Михаил Елисеев
Вторая Пуническая война
Предисловие
В античном мире было несколько военных конфликтов, оказавших самое непосредственное влияние на дальнейшее развитие человеческой цивилизации. Это, прежде всего, Греко-персидские войны, походы Александра Македонского, Вторая Пуническая война и большие римские завоевания в Восточном Средиземноморье во II веке до н. э. Если хотя бы одна из этих войн закончилась иначе, то и мир сегодня был бы другим.
Вторая Пуническая война несколько выделяется на фоне вышеперечисленных военных противостояний в силу ряда особенностей. Это связано, прежде всего, с чисто стратегическим аспектом проблемы. Дело в том, что впервые боевые действия одновременно развернулись сразу же на нескольких фронтах, значительно удаленных друг от друга, и велись на огромной территории – в Италии, Испании, на Сицилии и Сардинии. События в далекой Иберии были непосредственным образом связаны с боевыми действиями противоборствующих армий в Италии. На этот факт обратил внимание Полибий: «Между тем нет человека столь несведущего, который бы не знал, что тогда же совершались многочисленнейшие и знаменательнейшие события в Иберии и Ливии, а равно в Сицилии и Италии, что самая значительная и продолжительная война, за исключением Сицилийской, была Ганнибалова и что все мы в тревоге за исход этой важной войны вынуждены были останавливать на ней взоры наши» (V, 33). Во Вторую Пуническую войну Карфаген, или, как его называли финикийцы, Картхадашт, вступил мировой сверхдержавой, а закончил это противостояние с Римом в роли регионального государства, не имеющего права вести самостоятельную внешнюю политику.
Я не случайно построил данную работу как военные биографии полководцев Второй Пунической войны. Писать очередную биографию Ганнибала неактуально, поскольку их и так уже вышло очень много и ничего нового по этой теме не скажешь. А повторяться желания нет. То же самое относится и к общему обзору военных действий, где всё банально и предсказуемо. Мне же хотелось сделать акцент на тех моментах противостояния, которые оказались в тени триумфа Ганнибала при Каннах и Сципиона при Заме. Это, прежде всего, относится к битве при Метавре. Именно разгром армии Гасдрубала имел решающее значение для дальнейшего хода войны, после него чаша весов окончательно склонилась в пользу Римской республики. Поэтому я решил обратиться к фигуре Гая Клавдия Нерона, являвшегося главным творцом победы римлян в сражении при Метавре. Нерон незаслуженно оказался в тени Сципиона и того же Марцелла, хотя его победа имела колоссальное значение для окончательного торжества Рима. При Метавре Нерон спас Италию, при Заме Сципион навсегда сокрушил мощь Карфагена. Но проблема заключалась в том, что о Нероне сохранилось очень мало сведений в трудах античных авторов. Поэтому вся информация об этом выдающемся человеке, которую мне удалось найти в письменных источниках, вошла в биографию Гасдрубала Баркида. Это тоже очень любопытная фигура. Гасдрубал волею судьбы оказался в тени старшего брата, но те же римляне высоко ценили его как полководца, о чем свидетельствуют историки античности, рассказывающие о втором походе карфагенян в Италию. В течение многих лет Гасдрубал удерживал Испанию, не давая римлянам закрепиться на Иберийском полуострове, а прорыв его армии в Северную Италию едва не привел к перелому во Второй Пунической войне. В битве при Бекуле, где сошлись армии Гасдрубала Баркида и Сципиона Африканского, тоже было не всё так однозначно, как это иногда пытаются представить.
Марк Клавдий Марцелл был интересен в том смысле, что с его именем связана знаменитая осада Сиракуз. Её я рассматривал как противостояние эллинов запада римской агрессии, в контексте войны республики с Карфагеном за Сицилию. Также хотелось разобрать вопрос о противостоянии Марцелла и Ганнибала на поле боя и понять, насколько правдива информация римских писателей о том, что Марк Клавдий побеждал в битвах карфагенского полководца.
Не меньший интерес вызывает и Гай Фламиний. Бытует мнение, что римские историки в угоду политической конъюнктуре и личным симпатиям сознательно очернили образ этого военного и политического деятеля. Не пожалели черной краски при описании его дел. Но такой подход к делу вызывает определенные сомнения, поскольку не просто так римский народ в тяжелый для государства час призвал именно Гая Фламиния встать во главе легионов. Да, он был личностью неоднозначной и противоречивой, но не был и тем ничтожеством, каким его иногда изображают в популярной литературе.
