Михаил Ланцов
Сын Петра. Том 3. Шведский стол
Ее сердце все еще билось, хотя Миледи и находилась без сознания.
Первый кризис явно миновал.
Жизненно важные органы, судя по всему, оказались не задеты, равно как и крупные кровеносные сосуды. Что обнадеживало. Оставалось не допустить заражения, от которого в здешних условиях скончаться было проще простого.
Царевич сдал ее прибывшему лекарю и устало откинулся на диван. Мрачно смотря перед собой и с трудом сдерживая ярость. Холодную жгучую ярость, которая не затмевает разум, но лишь смахивает всякие барьеры и морально-нравственные ограничения.
Решить вопрос с польскими Шуйскими не являлось большой сложностью. В конце концов, особого веса в Речи Посполитой они не имели. И двор у каждого был скромный. Что не мешало им по местным обычаям вести себя с прислугой как последние свиньи. Это и аукнулось им самым фатальным образом.
Как там говорилось в Бойцовском клубе? Мы готовим вам, выносим мусор, чиним телефоны, водим машины скорой помощи, охраняем вас, пока вы спите. Не надо злить нас…
Многие, слишком многие аристократы и дворяне забывали об этом. Обычно им сходило подобное с рук. Но не в этом случае. Так что задание царевича для Арины стало легкой прогулкой.
Да, щепок в процессе получилось сильно больше, чем нарубленных дров. Но что поделать? Слуги не умели правильно отравлять. Впрочем, на результат это никак не повлияло. Скорее оформило его интересным образом. Выглядело все так, что некто демонстративно устранял Шуйских. Едва ли не с помпой и фанфарами. Что вызвало определенное возмущение в самой Речи Посполитой. Ну и реакцию в Москве. Не все аристократы России оказались готовы смириться с таким щелчком по носу, произведенным едва ли не «в прямом эфире прайм-тайма».
До царевича дотянуться у недовольных явно не было возможностей или желания. Вот и решили выразить свое «фи» через ликвидацию Арины. Ведь именно ее руками Алексей порушил все их планы…
Глава 8
1702 год, октябрь, 2. Москва
Алексей спокойно перебирал бумажки, сидя в своем кабинете.
Арина пошла на поправку.
Это радовало. Но это было скорее чудом. Она лишь случайно избежала смерти. И кто-то за это должен ответить. Спускать такой выпад было нельзя.
Так-то царевич прекрасно знал всех заговорщиков поименно.
Первым делом, на эмоциях, он хотел устроить «ночь длинных ножей» или какой-то ее аналог. Благо что у него имелся отряд лейб-кирасир. Пулестойкий нагрудник и трехчетвертной доспех превращали их натурально в машины смерти в таких операциях. Они могли поздним вечером зайти на первое подворье, а утром выйти из последнего, оставив после себя только мелко нашинкованный винегрет.
Но это было слишком грубо.
Тогда, остыв, он перешел к мыслям о ядах.
В конце концов, в них он хорошо разбирался. Намного лучше местных. И пока еще не использовал этот козырь. Да, Шуйских потравили. Но сделали это очень топорно, что прямо вопило об безыскусности в подобных делах. Дилетантстве. Тут же, в Москве, опираясь на более развитую агентуру, можно было исполнить заговорщиков очень аккуратно и осторожно. Месяца за два-три выбив их самым деликатным образом…
Однако и эту мысль он тоже прогнал от себя.
Эмоции в таких делах – плохой советчик.
Вот убьет он их всех, и что дальше? С кем потом работать будет? Как там говорил Сталин? Другого народа у него нет. Есть, правда, высказывание, которое приписывали также Иосифу, будто бы незаменимых нет. Но тут Алексей не обманывался.
Вот перебил он всех заговорщиков. Считай, свыше семидесяти процентов всей высшей аристократии царства. И кем их заменять? Ведь, несмотря на все свои недостатки, они выполняли важные административные функции.
