сделал, на своих островах поселил, рядом с горой. На большом острове ненастоящие появились, сивуча с моржом выгнали – Ворон их простил, сказал – на моих живите.
А кита и калана Ворон не простил. Дал их унакам в добычу.
А на тех островах, что у Кутха сзади вывалились, всякая сволочь завелась, которая и унакам вредит, и не настоящим.
И кит-байдару еще не придумали, чтобы вверх-копье пустить, да Мюр-Лондрон утопить! Чтобы волны над ним хоровод водили. Но и Ворон терпелив, и унаки ждать умеют. Дождутся!
Ворон Кутх – общий для большинства палеоазиатских мифологий герой. Выступает как творец мира, прародитель человечества, шаман, возмутитель спокойствия и вообще, весьма многогранная личность!
Глава 6. Славное будущее павших героев
Со спины раздалось быстрое топотание-шлепанье босых ног. Рыжий крутнулся, уходя с линии удара. В лицо толкнуло волной воздуха от каменного топора, пролетевшего впритирку с плечом. Арбалетчик неловко, левой рукой, ударил промахнувшегося унака унакской же стрелой, которую выдернул из себя. Острый, какенного потание- шило наконечник проколол парку из ровдуги, ударил того в бок, воткнулся в ребро, не пробив. Но силы удара хватило, чтобы северянина швырнуло на палубу, впечатав в фальшборт. Унак свалился лицом вниз, захрипел, начал грести ногами, царапать пальцами за мокрое дерево. Еще миг, и встанет.
Но не успел он подняться, как Рыжий, словно атакующий медведь, рухнул сверху. Лопнули с мерзким звуком, будто хворостинки, кости рук. Не поднимаясь, арбалетчик ухватил врага за подбородок стальной лапой, потянул изо всех сил вверх и на себя. Поверженный унак заколотил конечностями по доскам. Макушка почти дотянулась до лопаток. Хрупнули позвонки. Мелко задрожали ноги в отороченных мехом коротких сапогах.
Арбалетчик поднялся, оттолкнувшись от трупа. Взвесил топор, доставшийся по наследству. Хорошая работа, и баланс неплох. Но мелковат! И рукоять тонка! Это худосочному Лукасу рубилка, а не настоящему мужчине!
Свиста Рыжий не услышал – кругом дрались, и в том шуме тонули все иные звуки. Но резкие толчки и боль подсказали, что в него снова попали. Две-три стрелы отскочили от кольчуги, одна нашла прореху.
Рыжий заворчал гневно, выдернул и эту, благо, прошла по касательной, пробороздив шкуру, застряв неглубоко – не смертельно, но больно. Сломал в ладони, выкинул в море – откуда прилетела, пусть туда и летит! Оглянулся. Никого!
Слева визжат свиньи, справа – Керф. Где-то за спиной – студент машется, вопит, как баба, но не от страха – от злости. Хороший парень, и в драке не теряется.
Толстый стрелок попробовал прикинуть, где он будет нужнее. Но из тумана что-то мелькнуло, и на него будто обрушилась мачта. А потом по лицу ударила палуба и Рыжий потерял сознание.
*****
Пахло рыбой, водорослями и морской водой. В море – эти запахи привычны. Постоянные спутники! Но тут они не просто пахли или воняли – уж рыба-то может о-го-го как! Нет, они нагло влезали в нос и продирались, топоча подкованными ногами до самого мозга, а ворвавшись туда, начинали размахивать кистенями и булавами, круша все подряд! И оказывались куда сильнее ноющей боли в затылке, от которой просто-напросто хотелось блевать.
Рыжий очнулся, осознал себя. Тут же разлепил глаза – арбалетчик часто слышал, мол, надо сперва полежать, послушать, может, что полезное прозвучит рядышком. Но считал это надуманной херней и пьяной болтовней теоретиков! Кто болтает при беспамятном теле, тот развяжет язык и при очухавшемся пленнике!
