Михаил Дорин
Авиатор: назад в СССР 6
Я, Паша и Марик отправились экипироваться. По пути просмотрели примерный маршрут, уяснили для себя, в какой район нам нужно выйти, чтобы начать работать.
Первый взгляд в окно говорил о том, что совсем не то время выбрали для вызова авиации. Сплошной стеной надвигалась пыльная буря. Лопасти вертолётов, которые стояли на стоянках, техники в авральном режиме принялись крепить стропами. Самолёты принялись зачехлять, устанавливая заглушки на воздухозаборники и сопла двигателей.
– Вот это по-нашему! – обрадовался Барсов и присел на скамью, чтобы начать снимать подвесную систему.
– Рано раздеваешься, – сказал я. – Есть у нас ещё время навылет.
– Вот-вот, Марик. Вылетим отсюда, а сядем в Кабуле. Стандартная практика, – согласился со мной Паша, проверяя подсумок и магазины для пистолета.
– Ну, вы будто авиационной мудрости не знаете? Погода нелётная – зачехляй самолёт, а врага ненавистного пусть пехота добьёт, – усмехнулся Марик.
Ребята с мотострелковых и десантных батальонов, которые сейчас скачут по горам, выгрызая каждый куст и камень, могли бы нашего белобрысого побить слегка.
– Неуместно, Марк, – резко сказал я. – Калитку прикрой, пока тебе её не закрыли ребята с передовой.
– Поддерживаю, – хлопнул по плечу Барсова Паша, и мы с ним вышли в коридор, взяв каждый свой шлем.
– Ну, я… так, к слову сказал, – поспешил исправиться Марик.
Пройдя мимо класса, мы услышали и вызов из динамика громкоговорящей связи. Через открытую дверь я заметил, как к столу побежал Савельевич.
– Внимание, майор Гусько, на КП! 206й, 207й и 208й – готовность номер один.
Похоже, наш вылет уже не отобьют, и Марик зря только надеялся на окончание рабочего дня.
– Выдвигаюсь! – сказал в тангенту Савелич, взял со стола планшет и пошёл на выход.
Пока идём к самолётам, проверяем частоты каналов управления, позывные авианаводчика и поисково-спасательного экипажа.
И уже через 10 минут мы заняли места в кабинах и готовы запускаться. Ветер усиливался, и пыль стала забиваться в каждую щель. Спасал только закрытый фонарь кабины.
Техники отогнали свои тележки, на которых они подвезли к самолёту бомбы ФАБ-500ШЛ, которые мы будем сейчас применять впервые за время нахождения в Афганистане. Не особо любят эти бомбы лётчики, поскольку приходится сбрасывать их только с горизонтального полёта и с не самой большой высоты. Чем ниже, тем опаснее противодействие ПВО.
Запустились, выполнили в очередной раз проверки оборудования и начали руление. Тут-то и началось.
Посмотрев по сторонам, я не обнаружил рядом большинство самолётов на стоянке, а также скрылись от меня и вертолёты. Сплошная стена пыли, высотой в сотню метров, застилала весь обзор. Видимость была не более 500-600 метров. Первая пара Гусько и Барсов вырулила влево и через несколько секунд пропала из виду. А над головой всё же, виднелось голубое небо, пробивавшееся сквозь верхний край пылевой завесы.
– 204й, я 208й, а где полоса? – задал такой странный, но вполне логичный вопрос Марик.
– 207й, рули за мной на минимальной скорости. Сейчас появится, – ответил ему Гусько.
– Выруливаем, 206й, – дал мне команду Паша. – Не торопись, а то я не вижу впереди ничего.
Так мы медленно, иногда останавливаясь, но подрулили к полосе. Гусько дал команду взлетать по одному и от самого торца полосы, чтобы иметь больший запас для разбега.
– Окаб, 204й, на полосе видимость 600. Много пыли. К взлёту готов.
– 204й, группе взлёт разрешил.
Не видел я, как разгонялся Гусько. Даже форсаж в такой пылевой завесе не высмотрел.