Да, Федор Алексеевич отменил местничество. Но то на бумаге. А на деле? За два века с гаком широкой практики применения этого приема он крепко укоренился в России. На всех уровнях. Людям было очень важно, кто именно над ними стоит. Абы кому они подчиняться не станут, даже если его лично царь назначил. Может, прямо отказываться и не будут, но саботируют все, что только можно. В отдельных случаях это было неважно, но в масштабах системы требовалось еще довольно много времени, чтобы переломить эту традицию.
Это с одной стороны, а с другой, как это не прискорбно, именно высшая аристократия получалась самой образованной и подготовленной частью населения. В комплексе. И над войском поставить, и над городом, и еще над чем. Кого, как не их?
Понятное дело, этот уровень, по мнению самого Алексея, был смехотворен в основном. Но встречались и исключения. Например, Василий Голицын был образован на очень хорошем мировом уровне. Он бы и в Европе таковым считался. К счастью, этот бывший сподвижник Софьи не влез в заговор, хотя и крутился вокруг…
В других социальных группах с этим вопросом все обстояло сильно хуже. Критически хуже. Дворяне в основной своей массе не умели читать и писать. Бо́льшая часть священников тоже. Ремесленники находились в еще более печальном положении.
Купцы считали и писали хорошо. Но сверх того нередко плыли. Да и их мало было. С заводчиками дела обстояли лучше, но имелось их буквально наперечет.
Крестьяне? Не смешно.
И ничего удивительного в такой ситуации не было. Церковных или каких-то иных школ попросту не было. Во всяком случае, в сколько-нибудь значимом количестве. Обучение грамоте и счету в основном шло в частном порядке. Даже в монастырях.
Да, учредили при Алексее Михайловиче Заиконоспасскую школу, которую позже превратили в Славяно-греко-латинскую академию, а потом силами царевича и Лейбница – в Московский университет вполне современного типа. Ну и Академию наук учредили, больше фиктивную покамест. Сверх того, царевич сумел организовать с десяток разных начальных школ, в основном для рабочих.
Однако этого было совершенно недостаточно.
И высшая аристократия в тех условиях совмещала в себе функции не только властной элиты, но и образованного класса. Крайне дефицитного для России образованного класса. Устрой он эту резню – и все. Сам, своими же руками избавит страну от львиной доли образованных людей. Остальная же часть его будет истово ненавидеть и прикладывать все усилия для ликвидации…
Переломить эту ситуацию ни за год, ни за десять реальным не виделось. Требовалось создать сотни, тысячи начальных школ. Какое-то количество средних. С тем, чтобы наполнить факультеты Московского университета, так сказать, разночинцами. А потом их прогнать через мал-мало значимый опыт управления… По самым скромным прикидкам, раньше 1720–1730-х никакой замены этой высшей аристократии ему просто не подготовить. Даже если прикладывать все силы. В идеальных условиях…
А ведь рано или поздно они догадаются… а ведь если это делать особенно рьяно, форсируя события, то высшая аристократия начнет не менее отчаянно этому противодействовать…
Убить их хотелось всех.
Очень.
Ну почти всех.
Однако Алексей сумел взять в руки первые эмоциональные позывы. И сел думать – как разрулить ситуацию. Убивать было нельзя, во всяком случае, устраивать резню. Спускать – тоже.
Одно радовало – все эти заговорщики не имели промеж себя единства. На какой-то момент Шуйские, как знамя, их стали объединять. Но их смерть опять привела к распаду заговора на фракционные течения. И теперь они вновь представляли собой классику из басни Крылова о лебеди, раке и щуке…
Постучались в дверь.
– Войдите.
Заглянул слуга.
– Алексей Петрович, ты просил сообщить, когда люди соберутся.
– Народ уже для разврата собрался?
– Что, прости? – удивился слуга.
– Да так, шучу. Хорошо. Спасибо. Ступай.
Дверь закрылась.
Царевич сложил бумаги, с которыми работал, в папку. Убрал ее вместе с двумя другими, лежащими у него на столе, в железный шкаф. Здоровенный такой. Тяжеленный. Технически несгораемый, потому что имел внутренний корпус, который отделялся от основного трехдюймовым слоем песка. Так-то сгореть содержимое могло. В теории. Но обычный пожар вряд ли ему был угрозой.
