Михаил Андреевич Бедрин
Темный разум
Рука с арбалетом неспешно поднялась, и острие болта взглянуло в переносицу обреченному человеку.
– Постой! Подожди! – внезапное озарение нахлынуло на Иуду. – Скажи, а мне можно попытаться начать всё заново?! Я всё понял! Всё осознал! Я виноват. Можно ещё раз попытаться?
Жнец смотрел холодным взглядом на человека перед собой. И последнее, что услышал Иуда перед тем, как арбалетный болт пробил его переносицу, была фраза палача:
– Есть древняя мудрость человечества: «Пока ты не спросил – было можно!»
Июнь 2019 г.
Вот и всё
– Ну, вот и всё, – он устало выдохнул.
– Это С-с-смерть? – мой голос дрогнул.
– Да, но это еще не конец. Ты разве не видишь? – собеседник слегка удивился.
– А как это? А… а что будет дальше?
– Зачем ты сам себя опять обманываешь?
– Подожди! Что ты хочешь этим сказать?
– Неужели ты до сих пор так ничего и не понял? Или ты просто боишься себе в этом признаться?
– Я… я ведь умер, да? – это был самый глупый вопрос, который только можно было задать в данной ситуации.
– Д-а, – слегка растягивая слова, ответил собеседник.
– А ты? Ты – мой ангел-хранитель? – я был всё так же не уверен в собственных словах.
– Снова в точку, – ангел улыбнулся в ответ уголками рта.
– Только… – Сомнения в голосе стали почти осязаемыми. – Разве это рай? Да и на ад как-то не очень похоже.
Я огляделся. Вокруг было абсолютное ощущение пустоты. Полное ничто. Настоящее и бесповоротное.
Ангел нахмурился:
– А с чего ты решил, что что-то должно соответствовать твоим представлениям? Помнишь, однажды один мудрый человек сказал: «После смерти мы все очень сильно удивимся». Ты удивлён?! Сюрприз!
Я хватал ртом воздух, не зная, что сказать.
– И куда мне теперь? Скажи, что в рай!
– Зачем я буду тебе врать?
– Я же неплохой человек?!
– Ты?
– Ты неплохой, а гораздо хуже. Ты просто всю жизнь делал вид, что тебе не всё равно. Что тебе не насрать на окружающих. Даже пытался помогать людям, но… но не ради них, а для себя. Чтобы себе сказать: «Я – хороший, я – молодец». И после всего этого ты всё ещё ждёшь в ответ на свои поступки моего сострадания?! Не-а.
– Я не… – мой голос дрогнул.
– Просто возьми и открой эту дверь, – ангел указал рукой на висящую рядом со мной невзрачную серую дверь. Такие же ставят в дешёвые офисы.
– А что за ней? По ту сторону?
– Твой персональный ад!..
Как часто мы думаем, что делаем что-то во благо окружающих, но ищем, в первую голову, свою выгоду. И даже не задумываемся о том, что от этого кому-то может стать плохо. А потом сами себя обманываем, думая, что нас ждёт сверкающий рай с единорогами и вот этим вот всем.
Сюрприз!
Июнь 2019 г.
Стоимость трусости
Я ждал, скучая. Максим всё ещё не пришёл. Обычно, чтобы подняться на предпоследний этаж, где я жил, моему другу требовалось полторы-две минуты. Ну, это если на лифте. Окей, допустим, что сегодня лифт не работает, что бывает нередко. Тогда ему нужно минуты три-четыре. Ну, хорошо – пять. Но это уже с запасом.
Вернувшись из коридора в зал, я бросил взгляд на настенные часы. Макс позвонил в домофон уже больше семи минут назад. Странно, где его черти носят? И нет, дома, при родителях, я не матерился.
Когда пошла уже одиннадцатая минута, мне стало даже слегка тревожно. Кроме меня в этом подъезде у Максима не было ни друзей, ни знакомых. А это значило, что зайти к кому-либо поболтать он не мог, от слова совсем. Внутри противно похолодело. То самое ощущение, когда начинаешь, что называется, прямо жопой чувствовать, что происходит (или должна произойти) какая-то фигня.
Я вышел в «предбанник». Так мы называли часть подъезда, в котором было всего две квартиры: наша и соседей. Я вышел и прислушался. Нет, никто не ждал за дверью. По крайней мере, было очень тихо. Постоял с полминуты в ожидании ну хоть чего-нибудь. Ничего не произошло, вообще. Переборов волнение, я приблизился к двери в подъезд, и аккуратно приоткрыл её.