Ещё один момент.
Битва при Каннах не имела тех решительных последствий, к каким могла привести, и способствовала лишь тому, что война затянулась на многие годы. По меткому выражению И.Ш. Шифмана, это была «бесполезная победа», поскольку Ганнибал её плодами не воспользовался и упустил единственный реальный шанс закончить противоборство с Римской республикой в свою пользу. Как это ни покажется парадоксальным, но судьба Второй Пунической войны решилась не в Италии, а в Испании и на Сицилии. До тех пор, пока эти регионы не были завоёваны римлянами, ни о какой высадке легионов на африканском побережье речи не было. Но как только армии Карфагена были разгромлены на Иберийском полуострове, а Сицилия вновь перешла под власть Рима, вопрос о вторжении в Африку встал в сенате на повестку дня. И даже присутствие Ганнибала в Италии не помешало римлянам перенести войну на вражескую территорию. Поэтому в данной работе главное внимание я уделил военным кампаниям в Испании и на острове Сицилия.
Другой причиной, по которой я обратился именно к биографиям Марцелла и Гасдрубала Баркида, было желание систематизировать описание боевых действий по региональному принципу. Практически во всех работах, посвященных Второй Пунической войне, рассказ о кампании в Италии периодически прерывался повествованием об операциях в Сицилии и Иберии или наоборот, что имело как свои плюсы, так и свои минусы. Биография Марка Клавдия Марцелла – это связный рассказ о борьбе за Сицилию и легендарной осаде Сиракуз. История жизни Гасдрубала Баркида является описанием борьбы за Иберию и отчаянного прорыва карфагенской армии в Италию, завершившегося битвой при Метавре. После этой битвы исход Второй Пунической войны был предрешен.
Краткий обзор источников
Вторая Пуническая, или Ганнибалова, война очень хорошо освещена в письменных источниках, в частности у Полибия, Тита Ливия и Аппиана. Информация о ней содержится в трудах Полиэна, Фронтина, Аннея Флора и «Бревиарии» Евтропия, а также в биографиях Фабия Максима и Марка Клавдия Марцелла, написанных Плутархом.
Наиболее полно Вторая Пуническая война представлена в «Истории Рима от основания города» Тита Ливия, ей посвящена вся 3-я декада (книги с 21-й по 31-ю), охватывающая период от 218 г. до н. э. и заканчивающаяся 201 г. до н. э., от вторжения Ганнибала в Италию и до капитуляции Карфагена. Если говорить о том, какие источники использовал Ливий, то он определенно пользовался «Всеобщей историей» Полибия и трудами младших анналистов[1]. Но при этом писатель имел доступ в государственные архивы Римской империи, где мог ознакомиться с документами той далекой эпохи.
Тит Ливий прекрасно владеет слогом: как и в произведениях младших анналистов, в его труде очень заметно влияние риторики. Герои Ливия произносят придуманные им по всем правилам ораторского искусства речи в любой жизненной ситуации, даже на поле боя. Пафоса много, а толку мало. Также автор «Истории Рима» очень любит показать всю смелость своих героических сограждан и по возможности сгладить размеры римских неудач. Хотя, надо отдать ему должное, начальный период войны, ознаменовавшийся чередой катастрофических поражений римской армии, Ливий описал мастерски и довольно объективно. Тем не менее к сведениям, которые сообщает Тит Ливий, необходимо относиться с осторожностью и по возможности сопоставлять с другими источниками. Но именно труд ученого римлянина остается нашим главным источником по истории Второй Пунической войны, поскольку вся 3-я декада сохранилась полностью, чего не скажешь о «Всеобщей истории» Полибия (около 210–126 г. до н. э.).
Историк был родом из греческого города Мегалополя в Аркадии и принадлежал к элите греческого общества, занимая должность начальника конницы в Ахейском союзе. В 167 г. до н. э. в числе тысячи заложников он был отправлен в Италию, где прожил 17 лет и подружился со Сципионом Эмилианом, будущим разрушителем Карфагена. Это дало Полибию возможность хорошо познакомиться с государственным устройством римлян.