Закрыл замок на ключ.
Пока обычный, хоть и лучший, что ему удалось достать. До нормального кодового замка руки еще не дошли.
Потушил керосиновую лампу. Первую. Еще опытную, которую сам и испытывал, устав возиться со свечками.
И направился на выход…
Алексей в отсутствие Петра был назначен управлять делами Москвы. В силу возраста, понятное дело, под присмотром Ромодановского. Хотя тот не лез.
Царевич вообще везде и всюду, где выступал официальным лицом, действовал под присмотром некоего куратора. Пусть даже и фиктивного. Все-таки годиков телу было немного. И определенные «приседания» требовалось выполнять. Тем более что с семи лет именно Федор Юрьевич выступал его сначала неофициальным, а потом, с 1699 года, – официальным наставником.
Да, у царя и царевича имелись определенные вопросы к Ромодановскому после бунта 1698 года. Но в целом поведение того вполне устраивало. Тем более что с наследником он прекрасно ладил. Во всяком случае, так выглядело со стороны.
Алексей вошел в зал и прошел к своему месту.
Вскочившие гости сели по жесту царевича.
Парень окинул взглядом помещение.
На расставленных рядами стульях сидели выборные от купцов, ремесленников и прочих жителей столицы. По сути, Земский собор главного города России. Все они держали в руках свои головные уборы и внимательно смотрели на царевича. Нервничали. Что и не удивительно, так как сути вопроса, ради которого Алексей их пригласил, не знали…
Он развязал завязки на папке.
И достал лежащий сверху лист.
Начал его читать.
Простая сводка пожаров в Москве. И описание ущерба, понесенного от них.
– Алексей Петрович, – тихо произнес купец, сидевший в первом ряду, когда царевич закончил чтения, – нам ведомо, что Москва часто горит и бед от этого множество.
– Освежить не помешает, – кивнул ему царевич. – Вдруг кто запамятовал? Ущерб от этих пожаров колоссальный. Мы раз за разом Москву отстраиваем. Что ни в какие ворота не лезет.
– А что остается делать? – спросил Ромодановский, который тоже не знал тему встречи.
– Перестроить Москву в камне. С широкими улицами, чтобы огонь, случись пожар, с дома на дом не перебегал. И если где начиналась беда, то ограничивалась бы всего несколькими домами.
– В камне?! – удивился купец.
– В кирпиче. Но можно и в камне для тех, кому он по карману.
– Это же какие деньжищи! – охнул кто-то с задних рядов.
– Стоимость строительства новых кирпичных домов по моим подсчетам окупится после первого пожара. Не произошедшего, разумеется. Потому что к стоимости нового деревянного дома добавится утраченное имущество. Особенно если у вас в доме лавка или мастерская. Тут или один раз погореть, или кирпичный дом поставить. Только дом можно ставить спокойно, а гореть придется быстро.
– Как же спокойно? – удивился кто-то из купцов.
– Я сейчас строю новые солдатские слободы. После завершения туда переведу солдат и казармы. А те места, которые они ранее занимали, освобожу. Там и можно будет спокойно застраиваться какой-нибудь слободе или улице. Застроились. Переехали. Их старые дома снесли. На их месте строим дома для новых.
– Так это нам что, на новые улицы переезжать, что ли?
– А почему нет? Сто шагов туда, сто шагов сюда. Какая разница?
Загалдели.
Алексей поднял руку, призывая к тишине.
После чего помощник развернул на подставке генеральный план Москвы.
– Так город выглядит сейчас. Это деревня. Просто деревня. Только большая. Построенная без всякого порядка и устройства.
Он кивнул.
И помощник рядом вывесил второй план. Царевич тем временем встал и взял указку.
– А это генеральный план обновленной Москвы. Широкие проспекты облегчают подвоз товаров и общее движение подвод. От них отходят ровные и аккуратные улицы. Дома собраны прямоугольными гнездами. Внутри каждого такого гнезда – двор, где можно ставить подводы, например для разгрузки товаров. Да и вообще так намного лучше, чтобы проезд не перегораживать.