Дверь предательски скрипнула, как расстроенная виолончель еврейского музыканта.
– Снова негодяи лампочки повыкручивали… – чуть слышно произнес я и тут же осекся. До моего слуха долетели звуки какой-то… сложно сказать… Борьбы что ли?
Этажом ниже, и через один этаж, и ещё ниже света тоже не было и в помине. Каждый лестничный пролёт отбирал у меня больше времени, чем обычно. Отмерив неспешным шагом двадцать пять ступенек, я стал гораздо отчетливее слышать те звуки, что беспокоили меня ранее.
– Гони бабки! – произнёс грубый низкий голос.
Череда глухих ударов из темноты следующего этажа.
– Сколько их у тебя? Все давай! – произнёс уже другой голос, и снова несколько глухих ударов, перемежающихся с хрипами и криками боли. На секунду мне показалось, что в голос человека, кричавшего от боли, я узнал своего друга.
На негнущихся ногах, но максимально тихо, я вернулся к себе в «отсечку» и закрыл за собой дверь. Опершись о дверной косяк, я метался между вариантами своих дальнейших действий. В моей голове состоялось собрание, на нем присутствовали Совесть, Своекорыстие и Страх.
– Ну, и кто ты после этого? – в голосе Совести слышалась сталь. – Ты же последняя сволочь…
– Не слушай её! – резко оборвало оппонента Своекорыстие. – Всем на всех насрать. Тебе просто показалось. Это не мог быть голос Максима.
– Может, расскажем маме? Или папе? Или, на худой конец, вызовем полицию? Мы же не вернемся туда, правда? – голос Страха дрожал. Казалось, что ещё немного, и он расплачется.
– Так, всем заткнуться! – прокричал я мысленно.
– Чувак, ты не понимаешь… – начало Своекорыстие.
– Иди в жопу! – огрызнулся я.
– С-с-согласен, – прошмыгал Страх.
– Кто-нибудь, дайте ему салфетку! Ненавижу, когда над ухом сопли на кулак наматывают.
– Молодец. Я в тебе не сомнева…
– Ой, вот только ты не начинай!? – одернул я Совесть. – Лезешь всегда, когда надо и не надо. Всем тихо! Я думаю.
Прошли долгие минуты. Может быть, пять, а может, и все десять. Не знаю, видимо, Совесть всё же победила, или… да Бог его знает…
Правая рука нащупала тяжёлый предмет, стоящий у двери. Это был брусок около полутора метров в длину, узкий к низу и расширяющейся к другому концу (я пытался выстругать себе меч). Как только рука ощутила тяжесть дубинки, сердцебиение слегка унялось.
Стараясь не шуметь, я снова преодолел те же двадцать пять ступенек. Глядя в темноту, сжимая импровизированное оружие, я сказал нетвердым голосом:
– Макс, это ты?
Возня и шорох прекратились.
– Максим?! – мой голос стал громче и увереннее.
Внезапно послышались шаги вниз по лестнице. А через мгновение лифт заработал. Я поспешил подняться на свой этаж. Опередить кабину лифта мне, как ни странно, удалось.
Когда двери лифта разошлись на моём этаже в стороны, я увидел моего друга. Его лицо было мало похоже на привычное человеческое: кровавое месиво вперемешку с начинающими окрашиваться в яркие цвета синяками. Завершало картину отсутствие зубов. Не всех, конечно, но всё же.
С тех пор прошло очень много времени. Слишком много. Мой друг получил тогда множественные травмы, провёл в больнице две недели, его семья потратила много денег на реабилитацию. А я? Я так и не смог признаться ему в том, что я в тот момент струсил. Убежал, зассал, испугался.
Тех подонков, конечно же, нашли, осудили, и они провели положенное время за решеткой. Они уже даже успели выйти. И жизнь вроде теперь идёт своим чередом, вот только…
Только у меня по сей день в душе ощущение, что я не достоин его дружбы. Что я – последний предатель. И как хорошо могла бы сложиться судьба моего друга, если бы не моя секундная слабость и трусость. Я не знаю, может быть, именно эта ситуация и помешала моему другу совершить что-то хорошее, большое, вечное. Не знаю. Я не могу это оценить. Но я уверен точно, если бы я тогда сразу «вписался», что называется, и помог ему – жизнь была бы другой. Его жизнь была бы ярче и лучше. Я в этом абсолютно уверен.