Впрочем, мог и не открывать. Ничего интересного! Прямо перед носом изгибался киль, к которому тянулись прочие лодочные ребра с кучей хитроумных названий – шпангоуты, бимсы и иные стрингеры, не к ночи помянутые. «Скелет» покрывала плотно натянутая моржовая шкура. Рыжий мысленно выругался. В плне попадать вообще неприятно, а у уж унакам, в особенности! Вряд ли кто-то, кроме них.
Подтверждая неприятную загадку, за спиной загомонили, что-то радостно обсуждая. Возможно, удивлялись, что пленник не помер, задохнувшись от вони.
Рыжий попытался было подобрать под себя ноги, чтобы повернуться. Но гомон вмиг сменился возмущенным рыком. Его несколько раз пнули по бедру, а потом два раза ощутимо ткнули ножом в задницу. Тихо, мол, лежи и не дергайся!
Наемник прошипел сквозь зубы несколько замысловатых ругательств, но дергаться благоразумно перестал. А то ведь могут и в спину ткнуть, на всю длину клинка. Каменный, а все равно острый! Захотелось немного взвыть, затем стукнуться головой обо что-нибудь твердое, чтобы расколотить ее нахрен. Вот уж повезло, так повезло!
С другой стороны, раз не повезло с этим, должно же повезти с чем-то другим? К примеру, привезут его на самый главный остров и сделают самым главным вождем. Вручат главый вождевский жезл, наденут корону, обяжут собрать гарем из пары дюжин красавиц… А что? Почему бы и нет?
Развлекая себе подобными фантазиями – об успокоении речи и быть не могло, не дурак ведь – Рыжий валялся в носу байдары, чувствуя, как бежит тоненькая струйка крови, натекая в мотню. Арбалетчик снова завозился, делая вид, что хочет подняться.
Но ему на спину тотчас запрыгнул кто-то легкий, но злой. Дернул за волосы, поднимая голову – Рыжий чуть не обмочился от мысли, что ему свернут шею, мстя за соплеменника. Но ни ломать позвонки, ни резать, его не стали. Перед глазами потрясли короткой дубинкой, всей изрезанной глубоким узором, и что-то несколько раз протарахтели тонким голосом, то ли женщины, то ли подростка. Затем легонько стукнули по разбитому затылку. И снова что-то проговорили. Все с той же интонацией. Мы, мол, понимаем, что сейчас как встанешь, как всех поубиваешь!.. Но не вставай. А то убьем.
– Ага, ага, – промычал наемник. Значение некоторых слов он вроде бы даже понимал – очень уж звучание отличалось от привычного говора, слышанного в детстве и юности, но особой роли понимание не играло – и так ясно, что следовало лежать смирно, как положено благовоспитанной добыче. Наемник так и сделал. Лежал себе, уткнувшись лицом в покрышку из моржовой шкуры, чувствуя, как мерзнет лицо. И слушал.
Когда-то, очень-очень давно, он здесь бывал. Ну как «бывал»… Два рейса матросом, рейс охранником-стрелком. Потом, перед четвертым рейсом, решил для себя, что на суше воевать приятнее. В общем зачете, совсем не старожил. Но нахватался.
Лучше утонуть, чем стать пленником унаков! Те, кто считает себя потомком касаток или плодом любви человеческой женщины и медведя или ворона, всех прочим в людской природе отказывает.
Поставят к столбу, с изголовьем – скульптурой (кто был предком, того голову и вырежут) привяжут накрепко, да начнут изгаляться. Плясать по-всякому, пускать стрелы, метать копья – а Рыжий большой, трудно промазать! Потом начнут понемногу срезать кожу. Лоскутами в пол-ладони и меньше. Затем, если кровью не истечет, выпустят кишки погреться на солнышке… Шаман руки во внутренности запустит, начнет копаться в селезенках и почках, с умным видом вещая предсказания. Обещать окружающим добрую охоту, веселых девок и стоячий хер.
