Михаил Белозёров
Марсианский стройбат
– Ты бы не гонял так, сукин сын…
Он подполз, уселся в кресло справа и посмотрел в иллюминатор. На земле что-то изменилось. Тёмные до этого улицы были залиты огнём. Солнце едва просвечивало сквозь густые клубы дыма.
– Куда летим? – простонал Жора Генацаревский.
– Надо бы найти полковника, – напомнил Вовка Жуков
– Из-за этого? – Жуков кивнул на крикуна.
– Из-за этого тоже. Ты знаешь, куда лететь?
– Знаю.
Внизу на улицах города, который казался давно умершим, разворачивалось сражение.
* * *
Тех крикунов, которые управляли роботами, убили быстро. Они даже пикнуть не успели, не то что закричать. И вообще, по сравнению с другими крикунами, эти были какими-то малахольными, как церковные послушники.
– Должно быть, мозгляки… – пренебрежительно высказался здоровяк Мамиконов, перешагивая через труп, от которых поднимался удушливый, синий дымок, словно горела и плавилась электроника. – Что-то я совсем с ними запутался, то они кричат, то они не кричат. Обормоты!
Капитан Парийский возмущённо посмотрел на него, но не возразил, должно быть, ему претила сама мысль убивать инженеров и учёных – пуст даже они и немарсианские инженеры и учёные. Он давно подозревал, что они имеют дело с какой-то неведомой цивилизацией, которая устраивает налёты на Марс. Но эта мысль была настолько смелой, что капитан Парийский ни с кем ею делиться не посмел. Даже с врачом Давыдовым и другом Андреем Лобастовым. Но факты говорили сами за себя, и Мирону Парийскому всё труднее было их игнорировать.
Турес топал копытами по машинному залу и добивал крикунов, стоило кому-то пошевелиться:
– Живучие гады…
Руки и ноги жили отдельной жизнью. Особенно руки. Обрубки шевелил пальцами, и жизнь из них уходила очень медленно. Как из лапок пауков-косиножка, думал Сергей.
– Давай… давай… – согласился с ним Сергей, выплеснув из посоха струю энергии в сторону крикуна, который приподнялся на колено.
В отличие от других помещений, машинный зал был чистеньким и ухоженным, без привычных сталактитов и сталагмитов. Только по углам серебрились кристаллы гематита.
– Я всё не пойму… – произнёс Мамиконов.
– Чего?.. – оглянулся Сергей.
– Из чего крикуны сделаны?
– Из неживой материи… – насмешливо сказал Сергей. – Жора, не задавай глупых вопросов.
– А почему глупых? Я с крикунами хочу разобраться!
Вроде бы уже мёртвые, они вновь и вновь оживали на глазах. «Умная пыль» делала их бессмертными. Одному оторвало голову – крикун нашёл её и водрузил себе на плечи.
– Вот же, бестия живучая! – изумился Мамиконов, поднимая боевой посох, чтобы добить.
– Стойте! – крикнул капитан Парийский. – Он что-то хочет сказать!
Сергей на всякий случай тоже взял крикуна на прицел. Крикун молчал целую минуту, потом зашипел, как испорченное радио:
– Роботов… роботов… не останавливайте, иначе…
Силы, видно, оставили его, он упустил голову, попытался её поймать, но она покатилась по полу, как мяч, а тело осталось стоять.
– Отстрели ему ноги, – сказал Турес, – а то ведь оживёт, зараза.
– Сам отстрели, – сказал Сергей и пошёл вдоль пультов, разбивая их струей энергии из боевого посоха. Помещение наполнилось клубами белого дыма. За толстыми круглыми окнами умные роботы обихаживали термоядерный реактор, похожий на огромную консервную банку. Они возились с чем-то смахивающим на огромные компрессоры и огромные же вентиляторы, а до всего остального им не было никакого дела. У них были не рубиновые, а спокойные глаза зелёного цвета. Вот так-то… – почему-то умиротворенно думал Сергей, настраиваясь на благодушный лад. А у нас на Земле ещё не освоили термоядерную реакцию… У нас только подбираются… Это ж сколько энергии… Еханый бабай! Он стал припоминать и наконец вспомнил, что из трёх ведер воды можно извлечь столько энергии, сколько её во всей Сибири в земле лежит. Ого! – думал он. Ого! Нет, конечно, такой реактор разрушать нельзя. Это было бы настоящее преступление! За всеми этими рассуждениями, однако, он обратил внимание, что впервые за время пребывания на Марсе аппаратура показала наличие радиации. Надо было уходить и заваливать входы, как говорил Пантигера. И делать ноги. А вот что дальше, он не знал. Не обсуждали они это. Никто не обсуждал, как выбраться на поверхность. Нового горизонта событий он не видел. Не у всех скафандры целые, а у Туреса и Пантигера их вообще нет. Как Турес собирается попасть в Городок-Один – великая тайна. Может, у него есть свой тайный план, как впрочем, и у Пантигера?