Май 2019 г.
Слишком грустно быть бессмертным
– Ну… Что же тебя смущает?
– Никаких мелких шрифтов?
– Не-а…
– И без подвохов и звездочек?
– Так точно…
– Угу… – я снова вздохнул и стал скрупулезно изучать бумаги. Все эти пункты, параграфы, подпункты, сноски и ссылки.
– Гхкм-гхкм, – слегка кашлянул он, привлекая к себе внимание. – Не тяни кота за кошку. Ты же не думал, что ты у меня один такой?
– Только не говори, что у тебя, будто бы, мало времени, – попытался было сменить тему я.
– Гхкм-гхкм, – уже настойчивее откашлялся мой визави. – Чего ты медлишь? Что тебе ещё не так?
– Обязательно вот это вот?
– Боишься?
– Как-то слегка жутковато…
– Ой, да простая формальность. Ну чего ты прикопался? Ты же хотел сам? Вот – давай.
Я в нерешительности крутил между пальцев тяжёлую перьевую ручку. Хотел… и не решался.
Передо мной лежала стопка… нет, объёмная стопища бумаг, исписанных убористым почерком. Там было написано, что я и они обязуемся взаимно и бла-бла-бла. Настоящий договор вступает в силу с момента подписания. Срок действия неограничен. Расторгнуть – невозможно. Я на секунду замер, перестав вращать ручку, поднял глаза:
– А как?
– А зачем? – усмехнулся оппонент. Его правая бровь поползла вверх.
– На всякий случай, – я неопределенно мотнул головой.
– Ага, а случай бывает всякий, – хохотнул мой собеседник. – Скажешь «стоп-слово» и всё.
– Чего?
– Блин, опять прикапываешься? Произнесешь триггерную фразу.
– Какую?
– Ну, допустим: «Я – передумал».
– Бред какой-то…
– Подписывай давай…
Заострённым концом пера ручки я проколол безымянный палец на левой руке.
– С-с-с-с-с-с! Ай! – я не сдержался. У моего визави это вызвало лишь улыбку.
Дождавшись, когда на нижнюю часть листа упадёт увесистая капля крови, я начертал свою роспись прямо из красной лужицы.
– Б-р-р-р, – я передернул плечами.
– Неженка, – процедил собеседник.
Мой оклик застал его уже в дверях.
– Подожди! А ты кто? Ну, по должности? Или званию?
– Я? Считай меня… Князем. Князем этого мира.
– Князем? – я был в недоумении.
– Ага, – сказал он весело и, щелкнув пальцами, растаял в воздухе.
С того дня прошло уже более двухсот лет. К тому времени я похоронил всех и всё, что любил. Отошли в мир иной близкие и друзья. Истлели и разложились отчий и мой дом. Короче, в этом мире не осталось ничего, что могло бы меня радовать снова и снова. В какой-то момент, перепробовав все «запрещенные спецсредства и спецпрепараты», я ощутил, что абсолютно утратил вкус жизни. Нет, конечно же, я каждый день снова просыпался, сильный и здоровый. Но всё вокруг увядало и рождалось вновь.
И я понял, что вообще не нужен этому миру.
«…Слишком грустно быть бессмертным:
Те же лица день за днём,
Те же глупые ответы
На вопрос зачем живем?
Уехав в горы, я забрался настолько высоко, насколько мог. И стал молиться. Как умел. Как считал нужным.
Но небо молчало. Оно просто не могло услышать меня. И вот, через десять дней, когда я уже совсем отчаялся, раздался голос:
– Чего тебе?
– Отче?
– Нет, это всего лишь я.
– Кто?
– Ангел твой. Стыдно не узнавать. Хотя… Ну, да.
– Я хочу закончить всё правильно.
– Ты столько всего сделал неправильно.
– Я хотел просто жить долго.
– Настолько хотел, что подписал договор с самой тьмой?
– И что с того?
– Лучше умереть, чем принять руку помощи от Сатаны.
Я задумался.
– А я же могу попытаться всё исправить? Я могу начать делать хорошие дела? Я передумал…
Лишь только мои губы договорили последний звук, как я ощутил лютый холод внутри всего тела.
– Что? Что происходит?
– Прощай, – услышал я голос ангела.