Грустно, что и говорить! Но и это, в общем, не беда – так-то, полдня помучался, поорал, а там и помер.
Можно ведь и к касати саману попасть, шаману, который отводит души на небо, а в промежутках развлекается драками с иными шаманами. Драки не на кулаках или ножах, а на тупилаках. Рыжего передернуло от страха и омерзения. Отрежут руки-ноги, пришьют ласты-крылья… И вместо зубов – моржовые бивни! И живи-существуй страшной игрушкой. Плавай-летай, грызи-топи шаманьих врагов. Побеждай, убивай, пока не помрешь. Славное и героическое будущее достанется великому герою!
Вспомнилась вдруг шутка, слышанная давным-давно от старого приятеля отца, по прозвищу «Земляной нож». Нельзя, мол, тупилаку детскую голову пришивать. И не от того, что укус выйдет слабым, а потому что отцом звать будет, смущая в ненужный миг.
Неугомонного арбалетчика, от волнения начавшего снова ворочаться, в который раз пнули. Затем, привязав к замотанным рукам шнур из водорослей, натянув, накинули на шею – мигом придушив до полуобморочного сознания. С ясным намеком – дернешься чуть сильнее – сам себя задушишь окончательно.
Наемник замер, превратившись в странную статую. Но помогло не особо. От каждого, даже малейшего движения, петля затягивалась все сильнее…
И когда байдара взрыла килем мелкую гальку, унакам пришлось вытаскивать потерявшего сознание арбалетчика всей командой. Еще и на помощь звать – очень уж тяжел оказался!
*****
Прийти в себя помогло ведро воды. Холодной и мокрой!
Рыжий подскочил было, тут же со стоном рухнул наземь. Болело все, что могло болеть. Стрелок не чувствовал конечностей, а голова казалась котлом, наполненным раскаленным свинцом, в котором сидит дюжина ярых барабанщиков с тулумбасами. Бом! Бом! Бом-бом-бом-БОМ!
Скорчившись, арбалетчик проблевался. Легче не стало. Разве что барабанщики чуть замедлились, да во рту стало еще поганее. Хоть бивни не приделали…
С гадким хохотом, на него рухнуло очередное ведро воды. Рыжий открыл правый глаз – левый закис, не открывался – надо было пальцами расковырять слипшиеся ресницы. Прямо перед ним плясало несколько детишек с пустыми ведрами. Одно кожаное, второе плетеное. Дети что-то очень громко проорали, размахивая руками и дрыгая ногами. И убежали.
Наемник пошевелил руками. Вроде действуют, слушаются… Поднес к лицу, силой раскрыл дрожащими левый глаз, шипя от боли.
Что ж! Везенье его пока что не покинуло. Никакого столба с башкой ворона или касатки рядом не было. Что уже не могло не радовать!
Но зато была клетка из толстых, в запястье, деревянных «прутьев», со следами когтей и клыков Решетка, тщательно вделанная в криво обструганные доски пола и крыши. Накрепко замотанная на много витков, тщательно залитая клеем…
В противоположном углу, в паре ярдов – низенькое длинное корытце с треснувшим боком, рядом маленькое ведерко, тоже деревянное. Сам же пленник лежит на охапке то ли камыша, то ли рогоза – никогда не мог различить! И там, и там, острые длинные листья, да тонкий пустотелый стволик…
А еще, в клетке пахло зверем. Большим и страшным. Тут явно кого-то держали до Рыжего. И могли вселить обратно.
Закрыв глаза, арбалетчик прорал старую морскую песню:
Тянем, потянем, йо-хо-хо!
Якорь тяжел, йо-хо-хо!
Как сундук мертвеца, йо-хо-хо!
Его лапы остры, йо-хо-хо!
Его руки длины, йо-хо-хо!
А на якоре шлюха сидит!
Присосалась пиздою, пизда!
Тянет якорь наш вниз! Вот манда!
Осьминога ей в зад, йо-хо-хо!