– Уходим! – скомандовал Сергей. – Время кончается!
В этот момент их и подловили – как заигравшихся котят. Крикуны подкрались незаметно, из-за поворота, из тайных, чёрных дыр, из крысиных нор. Высыпали толпой. Сергею, который глубже всех зашёл в пещеру, не только опалило бок, но и отшвырнуло пламенем. Хорошо хоть он за мгновение до этого опустил шлем скафандра. Одновременно тонко и дико завыли крикуны.
Сергея отбросило на толстое стекло реактора, и он ударился затылком. В голове словно взорвалась световая граната. На мгновение он потерял связь с реальностью. Крикуны проскочили мимо, посчитав его убитым. Они вовсю голосили, периодически изрыгая пламя. От их крика некуда было скрыться. Он лишал воли, забирал последние силы и делал мир нереальным, фантасмагорическим.
Сергей поднял руку, с безразличием разглядывая, как пламя лижет перчатку. Ему показалось это даже смешным, ведь «булат» не горит. А потом, когда оно опало, с трудом приподнялся и плохо соображая, что делает, росчерком боевого посоха срезал толпу крикунов. Все рухнули, а один оказался юркий, как блоха, долго прыгал по машинному залу и даже сумел забраться под потолок, где был боевое пост. В панике, не надеясь на крик, он изрыгал пламя во все стороны. Горели стены, горел потолок, грели трупы крикунов. Сергей вслепую всё же достал его, прежде чем он юркнул за камни. Крикун с протяжным стоном сорвался вниз, но поднялся и, видно, потеряв ориентацию, кособоко пошёл куда-то в глубь пещеры, призывно сипя, как проколотое колесо, и тычась в стены.
Сергей добивать его не стал – времени не было. Где-то внутри горы слышалось ответное сипение. Пятясь, как краб, и ежесекундно ожидая выстрела или парализующего волю крика, Сергей отступил в предбанник. Он был пуст. Белели только обрывки бинта. Под норами хрустнула пустая ампула. Сергей выбрался в коридор. Там тоже никого не было. Позади снова раздался жуткий, душераздирающий вой. Задевая о плечом стены, Сергей поплёлся к лестнице, как водолаз, которому мешает течение. Но люк оказался наглухо закрытым. Под лестницей валялся брошенный посох. Сергей подхватил его и двинулся дальше. Крикуны были где-то рядом. Они кричали. Но, не видя противника, делали это больше для проформы, чем для дела. В этот момент почти погас свет. Фонари под потолком стали не ярче спички в ночи. Должно быть это и спасло Сергея. Он завернул за угол, и крики крикунов стали тише. Потом он свернул ещё раз, и ему стало совсем легко. Туман в голове рассеялся, и сознание прояснилось.
Ага, думал он, вот как оно действует. Правда, тревожное ощущение беды так и не покинуло его. Куда же все делись? – думал он, освещая себе путь огоньком на кончике посоха, и наткнулся на открытый колодец, который вел вверх. На следующем уровне было светлее. Здесь в низком сводчатом коридоре его внимание привлек очень знакомый звук. Там мог двигаться только лифт, задевая за стены колодца. Сергей побежал на звук, держа перед собой боевые посохи, как рогатины. Сводчатый коридор вывел его в знакомые помещения. Да это завод, сообразил он, разглядев в полумраке перила и лестницы цеха. Знакомые роботы с рубиновыми глазами по-прежнему делали аннигиляционные бомбы.