– Привет, дружок, – услыхал я над ухом приторный голос. – Теперь моя очередь развлекаться.
Наверное, я бы мог заплакать, если бы дух мог плакать. Люцифер, сжав мою душу, взмыл вверх и, закружившись, увлек меня в неизвестность.
– Смотри! – прошипел над ухом уже знакомый голос.
– Н-е-е-е-т!
Этот изверг заставил меня снова и снова, на репите, переживать смерти близких людей. И, только вдоволь насладившись моими страданиями, увлёк мою истерзанную душу в ад.
Что ж.… Не стоит заигрывать с тьмой. Или же тебе в этой самой тьме самое и место.
Июнь 2019 г.
Это тебе на карманные расходы
– Знаешь, что я хочу тебе сказать? Вы, матери, идеальные слушатели. Особенно вот так, когда ты лежишь рядом. Ты согласна? Не волнуйся, я всё понимаю. Это был риторический вопрос.
Я вздохнул, пошарил рукой по прикроватной тумбочке. Ладонью, не глядя, нащупал мятую пачку «Lucky strike». Она оказалась почти пустой. Ай, хрен с ним, на сегодня есть, и будет.
Любимая, порядком затертая «Zippo» высекала искры, но никак не хотела разжигаться.
– Да ладно! – поворчал я. И, как бы услышав меня, робкое пламя с устойчивым ароматом низкооктанового бензина, обняло фитиль. Слегка улыбнувшись, я поднес зажигалку к кончику сигареты, которую уже держал в зубах. Пламя слегка коснулась торца, и табак тут же занялся. Я сладко затянулся, жмурясь от удовольствия, и только потом со звоном захлопнул крышку «Zippo».
– Да, я курю. Не смотри на меня так. Я уже взрослый мальчик. И вполне могу сам за себя решать.
Клубы едкого дыма, окутав мою голову, стали медленно подниматься к потолку. Во рту появился знакомый неприятный привкус. Я сплюнул прямо на ковровое покрытие возле кровати, на которой сидел.
– Ой, вот только не начинай, а?! Уборщица, между прочим, зарплату получает. До утра всё оплачено.
Ещё пару глубоких затяжек. Огонёк почти добрался до фильтра.
– А помнишь, как вы с отчимом ругались? Ведь он же бил тебя.
В глазах девушки читался немой крик: «Нет, я ничего этого не помню! Я не могу этого помнить!»
– Молчишь? Ага, я так и думал. А как отца схоронили? Тоже ничего не захочешь мне рассказать? Почему же ты такая холодная и чёрствая? Ты меня никогда не любила!
Сигарета догорела, и огонёк слегка обжег мне пальцы. Еле слышно зашипев, я щелчком отправил окурок в открытую дверь туалета. Прямо в кучу одноразовых простыней, клеёнки, перчаток и коробочек из-под краски…
Конечно же, моя собеседница просто не могла мне нечего ответить. «Фентанил», растекаясь по венам, угнетал все ненужные организму функции. Вплоть до дыхания. Но это если переборщить с дозой. А с математикой у меня было всё в порядке, чего не скажешь о рассудке. Мать сжила со света моего отца в прямом смысле этого слова. Доводила его постоянными истериками и плачем. И в какой-то это момент он отвлекся от дороги, когда они с мамой куда-то ехали. В общем и целом, КАМАЗ, ударивший автомобиль четко в дверь водителя, лишил моего папу шанса на спасение. Приехавшая почти моментально скорая только зафиксировала время смерти. А мать отделалась легким испугом да шишкой на голове от удара в дверную стойку.
Мамин траур длился крайне недолго. Примерно через дней пять мать, в очередной раз переборщив с мартини «Асти», выбрила виски и выкрасилась в ярко-рыжий цвет. В итоге, чего и следовало ожидать, в нашем доме очень быстро стали появляться разные мужчины.
Они приходили и уходили, и лишь один задержался на приличный срок. Мой будущий отчим. Он регулярно выпивал, бил маму. А, если вдруг попадался двенадцатилетний я, то и мне доставалось. В ход шли любые предметы от стульев до молотка. По принципу: что было в руке, не заморачиваясь. Коронная фраза отчима была: «Вот! Это тебе на карманные расходы!»
