Михаил Майзульс
Между Христом и Антихристом. «Поклонение волхвов» Иеронима Босха
Их религиозный идеал был сформулирован в известном трактате «О подражании Христу», написанном около 1420 г. Фомой Кемпийским: «Нужно, чтобы научился ты во многом переломить себя, если хочешь удержать мир и согласие с другими людьми. Не малое дело – живя в монастырях или в общинах, обходиться без жалобы и до самой смерти пребывать в верности. […] Надобно тебе сделаться безумным Христа ради, когда хочешь вести жизнь монашескую. […] Наружный обычай и пострижение немного значит; но изменение нравов и внутреннее умерщвление страстей – вот что совершает истинного монаха. Кто еще иного ищет, кроме одного Бога и спасения души своей, ничего не найдет, кроме смущения и печали»[28]. В 1425 г., примерно за четверть века до рождения Йеруна ван Акена, братья «общей жизни» создали свою общину (Fraterhuis) и в его родном Хертогенбосе. Кроме того, там был их сестринский дом[29]. В пунктирной биографии Босха, которую удалось проследить историкам, нет прямых указаний на его связь с братьями «общей жизни». Однако многие исследователи видят в его работах следы их влияния.
Зато нам точно известно, что Босх, как и его отец, в 1486–1487 гг. стал членом Братства Богоматери (Illustre Lieve Vrouwe Broederschap). Эта конгрегация клириков и мирян была основана в 1318 г. для прославления Девы Марии и играла важную роль в жизни Хертогенбоса. Престиж братства был столь высок, что в него стремились войти не только местные, но и иноземцы – например, испанцы из свиты Филиппа Красивого. В братстве было два уровня членства. Внешний круг составляли простые братья, во внутренний входили «присяжные». Изначально этот статус был доступен только для клириков. Однако позже в ядро братства стали допускать и мирян – знатных господ, судейских, архитекторов и т. д.
В 1487–1488 гг. Босх – благодаря своей славе художника и финансовым ресурсам, которые ему принесла женитьба, – был избран присяжным членом. Братья периодически собирались на банкетах, которые проводили и оплачивали их товарищи. На некоторых из таких пиршеств подавали лебедей. А присяжных братьев, которые оплачивали это лакомство, именовали «лебедиными». В 1488 г., как записано в документах братства, такой обед состоялся в доме «Иеронима живописца» (Jheronim [us] die scilder).
Многочисленные церковные заказы, членство в Братстве Богоматери и популярность среди сильных мира сего, конечно, не доказывают, что Йерун ван Акен был примерным сыном Церкви. Однако они подсказывают, что его клиенты и возможные покровители не видели в причудливых образах, которые он создавал, религиозной крамолы. Тем не менее в эпоху Реформации, которая началась уже после смерти Босха, некоторые из порождений его фантазии оказались востребованы в протестантской полемике против Римской церкви. Во второй половине XVI в. отношение к Босху со стороны ревнителей католической ортодоксии было неоднозначно. С одной стороны, сам испанский король Филипп II, фанатичный католик и враг протестантов, с увлечением собирал его творения. С другой – существуют свидетельства о том, что инквизиторы в Нидерландах смотрели на его работы – в частности «Сад земных наслаждений» – с подозрением, поскольку видели в них имморализм и критику духовенства. Во время религиозных войн с лютеранами и кальвинистами Католическая церковь стала более нетерпима к любой насмешке по отношению к нравам клириков, чем на исходе Средневековья[30].
Четвертый король: Ключ ко всему триптиху
Представим, что мы стоим в мадридском музее Прадо перед «Поклонением волхвов». Триптих открыт. И наш взор, скользя по центральной панели, останавливается чуть левее от центра. На пороге хижины стоит человек в красном плаще, который смотрит на младенца Иисуса, сидящего на коленях у матери[31]. Лицо, плечи и грудь этого незнакомца загорелые, а тело необычайно бледно, словно его никогда не касались солнечные лучи (см. рис. 3)[32]. Примерно за 20 лет до этого триптиха Босх написал другое «Поклонение волхвов», которое сейчас хранится в нью-йоркском Метрополитен-музее[33]. Но там никого похожего на четвертого короля еще нет (рис. 9).
Во многих исследованиях, посвященных Босху, можно прочесть, что ни до, ни после него в сценах Богоявления этого странного персонажа не встретить. Он появляется только на копиях или вариациях мадридского триптиха, созданных его учениками и подражателями. И это действительно так. Однако Босх, сколь бы ни были необычны его миры, все равно складывал их из материалов, почерпнутых у предшественников и современников. А у них на «Поклонениях волхвов» встречались фигуры, которые могли быть прообразами загадочного господина в красном или играли похожую на него роль (рис. 10, 11)[34].