В этот момент дверцы лифта со скрежетом открылись и оттуда высыпали крикуны, вооруженные лазерными винтовками. В темноте Сергей не разобрал и даже окликнул:
– Жора!
И только когда раздался знакомый свист, предвещающий смертоносный крик, выстрелил из обоих боевых посохов.
Никто из них не ушёл. Даже шага не успел сделать. И только один долго смотрел на Сергей, не в силах пошевелиться, пока Сергей не убил его прицельным выстрелом в голову. После этого он заскочил в кабину лифта и нажал кнопку первого уровня. Двери закрылись. Кабина нехотя дёрнулась и поползла вверх.
У Сергея не было сил, он сел на пол и стал ждать. Как назло, лифт двигался долго и нехотя. Иногда он застревал.
* * *
Полковник Бастрыкин так и не застрелился. Он выпил полбутылки коньяка, посмотрел в небо, ожидая увидеть привычные земные звезды, но вспомнил, где находится, при каких обстоятельствах, и приуныл пуще прежнего.
Я всегда не дотягивал, подумал он. Всю жизнь. Мне потенциально не везло. Я никогда не выходил победителем. Даже здесь на Марсе. Хотя и не проигрывал. Такая у меня судьба, такая натура. Никуда от этого не денешься, потому как некуда. Не стреляться же, действительно, и засунул пистолет в кобуру.
Он воевал одиннадцать лет. Слишком много для одного человека. Вредно для здоровья и души. Душа-то ни в чём не виновата, думал он, вспоминая длинную-длинную войну. Я даже не помню, когда она началась, а главное – когда закончилась. Я словно до сих пор воюю. Иду в атаку с криком «Ура!» А главное – не выиграл. Нелепая привычка жить и думать, стараться впустую.
Впрочем, надо было действовать, а не распускать нюни. Какая разница, как я умру, подумал он, и окончательно встряхнулся. Не суть важно, что на Марсе, что на Земле. Есть такая заповедь у разведчиков: «Не ной, не скули и не ищи другой смерти, а забирай свою и проваливай!»
Чёрный, удушливый дым стлался над тротуаром, из окон через дорогу било пламя, наискосок что-то грохотало и елозило. Оттуда ударила волна жара. Но самое удивительное заключалось в том, что у полковника оказался вчистую разбитым стекло шлема, а лицо – порезано осколками. Вначале он не заметил этого – даже приложившись к фляжке и, только закашлявшись, обратил внимание, что дышит не через РС, а грязным воздухом пещеры. Как и когда с ним это произошло, он так и не понял. Времени удивляться не было. То, что елозило невдалеке, урча, выбралось из-за дыма на перекрёсток, превратилось в странный танк с короткой, толстой пушкой, похожей на хобот. Эта пушка, как хобот у слона, изгибалась и поворачивалась во всем стороны. А стреляла она белесыми шарами, и они с тихим жужжанием, расширяясь в полете, ударяли в здание, прилипали к стенам и горели ровным мерцающим светом. Камень плавился и стекал, как стекает расплавленный шоколад. Вот это да, удивился полковник и привычно стал делать обходной маневр. Однако ещё один такой же танк показался сзади и принялся сжигать дом, выходящий углом на площадь. За танком мелькнули странные люди с оружием в руках. Над ними пронеслось удивительный самолет, похожий на огромную стрекозу.
Бастрыкин быстро сообразил, что делать. Рыбкой нырнул в окно первого этажа и, не разбирая дороги, побежал вглубь помещения, путаясь в грудах слежавшегося мусора, ежесекундно ожидая выстрела в спину. Он радовался, что не забыл прежних навыков и что тело слушается его по-прежнему. Мешал только живот. Но это, рассуждал полковник, дело поправимое. Побегаю, попрыгаю, и рассосётся.
Он уже ощущал себя, как в горах Дагестана и Чечни – ловким и сильным, вдруг сквозь треск и грохот различил голоса:
– Ты только поджигай в последний момент, а то не успеешь… – бубнил кто-то так буднично, словно разговор шёл о спичках.