Труд греческого историка охватывал период с 264 по 145 гг. до н. э. и состоял из 40 книг, но до нашего времени в полной сохранности дошли только первые пять. Из них Второй Пунической войне целиком посвящена III книга, охватывается период от вторжения Ганнибала в Италию до битвы при Каннах и отпадения от Рима Южной Италии. В уцелевших фрагментах книг сохранилось описание боевых действий в Сицилии, Италии, Испании и Северной Африке. Полибий подробно рассказывает о борьбе Ганнибала с римскими полководцами за Капую, осаде Сиракуз, решающих битвах при Метавре и Заме. Историк был вхож в дом Сципионов, и поэтому можно говорить о том, что многие сведения он получил практически из первых рук. Другое дело, в каком виде они ему подавались, поскольку семейные предания вряд ли отличались объективностью. Но, с другой стороны, именно этот факт придает рассказу Полибия о Второй Пунической войне тот неповторимый колорит эпохи, который отсутствует у других историков.
Также ценность работы Полибия заключается в том, что бывший начальник конницы Ахейского союза обладал обширными познаниями в военном деле и хорошо знал то, о чём рассказывал читателям. Это принципиальный момент. В отличие от Тита Ливия, который был сугубо кабинетным ученым и часто не понимал того, о чем писал, Полибий был практиком. У греческого историка при описании сражений отсутствуют различные нелепости, которыми столь часто грешил его римский коллега. Во «Всеобщей истории» Полибий приводит подлинные документы, письма, официальные надписи и договоры (в частности, договор между Карфагеном и Македонией). Несмотря на дружбу со Сципионом Эмилианом, вряд ли сосланный в Италию эллин мог свободно работать в государственном архиве республики, где хранились важнейшие документы. При этом с некоторыми актами, например, договорами и постановлениями сената, он всё же мог ознакомиться. Другое дело – Эллада и Македония, где перед Полибием были раскрыты двери всех правительственных учреждений. Этот момент тоже необходимо учитывать.
Общеизвестна проримская позиция Полибия как историка. Особенно это бросается в глаза, когда он рассказывает о завоевании римлянами Иллирии, Македонии и Греции. На эту особенность творчества Полибия обратил внимание Ф.Г. Мищенко, автор перевода «Всеобщей истории» на русский язык: «В высокой степени знаменательно, что историк, кровный эллин по происхождению, языку и образованию, боровшийся и претерпевший за независимость родины, ставит себе задачею написать такую историю своего времени и ближайшего предшествующего, в которой решительно преобладающая речь отводится варварскому Риму»[2].
Парадокс заключается в том, что в главах, посвященных Пуническим войнам, проримские симпатии автора чувствуются значительно меньше, чем в главах, где рассказывается о событиях на Балканах. Будучи эллином, историк близко к сердцу воспринимал всё, что касалось взаимоотношений между Римом и Элладой, а до Карфагена ему, по большому счету, не было никакого дела, что позволяло в определенной степени сохранять некую беспристрастность, хотя и удавалось это далеко не всегда: «Тогдашний историк, принадлежа по происхождению и личным связям к известной общественной группе, участвуя непосредственно в политических событиях своего времени, оказывался бессильным, при всем желании быть правдивым и беспристрастным, отрешиться вполне от некоторых предубеждений или предрасположений в оценке наблюдаемых явлений»[3].
Полибий предпочитает излагать конкретные факты, а не занимается пересказом различных баек и слухов. Недаром Ливий активно использовал труд Полибия при написании «Истории Рима» и считал его «писателем, которым нельзя пренебречь» (XXX, 45). В дальнейшем римский историк назовет уроженца Мегалополя «писателем, который надёжен во всём, что касается римской истории вообще и в особенности тех событий, которые развёртывались в Греции» (XXXIII, 10). Несомненно, что Полибий был гораздо лучше осведомлен о положении дел в Элладе, чем в Италии. Историк был лично знаком с участниками событий Второй Македонской войны и последовавшего за ней «освобождения» Греции от македонского господства. Сам Полибий принимал активное участие в третьей войне между Римом и Македонией и поэтому рассказывал о ней именно как очевидец. Стоит заметить, что впоследствии он принял участие в осаде Карфагена и стал свидетелем гибели великого города. Но это была уже Третья Пуническая война.