Очередь дошла и для Менделя, который начал включать форсаж чуть ли не на самой рулёжке. Взлетать нужно быстрее, чтобы не растягиваться по всему Афганистану и не собираться потом где-то над горами.
Я вырулил на полосу, проконтролировал все параметры, обороты вывел на максимал и… включение форсажа.
Резкий толчок и вот я уже несусь по полосе готовясь, поднять нос. В эфире что-то невнятное говорит руководитель полётами, но его слова постоянно зажёвываются. Кто-то выходит с ним одновременно на связь.
– Запретил! Запретил! – прорывается крик руководителя.
– 823й, занял исполнительный, контрольное висение, взлёт, – звучит в эфире медленный и лаконичный голос.
Моментально оцениваю ситуацию, что самолёт уже не остановлю. Скорость на приборе уже 300.
И впереди, словно Летучий Голландец, силуэт Ми-8 строго на осевой линии. До него метров 500.
– 206й, катапультируйся! 823й, покинуть вертолёт!
Глава 3
Первая мысль была педалями изменить направление, уйти с полосы и прыгнуть. А вокруг ничего не видно, и в 500 метрах от полосы минные поля.
Значит, остаётся только перелететь стоящий на полосе вертолёт. Педалями держу самолёт по прямой, чтобы не потерять драгоценных единиц ускорения из-за изменения траектории разбега. К горлу подкатывает ком и, кажется, начинаю что-то орать не своим голосом.
Начинаю тянуть на себя ручку и резко отрываюсь от полосы. Вот они мгновения, которые кажутся бесконечностью. Приёмник воздушного давления, вынесенный впереди фюзеляжа, устремляется в небо, словно протыкая пылевую завесу.
Краем глаза вижу, что прошёл в метре от несущего винта этого… чудака. Но это не всё.
Тут же слегка отдаю ручку от себя, чтобы не произошло сваливание. Касаюсь основными стойками полосы. Перескочил! Давно так не нервничал, а ещё взлететь надо.
– Какого хрена вертолёт делает на полосе? Куда он вылез и когда вообще успел?! – выругался я, находясь ещё в состоянии некоего аффекта.
Пара секунд и, наконец, я, в воздухе! Быстро выскакиваю из пылевой бури, и обнаруживаю, что выше 500 метров видимость во все стороны более 10 километров.
– Я того родственник, кто это всё придумал! – продолжаю я посыпать всеми известными мне ругательствами коллегу на винтокрылой машине.
Слева начал пристраиваться ко мне Паша, показывая что-то рукой. Видимость хоть и отличная, но его сигналы так просто не разобрать. У меня ещё ком в горле стоит, а я должен понять язык жестов Менделя.
Проходит пара секунд, прежде чем я обнаруживаю, что зажал кнопку самолётного переговорного устройства для выхода в эфир. Отжав её, в уши начал литься поток запросов от каждого из экипажей моей ударной группы. Дождавшись паузы, я решил выйти в эфир снова.
– Окаб, 206й, эм… взлёт произвёл, борт порядок, отход по заданию.
Ещё одна пауза, и вот уже слышу ошарашенный голос руководителя полётами.
– 206й, мы всё поняли, – растягивая слова, ответил он мне, а на заднем плане слышны отдельные смешки.
– Окаб, я 206й, точно всё поняли? – спросил я.
Вспоминаю, что в выражениях и характеристиках группы руководства и экипажа Ми-8, я не стеснялся. Возможно, что-то высказал и командованию за такие задачи в условиях пыльной бури.
– 206й, там всё было очень доходчиво сказано, – ответил руководитель полётами. – Группе связь по направлению. Хорошей работы.
– Окаб, 204й понял, спасибо.
Через пару минут мы уже шли южнее долины реки Хазара, вдоль хребтов Панджшера. Получив команду с воздушного пункта управления на борту Ан-26 встать в зону ожидания, Гусько дал нам команду занять высоты с 7500 и вниз через 300 метров, а сам снизился до 6000, чтобы иметь возможность услышать авианаводчика.
Просматривая карту, я понял, что мы сейчас будем работать по какой-то очень скрытной цели. В этом районе Афганистана ещё нет наших войск, а значит, будем бомбить резервы противника.