Однажды он приложил меня табуреткой по затылку особенно сильно. Очнулся я от странного жжения в паховой области: этот гад сидел в моих ногах, пил пиво и курил. А я был местом для тушения бычков. Когда же я, завывая от боли и отчаяния, дополз до матери, чтобы пожаловаться, то заработал в ответ приличную такую затрещину.
– Он – главный мужчина в доме, точка, – сказала мать. Я промолчал, но глубина злости стала просто неизмеримой. И в моей голове начал зреть план мести.
Спустя какое-то время, когда отчим крепко выпил, я спрятал его любимую подушку под ноги. Мать иногда так делала, поэтому я не сомневался, что это сработает.
– Ах ты тварь! – прорычал отчим, не найдя любимый предмет. – Куда засунула опять?
– Ой, да пошёл бы ты, а? Проспался. – Моя мать не заставила себя долго ждать.
– Что ты сказала? – закричал пьяный мужчина и, вытащив ремень из штанов, кинулся на немолодую женщину.
Он её ударил наотмашь по голове, та упала, выронив на пол нож, которым резала сыр. Отчим взгромоздился на жертву со словами:
– Будешь так выделываться – удавлю напрочь.
– Эй, мудак! – прокричал я.
Он обернулся, и я резко воткнул тот самый нож ему в грудь. Пока его глаза расширились, а сдобренный алкоголем мозг пытался что-то сообразить, я его оттолкнул в сторону. Потом взял ремень, накинул матери на шею и тянул. Долго. Как писали в интернете.
Перед уходом из дома я обернулся и бросил зажжённый носовой платок в лужу жидкости для розжига, предварительно разлитую на полу. Моё сердце даже не ёкнуло.
Я спросил, глядя на свою жертву:
– Ты, наверное, хочешь спросить: как меня не нашли тогда? Легко. Я много чего прочитал. И всё планировался так, чтобы было похоже на банальную бытовуху. В интернете много интересного пишут. И про перчатки, и про опечатки. Да-а. А ведь рыжая так на неё похожа.
В уголках глаз девушки проступили слезы.
Я достал скальпель и маленький холщовый мешочек.
– С тех пор прошло много лет. И много вас – мам. Одно жалко, вы – не рыжие. Но это ничего, смотри, как я тебя красиво покрасил?!
И я поднес к её лицу зеркало. В нем отразилась лицо, испуганные глаза, и довольно неряшливо покрашенные волосы…
Я никогда ничего не делал дважды в одном и том же городе. Жертв я не искал. Они меня сами находили: мне постоянно попадались девушки, как две капли воды похожие на мою мать. Я за ними следил. Времени у меня было предостаточно. Для своих… хм… общений с ними я всегда снимал на неделю дешёвую квартиру на сутки. Благо их полно по городам нашей необъятной родины. Наркоту я выменял у одного санитара в Подмосковье. Я ему подогнал свой мотоцикл, а он мне десять ампул «Фентанила».
При моей комплекции глушить девушку ударом по голове дело нехитрое. А дальше – все как в пьесе. На квартире я им вожу на глаз дозу внутривенной наркоты. Потом уже стригу и крашу. А потом я хочу… чтобы они со мной поговорили. Чтобы попросили прощения. Но нет! Они все одинаковые. Все гордые и все меня не любят!
Из туалета донесся запах гари. Это разгорались одноразовые простыни.
– Пора, – произнес я решительно.
Плеснув водки на живот девушке, я протер лужицу салфеткой. Из мешочка вынул монетку. Их мне сделал знакомый покойничек–кузнец из чистого свинца. На ободе монеты красовалась надпись: «Огромное спасибо за любовь». Её, как большую драгоценность, я бережно положил на девушку, и взял скальпель.
Сделал короткий надрез поперёк живота глубиной около трети лезвия. Потом одной рукой оттянул кожу, а другой, скальпелем, рассек плоть внутри таким образом, чтобы получился карман. Туда, так же бережно, я вложил монетку. Потом из мешочка достал кривую иглу и нейлоновые нитки. И очень крепко зашил.
– Ты прости, мне пора. Я не знаю, что случится раньше, – я снял медицинские перчатки и убрал их во внутренний карман куртки, – или придут пожарные, или кончится действие наркотика. А, может быть, тебя отравит свинец… Ах, да, это… – я похлопал по зашитой монетке, – это тебе на карманные расходы.
Когда я медленно закрывал за собой дверь, я думал над тем, что у меня осталось ещё три ампулы. Интересно, какой город следующий?
Июль 2019 г.