Спев все слова, которые помнил, Рыжий недобро ухмыльнулся. Что ж! Пока не вселили, поживем. А там видно будет, кто кого заломает.
Про то, как люди появились
Летал Ворон Кутх над островами, вниз смотрел. Радовался! Лес растет, кабан бегает, медведь ходит, заяц скачет. Птица гнезда вьет. А для кого? Зачем все? Чтобы было? Загрустил Ворон!
Сел на самую высокую сосну, клюв-железный нос чистит, глазом водит. Придумал! Великаны нужны. Но маленькие. Чтобы на острове дюжина дюжин помещалась, и еще место осталось сивучу и моржу на берегу спать, а медведю берлогу в лесу городить.
А как сделать таких, чтобы и как великан, и маленький? Долго думал! Три раза пожалел, что злая старуха утонула – она давно жила, много видела – вдруг подсказала бы. Но утонула давно – ее рыбы съели уже, не спросишь. Значит, самому надо думать!
Слетел с сосны, по берегу ходит. А берег из глины. Она под лапами гнется, мнется, во все стороны ползет… Придумал! Из глины можно маленьких великанов сделать!
Взял кусок, начал делать. А у него когти… Не получается. Только испачкался весь. В море зашел, глину оттирает с когтей. Видит, калан плывет. Не тот, что ракушкой кидал – тот молодой был, глупый. А этот старый. Тоже глупый, но Кутха боится. И лапы хорошие. Хоть лепить, хоть держать, все могут!
Ворон обрадовался, калана позвал. Будем вороно-великанов делать, говорит калану.
“Почему вороно-великаны, почему не вороно-каланы? Я же тебе помогать буду! Давай честно называть!”
“А давай я тебе клювом по лбу ударю?”
Задумался калан. Клюв у Кухта твердый, железный! Таким бы ракушки долбить, да крабам панцири ломать!
“Нет, – отвечает, – по лбу не надо. По справедливости надо!”
“Я старший, я главный, я справедливый! А ты – жопа шерстяная!” – Кутх кричит, шумит, крыльями бьет. Потом подумал, отвечает: “Прости, друг калан! Давай сделаем, а потом придумаем, чтобы по справедливости.
Позвали медведя – дерево ломать, позвали кита – воду лить, позвали моржа – глину копать. Касатка мимо плыла, ее тоже позвали – не помогает, так хоть не мешает, уже хорошо!
Калан помощника себе позвал. Тоже калана, молодого, глупого. Ты, говорит, бырбаанай лепи, а мы остальное делать будем!
Взяли бивень моржа, хребет вырезали. Взяли клыки медведя, ребра сделали. Взяли перо орла – волосы сделали. Глиной облепили. Молодой калан бырбаанай приделал. Хорошо получилось!
Встал маленький великан, посмотрел на Ворона. “Кто я?” спрашивает.
Кутх на каланов смотрит, каланы на ворона. Морж с медведем на касатку. Той смотреть не на кого – обиделась, уплыла.
“Ты – унак! Ты – человек!” – отвечает ему Кутх.
“Буду человек!” – отвечает маленький великан. – “Буду унак! ”
Сидят, смотрят. Человек-унак по лесу ходит, в море плавает, в небо подпрыгивает. Скучно ему.
Начали дальше делать. Делают, делают…
Еще одного сделали. Одну.
Тут бивни кончились, и клыки, и перья… Не из чего делать!
Тут молодой калан и говорит – “У меня глины много, гляньте, сколько наделал!”. Большая куча получилась! Не выкидывать же – старался!
Слепили из кучи бырбаанай человеков. А они сами себя делать начали! И быстро так! Весь остров в человеках! Байдары сделали, по всему миру поплыли. Испугался Кутх, взял тех двух в лапы, женщину и мужчину, отнес на небо. Посадил на облако и говорит: “Вы – человеки, вы – унаки! Тут живите. А вниз не ходите!”. И улетел.