– А как внутрь попадать? – спросил один выборный от ремесленников.
– У каждого такого гнезда будут четыре проездные арки, выходящие на улицы. По две сюда и сюда. Свернул с проспекта на улицу и заехал внутрь через арку.
Снова загалдели, засыпая вопросами. На которые царевич спокойно отвечал. Этот вопрос с генеральным планом они с Брюсом уже не первый год продумывали. Царю он был малоинтересен. Вот парень и попробовал воспользоваться моментом.
Наконец коснулись вопроса денег.
– Банк, созданный Джоном Ло, – кивнул он на шотландца, – готов выдавать кредит на двадцать лет для строительства новых домов под три процента в год. Если при строительстве вы не будете нарушать наших требований[20]. При этом цены на кирпичи и прочие строительные материалов будут твердыми под гарантию казны. Мы уже сговорились с заводчиками и артелями.
– А ежели шалить вздумают?
– Голову оторвем. Это несложно, – ответил царевич, максимально вежливо улыбнувшись. – Артели строителей тоже будут работать по твердым расценкам.
Все замолчали и задумались. По тем годам такие кредиты выглядели бесплатными. Тогда мало кто что-то давал меньше чем под двадцать процентов. Да и твердые цены на стройматериалы казались крайне заманчивыми.
А пока они прикидывали, что почем, Алексей продолжил свое повествование. Самым ценным и интересным должны были стать проспекты. Ладно что широкие и мощеные чин по чину. Так еще и интересно устроенные.
Под ними планировалось проложить канализационные тоннели, куда отводить также дождевую воду, чтобы нигде не заливало и не затапливало. Причем канализацию сбрасывать не в Москву-реку, а отводить на поля аэрации за городом. Параллельно – трубы водопровода. Керамические. На углу каждой улицы – колонка. Для питания колонок – водонапорные башни, заполняемые различными насосами. Саму воду для этих башен подводить со стороны. Слишком уж грязная вода в реках столицы. Кроме того, прямо по центру проспектов Алексей думал проложить чугунную конку для перевоза людей.
А пока он говорил, его помощник вывешивал все новые плакаты со схемами и эскизами. Достаточно доходчивые и понятные даже для людей, которые первый раз столкнулись с описываемым вопросом…
– Проспекты, понятное дело, будут устраиваться изначально на казенные деньги. Но их поддержание в порядке – дело города. Так что надо будет скидываться каждый год понемногу.
– Алексей Петрович, – подал голос Ромодановский, – ты говоришь, что не сразу всю эту красоту сделать удастся. А за какой срок ты мыслишь Москву перестроить?
– Лет за десять-двенадцать. Это если все делать обстоятельно и не спешить.
– И деньги на это найдутся?
– Они уже есть. Мы с Джоном все посчитали и пришли к выводу, что у банка достаточно денег, чтобы от и до профинансировать эту стройку, – произнес царевич. Оставив за скобками, что производителям строительных материалов банк тоже выдаст кредиты на расширение производства. Но более короткие. Позволяющие в значительной степени вернуть львиную долю выданных денег достаточно быстро.
И без этого ухищрения удалось бы все профинансировать. Однако рисковать Алексей не хотел. Тем более что, кроме перестройки Москвы, банк должен был финансировать и другие производственные проекты. А потому хотелось бы иметь определенный рабочий запас наличности. Долговыми обязательствами-то сыт не будешь…
Сама идея перестройки столицы Алексея привлекала по двум причинам. Прежде всего – старая Москва образца 1700 года выглядела ужасно. Деревянная, хаотично застроенная, с узкими улочками. Она никак не тянула на стольный град такого крупного государства.
И в этом плане он прекрасно понимал отца.
Тот был, правда, слишком радикален в своих решениях. Но вот все перестроить, приведя в порядок… почему нет? И красиво, и полезно, и функционально.
Но это публичная сторона вопроса.