Бабочка
Я сидел на почти неудобном железном стуле и тупо смотрел перед собой. Ощущение было крайне странное: будто бы кто-то сзади вдарил по черепу с размаху совковой лопатой. Немеющие и слегка подрагивающие пальцы левой руки сжимали внушительной снимок, отпечатанный на толстой плёнке.
В голове по кругу, как заевшая карусель, крутилась фраза врача-нейрохирурга:
– Опухоль в затылочной доле. Опухоль… Опухоль…
Прицепом к этой фразе шла целая когорта выражений о том, что эта скотина неоперабельная. Что её корни уже и в мозжечке, и вестибулярном аппарате, и где-то там ещё. И даже, если повезет, хотя в лотерею я никогда не выигрывал, и опухоль окажется вовсе даже не раковой… Врач «обнадежил»: она меня по любому «задушит» через месяц. Самый максимум – через полтора.
Всё, memento mori. А ведь, блин, жизнь только начала налаживаться. Я успел более-менее закончить ВУЗ, устроиться на хорошую работу, жениться. У меня даже скоро будет ребёнок. Хотя, нет. Я не успею. У моей жены будет ребёнок.
Вот как ей сказать? А что сказать родителям? Мама, поди, разрыдается. А бабушке? Нет, им-то точно нельзя. Иначе, не дай Бог, их инфаркт будет на моей совести.
За этими размышлениями меня застал врач.
– Значит, смотри, – начал он по-свойски, – если будет голова болеть, вот эти витаминьчики попей.
Доктор подчеркнул строчку на бумаге.
– Если будет плохо. Прям, туши свет, на скорую, и к нам.
Я, молча, кивнул. Сомневаюсь, что я его слышал.
– Ну, а через год, – он слегка запнулся, – если всё будет хорошо: приедешь, сделаем ещё один снимочек.
– Как может всё быть хорошо? – я был на грани истерики.
Пальцы сами набрали номер отца. Гудок, второй, третий…
– Алло…
– Пап, привет, – как я ни старался, мой голос оставался взволнованным.
– Что-то случилось, Мишкин?
– Да чего-то на душе тяжко, – соврал я.
– Сходи к батюшке.
– Думаешь?
– Уверен.
– Ладно, спасибо, пап.
– Давай, будь здоров.
Отец был, по привычке, лаконичен.
***
– Отче, я, – начал было я, когда храм опустел.
– Не волнуйся. – Глаза священника лучились уверенностью и желанием помочь.
– В общем, я умираю. Мне жить месяц-полтора.
– Ну, какой быстрый. Это, поди, не нам с тобой решать, – улыбнулся батюшка.
– Вы думаете, врач ошибся? Или соврал? – я ухватился за его слова, как за спасительную соломинку.
– Нет. Просто, не решай за Него, – батюшка поднял палец в потолок храма. – Всё может кончиться, или продолжится далеко не так, как ты себе напридумывал.
– Но, мне страшно, – я не стал лукавить и юлить.
– Твой страх понятен.
– А что же мне делать? – голос невольно дрогнул.
– Для начала, давай-ка ты придёшь на исповедь, как полагается. Три денька попостишься, почитаешь Каноны, в субботу вечером на службу, ну, а утром, естественно, не кушамши, на исповедь да на Литургию.
Я сидел и только кивал.
– Вот и славно. А там посмотрим. Ну, ступай. Ступай.
И священник благословил меня перед уходом.
Ни жене, ни отцу, ни, тем более, маме с бабушками я ничего не сказал. На расспросы домашних ссылался на проблемы на работе, которые были. Так что я не врал. Просто берёг их своим молчанием. Хотя в глубине души понимал, что будь я на их месте, то такие вещи про родного человека хотел бы знать.
С тяжелым сердцем я дожил до утра воскресенья. По приходу в церковь, я встал в сторонке. Когда же началась исповедь, я не смог удержаться и разрыдался. Я давился собственными соплями, понимая, сколько дерьма я сделал, и как мало осталось времени, чтобы за это извиниться и исправиться.
Священник, как добрый дедушка, выслушал, не перебивая. Потом забрал бумажку с написанными мною грехами, и пока её рвал, произнёс:
– Всё образуется.
Я склонил голову, и батюшка произнёс надо мной чин отпущения грехов. И когда он закончил, я вдруг ясно понял, что мне делать дальше. Я всё осознал, и сердце успокоилось.