Третьим нашим важнейшим источником по истории Второй Пунической войны является «Римская история» Аппиана. В отличие от Полибия и Тита Ливия, Аппиан построил свой труд не в хронологическом порядке. Его произведение охватывало период от царских времён до современной Аппиану эпохи (II в. н. э.) и было построено по этническому принципу. Историк описывает историю различных территорий вплоть до их присоединения к Риму, причем в том порядке, в каком они попали под его власть. Из 24 книг до нас дошли целиком VI–VIII и XII–XVII, от некоторых сохранились небольшие, а порой и довольно значительные фрагменты. Несмотря на добротность работы Аппиана, приводимые им факты иногда расходятся с данными других историков, поскольку он неточен с именами, датами, последовательностью событий и географическими названиями. Сведения, которые сообщает Аппиан, необходимо сопоставлять с известиями других античных авторов, но при этом в «Римской истории» есть информация, которая отсутствует как у Полибия, так и у Тита Ливия.
Второй Пунической войне Аппиан уделяет большое внимание. Это книга VI о войнах римлян в Иберии, книга VII под названием «Война с Ганнибалом» и книга VIII «О событиях в Ливии». «Война с Ганнибалом» посвящена итальянской кампании великого полководца, в ней рассматриваются события от перехода через Альпы до отплытия карфагенской армии в Африку. Книга об испанских войнах охватывает период от прибытия Гамилькара Барки в Иберию до взятия Нуманции Сципионом Эмилианом. Значительное место в этой книге Аппиан уделяет событиям Второй Пунической войны. По аналогичному принципу построена книга «О событиях в Ливии», повествование в ней начинается с основания Карфагена финикийцами и заканчивается гибелью города. Тем не менее основная часть этого раздела посвящена боевым действиям в Северной Африке во время второй войны между Римом и Карфагеном.
Это наши основные источники по истории Второй Пунической войны.
Плутарх, автор «Сравнительных жизнеописаний», затронул тему Ганнибаловой войны в биографиях Фабия Максима Кунктатора и Марка Клавдия Марцелла. В отличие от Полибия, Тита Ливия и Аппиана, описавших ход исторических событий, Плутарх ставил перед собой несколько иную цель: «Мы пишем не историю, а жизнеописания, и не всегда в самых славных деяниях бывает видна добродетель или порочность, но часто какой-нибудь ничтожный поступок, слово или шутка лучше обнаруживают характер человека, чем битвы, в которых гибнут десятки тысяч, руководство огромными армиями и осады городов. Подобно тому, как художники, мало обращая внимания на прочие части тела, добиваются сходства благодаря точному изображению лица и выражения глаз, в которых проявляется характер человека, так и нам пусть будет позволено углубиться в изучение признаков, отражающих душу человека, и на основании этого составлять каждое жизнеописание, предоставив другим воспевать великие дела и битвы» (Alex. 1). Плутарх любит пересказывать различные сплетни и байки, но в его «Сравнительных жизнеописаниях» сохранилось множество ценнейших фактов, о которых умалчивают другие авторы.
Римский историк Корнелий Непот, живший в I в. до н. э., автор книги «О знаменитых иноземных полководцах», написал биографии двух карфагенских военачальников – Ганнибала и Гамилькара Барки. Главное сочинение Непота называлась «О знаменитых людях» и состояло из нескольких книг, где присутствовали биографии полководцев, деятелей культуры и других выдающихся личностей. Биография Ганнибала невелика по объему, тем не менее, рассказывая о жизни и боевом пути полководца, Непот допускает несколько ошибок.
Некоторую информацию нам дает Луций Анней Флор (70—140 гг. н. э.) в своих «Римских войнах» в двух книгах. Полностью эта работа называется «Эпитомы Тита Ливия» и представляет краткий обзор военной истории Римской империи. Ход Второй Пунической войны кратко излагается в первой книге.
Римский историк Флавий Евтропий написал «Бревиарий от основания города», где вкратце изложил историю Рима до времени правления императора Валента. Книга III «Бревиария» полностью посвящена Второй Пунической войне, но также, как и рассказ Аннея Флора, повествует о ней очень лаконично и сжато.