Куда важнее было то, что такая перестройка запускала экономический рост. Не фиктивный, биржевой, а фактический. Под эти дома создавались новые производства. Причем быстро. И их в дальнейшем можно использовать в других местах.
На выходе через десять лет Алексей планировал получить не только нормальный город, вполне соответствующий самым высоким мировым стандартам. Но и массу крайне полезных производств.
В первую очередь кирпича, черепицы, керамических труб, оконного стекла и цемента. Первый цементный заводик уже возводили в Серпухове. Поближе к известковым каменоломням. Он собирался использовать цемент как инструмент принципиально более быстрого возведения кирпичных домов, нежели известковый раствор. Ну и – что куда важнее – для отливки балок межэтажных перекрытий.
Лев Кириллович уже осваивал прокат прута из пудлингового железа для имитации арматуры. Цемент, пусть и достаточно архаичный, делался относительно просто. Ну а дальше дело техники…
Так-то понятное дело – можно было обойтись и без таких новшеств. Но упускать столь лакомую возможность для создания новой, крайне полезной строительной отрасли без всякой штурмовщины, да еще с прибытком, царевич не хотел…
Они с Джоном хотели прокачать через перестройку столицы за десять лет шесть-семь миллионов талеров, то есть около четырех годовых бюджетов России 1700 года из оригинальной истории. Причем деньги все эти пускались адресно под производство, а не на всякие глупости. И достаточно быстро оборачивались по коротким цепочкам, возвращаясь в банк и не создавая на руках у масс избытка свободной наличности, что обычно и ведет к инфляции.
Да и договоренности, запрещающие завышать по своему усмотрению цену на строительные материалы или услуги, этому немало должны были поспособствовать.
Не рыночный подход.
Вообще ни разу.
Совсем.
Но Алексею было глубоко поплевать. А производители и строители не возражали. Они прекрасно представляли предстоящий объем работ и то, сколько они получат через оборот за счет постоянных, гарантированных заказов…
Дав выборным месяц на подумать, царевич завершил собрание.
Долго беседовали.
Сложно.
Они ему буквально весь мозг прогрызли, заваливая вопросами. Так что царевич хотел просто отдохнуть. Однако у дверей зала его уже ждал секретарь с обеспокоенным видом.
Не задавая лишних вопросов, он проследовал за ним в приемную, где ожидал гонец с письмом, в котором сообщалось, что оба сейма Речи Посполитой сместили Августа Саксонского, избрав своим монархом Франсуа де Бурбона-Конти, кузена Людовика XIV.
– Что-то случилось? – поинтересовался Ромодановский, прошедший за ним следом.
– Плохо… очень плохо… – покачал головой Алексей, словно бы не услышав вопроса.
– Да скажи толком. Что там?
– Людовик Французский своего родича в Варшаве посадил. И теперь тот может присоединиться к этой войне.
– Твою же… – процедил Федор Юрьевич.
– А может и не присоединиться. Эти ляхи с литвинами едва ли заинтересованы воевать. А без решения сеймов Франсуа не более чем кукла в короне.
– Их может прельстить война с нами.
– Может, – кивнул Алексей. – Впрочем, это не так важно. Хуже другое. Века полтора назад, во времена Карла V, над Европой нависали Габсбурга. Едва ли не половина европейских земель и бо́льшая часть колоний находились в руках этой семьи. Сейчас Габсбурги отошли на второй план, а их место заняли Бурбоны. Это плохо. Очень плохо. Ляхи с литвинами от такой дружбы могут голову потерять.
Ромодановский молча кивнул, полностью соглашаясь с царевичем…
Глава 9
1702 год, октябрь, 6–12. Ниенштадт/Ниеншанц
Петр сидел в своем большом шатре с откинутой стенкой.
Удобно.
С комфортом.
И смотрел, как от Ниеншанца неспешно идут шведы. Какой-то офицер и четверо солдат сопровождения.
Делегация подошла к лагерю.
Несколько фраз.