– Хорошо, батя, хорошо… привяжи мне на спине покрепче, а то болтается. А я скину через голову…
Сжимая, как казалось ему, бесполезный пистолет, Бастрыкин на цыпочках подобрался к дверному проёму и выглянул. Беседовали двое странных типа: приземистые, остроухие с серой, как у мышей кожей. У полковника мороз пробежал по коже: точно таких существ он когда-то видел в детской книжке, когда читал дочери сказки. Гномы, подумал он. Нет, гоблины. Точно, гоблины! И лица у них такие же зверские, а у старшего – бульдожий прикус. Сам не замечая, что делает, полковник перекрестился и снова выглянул. Но гоблины никуда не делись. Мало того, тот, что помоложе, на котором висели две канистры – спереди и сзади, посмотрел на танк, который плавил здание наискосок, неуклюже вылез наружу через оконный проём и был таков. Оставшийся в здании гоблин, пригнувшись, следил за ним. Бастрыкин, как завороженный, сделал шаг и тоже стал смотреть во все глаза на смертника.
Гоблин бежал поперек улицы. Его заметили. Мимо, как косой снег, мелькали голубоватые «спины». И хотя Бастрыкин никогда не видел их воочию, он сразу понял, что это лазер: дымок от «спинов» то там, то здесь – словно ниоткуда – возникал под ногами гоблина.
Молодой гоблин всё бежал и бежал. Ему везло. Дым маскирует, сообразил Бастрыкин.
– Ну давай! – сам не замечая того, заорал он. – Ну давай же! Давай!
Они орали со старым гоблиным в унисон:
– Давай! Давай! Давай, сынок!
Казалось, время тянется, как резина. В тот момент, когда молодой гоблин оказался рядом с танком, его подстрелили. Он как будто споткнулся на бегу – на одно единственное мгновение. Сделал падающее движением и, уцепившись за гусеницы, подтянулся на руках. Танк словно ощутил прикосновение. Он хищно изогнул хобот и плюнул белесым шаром. Шар, жужжа, как швейная машинка, отрикошетил от мостовой и улетел куда-то вбок. Гоблин сорвал канистры и сунул их под катки. Но в него ещё раз попали. Гоблин склонил голову и некоторое время не двигался. Танк осторожно пошевелил гусеницами, словно пробуя безопасен ли путь. Он стал медленно и осторожно пятиться назад и чуть боком, наезжая на молодого гоблина.
Старый гоблин не выдержал и в отчаянии ударил кулаком в стену.
– Варсис! – крикнул он так, что на пару секунд все звуки смолкли. – Варсис!
Гоблин словно услышан и поднял голову, слабо махнул рукой, и вдруг танк, который считал, что уже выбрался из ловушки, вспыхнул, как свеча, бордовым пламенем, окантованным жирной, чёрной копотью.
– Слава Варсису! – воскликнул старый гоблин и оглянулся.
По его лицу текли слёзы.
Танк ещё попробовал спастись, стряхнуть с себя пламя. Он, как слепой ткнулся в цоколь небоскреба, оставив на нём копоть, пошёл юзом, куроча мостовую, и взорвался с таким грохотом, что содрогнулись стены. В окно ударила волна жара. Часть стены обрушилась, и полковник Бастрыкин некоторое время ничего не видел и не слышал, а потом обнаружил себя бредущим за старым гоблиным. В левом ухе гудело. Ступени уводили в подвал. Когда глаза привыкли, он увидел множество народа. Все смотрели на него и на старого гоблина.
– Варсис ушёл от нас! – сказал старый гоблин, стоя на верхушке лестницы.
Откуда-то из темноты возник другой гоблин и сказал:
– Мы гордимся тобой и твоим сыном! Слава Варсису!
И из углов раздалось:
– Слава! Слава!!!
– А кого ты привел?
– Это человек из экспедиции.
– Ты, правда, с поверхности? – спросил гоблин, у которого тоже был чудовищный перекус, а клыки белели с темноте, как фарфоровые.
Полковник подумал, что, должно быть, у всех старых гоблинов на этой планете бульдожий прикус.
– Правда, – ответил Бастрыкин. – А вы кто, повстанцы?
– Мы марсиане, – ответил всё то же гоблин.
Полковник Бастрыкин впервые за много лет почувствовал себя в своей стихии. Вот, оказывается, чего я искал все эти годы, подумал, то, что оставил в юности. И вот зачем попёрся на Марс! Слава судьбе! Отведу душу.