Глава 7. Новые горизонты
Словно надеясь оправдаться за долгое бездействие, ветер дул мощно и устойчиво. И даже, что удивительно, в нужном направлении!
Асада приказал поднять все паруса, вплоть до кливеров. Керфу подумалось, что имейся у холька весла, капитан еще и грести бы команду заставил. И наемников бы посадил на гребные банки! И никто не счел бы это странным – ясное дело, что унаки не рискнут атаковать корабль снова. Попробуй вскарабкаться на мчащийся корабль, среди ясного дня, прыгнув на скользкое дерево с летящей параллельным курсом байдары! Если получится, то можно больше ничего и не делать – сразу богом назначат. Путь и сугубо местным. Обычному человеку такой фокус не по силам!
Но все, но все же… Могли и решиться на месть, благо, накрошили с избытком! От стольких погибших, кровавая пелена встает перед глазами у самых спокойных!
С другой стороны, потерять четырнадцать человек за раз – для здешних племен – это очень много. Даже слишком! И как бы не был достоин повод, то, скорее всего, предпочтут утереться.
С третьей же стороны, могли и не утереться – а пойти воевать хольк всеми оставшимися силами, включая оленей – так сказать, погибать, так до конца!…
Да мало ли что могло произойти? Это Север, господа, тут климат иной! Соображенья в головах тоже отличаются. Поэтому, лучше уж поспешить, благо, до Любеча не так далеко – пара суток пути, а с таким ветром, и быстрее! Не только ведь в паруса, в корму и то дует, подталкивает!
За спиной громко плюхнуло. Мечник развернулся на внезапный звук, готовый схватиться за оружие – теперь-то, в трюме его никто не оставлял!
Два матроса тащили за ноги к борту следующего мертвого унака. Труп оставлял за собой красный след – кровь в здешней влажности и прохладности застывала в жилах мертвецов неохотно. Вслед за процессией неторопливо шел третий матрос со шваброй. Делал вид, что вытирает, больше размазывая.
– А в чем смысл, уважаемый? – спросил мечник, дернув подбородком в сторону прочих убитых. – Еще дюжина ведь, и за каждым смывать будешь?
Уборщик злобно зыркнул и ничего не ответил тупому наемнику, не понимающему очевидного. И продолжил махать своим орудием, разбрызгивая во все стороны воду, грязь и кровь.
Керф пожал плечами – в каждом монастыре свой устав. Раз трет, значит, надо. Может, традиция такая, а может, и морячок по голове стукнутый. Так что, пусть его! А то еще кинется, тряпкой размахивая… Начнет шваброй тыкать, будто копьем. Всю харю запачкает!
Следующего выкинули неаккуратно – то ли рука у одного из метателей сорвалась, не выдержав веса, то ли еще какая нескладность тому виной. Несчастный покойник, вместо того, чтобы, как предшественник, чинно шмякнуться в нескольких ярдах в воду, ударился спиной о борт, прокатился по гладким доскам, упал в локте от корабля, и тут же исчез под брюхом «Лося». Вскинув руки над головою, словно прощаясь с солнцем и небом. Мечник поежился – по хребту пробежали нехорошие мурашки. Не хотел бы он себе такой судьбы! Кишки выпустили, догола ограбили, еще и кораблем раздавили!
В воду шлепнулся следующий. В черной воде мелькнула быстрая тень. Кинулась к раскинувшему конечности трупу, задержавшемуся на миг на поверхности. Убитый унак дернулся, мгновенно ушел под воду.
Мечник присмотрелся – не показалось ли? В бурунах могло и пригрезиться после бессонной ночи. И выпитого, для успокоения кальвадоса из фляги, нашедшейся в бесконечных запасах Флера…
Пыхтя и ругаясь, моряки подтащили очередное подношение Великому Морю… Одного из тех, чью дорогу оборвал меч Керфа, перерубив шею.
За руки, за ноги! Раскачали, и ух! Один из моряков поднял голову, до того пинаемую к борту ногами, за длинные черные волосы, швырнул.