– 204й, ответь Торосу, – запросил нас старый знакомый.
Живой, чертяга! Давно не пересекались с ним.
– 204й ответил, Торос.
– 204й, цель в квадрате 32-14, по улитке 4. Площадная цель. Рассчитывайте работать с пикирования. Наши на западном склоне, бой не ведут.
Возникшая пауза для переваривания всего сказанного обусловлена тем, что нельзя работать нашими боеприпасами с пикирования. Эффект будет не такой, как это привыкли видеть от бомб такого калибра.
– Торос, я 204й, мы со штурмовыми «огурцами», – сказал Гусько ПАНу о нашей боевой зарядке.
– Твою мать! – судя по всему, в расстройстве теперь Торос. – Такую цель про…
– 204й, 206му, – ворвался я в эфир.
– Ответил, 206й.
– Сыграем на жадности духов. Сбегутся на парашют.
И вновь пауза на размышление от нашего старшего. Надеюсь, Савельевич поймёт мою идею с применением данных бомб. Логика моя проста.
Моджахеду много заплатят за сбитого лётчика, но если взять его живым и привести к Масуду, Хекматияру или другим полевым командирам, можно получить ещё больше. А если старший отряда не захочет денег, то пилот превращается в самый желаемый объект для показательной казни.
– Торос, я 204й с горизонта будем работать. Интервал минимальный, высота сброса 1200, как принял? – запросил авианаводчика Гусько.
Похоже, моё предложение было принято. Главное, чтобы повелись.
Я бросил взгляд вправо и увидел то, чего ещё не должно быть в этом времени. Большой силуэт, чёрный цвет и неподвижные крылья.
Первая мысль – беспилотник. Тупая версия, поскольку нет ещё пока их в 80х. Развернул самолёт в сторону этого объекта. Приглядевшись, я обнаружил здоровенного орла, вальяжно махающего крыльями. Тоже ищет свою жертву в горах, как и мы.
– Вас понял, 204й. Курс захода 317, ветер встречный. Цель в центре ущелья.
– Понял. Внимание, я иду первый, далее в порядке очереди. Интервал сброса 6-7 секунд, – сказал Гусько, и я начал потихоньку снижаться, чтобы соблюсти установленный интервал.
Под собой обнаружил, что есть в этих местах и пятикилометровые вершины. Есть опасность, что чуть ниже может стоять дух с ПЗРК и целиться в нас. Ждёт, когда вся группа пролетит, чтобы сбить замыкающего. После стольких пусков по мне в Афганистане, начинаешь за каждой грудой камней искать опасность. Любое нарушение привычного пейзажа говорит тебе, что кто-то в тебя уже выстрелил или пустил ракету.
Но пока всё спокойно. И сейчас мы духам и дадим сбитых лётчиков, которых они так жаждут. Ещё и отправим наши штурмовые бомбы на парашютах прямо в центр их лагеря.
– Внимание… паашли! – скомандовал Гусько, и я на счёт «раз», отправился пикировать мимо горной вершины, вставая за Савеличем в строй.
Заняли мы нужную нам высоту 1200 идеально быстро, а главное – теперь нас прикрывает горным хребет со стороны базы духов. Тут можно со «сварки» или с зенитной установки выхватить смертельную крупнокалиберную очередь.
– Скорость 1000… обороты Максимал… по команде переваливаемся через хребет и идём в горизонте, – тяжело говорил Гусько, который был, видимо, напряжён не меньше нашего.
Я вообще ничего не мог бы сейчас ответить. Нервы щекотало. Нас сейчас можно попробовать сбить с чего угодно. Наше единственное спасение – скорость полёта. Вот только вдруг у противника уже есть те самые треклятые «Стингеры»?
– Внимание! На себя с углом 20°, влево крен 60… паашли! – произнёс в эфир Гусько, и его самолёт устремился вверх, перевалившись в развороте через горы.
Не стал я мелочиться и взял чуть больше угол набора и разворота, чтобы не потерять из виду Савельевича.