Рис. 9. Иероним Босх. Поклонение волхвов, ок. 1470–1480 гг.
New York. The Metropolitan Museum of Art. № 1913, 13.26
Рис. 10. Трое волхвов перед младенцем Христом, сидящим на коленях у Девы Марии. Старший из них стоит на коленях, сложив руки в жесте молитвы. Он уже передал свой дар седовласому Иосифу. Как и у Босха, чернокожего волхва с серьгой в ухе сопровождает чернокожий слуга.
Рыжеволосый персонаж в желтом, который смотрит не на младенца, а на волхвов, и выглядывает из руин, судя по его облику, принадлежит к миру зла. В нидерландском и немецком искусстве того времени желтый устойчиво ассоциировался с иноверием и в первую очередь с иудаизмом. Да и рыжий цвет волос пользовался самой дурной репутацией. Рыжих подозревали в особой склонности к обману, лицемерию и предательству. Потому Иуду Искариота очень часто представляли в желтой одежде, с рыжими волосами и красным, под стать прическе, лицом. Здесь, в сцене Богоявления, странный персонаж в желтом, возможно, олицетворял ветхий еврейский мир, не признавший Иисуса мессией.
Мастерская Герарда Давида. Поклонение волхвов, ок. 1514 г.
Princeton. University Art Museum. № y1932–34
Рис. 11. Справа на заднем плане из дверей выходит бородатый человек с саблей на поясе. Предполагают, что это владелец постоялого двора, который прогоняет Иосифа, мужа Марии. Ведь Святому семейству «не было места… в гостинице» (Лк. 2:7). В любом случае эта композиция близка тому, что изобразил Босх. В дверях стоит бородач, а у него за спиной вершится какой-то (зловещий) совет.
Якоб Корнелис ван Остзанен. Поклонение волхвов, ок. 1510–1515 гг.
Amsterdam. Rijksmuseum. № SK-A-3324
Особая роль тут принадлежит Рогиру ван дер Вейдену – одному из самых влиятельных художников XV в. Около 1455 г. он написал триптих с изображением Благовещения, Поклонения волхвов и Принесения во храм, который был установлен в кёльнской церкви св. Колумбы. Этот образ быстро стал известен и превратился в модель для других живописцев, граверов и витражных дел мастеров[35].
В дверях хлева, в котором родился Иисус, стоит бородатый мужчина в тюрбане, с золотой серьгой в ухе и в длинном желтом одеянии. Его можно было бы принять за кого-то из свиты трех королей. Однако он держится очень величаво и скорее напоминает еврейского (вспомним о символике желтого) вельможу. Только не ясно, признал ли он в новорожденном, на которого ему показывает старик, мессию или, наоборот, олицетворяет неверие. Из-за его спины, как у Босха, выглядывают какие-то люди – его собственные придворные или советники? (рис. 12)[36].
Рис. 12. Слева: Рогир ван дер Вейден. Поклонение волхвов (центральная панель алтарного образа из церкви св. Колумбы), ок. 1455 г.
München. Alte Pinakothek. № WAF 1189
Справа: Иероним Босх. Поклонение волхвов, ок. 1490–1500 гг.
У ван дер Вейдена на голове человека в желтом тюрбан, а в руках он держит шапку с меховой оторочкой; так и у Босха на голове бородача в красном фантастический тюрбан с терновыми ветвями, а в руке он держит тяжелую корону еще более странной формы. К господину в желтом у ван дер Вейдена обращается седовласый старик; у Босха рядом с мужчиной в красном плаще тоже старик с темным лицом, красным носом и седыми клочковатыми волосами. У ван дер Вейдена из-за спины господина в тюрбане выглядывает человек со вздернутым носом и слегка приоткрытым ртом. Такой же типаж появляется у Босха. Очевидно, что мастер из Хертогенбоса перенес к себе эту группу, но придал всем персонажам более экзотичный и угрожающий вид.
В краснолицем бородаче, который у Босха стоит в дверях хижины, видели первого человека Адама; некоего безымянного еретика; иудея, не признавшего Христа мессией, а потому воплощающего неверие; Сатурна из астрологической символики; персонификацию низшего из металлов, свинца, из символики алхимической; самого Мессию как «мужа скорбей», о котором говорил пророк Исайя: «Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом» (Ис. 53:3-4).