Упала, плеснула.
Обрубок человека не успел коснуться и гребня подбегающей волны, как из воды вылетело нечто огромное, длинное, белесо-серое… Зубастая пасть, длинный, но невысокий плавник на спине, двулопастный рыбий хвост, тело, закованное в панцирь из крупных пластин, словно настоящий рыцарь! Пасть на лету схватила унака, чуть не перерубив его жадностью атаки. Разрезали воздух изогнутые плавники, и жуткая рыба скрылось в толще океана, оставив за собою лишь расходящиеся круги на воде, да пятно кровавой мути.
Моряки проводили пришелицу невидящими взглядами, тут же отвернулись, пошли за следующим телом.
– Ну нихера ж себе, – вытер мгновенно проступивший пот Керф. Недовольно перестукнуло сердце. – Эта же тварь ярдов двадцать в длину!..
– Раза в два-три меньше, – сказал сбоку, незнамо как подкравшийся Пух. Разведчик, чтоб его – ни скрипа, ни шороха!
– Ты ее башку видел!? Она как два меня!? Она унака пополам перерубила как топором!
Пух только плечами пожал.
– Вспомни, как мы бежали от того полоза.
Керф плюнул в воду, хмыкнул, вспомнив старую историю. Прав ведь Брат, прав!
Они тогда по лесу брели. Хороший такой лес! Дубы, буки, березы кое-где… Лето, к тому же! Все цветет, все пахнет! Глаза закрыл, и будто в детстве! Первым шел Альсо, сшибал древком копья метелки и прочие соцветия, высохшие от жары…
А потом из этой травы поднялась золотистая колонна. С вытянутой головой, раздвоенным жалом, нехорошим блеском в ярко-зеленых глазах. Раза в два выше не сильно и низкого копейщика. Колонна покачалась, зашипела…
Как они бежали! О, как они бежали! Теряя мешки и оружие, пятная штаны и тропу…
Честь Седьмой Железной Компании спасла боевая гиена. Не Судьба, разумеется – Флер пристал к Мартину гораздо после. Честь, да, точно! Гиену звали именно так. Честь! Смешно прозвучало, конечно… А вторую, разумеется, Слава! Она погибла вскоре. В драке, возле деревеньки с пакостным названием. То ли Бздюхи, то ли Гнусновоздуся… Что-то этакое, с намеком.
Разорванную на части змею нашли прямо на тропе. Понятно, что пару кусков гиена могла и заглотить в азарте драки. Но все равно, два ярда есть два ярда, как не меряй. Мартин тогда долго и гнусно смеялся.
Компания о том постыдном бегстве старалась не вспоминать – лютейшее умаление чести воинской! От желтого земляного червяка бежали, обгоняя собственный крик! Но компании не стало через два месяца. А потом и Мартин погиб, защищая свою же дурость. И вообще, все повернулось куда-то не туда…
– Страх – великий удлинитель! – глубокомысленно протянул мечник.
– Поэтому, ты в Груманте орал на шлюху, а? – засмеялся Пух. – Слышно было аж во дворе! В дождь!
– Не, там две крысы выбрались, и начали трахаться прям перед кроватью, – ухмыльнулся Керф. – Вот я такой наглости и не стерпел.
– Они просто показывали тебе, как надо! Подумали, вдруг отвык от женщин, все овцы да ослицы? А ты сразу матом!
– Уж как привык, друг Пух, как привык! Лучше лишний раз обругать зря, чем ждать, пока тебе сядут на шею и откусят кусочек уха.
Желая подтвердить, мечник коснулся повязки. Замер с глупым выражением лица. Засмеялся.
Шлепнулось очередное тело. Закачалось на волнах.
Страшная рыбина, что все никак не могла наесться, одним махом перекусила и этого мертвеца. Но, слишком разогнавшись, выскочила из воды, и со всего маху врезалась в борт. Застыла на миг, и рухнула в волны, подняв тучу брызг.
