Михаил Ланцов
Сын Петра. Том 3. Шведский стол
– Это яд какой-то?
– Полимер. Жрать его вряд ли полезно. Но не яд.
– Знаешь, как сделать?
– Очень приблизительно представляю, в какую сторону копать. Опыты на годы растянутся. Так-то можно и бакелитом мазать. Тоже полимер, только похуже. Он там как-то делается из продуктов перегонки дерева. Только как? Не помню, хоть убей.
– Тоже годы?
– Тоже. Хотя, быть может, побыстрее получится. Сырье исходное понятно. И дальше играться. В любом случае химические мастерские опытные нам нужно ставить. И копать. Опыты проводить. Много опытов. Потому что даже бакелит если получим – это много возможностей нам откроет.
– А эта смола… как ее?
– Эпоксидная?
– Да. Она из чего делается?
– Кажется, из земляного масла. Нефти. Но я не уверен. Да и нефть – эта такая дикая смесь всякого. Десятки компонентов. И простой перегонкой многие из них не получишь.
Царь скосился на сына.
Пыхнул трубкой.
Подумал.
– Сколько тебе денег нужно?
– Не знаю. Если через год-другой что-то получится хотя бы по бакелиту – чудо, считай. Все это время потребуется проводить постоянные опыты. Недорогие. Но опыты. Тщательно все документируя. Я бы меньше пяти лет не закладывал, а лучше десять.
– Ладно. Как вернешься в Москву – займись.
– Бакелитом или смолой?
– А что быстрее получить сможешь, тем и займись. Сам подумай. Я, в отличие от тебя, даже не видел, о чем речь идет.
– Может, для начала краску ядовитую сделать? И красить ей днища морских кораблей. Чтобы черви и прочая гадость их не портили. С этим я быстро справлюсь. Наверное.
– Ну… – Петр задумался.
– Не нравится, что яд?
– Да. Опасно это.
– Так мышьяк же. Им и так постоянно все друг друга травят. Ничего нового.
– Этот яд будет краской. А ну как ей станут одежду красить?
– Эта краска увеличит на несколько лет срок службы корабельной обшивки. А если регулярно подкрашивать, то еще больше. Выгода великая.
Петр вновь пыхнул трубкой.
Впустую.
Табак прогорел.
Он стал выбивать ее. Молча. Деловито.
Царевич тоже молчал.
Прочистил.
Убрал.
Глянул на сына и произнес:
– Ладно, черт с тобой. Займись для начала ядовитым зельем этим.
Алексей кивнул, скрыв улыбку.
Он давно искал способ подвести отца к созданию научно-исследовательского центра. Не такого, так этакого. А тут удача. И настроение подходящее, и тема морская. Красота. Химия – значит, химия. В конце концов, тоже очень дельное направление…
Глава 4
1702 год, май, 2. Москва
– Не будет нам покоя с этой семейкой, – тихо произнес человек.
– А с другой будет? – фыркнул собеседник.
– Старину рушат.
– Старина рушится.
– О нет! Не скажи! Я проехал всю Европу. И там за нее держатся.
– Серьезно?
– Нашим там всегда почет и уважение.
– А тут разве нет? – усмехнулся Василий Голицын.
– Ты видел законы, которые этот бесенок убедил подписать отца?
– Так что дурного? Учиться дурней обязал. Дело доброе.
– Это наше дело! Учиться али нет!
– Неужто детей в тьме невежества оставишь?
– Нет, конечно.
– Так чего же тебе не нравится?
– Я сам хочу решать! А он мне руки выкручивать надумал!
– И много нарешали? – усмехнулся Василий. – Образованного среди аристократов днем с огнем не найти. Поди, на печи лежать сподручнее. На посмешище всей Европы.
– А то там так же руки выкручивают? Что-то я не приметил.
– Они и сами стараются. Редкий граф или барон ныне в том же Париже не обладает хорошим уровнем образования. Это просто неприлично – оказаться в светском обществе, проявляя неотесанность.
– Так мы и сами справимся. Зачем нас подталкивать?
– Так в чем же дело? – усмехнулся Голицын. – Что-то я не вижу рвения.