– А что за оружие у вас есть? – спросил он.
– Товарищ полковник… товарищ полковник… – кто-то скромно подёргал Бастрыкина за рукав.
Бастрыкин оглянулся. Перед ним стоял сержант Бурко – грязный по уши, с грязными потёками на лице и глубоко несчастный.
– Так, боец, приведи себя в порядок, а потом доложишь по уставу.
– Есть по уставу! – обрадовался Бурко и убежал умываться.
Бастрыкина повели вглубь подвала.
– Меня зовут Дадимом, – сказал гоблин, который был старшим. – Здесь почти всё население квартала.
– А меня Афанасием Петровичем. Сколько у тебя бойцов, Дадим?
– Так… вот… – он четыре раза разжал и сжал кулак.
– Понятно, – сказал Бастрыкин. – Не густо…
Он не мог оторвать взгляда от чудовищного прикуса гоблина.
– Это только здесь. А через квартал отряд Милана в триста человек.
– А оружие?
Что толку от вас, если оружия нет, подумал Бастрыкин, озираясь. Под стенами сидел марсианский люд. Что-то ужасно вонючее варилось в котлах. Бастрыкину захотелось есть. Коньяк разбудил аппетит. Атласные одеяла были расстелены прямо на земле. Старая женщина, опять же с тем же самым чудовищным прикусом, одетая в цветастые юбки, водила за собой собачонку, привязанную цепочкой к лодыжке. Всё это напомнило полковнику цыганский табор.
– Какое нас оружие? – горестно вздохнул старый гоблин, чей сын взорвал танк. – Хлам один. Да мы и не научились им пользоваться.
– А ну покажите! – приказал Бастрыкин.
Его куда-то повели, освещая путь факелами, они спускались ещё глубже, шли по каким-то запутанным переходам. По всем расчетам Бастрыкина миновали улицу и попали в соседний квартал. Рядом незаметно появился давешний боец, и Бастрыкин расспросил его. Оказалось, что произошло следующее. Мишка Кораллов и Есеня Цугаев отбыли вместе с капитаном Чернаковым, который приказал ему – Денису Бурко, охранять подступы к лифту.
– Больше я их не видел. И «длинной» связи нет… – сержант всхлипнул.
– Продолжай дальше, – велел полковник.
Рассказ Бурко согласовывался с тем, что знал полковник, а значит, сержант не врал.
Бурко, путаясь, и слегка выгораживая себя, объяснил, что налетели какие-то пчёлы, и он от страха побежал. Полковник едва его не похвалил: «Молодец!» Однако сдержался – нечего распускать подчиненных.
– Так вот я, собственно… и здесь… – закончил Бурко, не зная похвалят его или накажут.
– Что ж ты пост, сержант, покинул? – не удержался полковник. – Приказа не выполнил?
– Так… пчёлы же… – жалобно шмыгнул носом Бурко.
Он ещё не добавил, что его охватило страшное чувство одиночества и беззащитности. Но об этом говорить было нельзя, это всё равно, что признаться в онанизме, подумал Бурко.
– Знаю, знаю, – отмахнулся полковник. – В общем, жизнь сохранил. А это уже главное. Будешь мне помогать.
– Есть помогать, – обрадованно козырнул Бурко.
Вот шлем у него открытый, подумал полковник. А это плохо. Зачем он его открыл? При каких обстоятельствах? Почему не берёгся? И только хотел задать все эти вопросы, как идущий впереди гоблин Дадим сказал:
– Вот что-то похожее на оружие. Однако мы ничего не можем понять.
Бастрыкин отстранил его в сторону и в неровном свете факелов увидел армейские контейнеры. Только очень старого образца. С души у него отлегло. Если в них находится то, о чём я подумал, то нам несказанно повезло, решил он.
– Открывай! – скомандовал он и с облегчением вздохнул.
Первый контейнер был под завязку забит РПГ-7. Во втором, как он и предполагал, в ящиках лежали, как новенькие, АК-47. А в третьем контейнере вместе с патронными цинками был ящик со старым добрым пластитом в брикетах, завернутым в коричневую вощёную бумагу. Такая взрывчатка могла храниться хоть сто лет.