Наемники, ругаясь, вытерли лица. Мимо них потащили следующего безголового…
– Кто это их так? – спросил разведчик.
Моряки, словно дожидаясь вопроса, слажено уронили унака себе под ноги. Рука мертвеца с желтыми обгрызенными ногтями шлепнулась на доски.
– Так вы же, – недоуменно ответил один из них, тот, что отвечал на ноги. Уставился, затряс рыжей клочковатой бородой – ну сущий козел! – Забыли, разве? Ночью напали, а вы их порезали…
– Да не, – отмахнулся от туповатого «полосача» Керф. – Я про тут тварь, которая жрет трупаки на лету, будто стриж мошкару! Про ту панцирную рыбу. Ее-то как зовут?
– Ее? – бородатый задумался. Его напарник начал корчить страшные рожи. – А! – догадался «козел», – вы про ту панцирную рыбу? Которая в воде?
– Ну да, – кивнул Пух.
– А ее так и зовут.
– В смысле?
– В смысле, панцирной рыбой и зовут. У нас, на море, нет места всяким хитрым словесам и прочим выдумкам! – гордо закончил моряк и, наклонившись, схватил мертвеца за бледные запястья. – У нас здесь, совсем не то, что у вас там! У нас все просто и понятно!
– Понятно…
*****
Мечник сразу понял, что происходит какая-то несуразица! Лукас стоял на носу когга, облокотившись на бушприт. Таращился на солнце с умным видом, прикидывал что-то, оглядывался на паруса. Снова начинал шарить взглядом по небу.
– Что не так?
Изморозь оглянулся на Керфа, потер красные глаза:
– Мы идем куда-то не туда, друг Керф!
– Сильно «не туда»? – мгновенно насторожился мечник, в голове которого промелькнул ряд картин – судно становится ночью на якорь рядом с островками, заросшими невысоким лесом. И от берега мчатся узкие байдары, набитые злобными унаками. Сонных наемников режут на палубе, а коварный капитан Асада, с коварной улыбкой на коварном лице, жадно взвешивает здоровенный угловатый мешок, набитый бивнями маленьких, но очень пушистых островных слоников – индриков.
– Заметно. Через полдня такого уклонения, и мы окажемся куда севернее.
– Так, блядь! – упер Керф руки в бока, прищурился, внимательно разглядывая, что происходит на шканцах, где властвовал капитан-обманщик, решивший заработать дважды. Взгляд мечника был преисполнен теплоты настолько, что мог жарить раскаленной кочергой.
Словно почувствовав, Асада дернулся, покрутил бородой, дернул себя за ворот промасленной короткой куртки с глубоким капюшоном. Снова углубился в расчеты. Похоже, что прикидывал, как бы побольше слупить с северян!
– Хуйня случается, друг Лукас, – тихо проговорил Керф, – и последнее время, все чаще! Метнись-ка, шустрым подсвинком, предупреди наших.
Изморозь, впрочем, бежать, сломя голову, не стал – насторожишь еще заговорщиков! Прошел неторопливо, поглядывая по сторонам, нырнул в люк…
Мечник прямо таки чувствовал, что происходит внизу. И мог до мельчайших подробностей расписать, кто и что делает… Доспех, оружие, безмолвная прикидка на пальцах, кто куда бежит и кто кого режет. Надо бы предупредить, что минимум пяток матросов надо оставить живыми и относительно целыми – в таланты компании управление парусами не входило… Из Лукаса штурман никакой, но до берега доплывут.
В воздухе повисло напряжение, готовое разразиться громом, молниями и еще десятком трупов, вышвырнутых на поживу панцирной рыбы.
– Мастер Керф! – заорал вдруг Асада, замахал обеими руками. – Будьте добры, на пару слов!
– Ну?! – набычившись, ответил Керф, развернувшись к шканцам.
Капитан, кивнув седобородому моряку, оставшемуся на помосте, в три прыжка слетел по лестнице-трапу.