Совсем немного информации по интересующей нас теме можно найти в «Стратегемах» Полиэна и в книге Секста Юлия Фронтина с аналогичным названием. В этих трудах рассказывается о некоторых тактических приемах и военных хитростях полководцев античности. Есть среди них и участники Второй Пунической войны, в частности Ганнибал, Сципион Африканский, Марцелл и Гай Клавдий Нерон. О них же рассказывал и Валерий Максим в «Достопамятных деяниях и изречениях».
I. Гай Фламиний. Солдат Рима
1. Войны с галлами и битва при Теламоне
Римскому консулу Гаю Фламинию очень не повезло в исторической литературе. Он прославился как военачальник, который в силу своих личных качеств и отсутствия таланта полководца попал в приготовленную Ганнибалом ловушку и погубил римскую армию у Тразименского озера. Но так ли это? Неужели римляне, когда их государство подверглось смертельной опасности, доверили армию человеку, совершенно некомпетентному в военном деле? Или же всё было не совсем так, как пишут об этом историки античности?
* * *
Отцом Гая Фламиния был некий Гай, а дедом Луций, информация об этом содержится в «Капитолийских фастах»[4]. Будущий консул происходил из плебейского рода. Сведений о его жизни, за исключением военных предприятий, в которых он принимал участие, сохранилось очень мало, и собирать их приходится буквально по крупицам. Информация о деятельности Фламиния во благо Рима на гражданском поприще, разбросанная по трудам писателей античности, является обрывочной и неполной. Недаром Карл Нич справедливо заметил, что «при настоящем состоянии предания мы не можем проследить подробно те бурные конфликты, в центре которых он стоял»[5]. Поэтому о жизни этого человека будет рассказано в контексте войн эпохи. Прежде всего речь пойдет о войнах с галлами.
Это противостояние римлян и галльских племен оказалось в тени Первой и Второй Пунических войн. Удивительно, но период между двумя войнами ознаменовался серьезным кризисом как для Карфагенской державы, так и для Римской республики. И если благодаря роману Гюстава Флобера «Саламбо» многие знают о восстании наемников, едва не погубившем Карфаген, то о войнах в Северной Италии римлян с галлами известно не многим. Битвы при Теламоне и на реке Клезис не на слуху. Между тем они очень интересны с точки зрения тактического искусства римских военачальников накануне войны с Ганнибалом. Как полководцы Фламиний и Марцелл сформировались именно в этот период и тогда же совершили свои самые знаменитые подвиги. Но обо всем по порядку.
До поры до времени римляне считали галлов самым страшным врагом. Они никогда не забывали о том, как 18 июля 380 г. до н. э. в битве при Аллии варвары в буквальном смысле слова смели римскую армию с поля боя и захватили город. С той самой поры этот день считался в Риме траурным днем. А выражение «гуси Рим спасли» можно трактовать и так, что кроме как на гусей римлянам надеяться, было больше не на кого. Что и подтверждает факт семимесячной оккупации Рима галлами. Поэтому римляне не просто опасались своих северных соседей, они их боялись. Что же касается кельтов, то они любили рассказывать о подвигах предков, «о том, как они, начав войну, не только победили римлян в сражении, но после битвы с первого набега заняли Рим, как они завладели всем достоянием римлян и самый город держали в своей власти в течение семи месяцев, наконец о том, как они добровольно и из милости отдали город назад и с добычею возвратились домой беспрепятственно и невредимо» (Polyb. II, 22). Патриотические сказки Тита Ливия о том, как героические римляне выгнали галлов из своего города, всерьез воспринимать не будем. Ливию надо прославить храбрость предков, вот он её и прославлял, даже в тех случаях, где её не было явлено вовсе.
У Полибия всё гораздо прозаичнее, в его кратком описании захвата Вечного города варварами нет места римскому героизму: «Некоторое время спустя кельты разбили римлян и союзников их в сражении, преследовали бегущих и через три дня после битвы овладели самым Римом, за исключением Капитолия. Однако, будучи вызваны домой вторжением венетов в их землю, кельты заключили мир с римлянами, возвратили города и вернулись на родину. После этого они вовлечены были в домашние войны; кроме того, на них нередко нападали соединенными силами некоторые альпийские народы, наблюдавшие благосостояние их вблизи» (II, 18). Всё просто и банально: по большому счёту, римлян спас счастливый случай. После этого противостояние между двумя народами продолжилось, и шло оно с переменным успехом – то галлы шли на юг и били римлян на полях сражений, то сыновья волчицы начинали планомерное наступление на север, вытесняя своих врагов с плодородных и богатых земель.