Лечу буквально за ним по пятам или, как говорится, «сосу крыло». Снизились до 1000 метров, поскольку небольшая перистая облачность образовалась на 1200 метрах.
– Вышли на боевой, Торос, – доложил Гусько.
– 206й, догоняю, обороты 98, – сказал я, чтобы за мной тоже немного притормозили.
– 204й, я Торос. Наблюдаю группу. Впереди перевал небольшой, надо перескочить.
Я бросил взгляд вперёд и обнаружил в пяти-семи километрах перемычку между хребтами, аккурат на нашей высоте.
– Войдём в облака, – засомневался Барсов, который шёл позади меня.
– На счёт «раз-два» ручку на себя, «три-четыре» опускаем, – дал рекомендацию Гусько. – Иии, раз!
Самолёт замполита вошёл в облако и тут же вынырнул за перевалом. Повторив его манёвр, я снова оказался за хвостом ведущего группы.
– 208й, на месте, – доложился Паша, который шёл замыкающим.
Через несколько секунд показались очертания базы. Сказать хотелось только одно – ёптить!
Даже на такой скорости я разглядел кучу палаток, полос препятствий, автомобильной техники и тьму народа. Вот так банда тут собралась!
– Цель наблюдаю. Готовность к сбросу, – указал нам по связи Савельевич.
Целиться тут нет смысла. Ведущий отработает, а мы повторим за ним, выдерживая только интервал.
ФАБ-500ШЛ летит на парашюте и с земли будет похожа на спускающегося лётчика. После сброса и раскрытия парашюта, происходит выпуск лидера – упредительного устройства, которое висит в 3х метрах от бомбы и при касании этой штуки с землёй будет взрыв.
– Торос, 204й к работе готов, – запросил разрешения на сброс у авианаводчика Гусько.
– 204й, я Торос, разрешил работу, после выход влево.
– До точки сброса 5 секунд. Внимание… сброс! Ухожу влево! – громко сказал в эфир Савелич, и отправил в полёт двух «чугунных» парашютистов.
Начинаю считать до пяти, уже готов нажать кнопку сброса, а сам смотрю на цель, и как на это реагируют духи.
– 206й, сброс! Ухожу влево, оружие выключил! – доложил я и, включив форсаж, ушёл за хребет, взбираясь всё выше и выше в небо.
Бомбы сбросили все. Теперь осталось дождаться результатов.
– Торос, от группы спасибо за работу, береги себя, – попрощался с ПАНом Гусько, но тот сразу не ответил. – Торос, 204му.
– 204й, я Торос, отработали хорошо! Духи повелись! Мягкой посадки, мужики!
Хорошо ощущать себя, выполнившим поставленную задачу в срок и с нужным результатом.
Штатная посадка, заруливание, и снова вопросы о состоянии Буянова. На стоянке информации мало. Всё же, техникам надо работать.
Дубок, когда мы с ним зачехляли самолёт, сказал, что Гавриловичу выделили новую кровать и обязали спать на ней.
– Девушка приходила, Оленька. Врач наш. Вот и рассказала про комэска. Тоже в Союз пошлют его. Комиссии эти ваши проходить. Пока летать не будет, – продолжил он, вставляя заглушку в воздухозаборник. – Сергеич, иди, отдыхай. За сегодня ты в воздухе дольше был, чем на земле.
Только при этих его словах, я ощутил, как мне хочется сейчас оказаться на своей скрипучей кровати в модуле. А лучше зайти в душ и ополоснуться. Да и форму бы надо постирать. Комбинезон уже начал покрываться солевыми следами.
В классе народу было много. Дежурные экипажи, естественно, отсутствовали. Как и вертикальные братья, которые продолжали работать в районе действий пехоты.
А вот ещё двум дежурным звеньям было очень некомфортно. Им место отдыха было определено в классе для подготовки. Для этого и кровати сегодня сюда поставили и чайно-бытовой уголок организовали.
Замполиты принесли подшивки газет, а самые рукастые из дежурных лётчиков пытались настроить старенький телевизор «Рекорд», который показывал пока только серую паутину.
– Серёга, как догадался, что духи поведутся на такой развод? – спрашивал у меня Гусько, расхваливая меня перед остальными.