– Ты что, поддерживаешь эти законы?
– Я не против них. Тем более что в их написании опирались именно на Европу. Тот же майорат, он там вовсю процветает. И обязывает младших сыновей обучать, с тем чтобы выгнать потом на улицу. Алексей это все просто оформил по уму.
– Отрабатываешь освобождение из ссылки? – усмехнулся собеседник.
– Меня освободили под определенное дело. Я его выполнил. Перевыполнил. Али про лошадей персидских забыл? Дальше я никому ничего не должен. Скорее это мне должны. Впрочем, это пустой разговор. Нравится тебе эта семейка или нет – другой нет.
– Почему же?
– Ну-ка? И кого ты метишь вместо Романовых?
– Вместо эпилептика и бесенка? Старинных Рюриковичей.
– Брось. Там все седьмая вода на киселе. У нас с тобой, если так подумать, прав как бы не больше на престол, чем у них.
– Не скажи. О Шуйских ты позабыл?
– Тех, что в Польше живут и католичество приняли?
– Ты на это не смотри. Перекрестятся в православие. Как запахнет престолом – мигом все провернут.
– На кой бес нам они сдались?
– Если бы не Борис Годунов, то трон унаследовали бы именно Шуйские. Законно. А после пресечения старшей ветви он отошел бы младшей ветви. Они законные наследники.
– Самому не смешно? – усмехнулся Голицын.
– За ними силы нет. Вообще. Понимаешь? А значит, они будут слушать наших советов. Так что законность им это поднимает крайне.
– Соблазнительно звучит. Но… ответь мне на вопрос. Через сколько часов Алексей узнает о твоих словах?
– Если ты не расскажешь ему, то очень нескоро или вообще никогда.
– Вот как? – оглянулся Голицын. – Здесь все свои?
– Да.
– И как ты представляешь себе возведение тех Шуйских на царство?
– Соберем Земский собор и изберем. Вместе с тем утвердим Конституцию, в которой строго опишем наши права и место царя.
– Как в Речи Посполитой?
– И как в Англии. Там ведь король силы не имеет. Как парламент скажет, так и будет. А в парламенте кто? Мы… – Он улыбнулся.
Василий Голицын промолчал.
– Пойми, это наш шанс. Упустим – и этот эпилептик с бесенком загонят нас под лавку. В угоду своим дурным грезам.
– Таким уж и дурным? Али войско ныне московское худое? Их же грезы. Да и турка побили. Крымчаков под руку подвели.
– Брось – то до первого промаха. Сам же знаешь, турок спит и видит, как все возвернуть. А те торговые договора не стоят бумаги, на которой они написаны.
– Пусть так. Но разве в былые года о таком мы могли хотя бы мечтать? Не все так плохо в их делах.
– Они словно одержимые.
– Зря ты так. Отец горяч, да. Но сын весьма разумен. С ним можно разговаривать.
– Это ведь он тот вздорный закон предложил!
– Он выполнял просьбу отца, насколько я знаю.
– Просьбу?
– Ну хорошо – приказ. Петр спит и видит, чтобы вся страна служила. Поверь, сын лишь делал то, что хотел отец. И он еще неплохо этот закон написал.
– Ты это называешь «неплохо»?
– А как бы сделал Петр? Просто обязал всех служить. Я знаю. Слышал. Он сам так и говорил. Как сделал Алексей? Написал закон, которые открывает массу возможностей для влиятельных домов. Да, нужно будет шевелиться. Но он ведет к увеличению нашего влияния, а не наоборот.
– Тебя послушать, так он молодец.
– А он и молодец. Во всяком случае, Алексей намного лучше любых Шуйских. Да, он непростой человек. Но с ним можно договариваться.
– Ой ли?
– Разве четыре года назад он не пошел на соглашение? – усмехнулся Голицын. – Петр на его месте просто повел бы войска на Москву и всех причастных вырезал. Он в ярости меры не знает. А Алексей обошелся малой кровью. Хотя мог просто подчистить всех причастных. И Леша не Петр. Он бы точно докопался до каждого причастного. Или ты сомневаешься в том, что царевич поименно знает участников того заговора? Серьезно? Ты разочаровываешь меня.