После Литургии из храма вышел уже совсем другой человек.
– И пусть. Неважно, сколько мне осталось, главное не ныть, а продолжать жить. Для того, чтобы успеть сделать многое. Для того, чтобы моим любимым и родным жилось хорошо, и…
***
…Я проснулся. Всё это было сном.
– М-да, приснится же такое.
Но внутри всё ещё теплилось осознание того, что я знаю, что мне дальше делать. Повторное МРТ показало, что это была вовсе не опухоль, а всего лишь особенности развития мозжечка. Как говорится, на скорость полёта не влияет. Да, я не болен и я не умираю.
«У бабочки всего лишь день,
Последний день, чтобы влюбиться и умереть…»
Lumen – Бабочки
Июль 2019 г.
Случайности не случайны?
Солнечный луч нагло слепил меня сквозь лобовое стекло уже видавшего виды ВАЗа. Мыслей в голове не было: мозг был отформатирован тяжелым и довольно энергичным рабочим днём. Приёмник исторгал из себя голос Эдмунда Шклярского:
«…И волосы кудри,
И нос свой напудри:
В театре абсурда
Ты – главный герой!
У-у-у-у…»
Дешёвые колонки старались на все деньги.
Я рулил домой, полностью отключившись от всего, кроме нитки дорожного полотна.
И тут, на залитой солнцем обочине, я приметил одинокую, слегка ссутулившуюся фигуру, с поднятой в понятном любому водителю жесте рукой. Я, если честно, редко кого-то куда-то подвожу. Но тут почему-то мне захотелось остановиться. Это было странное и необъяснимое желание.
Когда же открытое окно передней пассажирской двери поравнялось с человеком на обочине, я увидел, что это – немолодая женщина, лет пятидесяти пяти, с грустными глазами и легкой улыбкой на лице.
– Вам куда? – спросил я.
– А вы куда едете? – ответила женщина вопросом на вопрос.
– Я? – слегка опешив, я замялся. – До… до Искитима.
– Хорошо. Мне – в Черепаново.
– Садитесь, – согласился я. – Не забудьте, пожалуйста, пристегнуться.
Мы ехали приличное время в полной тишине. Потом «уперлись» в пробку, и тут женщина произнесла негромким голосом:
– Меня Валентина зовут. А вас?
– Я – Михаил, – я не стал лукавить.
Вообще, мне так кажется, что именно с такими людьми, с которыми, скорее всего, мы больше никогда не увидимся, мы можем (и хотим) быть максимально откровенными.
Завязался бесхитростный диалог. Темы разговора менялись сами собой, перетекая, как лёгкий ручеек, с профессии на увлечения и с хобби на семью.
– А у вас дети есть?
– Ага, дочка. Три годика. Точнее, уже три с половиной.
– Здорово, правда?
– Конечно… Хотя, иногда прям бывает, чтобы ух…
Она молчала, а я подбирал слова.
– Я очень люблю свою дочку. Но она способна меня довести до точки кипения в разы быстрее кого бы то ни было. Да и чего греха таить, нет-нет да заработает по полужопице. А иногда так кричу, что даже горло болит.
Моя попутчица посмотрела на меня и только грустно и очень глубоко вздохнула.
Пробка кончилась, и наш автомобиль довольно скоро выскочил на трассу. Километры неслись один за другим, а конечный пункт совместного маршрута приближалась неумолимо.
– Может вас лучше высадить напротив автовокзала? Мне после него как раз в город поворачивать, а вам будет гораздо проще уехать оттуда, чем просто с обочины трассы.
Она кивнула. Повисла неловкая пауза.
Слева от дороги побежали дома, а впереди показалось здание из красного кирпича. Я стал сбавлять скорость. Вот он – заветный автовокзал. Я припарковался на обочине напротив здания и включил «аварийку»:
– Доброй дороги, – сказал я Валентине на прощание.
– Спасибо, – негромко ответила она, и попыталась расплатиться за проезд.
– Нет, что вы?! Не стоит, – остановил я пассажирку.
Она слабо улыбнулась и вышла из машины. Потом наклонилась к окну пассажирской двери и произнесла:
– Знаете, если бы мне Господь когда-нибудь дал ребенка, я бы на него никогда-никогда бы не кричала. Я бы всю свою жизнь, всю свою любовь посвятила бы ему. Всего вам доброго, Михаил.