И их пропустили к шатру царя. С сопровождением, разумеется. Но больше для порядка, так как они в лагере были как на ладони. Слишком бросались в глаза своей формой. Да, в ней тоже преобладал синий. Но сочетание цветов совсем иное. Да и крой отличался, не говоря уже об обуви. Ну и головные уборы. Их треуголки спутать с приземистыми киверами не получилось бы даже случайно. В русской армии тоже кое-кто ходил в треуголках, но такое дозволялось только высшим командирам, которых все хорошо знали. Не говоря уже о мундирах, богато украшенных золотым и серебряным шитьем.
Какой-то значимой опасности для царя они не представляли. Огнестрельного оружия у них при себе не было, а холодным они вряд ли что-то успели бы сделать. Вокруг Петра Алексеевича же хватало людей и с клинками, и с пистолетами. Заряженными пистолетами.
– Добрый день, – царь пытался изображать учтивость, хотя взятие Нотебурга и кружило ему голову. – Вас прислал комендант крепости для переговоров?
– Да, сир. – кивнул офицер.
– Кто вы по должности?
– Лейтенант коменданта[21], сир.
– Мои войска взяли крепость Нотебург. За сутки. Меня втянули в этой войну против моей воли, и я не хочу проливать шведскую кровь попусту. Я предлагаю вам покинуть крепость под развернутыми знаменами.
Петр лукавил.
Но они с сыном это много раз проговаривали. Для правильной политической подачи царю следовало бы особенно подчеркивать тот факт, что в войну эту он вступать не желал. У него и без того дел хватало. Но, следуя союзническим обязательствам…
Прямого практического толка от такой уловки не было. Но царевич считал, что было бы правильно для поддержания репутации держаться определенных норм. Хотя бы на словах и публично.
– Сир, мне сложно поверить, что Нотебург так быстро пал.
Петр кивнул одному из своих людей, и к палатке подвели раненого шведа. Перевязанного. В офицерском мундире.
– Вы знакомы? – поинтересовался царь.
– Да… – как-то растерянно произнес переговорщик.
– Расскажи ему, что случилось в Нотебурге.
– Сильная бомбардировка и штурм, – хмуро произнес раненый. – К началу штурма на ногах стояли едва полсотни человек.
– Крепость взяли за сутки?
– С начала бомбардировки – да. Осада началась за две недели до того.
– А где комендант?
– Погиб.
– Раненым мы оказали помощь, – вклинился в их беседу Петр. – Но мало кого это спасло.
Переговорщик подозрительно скосился на царя. Потом обратно на раненого офицера. Снова на царя.
– Мы даем вам времени до рассвета. Наши условия – выход с оружием под развернутыми знаменами. Сейчас. Позже мы такими щедрыми не будем.
– Я понял, сир, – кивнул шведский переговорщик.
И удалился.
– Они не согласятся, – задумчиво произнес Меншиков, глядя в спину шведу.
– Нам этот политес ничего не стоит, – фыркнул Петр. – Мы все равно покамест ведем подготовку.
– Которую видят шведы, – заметил Михаил Голицын. – И вряд ли поверят, что мы так легко взяли Нотебург…
Так и оказалось.
– Я не верю им, – мрачно произнес комендант, когда выслушал своего лейтенанта.
– Но что там произошло? Нотебург точно спустил флаг, иначе бы их многочисленные лоханки сюда не прошли бы.
– Они могли пройти ночью.
– Думаете, Нотебург в осаде?
– Вполне может быть. Он крепкий орешек. Запасов там прилично. Гарнизон крепкий. Стены высокие. Пушки осадные близко не подведешь – вода. Так что ломать стену Нотебурга можно месяцами.
– А Юхан?
– Он врет.
– Но зачем?
– Кто знает? – пожал плечами комендант.
– Но он действительно ранен. Я видел.
– Одно очевидно – Нотебург стоит. Мотивы Юхана нам не известны. Может, он перешел на сторону русских?..
На утро, как несложно догадаться, никто даже не подумал сдаваться. Да этого и не ожидали в русском лагере, что расположился вокруг крепости. Заняв при этом и город – Ниенштадт, который, в отличие от оригинальной истории, не был сожжен и эвакуирован. Русские баркасы прошли ночью мимо крепости и высадили десант. Который внезапным наскоком занял город. Так-то маленький, но крупнейший в здешних местах.