Собеседник недовольно пождал губы.
– И вообще – нам пора заканчивать этот разговор.
– Отчего же?
– Ты очень сильно недооцениваешь Алексея. А я вот не сильно рвусь оказаться в новой ссылке. Да и вам, полагаю, она ни к чему.
– Нас окружают верные люди.
– Если вы хотите вести игру против Алексея, то я бы на это не надеялся. К тому же царевич намедни мне одну песенку напел. Я тогда подумал – к чему бы это. А теперь понимаю. Судя по всему, он знал, что вы готовите этот разговор. И играет с вами как кошка с мышкой.
– Что за песенка? – напряженно спросил молчавший до того мрачный аристократ в годах.
– У нас в стране на каждый лье по сто шпионов Ришелье, мигнет француз – известно кардиналу. Шпионы там, шпионы здесь, без них не встать, без них не сесть. Вздохнет француз – известно кардиналу…
В комнате воцарилось молчание.
Вокруг кутила ассамблея. А тут, в отдельной комнате дворца, все заткнулись и зависли.
– Так что, если вы позволите, я оставлю вас. На дыбе, знаете ли, не очень удобно висеть, а его терпение не безгранично…
С этими словами Василий Голицын вышел. Да и остальные постарались «рассосаться». Причем быстро. И постоянно озираясь.
Минут через пятнадцать, поблуждав, уже немолодой князь приметил Алексея. Он крайне не любил эти все ассамблеи отца. Но посещал. Больше для того, чтобы послушать. Пьяные много чего интересного болтают…
– Ты позволишь? – спросил царевича Василий Голицын, указав на диван.
– Да, конечно, – ответил Алексей, сдвинувшись.
– Скучаешь, я погляжу? – усмехнулся князь, усевшись рядом.
– Мудрецы говорят, что сытый голодного не разумеет. Но мне кажется, трезвый пьяного куда сильнее не понимает.
– Ой ли? Ты, я гляжу, внимательно слушаешь.
– А что мне еще остается? Ты бывал в зверинце? Что в Измайлово.
– Конечно.
– Там все обитатели тоже что-то болтают, на своем, на птичьем. Только как вступить с ними в беседу?
– Остро, – усмехнулся Василий Голицын, заметив, что бо́льшая часть тех заговорщиков, что были еще недавно там в комнате, уже переместились сюда и внимательно их слушают. Разумеется, делая вид, что обсуждают что-то свое.
– Я вообще не большой ценитель пьянства.
– Ты же даже не пробовал.
– Скажи, а ты пробовал конские яблоки?
– Нет.
– А почему? Вдруг понравится. Или был негативный опыт? – смешливо фыркнул царевич. – Видишь, не все нужно пробовать, чтобы понять. Достаточно понаблюдать со стороны. Вот я и к пьянству так отношусь. Как гляну на страдания людей поутру, так и задаюсь вопросом: зачем пили? Добровольная пытка. Да и потом голова еще сколько толком не варит? Считай, пьешь и веселишься вечер, а потом сутки, а то и двое страдаешь. А если жирноват или уже немолод, то и более. Там, глядишь, и до удара какого недалеко.
– Ты просто не пробовал, – усмехнулся князь. – Видишь, скольким людям это по нутру?
– Миллионы мух не могу ошибаться?
– Сложный ты человек, – с улыбкой покачал головой Василий Голицын. – Иной раз все так выворачиваешь, что я диву даюсь.
– Настроение просто озорное, – улыбнулся царевич. – А алкоголь я попробую. Обязательно попробую. Но потом. Может быть. Половину.
– Без всякого сомнения, – серьезно кивнул Голицын. А потом, сделав небольшую паузу, начал тему, ради которой он и подошел. – Я давно хотел тебя спросить об одной довольно интимной вещи. Хм. Даже не знаю, как начать…
– Начните с самого начала. Обычно так проще.
– Думаешь?
– Уверен.