Ну теперь мы на коне, с облегчение подумал полковник. Теперь мы им дадим по шапке, решил он, с благоговением вынимая из ящика АК-47 и щелкая затвором.
Полковник Бастрыкин только не задал гоблинам вопроса, откуда на Марсе земное оружие. Раз оно есть, значит, но есть, подумал он и подозвал сержанта Бурко.
– Умеешь с этим обращаться? – показал на взрывчатку.
– Умею, я начинал сапером.
– Ну и отлично. Отберёшь себе шестерых гоблинов и научишь их обращаться со взрывчаткой, но, естественно, где-нибудь подальше в развалинах. На всё про всё у тебя полчаса. Понял?
– Так точно, – лихо козырнул Бурко.
Вот это в сержанте и понравилось полковнику. Исполнительный – это хорошо, подумал он и занялся гранатометами. Затем он попросил Дадима показать своё воинство. Пока они шли по длинным туннелям и бесчисленным переходам, Дадим принялся рассказывать историю Марса.
Оказывается, что город назывался Сен-Пал и что ему тысячи лет. А заселен он тремя родственными расами: камбунами, белыми муранами и ими – серокожими аборигенами, похожими на земных гоблинов.
Всё это ему в двух словах сообщил Дадим.
– Нас, Афанасий Петрович, больше всего.
– А кого меньше?
– Камбунов. Вымирающая раса… Потом ваши пришли…
– Ну да… – согласился полковник, всё ещё радостно ощупывая АК-47 и не веря, что в руках у него привычное оружие.
Он забил патронами три магазина. Через пять обычных патронов вставлял один трассирующий и всё время думал: «Ну теперь повоюем… повоюем…»
– Целых двадцать лет они жили здесь.
– Каких двадцать? Кто? – страшно удивился и решил, что Дадим заговаривается.
– Ваши, такие, как и ты.
– Ага… – только и сказал страшно озадаченный Бастрыкин. – Рассказывай!
Он сразу сообразил, что по земным меркам – это все сорок годков. Когда же Дадим поведал о землянах, прилетевших на Марс, много-много лет тому назад, у полковника отвисла челюсть. Должно быть, вид у него был настолько глупый, что Дадим едва не рассмеялся. Или засмеялся, да Бастрыкин не понял. Клыки у аборигена просто клацнули. Несомненно, земляне выглядели смешными в таком состоянии.
Вот откуда оружие, сообразил Бастрыкин. Вот какая тайна была у Советского Союза. Ай, да коммунисты, ай, да сукины дети! Он с жадностью накинулся с расспросами, но Дадим практически всё уже сказал, лишь добавил, что люди с Земли жили на другом краю города.
– Ракета развалилась от времени, а контейнеры кто-то давным-давно сюда притащил и спрятал.
– А земляне где? – с жадностью спросил Бастрыкин.
– Да кто их знает. Ушли куда-то. Их всего трое и осталось.
– Ну что, Дадим, будем воевать, – сказал Бастрыкин, потирая руки и полагая, что встречу в соотечественниками придётся отложить на потом. Главное – борьба с иноземными танками.
Наконец они пришли. Как только Бастрыкин увидел своё воинство, сердце его упал. Войны Аллаха в Афгане по сравнению с туземцами Марса все поголовно были Эйнштейнами, ну в крайнем случае – Велиховыми. Перед ним же стояли человекообразные существа словно из племени людоедов страшных Соломоновых островов. Однако недостаток интеллекта у аборигенов с лихвой покрывался энтузиазмом. Они тут же побросали свои копья и стрелы и вцепились в автоматы.
– Стоп! Стоп! – страшным голосом закричал полковник. – По очереди. Построиться в шеренгу.
Но аборигены Марса не знали, что такое шеренга.
– Ты будешь первым, ты – вторым, ты – третьим… – полковник расставил гоблинов по росту. Запомнили?
– Запомнили… – хором ответили гоблины и снова потянулись к «калашу», как к страшно занимательной игрушке.
Явился Бурко с ещё более страшными туземцами – со зверскими лицами, с волосами, растущими от переносицы.
– Ну что?.. – осведомился Бастрыкин.
– Задание выполнено! – заорал Бурко.
– Да тише ты! Я спрашиваю, как они?
– Дак-х-х… научил, как положено.