Римляне четко разделяли Галлию на две части. Цизальпинская Галлия (Gallia Cisalpina) начиналась от подножия Альп и простиралась до реки Рубикон. Причем земли от Альпийских гор до реки Пад[6] именовались Транспаданской Галлией, а территории от Пада до Рубикона – Циспаданской Галлией. Трансальпийская Галлия (Gallia Transalpina) омывалась волнами Средиземного моря, Атлантического океана, пролива Ла-Манш и была ограничена Альпами и Пиренеями. На западе её естественным рубежом был Рейн. О проживающих там кельтах Полибий сообщает следующее: «Трансальпинами галаты называются не по своему происхождению, но по местожительству, ибо слово trans значит «по ту сторону» (peran), и римляне называют трансальпинами тех галатов, которые живут по ту сторону Альп. Вершины гор вследствие скудости почвы и скопления на них вечных снегов совершенно необитаемы» (II, 15).
Более подробно Полибий рассказывает о жителях Цизальпинской Галлии: «селились они неукрепленными деревнями и не имели никакого хозяйства, ибо возлежали на соломе, а питались мясом; кроме войны и земледелия, не имели никакого другого занятия, вообще образ жизни вели простой; всякие другие знания и искусства были неизвестны им. Имущество каждого состояло из скота и золота, потому что только эти предметы они могли легко при всяких обстоятельствах всюду брать с собою и помещать их по своему желанию. Величайшее попечение прилагали кельты к тому, чтобы составлять товарищества, ибо опаснейшим и могущественнейшим человеком почитался у них тот, у кого было наибольше слуг и верных товарищей» (II, 17). Под слугами и товарищами греческий историк подразумевает воинов.
Галлы были великолепными бойцами, для этих людей война в буквальном смысле слова являлась смыслом жизни: «Все племя, теперь называемое галльским и галатским, помешано на войне, отличается отвагой и быстро бросается в бой; впрочем, оно простодушно и незлобиво. Поэтому в состоянии возбуждения галаты устремляются в бой открыто и без оглядки, так что тем, кто захочет применить хитрость, их легко одолеть. Кто бы, когда и где ни пожелал под любым случайным предлогом раздражить галатов, найдет их готовыми встретить опасность, хотя бы у них не было никакой поддержки в борьбе, кроме собственной силы и отваги» (Strab. IV, IV, 2). Галльские воины принадлежали к элите общества, были преданы своим вождям и не знали страха в бою. Из них формировались отряды, совершающие набеги на земли соседей, поскольку именно во время боевых действий воин мог завоевать уважение товарищей и захватить богатую добычу. Хотя, в случае внешней опасности или же большого похода за пределы Галлии, вчерашние противники могли выступить под одним знаменем. Впрочем, несмотря на личную преданность своим вождям, галлы охотно служили наемниками не только у соплеменников, но и у иноземных правителей. В частности, их охотно нанимал тиран Сиракуз Дионисий.
Снаряжение воина в поход было его личной заботой, и чем больше он привозил с войны добычи, тем лучше у него были оружие и доспехи. Меч, копье и большой овальный щит являлись основными элементами вооружения и защиты. Наиболее состоятельные люди могли позволить себе иметь железные и бронзовые шлемы, но это не было массовым явлением. То же самое относится и к кольчуге, которая появляется у кельтов в III веке до н. э.
Интереснейшие сведения о военном деле у галлов сообщает Диодор Сицилийский: «Оружие у них вот какое. Щиты – высокие, в человеческий рост, с особыми украшениями, на некоторых выступают также искусно изготовленные медные изображения животных, и не только для красоты, но и для большей надежности. Шлемы – медные, с большими выступающими вокруг частями, благодаря чему носящие их выглядят исполинами: к некоторым из шлемов приделаны рога, к другим – чеканные протомы птиц или четвероногих животных. Боевые трубы у них необычайные и варварские: трубя в них, издают грозные звуки, напоминающие грохот сражения. Панцири – железные, кольчужные, однако некоторые полагаются только на данную от природы силу и сражаются обнаженными. Вместо короткого меча (ξίφος) они сражаются длинным мечом (σπάθη), который носят, подвесив на железной или медной цепи к правому бедру. Некоторые носят поверх хитона украшенный золотом или серебром широкий пояс. Впереди себя они выставляют копья, которые называют «ланкии», с железными наконечниками длиной в один локоть и более, а шириной – чуть менее дипалесты. Мечи (ξίφν) у них не меньше, чем дротики у других народов, а наконечники у дротиков больше, чем мечи. Некоторые из них выкованы прямыми, а некоторые – извилистыми по всей своей длине, чтобы не только наносить режущую рану, но и разрывать тело и при извлечении копья разрывать рану еще более» (Diod. V, 29).