– У нас в державе все общество разделилось на ревнителей старины и тех, кто смотрит на Запад. А ты… я никак не могу тебя понять. Какая-то серединка на половинку. То стоишь за самое рьяное обновление. То за старину держишься похлеще иного ревнителя. Как так?
– Понять меня несложно, Василий Васильевич. Наша страна отстала. Это факт. Сильно отстала от ведущих мировых держав. И людей мало, и производств, и вообще. На века. И там, где француз может идти спокойной походкой, двигаясь в ногу со временем, нам нужно бежать самым отчаянным образом.
– Я согласен, – кивнул князь. – Но тогда отчего ты непоследователен в стремлении в переделке России по западному образцу?
– На это есть две причины. Первая лежит на поверхности. Ну сам посуди, если мы будем у них только учиться, то никогда не обгоним. Не так ли? Они придумали. Мы взяли. Пока брали, они придумали что-то новое. Мы вечно будем догонять. Идти в кильватере послушным мателотом. Разве нет?
– Пожалуй. Я никогда не думал в таком ключе.
– Это на самом деле то, что лежит на поверхности. Ученик может превзойти учителя только тогда, когда сможет жить своим умом, а не просто подражать мастеру. К тому же слепое подражание опасно и другим неприятным следствием. Превращением в колонию.
– Но позволь! Колонии завоевывают!
– Не всегда. Есть разные формы колониализма. Хм. Вот ответь – что такое колония?
– Эм… – задумался Голицын, явно не имея в кармане удобного и готового ответа.
– Обычно это зависимая территория, которая обеспечивает сырьем метрополию, получая взамен ремесленные товары. Так?
– Допустим.
– Вся суть колонии в так называемом торговом балансе. Метрополия покупает у вас сырье, перерабатывает, продает вам более сложные товары. Разницу же кладет себе в карман. Иначе это равноправные отношения. Как несложно догадаться – в колониях нужно только добывать сырье. Его переработка – удел метрополии.
– И как это связано с нашим случаем?
– Если мы учимся у Запада, то оказываемся вечными учениками, которые раз за разом покупают этот самый продукт переработки – знания. Что делает нас сначала вечно догоняющими. Этакой развивающейся державой, стоящей всегда на ступень ниже развитых. А потом, в процессе, ставит нас в зависимость совершенно колониального толка. Сначала в культурную, а потом и экономическую. Или ты думаешь, наши учителя будут такими благодушными и не воспользуются этой возможностью? – усмехнулся Алексей. – В таких делах нужно держать нос по ветру и помнить о торговом балансе. О его равновесии не только количественном, но и качественном. Об определенной равнозначности. Так что вряд ли меня можно отнести к подражателям. Ибо они не ведают меры. Брать нужно. Все, что плохо лежит. Все, что можно применить. Но не подражать и тем более не становиться учеником. Это путь в бездну.
Голицын задумался.
Скосился на своего недавнего визави в беседе. Тот скривился. Было видно – его речь царевича не убеждала. Но такое выражение лиц наблюдалось далеко не у всех.
Пауза затягивалась, поэтому князь, спохватился и спросил:
– Это первая причина. А вторая?
– Вторая заключается в нулевой изотерме.
– В чем? – удивился Голицын, который и слова-то такого не знал.
– Нулевая изотерма – это природная граница в Европе, с одной стороны от которой средняя температура в самый холодный месяц не опускается ниже замерзания воды, а по другую – опускается. Эти особенности природы диктуют свои условия для ведения хозяйства. Если мы просто скопируем Францию, Англию или там Голландию, то при самом лучшем раскладе окажемся бедной их версией. Жалкой тенью. В силу того, что, прикладывая те же усилия и используя их приемы, будем получать меньше прибавочного продукта.
– Звучит как приговор, – нахмурился Василий Голицын.
– Отнюдь нет. Для каждых природных условий нужна своя тактика ведения хозяйства. Своя стратегия. Что порождает иные управленческие и организационные решения.
– Но тогда отчего ты не выступаешь ревнителем старины? Ведь старина получается именно тем… той… хм…
– Адаптацией? Приспособлением к особенностям местности?
– Да. Адаптацией.