– Что, в два счета? – не поверил Бастрыкин и посмотрел на своё воинство.
– Ну да… – не по уставному, но бодро ответил сержант.
– Ладно… – многозначительно согласился Бастрыкин. – Ну вот ты, – он обратился к самому тупому, зверообразному, как ему показалось, гоблину, – как с этим обращаться? – и взял в руки пластита и взрыватель с бикфордовым шнуром. – Собери!
Оказывается, Бурко позаботился даже о палочке, которой гоблин сделал в пластите отверстие, вставил в него взрыватель с бикфордовым шнуром, хитро поглядывая на Бастрыкина и своёго учителя – сержанта Бурко, и тут же поджег его от фитиля, который, как фокусник, извлек откуда-то из рукава.
Реакция полковника была мгновенной. Он выхватил пластит из рук гоблина, резким движением, вырвал из неё бикфордов шнур со взрывателем и отшвырнул его в угол подвала.
Наступила гробовая тишина. Через три секунды взрыватель взорвался громко, как пистолетный патрон.
– У тебя все такие?!
– Так точно, все! – ничуть не конфузясь, ответил сержант Бурко.
– Ну иди, обучишь их ещё связкам с задержкой взрыва на пять минут.
– Есть!
– А за этим пригляди особо. Что-то у него с чувством самосохранения не в порядке.
– Да нет, это у него такой юмор.
– Ну так пусть больше не юморит. Объясни ему. А то без головы останется. Ладно бы без своей. А то других подорвёт. Понятно?
– Так точно!
– Ну иди исполняй.
* * *
Стрекоза появилась в самый неподходящий момент – когда Сергей пересекал старый парк. Угольные «деревья», похожие на ёлки с осыпавшимися иголками, не давали даже тени и поэтому не могли служить укрытием. Унылые окаменевшие пеньки от настоящих древних деревьев торчали то там то здесь, но их было слишком мало. А о том, чтобы зарыться в рыжий песок, и думать не хотелось.
Стрекот крыльев раздался как раз, когда он выскочил на свежий воздух из лабиринта запутанных коридоров. Он уже чувствовал, что выбрался, потому что по коридорам вовсю гулял сквозняк, но всякий раз сворачивал не туда и упирался или в тупик с непонятной дверью, или – в лифт. Двери он открывать боялся, а лифты могли двигаться только вниз. Внизу Сергей уже был. Потом когда вдали мелькнул белый свет, Сергей побежал по направлению к нему и через мгновение очутился на воздухе. Оказывается, выход был почти декоративным – в центре парка, за фигурной дверью, рядом с разрушенным фонтаном. На горизонте белели уже знакомые серебристые ступенчатые небоскрёбы. Где-то рядом должна была течь река Шкабарь, вспомнил он. Со стороны города слышались непонятные звуки, похожие на глухой кашель «калашей». А так как это не могло быть по определению, то Сергей решил, что ему показалось. Однако вскоре он сообразил, что в городе идёт настоящее сражение.
Стрекоза пролетела было мимо. Сергей уже было вздохнул с облегчением, как вдруг она сделала петлю и зашла на боевой курс. Ему пришлось спрятаться за тем, что когда-то было клумбой, и притвориться мертвым. И никакого тебе горизонта событий, успел подумать он.
Первая очередь прошла: «Шу-х-х-х!..» прошла мимо и оправила камни и песок справ и слева от Сергея. Струйки ржавого дыма повисли в воздухе.
Сергей перевернулся на спину и увидел, что стрекоза пошла на второй заход. Ага… – подумал он. Огромные фасетчатые глаза стрекозы на мгновение отразили все краски радуги и вновь сделались цвета стали. Крикун сидящий на стрекозе, прицелился. Сергей хорошо видел его оскаленный в крике рот. Он поднял два боевых посоха и ударил за момент до того, как крикун нажал на гашетку. Две струи чистой энергии, похожие на переплетенные веревки, ударили стрекозе в голову. От этого она словно споткнулась в воздухе, перевернулась вниз крыльями и плашмя рухнула на землю. Крылья отломились и долго кружили в разряжённом воздухе. Крикун ещё был жив, когда Сергей подбежал к нему. Ему оторвало ноги. Сергей мог поклясться, что если бы крикун нашёл их, то приживил бы на место, поэтому он добил его выстрелом в голову и побежал дальше, опасаясь, что прилетит новая стрекоза и тогда ему точно не повезёт. Бесполезный пистолет АПС тяжело бил по ноге. Но выбросить его Сергей не решался, хотя патронов в нём осталось кот наплакал.