Новый день прошел тихо.
Шведы ждали начала.
Но Петр не спешил, продолжая приготовления. В конце концов, артиллерия Ниеншанца была ощутимо сильнее, чем в Нотебурге. Это там на старых стенах нормальных пушек не поставить. Да и в башнях очень тесно, поэтому стрельба из тех малокалиберных, по сути, противоштурмовых орудий и фальконетов была не эффективной. А тут честь по чести возведенная «звезда» с толстыми валами и удобными позициями для артиллерии. Что и позволило шведам очень неплохо ее вооружить…
И вот наступил вечер.
В русском лагере засуетились.
Это напрягло шведов.
В условиях темноты эффективность артиллерийского огня сильно снижалась. Ведь непонятно, куда стрелять. Они стали готовиться к отражению большого штурма. Уж что-что, а разборные штурмовые лестницы они в зрительную трубу разглядели.
Стемнело.
Бах!
Ударила первая гаубица.
И чуть погодя за ней последовали остальные, отправляя в небольшой Ниеншанц свои 6-дюймовые гранаты…
Таблицы стрельбы по гаубицам, пушкам и мортирам Алексей составил заблаговременно. Не сам. По его распоряжению. Да, не самые точные, но вполне рабочие. Расстреляли для этих целей по несколько стволов каждого типа.
Во время обстрела Нотебурга их проверили на практике.
И теперь решили поиграть вслепую. Благо, что за время стояния под стенами крепости уже успели составить более-менее нормальные карточки огня. Даже расстояние смогли измерить. Те шведы, что приходили на переговоры, ведь шли. Их шаги считали. Что позволило уточнить карточки, внеся небольшие коррективы. Все-таки визуально дистанции артиллеристы еще не умели нормально определять. Да и походные вышки пригодились. Простые фургоны с поднимаемыми на противовесе сборными лестницами. Наблюдатели забирались не очень высоко, но даже десять метров давали много больше, чем рассматривание неприятеля с уровня земли. А если такие вышки поставить на естественные возвышения…
На самом деле все эти карточки и огня и замеры производили не артиллеристы, а один артиллерист – Яков Брюс. Остальные только помогали и учились. Шотландец же проникся рассказанной ему царевичем идеей и активно ее разрабатывал и прорабатывал. Обучая заодно и остальных командиров «бога войны».
Сам сценарий событий под стенами Ниеншанца, в отличие от Нотебурга, не был так тщательно спланирован. Но определенные наработки имелись, собранные во время военно-штабных игр и оформленные Генеральным штабом. Так что Петру и его окружению ничего выдумывать не приходилось. Просто доставай заготовки да комбинируй, подгоняя «бумагу под овраги». Как, впрочем, и всегда. Тут ведь, как план ни сочиняй, все равно нужно будет адаптировать.
И вот.
По темноте вручную выкатили гаубицы на намеченные открытые позиции.
Навелись.
Сделали по три беглых выстрела каждой гаубицей.
Быстро.
В максимальном темпе.
И откатились с помощью канатов в укрытия. Потому что шведы начинали стрелять, ориентируясь на вспышки. Да, косо. Да, криво. Но какой смысл подставляться дуриком?
Отстрелялись.
И «поехали» на новые позиции, что стояли в стороне.
И заново.
И вновь.
И опять.
Всю ночь.
Постоянно меняя позиции и перекатывая весьма нелегкие 6-дюймовые гаубицы. Не только силами артиллеристов. Тут им и пехота помогала.
Хуже оказалось батарее 30-фунтовых мортир, которые разместили в городе. Там прямой видимости не имелось. И указанную карточку составлять было намного сложнее. Кроме того, у шведов имелись свои мортиры. А потому, сообразив, откуда стреляют, они постарались затеять контрбатарейную борьбу. Приходилось после каждого залпа отходить. Чтобы в ответ не накрыли.
И так раз за разом.