– Если бы мир не развивался – я бы первым за нее стоял. Но он, зараза, постоянно двигается вперед. Так что эта адаптация устаревает и приходит в негодность. Сгнивает и рассыпается, если хочешь.
– Выходит противоречие. Причем едва ли разрешимое?
– Отчего же? – улыбнулся царевич. – Учиться надо. Но не слепо копировать, а крутить головой по сторонам и брать то, что мы можем с пользой применить. У всех подряд и никем не пренебрегая. Ну и помня про наши особенности.
– Свой путь? А получится? Может, в кильватер?
– Можно и в кильватер. Только нужно держать в уме – мы в таком случае для головного мателота всегда будем людьми и страной второго сорта. Или даже хуже. Вроде тех туземных вождей, у которых они рабов покупают для Нового Света.
– Ну что ты такое говоришь. В Европе к нам тепло относились.
– А что говорили за глаза? Что на самом деле думали?
– А ты знаешь?
– Знаю. Нас называют варварами, дикарями и так далее… Мне и люди шепнули на ушко, и опусы их я почитал. Как изданные, так и кое-какую переписку. В Европе при желании даже личные письма королей можно купить. Так что для меня секретом их отношение к нам не является.
Василий выразительно посмотрел на недавнего собеседника, намекая на очень толстые обстоятельства. Царевичу же он ответил, возражая:
– Это пока.
– А потом что изменится? Именно по этой причине, к слову, я так об образовании и пекусь. Мы ведь не дурнее. Все, что можно, у них заберем. Подучимся. И сами, своим умом будем жить. Но для этого надобно поднимать уровень образованности наших людей. И в первую очередь – аристократов. Особенно высших аристократов. Ибо они опора престола. Ежели будут и дальше в невежестве сидеть, то добром это не кончится. Для всех нас…
На этом, в общем-то, разговор и закончился.
Василий Голицын, выразительно улыбнувшись своим недавним слушателям, удалился. Комнат было много. И он хотел немного развлечься после этих игрищ. Алексей же проводил его с легкой усмешкой, едва заметной. Он прекрасно заметил весь тот кагал, что приперся в комнату за ним. И эти выразительные взгляды.
Царевич и сам не остался сидеть на диване и отправился блуждать по комнатам этой ассамблеи, которая «пела и плясала», местами давая фору цыганской свадьбе. Вслушиваясь в разговоры и ища зацепки. Правда, для совсем других дел, нежели заговорщики…
Продолжая анализировать ситуацию с развитием Урала, он был вынужден констатировать прискорбный факт: он не знает, как сделать обогащение руды. Во всяком случае, малыми силами и каким-то простым способом. А возить руду оттуда хоть и выгодно, но не так чтобы очень. Как следствие, пришлось немного изменять стратегию.
В его новой модели ключевым узлом Урала становился город Пермь как самый крупный и удобный с точки зрения логистики. Ведь туда можно было водить большие струги и в тысячу тонн водоизмещения, и в две.
Так что там он мыслил поставить большое предприятие по выплавке чугуна. А заодно развернуть нормально связанные с этим производства. Например, добычу того же древесного угля. В ямах его жечь – расточительство. Нужно печи ставить, чтобы получать массу полезных побочных продуктов. Вот. А заводы Льва Кирилловича превратить в крупный перерабатывающий комбинат, требующий большого количества дешевых рабочих рук.
Кроме того, он определился с маршрутом первой промышленной железной дороги нормальной протяженности. От Перми к Чусовой и далее в сторону Нижнего Тагила. Это где-то около 150–200 верст. Примерно. Да, по горам, но не самым крутым. Тем более что даже для сильных подъемов всегда можно найти интересное решение.
Почему туда? Алексей помнил, что где-то возле этого Тагила находилось одно из крупнейших месторождений меди России. И кажется, его даже нашли уже. Но это, конечно, не точно. В любом случае этот небольшой участок железной дороги имел бы не только огромное экономическое значение уже сейчас, ибо связывал Каму с судоходным притоком Оби, но и перспективное, открывая новые горизонты в добыче меди.
Понятно – дело это долгое.