– Забыл предупредить, мастер Керф, – выдохнул одним махом, – и сразу прошу прощения, что забыл! Столько дел, столько дел!
– Это вы о чем, мастер Асада? – мечник, держа ладонь на рукояти кинжала, смерил моряка хмурым взглядом, прикидывая, как бить лучше. Выходило, что ловчее всего ткнуть в горло. В глаз еще попробуй попади, а под курткой-бушлатом, могла быть поддета кольчуга… Сломанные ребра мечник противнику гарантировал, но лучше уж бить насмерть, если начал.
– Ребят надо похоронить, – ткнул капитан в сторону тел, прикрытых потрепанным куском парусины.
– Думал, вы их на берег везете…
Асада выпрямился, выпятил грудь:
– Люди бывают живыми, мертвыми и моряками! Могила моряка – море!
Керф хмыкнул коротко, обвел горизонт:
– Так оно же везде?..
Моряк помотал головой:
– «Везде», это если сбрасывать унаков. Им-то все равно, шаманские сэвэны в воду не лезут.
– Сэвэны?
– Духи-помощники. Не знал, разве?
– Да откуда? – пожал плечами Керф. – Еще два месяца назад, я не мог бы и подумать, что заберусь так далеко! Да и вообще, у нас Лукас за умного! А главным по вашим северным заморочкам был Рыжий. Тот, что пропал.
– Унаки верят, что везде живут духи. Везде и во всем. Есть полезные, которые помогают шаманам, это – сэвэны. Океан же населен страшными и злыми духами. Они называют их милками.
Вспомнив панцирную рыбу, мечник поежился. Не хотелось и думать о том, кого еще могла скрывать пучина под ногами.
– И стоит только человеку оказаться в воде, как эти духи-милки тут же подменяют его душу. Волна с головой накрыла, все, готово.
– Что?
– Все. Подменыш перед ними! Поэтому, унаки не спасают тех, кто упал с байдары или борта.
Керф задумался, не зная, что и сказать. Шлепнулся ты в бою с корабля, пытаешься вылезти, а тебя, твои же друзья – уже бывшие, ведь у злого духа нет друзей – херак веслом по затылку, только мозги во все стороны! Плыви себе, дух, куда-нибудь в другое место, не пытайся выдать себя за человека!
– Люто у них тут!
– Север! – в свою очередь пожал плечами Асада. – А мы, все-таки, тоже немного северяне. Поэтому… А это что?!
– Отставить! – заорал Керф компании, которая вывалилась из трюма во все оружии. Сознание капитана Асады, судя по красноте, мгновенно охватившей лицо, на долю мгновенья разделилось: он вроде бы стоял на палубе "Лося" и в то же время – на крайне тонком льду. И тут послышался хруст. Не льда – сломанного носа одного из матросов. Лукас-торопыга, уже успел врезать локтем матросу в голову – только тапки сверкнули! – Все в порядке!
– Точно!?
– Точно! Капитан как раз спустился объяснить, что к чему.
Побледневший Асада, явно успевший представить в красках, что могло произойти, наскоро пояснил, в чем суть, то и дело оглядываясь. По шее у него ползали красные пятна.
Возле каждого порта Севера существовал небольшой участок моря. Отмеченный на всех портоланах, лоциях и картах белым пятном со штриховкой. Тут хоронили тех, кто больше не мог ходить по морю. Именно туда «Серебряный Лось» и держал путь.
Вскоре, из трюма вытащили два баластных кирпича – этакие глыбы обожженной глины пополам с щебенкой. Склизкие от постоянной сырости, «обсиженные» крысами.
К каждому баластнику длинной, ярдов в десять, веревкой, привязали по погибшему моряку. Груз был нужен по двум причинам – чтобы тело не прибило течением к недалекому порту, и чтобы мертвец не болтался на поверхности, соблазняя падальщиков и хищников. На глубине, те же, к примеру, панцирные рыбы не охотились.