Особо хотелось бы остановиться на галльских мечах, поскольку по данному поводу есть интересное свидетельство Полибия. Вот что он нам рассказал: «мечи их, как сказано было выше, пригодны только для первого удара, что вслед за тем притупляются и наподобие скребницы искривляются вдоль и поперек настолько, что второй удар получается слишком слабый, если только солдат не имеет времени выпрямить меч ногою, упирая его в землю… мечи их не имеют острия» (II, 336).
Трудно сказать, откуда историк взял такую информацию, поскольку она идет вразрез с данными археологии: «утверждение Полибия неосновательно, археологические свидетельства показывают, что многие галльские мечи были сделаны из высококачественного железа и представляли собой исключительно эффективное оружие»[7]. В работе с железом галлы достигли высочайшего мастерства, и вряд ли изготавливаемое ими оружие было столь низкого качества. Местные кузнецы свое дело знали: «Применяемые техники свидетельствуют о высокой квалификации и о хорошем знании руд, из которых путем последовательного нагрева и ковки отбрасывалась огромная доля примесей. Галлы изобрели кузнечную сварку (соединение путем наложения слоев с различными свойствами). Это, в частности, необходимо было для мечей, сердцевина которых должна была оставаться мягкой, а лезвия максимально твердыми. Пайка отдельных фрагментов не практиковалась, ее заменяли оправкой, клепкой. Железо использовалось в первую очередь при производстве колоссальной массы оружия. Для этого создавались самые высокие технологии, которые позволяли производить мечи с ножнами из листового железа, пригнанными точно по клинку, поясные цепи из перевитых звеньев, острия пик с элегантной и мощной нервюрой, набалдашники шлемов»[8]. В общем, ничего, что подтверждало бы информацию Полибия, нет. Галлы славились как отличные мечники, что вряд ли было бы возможно, имей они столь несовершенное оружие. При этом использование длинных мечей диктовало и свою тактику на поле боя, поскольку, чтобы нанести рубящий удар, воину требовалось свободное пространство. Поэтому ни о каких тесных боевых порядках речи быть не может – по большому счёту, галльские мечники сражались каждый сам по себе.
Галльская пехота была страшна своим первым натиском, но если атака не удавалась, кельты отступали, а затем снова устремлялись вперед. Если же противник продолжал стойко отражать их напор, боевой дух галлов резко падал: «Галлы-инсубры и их соседи в Альпах обладали душами диких зверей, а телами сверхчеловеческими. Но опыт показал, что, насколько их первый натиск превосходит свойственный мужам, настолько следующий за ним слабее женского. Тела людей, выросших в Альпах, во влажном климате, подобны альпийским снегам: быстро разгорячаясь от битвы, они вскоре истекают потом и расслабляются при малейшем движении, словно [снег] от солнца» (Flor. I, ХХ, II, 4). О том, что галлы старались не ввязываться в затяжные военные предприятия, связанные с длительными переходами по труднопроходимой местности, «ввиду свойственной кельтам изнеженности и отвращения их к трудам», нам поведал Полибий (III, 79). Об этом же писал и Тит Ливий: «этот народ не умеет переносить тягот дальнего пути» (XXII, 2). В дальнейшем писатель вновь обратит на это внимание: «галлы не переносят усталости» (Liv. XXVII, 48). Действительно, такие прецеденты имели место, но, с другой стороны, отряды галлов регулярно переходили Альпы и не испытывали при этом каких-либо особых трудностей.
Располагали галльские вожди и легковооруженными войсками, куда входили лучники, пращники и метатели дротиков. Среди галлов было немало охотников, и поэтому нет ничего удивительного, что в случае опасности их призывали на войну. Хотя по своему социальному статусу эти люди стояли ниже воинов, их присутствие на поле боя было необходимо, исходя из тактических соображений.