Но выгоды сулило большие. И он старался найти влиятельных людей, которые бы смогли выступить союзниками для него в этом предприятии. Вот и ходил – слушал. Приглядываясь к этим пьяным рожам. Прислушиваясь. Пытаясь понять – чем дышат, чего хотят.
Строго говоря, Петр Алексеевич и завел подобные попойки с похожей целью. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. И в обстановке постоянных заговоров знать, какие мысли, страсти и желания обуревают твоих соратников, дорогого стоит…
Глава 5
1702 год, июнь, 8. Лондон – Москва
– Ваше величество, – возбужденно произнес советник. – Ситуация критическая!
– Успокойтесь, – холодно произнесла Анна Стюарт.
– Виноват, ваше величество. Но все действительно очень плохо.
– Что произошло?
– Французы собирают в Бретани новую армию во главе с вашим братом – Джеймсом Стюартом. Мы полагаем, он собирается высадиться в Шотландии.
– Наш флот разве не может этому воспрепятствовать?
– Может, но… до нас дошли сведения о том, что Людовик ведет переговоры с домом Оранских. И злые языки болтают, что он предложил Голландии испанские Нидерланды, если они отменят законы против католиков и перейдут на сторону Франции в этой войне.
– Вот как? – нахмурилась Анна. – И они на это пойдут?
– Людовик не требует невозможного. Просто разрешить католикам открыто исповедовать свою веру и занимать должности на равных с протестантами. В обмен на Фландрию и союз. Это ОЧЕНЬ соблазнительно.
– А Габсбурги… они это примут?
– Габсбурги не в том положении, чтобы этому помешать.
– А испанцы? Их это устраивает?
– Испанцы… их страна разорена, – заметил другой советник. – Они нуждаются в покое. И прекращении войны. Да, это им не нравится. Но они уступят.
– Ваше величество, это грозит катастрофой! Если Оранские согласятся, то голландский флот парирует наш. А французы осуществят высадку бретонской армии в Шотландию.
– А французы… они разве не испытывают трудности с содержанием трех крупных армий?
– Испытывают.
– И теперь они собирают четвертую?
– Та армия, что сейчас стоит во Фландрии, станет более не нужна. И частично, вероятно, будет включена в бретонскую. Туда же пойдут деньги. В случае, если голландцы согласятся. А для них предложение очень заманчиво. Тем более что отмена законов против католичества не мешает им продолжить выполнять по факту. Ведь лютеране и кальвинисты удерживают за собой все торговые компании и административные должности.
– Это плохо… – тихо прошептала Анна.
– Хуже ваше величество. Это катастрофа!
– А что шведы? Этот горячий Карл уже убедился в лживости католических обещаний?
– Мы провели с ним переговоры и можем сказать, что он в ярости. Если не больше. Но он, как честный христианин, верен своему слову.
– Было бы славно привлечь его на нашу сторону.
– Да, было бы славно. Но он уперт. Признает гнилую натуру французов и сильно ими разочарован как союзниками. Они ведь не оказывают ему никакого содействия. И вообще ведут себя крайне вызывающе. Раздражающе.
– И что вы предлагаете?
– Сейчас крайне важно отвлечь Карла от Голландии. Увести его оттуда, чтобы у наших друзей там появились возможности. Как можно скорее. Несмотря на нашу к нему симпатию, в интересах Англии его поражение. Мы ведем работу с коалицией, что собрала Россия.
– Россия… – скривилась королева Анна.
Петр уже немало ее раздражал со своим меркантильным подходом к делу. Скотина. Требовал плату вперед за политические решения, а не довольствовался обещаниями, как все приличные люди.
А платить было уже нечем.