Да, ответным огнем могли повредить мортиры. Но они были весьма крепкими. А потому им угрожали только прямое попадание или совсем близкий взрыв гранаты.
Потом же, как ответный огонь шведов затихал, расчеты тихо прибегали. Проверяли правильность наведения. Заряжали мортиры принесенными с собой запасами. Давали залп и отходили.
Причем залп давали не обычным образом, а вставляя трубку замедлителя в запальное отверстие. Чтобы имелось секунд пятнадцать между поджиганием ее и выстрелом.
Зарядили.
Расчеты отошли.
Канониры подпалили трубки и тоже ходу…
Шведы пытались ловить русские расчеты, давая залп почти сразу после них, но накрывать им удавалось только оставленные мортиры. Стреляли из которых, кстати, вперемешку. Половина батареи палила гранатами, половина – зарядами тяжелой картечи. Навесом.
И такое шоу до самого утра.
Спокойно.
Вдумчиво.
Без лишней суеты и геройства.
С наступлением рассвета все затихло.
Русский лагерь продолжил вести осаду правильным образом, то есть копать траншеи, чтобы подвести поближе ломовые пушки.
Как ни в чем не бывало.
Словно бы ночью ничего не происходило.
Разве что артиллеристы осадного полка отсыпались. А их подменившие ребята из полевой артиллерии прохаживались возле орудий.
Новая ночь.
Все повторилось.
Опять спокойная размеренная бомбардировка. Только теперь еще и ломовые пушки стали стрелять ядрами с приличной дистанции по батареям крепости. Не столько в надежде их подавить, сколько для острастки. Все-таки чугунный шарик, прилетевший из такой дуры, ощущался даже в ночи, даже взрывший землю в десятке шагов от тебя… а уж если попадал в какое орудие…
Третью ночь мортиры били уже исключительно картечью. А гаубицы делали более длинные паузы между артиллерийскими налетами. Но и так, несмотря на экономию, к утру гранаты кончились.
Все.
Финиш.
Не успели отлить в нужном объеме. Их ведь более пяти тысяч штук умудрились расстрелять за время взятия Нотебурга и тут, под Ниеншанцем. Из-за чего, среди прочего, и был весь этот цирк. Так бы Петр подвел траншеи честь по чести и просто засыпал крепость гранатами. Делов-то. Но гранаты подходили к концу…
– Пригласите переговорщиков, – потянувшись, произнес царь.
Хоть и грохотало, но он отлично выспался. Эти выстрелы и взрывы даже как-то убаюкивали. На удивление.
Командир одной из пехотных рот, знавший шведский, в сопровождении нескольких солдат подошел к крепости. В него, правда, хотели начать стрелять из мушкетов. Но единственный прозвучавший выстрел был отведен сослуживцем стрелка в небо. А потом того скрутили и утащили куда-то со стены.
– Мой государь предлагает вам прислать переговорщиков! – крикнул подошедший довольно близко ротный.
Шведы промолчали.
Он еще пару раз выкрикнул эту фразу.
И опять тишина.
Он пожал плечами и вернулся обратно. Свою функцию он выполнил. Донес до них слова царя. И они явно их услышали. А дальше не его дело.
– Крепость эта… Встал спиной к валу. Плюнул. Попал в противоположную стену. А поди ж ты. Гордые, – усмехнувшись, заметил Меншиков.
– Крепок швед, – согласился с ним царь, да и остальные.
Постояли.
Помолчали, смотря в сторону крепости.
– Ладно, готовимся к штурму, – тяжело вздохнув, произнес Петр.
– Сейчас? – удивился Меншиков.
– Зачем? В ночь. Размягчим их сначала картечью из мортир, а под утро пойдем приступом.
Петр еще немного посмотрел на крепость.
Махнул рукой.
И вернулся в свой шатер – завтракать.
– Государь! – воскликнул кто-то, едва он шагнул в сторону шатра.
Царь обернулся.
Проследил за жестом солдата и увидел, что у крепости идет какое-то движение. Со стен сбросили веревочную лестницу, и по ней кто-то стал спускался.