– Предположил просто. Да и они же обычные люди. За наши лётные головы дают много афганей, а люди всегда любили, и будут любить деньги, – ответил я, присаживаясь рядом с лётчиками нашего полка.
– Гадалка! – махнул рукой в мою сторону Барсов, но эта его реплика потонула в словах остальных присутствующих.
Ребров не мог пройти мимо и вставил свои пять копеек.
– Родин, генератор ты переменно-постоянный, опять творческий подход применяешь в полётах? – улыбнулся Вольфрамович, когда ему рассказали о моём сегодняшнем проходе на сверхзвуке. – Вот, надо было тебя драть ещё сильнее в училище. Глядишь, как Вася Сталин к 26 годам и армией округа будешь командовать.
– Рано мне ещё командовать, Гелий Вольфрамович, – поправил я Реброва.
– Будешь. Максимыч, дадите пацану звеном командовать через год, как старлея получит? – спросил он у Гнётова.
– Как вести себя будет. Но развивается в верном направлении, – ответил ему Григорий Максимович, который дремал на кровати.
О моих сегодняшних подвигах поговорили ещё пару минут. Катапультирование Гавриловича обсуждали сегодня весь день, так что я оказался свежей темой для разговора. Плюс, Гусько находился в приятном шоке от такой идеи.
А вот Марик продолжал выглядеть как синьор Помидор из «Чиполлино» – злой, передёргивается от каждого смешка и так и норовит отобрать у меня какую-то «конуру». Точнее, жаждет переместить на себя внимание, а то стали все забывать парня после его героического, но, отчасти, случайного попадания в здание, где прятались члены отряда «Чёрный аист».
Через пару минут вошёл генерал Модяев. Усталой походкой, снимая с головы кепку с красной звездой, Иван Фёдорович подошёл к карте и начал пристально на ней что-то рассматривать.
– Первый день мы закончили, сынки, – сказал генерал, положив головной убор на стол. – Есть, у кого что сказать?
Руку поднял Томин, который пришёл вместе с генералом, и подскочил со своего места.
– Работаем сидя. Сегодня скачков, взмываний, пикирований и других манёвров хватало, – усадил Гавриловича на место Модяев.
– Товарищ генерал-полковник, в чём была задержка с первым вылетом? Сами понимаете, что потом…
– Понимаю, полковник. Но ты на войне, а не на полигоне. Всё просчитать нельзя, – хриплым голосом сказал Иван Фёдорович. – Причина банальна настолько, что я её даже озвучивать не буду. Все, кто был виноват в случившемся, уже получили от маршала Соколова направление и приказ о переводе в более привлекательные места для службы.
Вот это раз! Значит, где-то косяк был со стороны полка в Ханабаде. Кто же там мог так накосячить, что целый полк новых Су-24х так и не пошёл на задачу.
– Чего молчите, как сычи? – резко сказал Модяев хриплым голосом. Накричался сегодня на штабных ребят, Иван Фёдорович. – Да, развелось много бездарей в ваших округах. Сидят и объясняют мне, что без митинга и плакатов не может полететь полк на боевой вылет. А без проверки обмундирования, лётчику никак нельзя. Или как же так – лётчик не прослушал лекцию и теперь на передовой у нас необразованный офицер. Что за бред?! Ох, Павел Степанович был сегодня зол на этих идиотов.
Под этим именем и отчеством скрывался, как я понял, главный маршал авиации Кутахов. Видимо, на прямой связи с начальством в Москве, наш командующий.
– Ладно, чтоб вас сильно не задерживать, быстро разберём недостатки и пойдём отдыхать, – сказал Модяев и взял указку со стола.
Вкратце, всех усилий авиации было недостаточно. Масуд понёс большие потери, но скрытые резервы духов в ущелье оказались гораздо более обширными.
– Крупнокалиберные пулемёты и грамотно расставленные расчёты ПЗРК не давали нам развернуться, – указывал Иван Фёдорович на выявленные скопления духов на карте. – Как мне докладывал руководитель операции, многие из вас самоуправствовали, меняя схемы захода «на коленке». Совсем оборзели, сынки?