По еще одной версии, это языческий прорицатель Валаам из города Пефор на Верхнем Евфрате[37]. В его предсказании «Вижу Его, но ныне еще нет; зрю Его, но не близко. Восходит звезда от Иакова, и восстает жезл от Израиля, и разит князей Моава и сокрушает всех сынов Сифовых» (Числ. 24:17) – христианские богословы нашли указание на Вифлеемскую звезду и рождение Христа. На исходе Средневековья подробнее всего о волхвах, чудесной звезде, которая привела их в Иерусалим и Вифлеем, и о том, что случилось с ними после возвращения в далекие царства, можно было узнать из «Истории трех царей» немецкого кармелита Иоанна Хильдесхаймского (между 1310 и 1320–1375 гг.)[38]. Он начинает рассказ как раз с пророчества Валаама. По его словам, иудеи называют его не пророком, а вещуном, и утверждают, что он предрекал будущее с помощью дьявольского колдовства. Христиане же видят в нем первого из пророков-язычников, который обращался к язычникам (propheta gencium ex gentibus) и возвестил им о грядущем рождении Спасителя. Тем самым он проложил дорогу волхвам – язычникам, признавшим Иисуса мессией[39].
В других текстах – например, в «Общепринятой глоссе» (Glossa ordinaria), официальном своде комментариев к Библии, который был составлен в XII в., – Валаама оценивали не столь позитивно. Там он был представлен как идолопоклонник и колдун, специалист по проклятиям, якшавшийся с демонами. Однако Господь избрал его одним из своих пророков и через него возвестил о грядущем боговоплощении[40].
По гипотезе, которой, в частности, придерживается историк Вальтер Бозинг, Босх изобразил в дверях хижины именно Валаама. «Но Валаам в "Поклонении волхвов" выступает не только предтечей волхвов – у него здесь еще одна, и более незавидная, роль. Хотя он отказался выполнить просьбу Валака и проклясть израильтян, впоследствии он все же вступил в сговор с моавитянами, чтобы склонить "сынов Израилевых к отступлению от Господа", т. е. к идолопоклонству. В Средние века его воспринимали не только как пророка, но и как ересиарха, основателя ложного вероучения. Потому-то художник и поместил его в полуразрушенный хлев […] Образом этого "растлителя умов" и лжепророка Босх еще раз напоминает нам о противопоставлении христианской Церкви и иудейской Синагоги»[41]. Даже если в библейской традиции и христианской экзегезе язычник Валаам балансировал на грани избранности и отверженности, остается неясным, зачем Босх стал бы его изображать в столь зловещем и странном обличье. Ведь в сцене Поклонения волхвов он выступает как пророк, возвестивший о рождении мессии в роде Иакова, а не как языческий колдун и тем более не как враг Христа.
Британский историк искусства Эрнст Гомбрих в 1969 г. предположил, что человек в красном плаще – царь Ирод Великий, который, узнав о рождении соперника – царя иудейского, приказал истребить всех младенцев в городе Вифлееме, где тот появился на свет (Мф. 2:16) (рис. 13). Хотя в соответствии с евангельской историей Ирод остался в Иерусалиме, по одной из средневековых легенд, он тайно последовал за волхвами. Потому Босх, по версии Гомбриха, изобразил его в дверях хижины, а стоящие за ним мрачные персонажи – это его жестокие слуги и иудеи, которые, в отличие от язычников-волхвов, не признали в младенце мессию[42].
По другой, самой правдоподобной, гипотезе, которую в 1953 г. выдвинула немецкая исследовательница Лотта Бранд Филип, а потом скорректировали другие историки, перед нами еврейский мессия – т. е., с точки зрения христиан, лжемессия, сам Антихрист. А зловещие персонажи, которые прячутся внутри хижины, – это не свита волхвов и не шпионы Ирода, а слуги Сына погибели. Кроме того, все они, вероятно, олицетворяют Синагогу – еврейский мир, который отказался признать в Иисусе мессию и обрек его на смерть[43]. Дебра Стриклэнд, следуя той же логике, писала, что современники Босха могли видеть в этой фигуре одновременно Ирода и Антихриста. К примеру, калабрийский аббат-визионер Иоахим Флорский (ок. 1135–1202), чьи пророчества повлияли на всю средневековую апокалиптику, называл Ирода первым предтечей Антихриста[44].
Рис. 13. Царь Ирод встречает волхвов. За его спиной злой советник или, скорее, демон, который им верховодит.
Житие Христа. Англия, ок. 1190–1200 гг.
Los Angeles. The J. Paul Getty Museum. Ms. 101. Fol. 36
Если человек, стоящий в дверях хижины, – Антихрист, это значит, что Босх перебросил мост от первого пришествия Христа к последним временам, когда, как учили многие поколения богословов, случится финальное столкновение между Церковью и силами тьмы. Художник ввел в радостно-триумфальное действо (ведь поклонение волхвов – это первое явление Спасителя) сумрачного антипода Христа. По версии Филип, эта фигура воплощает силы зла, которые с самого начала угрожают богочеловеку, а через него – всем христианам.