Однако после этого, уже в пригороде, к нему прицепилась цукуба. Она преследовала Сергея неотрывно, как собака-ищейка, как ночной кошмар. Стоило ему было завернуть за угол – как она появлялась тут как тут и пикировал самым наглым образом чуть ли не на голову. Даже если он проскальзывал через пустые дома, она ждала с другой стороны, словно предугадывая все его действия. Умная, гадина, зло шептал Сергей, выбираясь из очередного подвала. Когда она повторила с ним этот фокус три раза подряд, он сменил тактику: затаился в подъездах так долго, пока не затекли ноги. Но как только он вылез на свет божий, она снова висела над головой. Ух, гадина! – Сергей грозил ей кулаком. Самое удивительное заключалось в том, что шершней она не выпускала и подавала сигналы прожектором. «Стой, дурак! Стой, дурак!» – читал Сергей по азбуке Морзе. Ещё и издевался, думал он. Поэтому или по какой-то другой причине, но Сергей даже не пытался её сбить. Впрочем, как только он направлял в её сторону посохи, она делал кульбит и пряталась за ближайшими небоскребами. Ага, радовался Сергей, боится, сука! Было нечто карикатурное в том, как эта толстая, неуклюжая махина, похожая на растянутую каплю, кувыркалась в воздухе. В иллюминаторы он периодически видел белые лица крикунов, который, кажется, даже в наглую махали ему ручками. Гады, думал он. Ох, и гады. Загнать решили. Однако он с детства был хорошим бегуном, довести его до изнеможения было делом трудным и практически безнадёжным.
Как-то незаметно, но целенаправленно цукуба всё-таки выгнала его ближе к реке, где дома были совсем маленькими, угольные «деревья» – густыми и толстыми, а среди окаменевших доисторических пеньков к тусклому марсианскому солнцу тянулись чахлые создания, похожие на дубки с бледно-зелёными листьями. На мгновение Сергей даже умилился. Ему захотелось очутиться дома и побродить по саду. Гул сражения сюда почти не долетал, и было тихо, только порой на горизонте мелькали вездесущие стрекозы. Потом он подумал о Миле Дрониной, и понял, что никогда-никогда не бросит её на этой убогой планете.
Сергей сам не знал, зачем его несёт к реке. Может быть, это было неосознанное стремлением. Ведь река должна куда-то вытекать из этой необъятной пещеры, думал он, перебираясь через какие-то колючие заборы или в три погибели изгибаясь под ветками угольных «деревьев», где какие-то марсианские животные проложили тайные тропы. Может быть, она течёт даже в долину Маринера? Если это так, то можно выбраться на поверхность, а там до Городка-Один на плато Солнце рукой подать. Он уже представлял себе, как бежит к Миле Дрониной по марсианской пустыни. Её облик за эти последние часы как-то поблёк в его сознании. То ли слишком много событий произошло, то ли Сергей просто устал и вымотался, бегая от крикунов.
Тем не менее, цукуба не отставала. Сергей уже перестал обращать на неё внимание. Летает себе вокруг, ну и пусть летает. Надоедливая, как муха. Главное, чтобы шершней своих не выпустила. Тем не менее, он шёл по таким местами, где его нельзя было застать врасплох: узкими улочками и прямо через дворы, под «деревьями». Ага, злорадно думал он, поглядывая на надоедливую цукубу, боишься пузо продырявить. Он уже подумывал о том, как бы половчее сбить её, не получив в ответ атаку шершней, когда на открытом месте, похожим на футбольное поле, на котором не было совершено никаких укрытий, до него донёсся знакомый голос:
– Куда ты бежишь, дурень?! Долго мы будем за тобой гоняться?!
От удивления Сергей задрал голову и увидел улыбающуюся морду Жоры Генацаревского. О, бля, так это ж бригадир, сообразил он и, не заметив того, что растерянно сел на колкий доисторический пенёк.