Камень в наш огород. Но ведь порой с борта Ан-26 давали уж слишком трафаретные команды. Как будто сценарий зачитывали к детскому утреннику.
– Иван Фёдорович, действовали по обстановке, – взял слово Гаврюк. – Противник грамотно расположился на склонах, а это значит, что атаковать нужно было ему в лоб. Опасность пулемётов и всего остального, чем можно нас сбить, при данном манёвре минимальная.
– Согласен, – кивнул Модяев, наливая себе стакан воды. – Но строй ломать не надо, а то некоторые чуть друг друга не посшибали в этих ущельях. И где ваши атаки со стороны солнца?
Стоящее замечание. Про это сегодня вообще никто не вспоминал, хотя важный момент. Генерал выпил воды и продолжил разбор.
– Про обозначение целей. В каждой группе предусмотреть наличие у старшего группы реактивных снарядов С-24. В ночных условиях пока не рассматриваем.
Такая установка тоже верная. Ведущий группы заходит, обозначает и потом вся группа высыпает бомбы в это же место с необходимым интервалом. Надёжнее работать так, а не только полагаться на авианаводчика.
– Теперь момент с катапультированием. Если вам сказали на аэродром, значит, развернулись и назад! – повысил голос Модяев и зашёлся в долгом кашле. – Вертушки уже в районе, а пара героев продолжает крутиться над горами. Ещё и пугает этих… да как их зовут?!
– Моджахеды! – хором подсказали собравшиеся.
– Вот-вот, они самые, – кивнул генерал и пошёл за стол. – Я знаю, что вы чувствуете, когда сбивают своего товарища или командира. Уж поверьте, за годы войны не раз и не два прикрывал сбитых лётчиков. Но есть общий план, замысел и последовательность действий. Возможно, этих самых минут и не хватит, чтобы десант смог с успехом высадиться.
Странно, на какие же данные опирается Модяев? Вертолётчики явно бы врать не стали, в какое время подошли в район. Да и зачем вообще выносить этот момент в замечание, если не повлияли эти несколько минут на дальнейший ход событий? Кажется, тот самый руководитель операции на борту Ан-26 решил найти виновных среди невиноватых.
– Товарищ генерал, – поднял руку Бажанян и Модяев дал ему слово. – Я находился в том районе с лейтенантом Родиным…
– Это 206й? – переспросил Иван Фёдорович. – У него сегодня очень непростой был день. Сколько раз могли сбить сегодня, сынок?
– Противник или свои? – переспросил я.
Генералу шутка понравилась. Хмурое выражение лица сменилось на сдержанную улыбку. Он даже подошёл ко мне и взъерошил волосы.
– Это говорит о том, что держать ухо надо в остро! На 360° крутить головой, ясно сынки?
– Так точно! – в очередной раз ответили все хором.
– Продолжай, подполковник.
Бажанян рассказал о ходе прикрытия Буянова. Как вели себя духи, что видел он сам и какие позиции были поражены.
Ну и главное, кто дал команду, что катапультироваться надо именно в том направлении, а не на север в сторону Саланга? Там, как раз и не было духов.
– Много слов, подполковник. Сейчас придёт новый руководитель операции, который сегодня работал на Ан-26 и переговорим на этот счёт, – сказал Модяев, присаживаясь за стол. – Разрешаю всем тужурки снять, жара невозможная, – покряхтел Иван Фёдорович, снимая с себя куртку и оставшись в одной тельняшке.
– А почему не полковник Павлов сегодня руководил операцией, как и было запланировано? – теперь свой вопрос задал Ребров.
– Вот эти вопросы, сынок, обсуждаться не будут. Без вас решим кого, и куда нам ставить.
В дверь постучались, и на пороге появился тот самый боевой кабанчик Хреков. Довольный, но уставший.
– Разрешите, войти? – спросил генерал.
– Да, сынок, входи, – сказал Модяев и достал пачку сигарет. – Знакомьтесь, сынки, ваш новый руководитель операции.
Етить колотить! Нашли, кого поставить! Полный звездец нам пришёл.