И ладно это. Даже то, что они могли передавать Петру в качестве платы, требовалось как-то доставить. Наличных денег у королевства имелось мало. В моменте. И передавать их русским не хотелось совершенно. Они согласились на лошадей. Но как их доставлять? Через Архангельск? Сущее безумие. Через Балтику? Так тут либо через шведский флот нужно водить большие конвои, либо пользоваться посредничеством Дании. А та заламывала цену. Да и шведы шалили. Из-за чего и этот вариант заглох. Слишком дорого и сложно. Тогда Петр «милостиво» позволил им заплатить оловом и медью. Но столько этих металлов у королевства не имелось в наличии. Да и самим они требовались, из-за чего вступление северной коалиции в войну буксовало. Русские не собирались начинать драку со шведами, не получив запрошенную плату в полном объеме. А саксонцы, датчане и прочие побаивались влезать в нее без Москвы…
– Как быстро мы сможем собрать войско для отражения вторжения в Шотландии? – спросила королева после затянувшейся паузы.
– Если мы заберем удаленные гарнизоны, то довольно скоро. Хотя качество будет посредственным. Но если мы так поступим, то это будет означать ослабление нашего присутствия в других землях. В той же Ирландии.
– Полагаете, они снова восстанут?
– Ирландцы истово ненавидят англичан. Но после порки, которую им устроил Кромвель, еще долго будут сидеть тихо. Их земли обезлюдели, а горячие головы выбиты.
– А что шотландцы? Какие у них настроения?
– Брожения. Горные кланы продолжают бунтовать против короны уже много лет. У остальных все тоже непросто. До нас доходят слухи, что готовится большое восстание для поддержки вашего брата.
– Насколько можно верить этим слухам?
– Не более, чем обычно. Но если Джеймс высадится с бретонским войском в Шотландии, то будьте уверены – они восстанут. И выставят против нас огромную армию. Тысяч сорок, может, пятьдесят. Или даже больше. Нужно срочно что-то делать. Иначе Джеймс не только сбросит вас с престола, но и выжжет каленым железом англиканство на нашей земле. Вы же знаете, он рьяный католик. Мария Кровавая нам всем покажется ангелом во плоти.
– Братец… – покачала головой королева Анна. Обвела взглядом присутствующих и несколько растерянно спросила: – А где командующий?
– Командует, ваше величество.
– Исчерпывающий ответ. Вы бы еще сказали, что он кого-то обходит с фланга. Или даже всех разом. Пьет, что ли, опять?
– После серии поражений в Голландии он захворал душой.
– Завтра же пусть явится ко мне и представит план действий.
– Да ваше величество, – поклонился советник.
А следом и остальные…
Английской аристократии, пришедшей к власти на волне успеха революций 1639 и 1688 годов, очень не хотелось терять свои позиции и жизни. А Джеймс им не простит изгнания отца. Тем более заходя в страну с позиции силы. И они были готовы пойти на все, чтобы не допустить его возвращения.
Сама по себе Анна им была нужна только как удобный инструмент. Послушная игрушка в их руках. И они бы махнули ее на брата в текущей ситуации, если бы тот дал им гарантии, денонсировав акт о престолонаследии. Но это виделось невозможным… Джеймс им ничего не простит и никого не забудет. Особенно если войдет в Англию, ведя за собой большую католическую армию…
* * *
Алексей в присутствии представительной делегации принимал работу команды, что разрабатывала ткацкий станок. Новый. Механический. Такой, чтобы мог заправленным работать без присутствия человека.
Поначалу дела шли ни шатко ни валко, продвигаясь очень медленно. Однако после решения вопроса с чеканной машинкой царевичу удалось перебросить всю команду оттуда на это направление. Объединив усилия.
И вот – результат.
Пусть и не сразу.
Станок работал.
Комиссия смотрела завороженно и молча наблюдала вот уже четверть часа, как механизм сам ткал ткань. Причем довольно приличной ширины.
В это сложно было поверить.
Царевич же рассказывал о проекте создания в устье Пахры крупной ткацкой мануфактуры. С целым каскадом корпусов и приводом подобных станков от множества больших водяных колес. Нижнебойных, что не требовало создания плотин. Особо отмечая, что причал и корпуса для этого предприятия уже начали строить на деньги банка.
Производительность мануфактуры, по предварительным подсчетам, казалась невероятной. Да, все потребности России не перекроет. Но это неважно. Потому что одним из основных направлений ее будущей деятельности станут паруса. Много дешевых, хороших и качественных парусов, которые пойдут вместо сырья на экспорт. Вкупе с тремя небольшими канатными мануфактурами в Твери, Казани и Рязани это позволило бы полностью отказаться от экспорта конопляного волокна, заменив его изделиями из него.