Через семь минут я заглушил мотор своей «четырки» на парковке у подъезда дома. На душе было тоскливо.
P.S. Не знаю, да и не берусь судить, насколько данная встреча в моей жизни случайна. Но одно я могу сказать точно: с того дня я в корне пересмотрел свою концепцию отношений с дочерью. Я точно стал терпеливее. И я хочу сказать спасибо Валентине за то, что когда-то она попалась мне на пути.
И всё-таки, случайности не случайны.
Июль 2019 г.
Неужели они меня победили?
– А он сегодня меня радовал. Даже два раза. Первый перед выходом из дома, и днём ещё, на работе.
– Ой, да ну тебя. Два раза всего, фигня какая. Меня он сегодня вообще любил – четыре раза вспоминал. Четыре – это вам не шубу в трусы заправлять.
– Ай-яй-яй, какие вы тут все… Больше всех он меня любит: во-первых, утром он ударился мизинцем об тумбочку. Потом по дороге на работу за рулём, само собой, ага. Это пять раз. На работе заявки тупые, да и начальник достал. Это ещё четыре раза. Короче, мы с ним не расставались весь день – домой же он снова на машине. Так что, сосните тунца, неудачницы!
Послышалось копошение.
– Мнфпрчмнфвсн.
– Чего? Бросай свою привычку – болтать с набитым ртом.
– Да я это, того. Мы с ним тоже, нет-нет да видимся.
– Эй! Каждый, слышите, вы? Каждый понедельник он всегда со мной. А бывает даже чаще. Не забывает, помнит, зовет.
– А вот в день зарплаты мы всегда с ним под руку ходим.
– А мы…
– Ой, ну вот ты-то куда? Ну чего лезешь?
– Да, он, конечно же, женат. И он, конечно же, любит свою супругу. Вот только вам абсолютно не известно, о чем он думает, когда рядом с ним проходит красивая девушка. Да ладно бы, если б красивая. Иногда просто – любая девушка на каблуках и в юбке. И ему уже достаточно. Он точно мой лучший друг.
Обстановка накалялась.
– Слушай, вот как деньги, он больше ничего в жизни не любит. Понятно вам?!
– Ещё скажи, что вкусно пожрать – это не про него? Вкинуть на ночь пару бутеров молча и ни с кем не поделиться? Вот, не было, да?
Все перешли на крик.
– Заткнитесь, дуры! Вот матом пройтись по дебилу из соседнего ряда – это да. А как он с ребёнком ругается? Аж закипает… Ах, красота…
– И про баб других думает часто, честно-честно.
– И…
У меня жутко звенело в ушах и ломило виски.
– Что за…?!
– Т-с-с-с. Тихо! Кажется, разбудили.
– Да вы задрали! – не выдержал я. – Вы что, каждое утро будете меня вот так будить?
– Ну, пока совесть в отпуске…
– В отпуске? – я очень сильно удивился.
– Трепло! – Гнев закричал на Алчность.
– А ты – хамло! – накинулся на Гнев в свою очередь Блуд.
– Ага! Двое на одного! – Гнев потирал ладони.
– Вот, опять драка, – шмыгнуло носом Уныние.
– И не говори, – Печаль громко высморкалась.
– Так, всем ша! – я заорал на всю квартиру. Благо сегодня спал один: мои девочки гостили на выходных у родителей. – Срочно заткнуться!
Страсти в ответ зашипели, как клубок змей.
– Ну-ка, марш по своим клеткам!
– Ага, – Гордыня засмеялась. – Ты на работу сперва встань. И, как встанешь, сразу о нас вспомни.
– Хрен в стакан! – я был вне себя.
– Вот. Я тебя уже люблю, – Гнев улыбнулся.
Я хотел что-то ответить, но выдохнул и постарался успокоиться.
– Я сказал: всем – место. Быстро, – произнёс я вкрадчиво.
Страсти уползли в разные уголки моей души, ворча и шипя в ответ. Уняв бешеное сердцебиение, я снова уснул. Правда, далось это уже нелегко.
– Ну, что? Делаем ставки: кто из нас будет первой? – прошептала из своей клетки Гордыня через некоторое время. Прошептала, и злорадно улыбнулась.
Август 2019 г.
Книга Судеб, ты мне больше не страшна…
– И что мне с этой… штукой делать? – я пытался скрыть скепсис. Сомневаюсь, если честно, что у меня это получилось.