В средневековой картине истории первое и второе пришествие Христа действительно были связаны. К примеру, английский монах Мэтью Пэрис (ок. 1200–1259) на полях своей «Большой хроники» изобразил Деву Марию на ложе, за ее спиной – ясли, в которых лежит новорожденный Иисус, а за ними – вола и осла. Под этим рисунком он сделал подпись: когда пройдет дважды по 600 и еще 50 лет после рождения сына Девы, родится Антихрист, «исполненный дьявола» (Tunc Antichristus nascetur daemone plenus)[45].
Такие подсчеты опирались на предсказания Иоахима Флорского. Он учил, что около 1260 г. от Рождества Христова, эпоха Сына, при которой родилась Церковь, должна смениться эпохой Святого Духа. Она принесет более полное понимание Библии и обновление Церкви. А незадолго (вероятнее всего, за 3,5 года) до ее наступления явится Антихрист. Иоахим видел в нем не одного человека, а череду врагов веры. В его представлении, зло могло воплотиться как в императоре-тиране, подобном Нерону, так и в еретическом псевдопапе, подобном Симону Магу – отцу всех ересей[46]. Иаков Ворагинский в первой главе «Золотой легенды», посвященной пришествию Христа в этот мир, поместил и пространное рассуждение о знамениях последних времен, царстве Антихриста и Страшном суде. «Вторым видом предшествующих Суду событий будет ложь Антихриста. Ибо он попытается обмануть всех четырьмя способами. Во-первых, лукавым убеждением или ложным толкованием Писания. Ибо он постарается доказать и подтвердить Писанием, что он и есть обещанный в Законе Мессия. […] Во-вторых, Антихрист будет обманывать чудесами, как написано в Послании к Фессалоникийцам: "Того, которого пришествие, по действию сатаны, будет со всякою силою, и знамениями, и чудесами ложными". […] В-третьих, Антихрист будет обманывать дарами, как сказано у Даниила: "И даст власть над многими, и землю раздаст в награду" (Дан. 11:39). […] В-четвертых, Антихрист подвергнет мучениям, как написано у Даниила: "И он будет производить удивительные опустошения, и успевать, и действовать" (Дан. 8:24)»[47].
Рис. 14. В XV в. Антихриста-тирана по моде того времени обычно представляли безбородым (см. рис. 20, 98, 111). Однако на некоторых изображениях предшествующих столетий он, как у Босха, был бородат. На этой миниатюре из Библии, созданной для наваррского короля Санчо VII Сильного (1194–1234), палач, под взором Антихриста, обезглавливает пророков Илию и Еноха.
Библия. Памплона, ок. 1200 г.
Augsburg. Universitätsbibliothek. Cod.I.2.4.15. Fol. 269v
Рис. 15. Звероподобный Антихрист сам убивает Илию и Еноха, которые поднялись против его пагубной власти. Он изображен с темной (в данном случае – синей) кожей, крючковатым носом и рыжими волосами. В иконографии XIII–XV вв. с такими приметами часто представляли демонов, а также архигрешников – прежде всего Иуду Искариота и истязателей Христа.
Апокалипсис (Dyson Perrins Apocalypse). Англия, ок. 1255–1260 гг.
Los Angeles. The J. Paul Getty Museum. Ms. Ludwig III. Fol. 17
В отличие от дьявола, которого можно сразу узнать почти на любом средневековом изображении, иконография Антихриста была чрезвычайно изменчива. В разных сюжетах он представал в разных обличьях и «масках», призванных обманом привести народы к повиновению. Мы видим его полностью зооморфным: как зверя, поднимающегося из бездны (Откр. 11:7), или семиглавого зверя, вышедшего из моря (Откр. 13:1–8). Часто он предстает в облике человека: как лжепророк, лжемонах или лжеепископ, стремящийся совратить людей своей мнимой праведностью и пагубными речами; как тиран, восседающий на престоле (рис. 14); как рыжеволосый гигант, убивающий пророков Илию и Еноха, восставших против его сатанинской власти (рис. 15). Наконец его нередко представляли в облике монстра: гибрида человека и зверя или человека с тремя сросшимися лицами[48]. Однако фигура, которую Босх написал в дверях хлева, не похожа на изображения Сына погибели, которые бытовали в его эпоху и в предшествующие столетия. А потому мы можем предполагать, что это именно он, но доказать это, увы, крайне сложно.