Петр ходил с каким-то неверящим взглядом.
Крутился вал привода.
И станок, словно живой организм, шевелился. Летал челнок. Подтягивалась и прибивалась нить. Наматывалась готовая ткань на бобину…
– Сколько ты, говоришь, хочешь таких поставить в мануфактуре?
– Не меньше тысячи. Для чего сделать еще одну мануфактуру по производству станков. На ней же и машинки монетные изготавливать. И иное по необходимости. Станочная мануфактура нам позарез нужна, чтобы строить другие. Чтобы их оснащать.
– Тысяча станков… – покачал головой Петр.
– Банк, – кивнул царевич в сторону Джона Ло, – готов выделить на это деньги. Уже выделяет. Опытное производство мы будем ставить тут, поблизости от Воробьевского дворца. При нем школу откроем. А потом, как подготовим рабочих, переведем станочную мануфактуру в село Подол, что на Пахре. Там уже начались работы – делают крепкие фундаменты. Кроме станков, и инструменты для них станем производить там же. Резцы и прочее. Никита Демидов самым активном образом участвует в этом деле. Он готов рабочими поделиться. Самых опытных пошлет за долю. Очень ему нужно все это.
– Я никогда не слышал, чтобы кто-то ставил мануфактуры по изготовлению станков, – потерев лоб, произнес Лейбниц. – Обычно все сами как-то обходятся. Нанимают инженеров, и те им все нужное изготавливают на месте.
– Так мы столетиями будем возиться. А нам нужно быстро наращивать промышленность. Без такого решения не обойтись.
– А будут ли покупать?
– А почему нет? Как я уже сказал – интерес много у кого возник.
– С этим понятно, – покивал царь, жестом прерывая дискуссию, которая явно уходила не туда. – А где таким количеством шерсти, конопли да льна напастись? Ты представляешь, СКОЛЬКО его нужно?
– У меня все посчитано, – улыбнулся Алексей. – Более того, после запуска этой мануфактуры я планирую сделать еще несколько таких же.
– Не перебор? Куда столько?
– Почему нет? Продавать ткань выгоднее, чем шерсть или коноплю.
– И откуда сырье?
– Мы уже сговорились с калмыками и татарами, что под твоей рукой ходят. Шерсть у них плохая, но ее много. Вывозить не получится. А вот дешевую ткань массово выпускать – самое то. Потом по Волге доберемся до прикаспийских кочевников, Ирана и Кавказа. Там шерсти СТОЛЬКО, что и не пересказать.
– А конопля? А лен?
– И крапива. Ты зря ее опускаешь – хорошая ткань. Тут тоже все просто. Сговариваемся потихоньку с сельскими старостами. Чтобы на круг выращивали и собирали да готовили. Ту же крапиву или коноплю можно в оврагах сажать и на прочих неудобных землях. Как ты понимаешь, этих общин тоже великое множество по державе твоей.
– А нить?
– С теми же самыми общинами сговорились, что они будут крутить нить сами, а также брать другое сырье на выделку в нить. Зимой у крестьян много свободного времени. И такой приработок многим пришелся по душе. Мы ведь предлагаем твердые, разумные цены. Почему нет? По моим подсчетам, некоторые крестьянские семьи с большим количеством женщин и девочек смогут таким промыслом зарабатывать больше, чем с земли.
– Вот как? – удивился царь.
– Причем для мануфактуры эта нить все равно будет обходиться очень дешево. И как следствие, получаемая ткань сохранит очень низкую себестоимость. Да, ее качество вряд ли будет хорошим. Но цена откроет для нее двери много где…
После завершения презентации Алексей повел комиссию дальше.
– Все, что вы сейчас увидите, – секрет. О том ни с кем болтать не стоит.
– Ты мне это говоришь? – удивился Петр.
– Нет, конечно. Ты мой отец и государь. И только ты решаешь, как поступать правильно. Но, я думаю, ты и сам согласишься с моим желанием хранить тишину вокруг этого вопроса.
