Михаил Александрович Каюрин
Лесоруб Ася
Глава 5
Над железнодорожной станцией опустилась ночь. Потемнели окна в общежитии, его обитатели поочерёдно погасили тусклые лампочки и улеглись спать. Светилось лишь одно окно в конце коридора, да два фонаря бросали матовый свет на деревянный тротуар, ведущий к входным дверям. Моросил, не переставая, мелкий и нудный осенний дождь. На улице было слякотно и мерзко.
Ася вернулась из поездки, сдала документы и не спеша шагала к общежитию. Судя по тёмному окну в комнате, девчата уже видели первые сны. С того дня, когда Нинка Сулдина ушла на фронт и освободила койко-место, к ним никого не подселили. В комнате они жили пока втроём.
«Завтра отсыпной, надо выкроить время и навестить маму, – подумала она устало. – А то давненько я её не навещала. Переживает мамуля за меня, как всегда, да и коротать дни в четырёх стенах в полном одиночестве совсем не весело. Явно соскучилась. А я, чёрствая и бессовестная дочь, всё свободное время проводила на свиданиях».
Ася грустно улыбнулась своим мыслям и вспомнила последнее свидание с Василием Суворовым. Капитан-артиллерист после излечения в госпитале возвращался на фронт. Было это неделю назад, а его печальные глаза всё ещё всплывают в её памяти…
…В день отправки на фронт капитан встретил её на станции, когда она вернулась из очередной поездки.
– Ну, вот, Ася, настал тот день, которого я так не хотел, – сказал Василий, взяв её за руку. – Время пролетело, как один миг.
– К сожалению, нам не дано управлять этим временем, – ответила она нарочито будничным голосом, пытаясь не выдать упадочного настроения. Через несколько часов им предстояло расстаться.
– Да, повернуть время вспять ещё никому не удавалось, – согласился Василий. – Вернуть его назад – то же самое, что пытаться вытащить на небосклон закатившееся солнце.
Оба они несколько секунд внимательно смотрели друг другу в глаза. Затем, не проронив ни слов, взявшись за руки, направились по широкой тропинке вдоль подножия горы. Знакомым маршрутом они пошли в последний раз. Тропинка уводила в небольшой лесочек, в котором всегда было безлюдно и тихо. А осенью ещё и красиво. Василию с первого раза понравилось это место с видом на реку.
Когда они дошли до края лесочка, Василий поднял с земли три палых листа разной окраски и сказал:
– Если бы я стал вдруг волшебником и смог превратить эти листья в драгоценные пластины, я использовал бы их в качестве наград. Вот этим медным узором я наградил бы врача, который направил меня в этот город. Бронзовый лист я вручил бы твоей подруге, за то, что она свела нас с тобой. А вот этот, золотой, – Василий крутанул ярко-желтый лист за хвостик, – я приколол бы на лацкан твоего жакета.
– Мне-то за что? – грустно улыбнулась Ася, поразившись воображению Василия.
– За то прекрасное и неповторимое время, которое я провёл с тобой. За то, что зажгла огонь любви в моём сердце.
– Спасибо, – промолвила Ася в смущении и крепко сжала руку капитана.
Василия выписали из госпиталя утром, а вечером ему предстояло отбыть в свою часть на фронт. Напоследок им обоим повезло: выписка произошла в тот день, когда у Аси выпал отсыпной после поездки.
Лицо капитана было озабочено, брови сдвинулись к переносице, он о чём-то напряжённо размышлял.
– О чём задумался? – тихо спросила Ася.
– О том, моя красавица, что уже завтра каждый из нас пойдёт своей дорогой. И не ты, и не я не можем знать, куда она нас заведёт.
– Не хочу говорить о грустном.
– Я тоже не хочу, да в сердце помимо моей воли пробирается непрошенная тоска, – проговорил Василий. – Мне кажется, теперь я и воевать буду иначе.
– Иначе – это как?
– С постоянной мыслью о тебе…
– Это плохо, – сказала Ася сурово.
– Почему?
– Потому что на фронте посторонние мысли могут сослужить злую шутку.
– Видишь ли, – Василий на секунду задумался, – когда идёт бой – посторонним мыслям нет места. Они приходят в голову лишь после боя, в минуты полной тишины. Или хотя бы в период временного затишья. И когда я мысленно побуду с тобой, мои действия будут более взвешенными. Не столь беспечными, как прежде.
– Не буду спорить с тобой, Вася. Тебе лучше знать. Зато я знаю другое, – Ася повернулась к нему лицом, встала на цыпочки, заглянула в глаза. – Куда бы не повели нас стёжки-дорожки – мы теперь всегда будем вместе. Одним целым. Если не в реальности, то хотя бы в мыслях.
– Какая ты у меня… – дрогнувшим голосом произнёс Василий и привлёк её к себе, поцеловал.
Потом они ушли на берег реки, долго прогуливались вдоль берега и часто останавливались, чтобы поцеловаться.
Вечером капитан Суворов уехал на фронт, а она проплакала всю ночь…
…Ася дошла до дверей общежития, остановилась под навесом, посмотрела в направлении мерцающего фонаря. Дождь не только не утихал, а припустил ещё сильнее.
«Надо же, как разошёлся, – с недовольством отметила она про себя. – Третий день подряд не унимается. Наверно, всю ночь будет ещё лить, не переставая. Хоть бы утром прекратился, чтобы к маме сходить посуху».
Ася сняла плащ, стряхнула с него воду, затем снова надела и зашла в здание.
Девчата спали крепко и даже не пробудились от скрипа входной двери в комнату. Не зажигая свет, Ася наощупь осторожно пробралась к своей кровати, разделась, улеглась в постель. Мысли вновь вернулись к Василию.
… Она познакомилась с ним два месяца назад. За две недели до этого Ася случайно повстречала на станции Феню, с которой свела её судьба на лесоповале. Они обнялись, разговорились. Феня полгода, как перебралась в город, работала санитаркой в госпитале. Она-то и уговорила Асю выступить с концертом перед ранеными.
– Ты знаешь, Ася, как они слушают нас! – взахлёб рассказывала Феня. – Пожилые мужики даже плачут – так берут за душу наши песни! Дом вспоминают, наверно, жен да матерей своих, потому и плачут. Только вот, к сожалению, мало у нас артистов, разнообразие нужно. Мои песни поднадоели им. Пою по пятому кругу. Нужен новичок и свежие песни.
– Времени у меня совсем нет, – не соглашалась Ася. – Постоянно в поездках. Если и выпадет несколько свободных часиков – бегу сразу к маме. Она ведь у меня в одиночестве пребывает.
Феня не сдавалась и решилась на шантаж.
– А у меня сын четырёхлетний на руках! И что? Сейчас война, подруга. Вокруг не найдётся ни одного человека, у которого не было бы проблем. Представь, каково раненым, которые остались без рук, без ног, или лишились зрения? Каково им лежать с тяжёлыми мыслями в голове? Для них твоя песня будет отдушиной, самым лучшим лекарством. Ты можешь это понять? Неужели твоё сердце и душа стали такими чёрствым, что чужое горе тебя больше не трогает?
– Ну, ладно, уговорила, – согласилась Ася. – Когда?
– В любой день, как будешь свободна. Гитара в госпитале имеется.
Свободное время появилось лишь через две недели. Если бы в диспетчерской не зашёл случайный разговор о раненых, она и не вспомнила бы, наверно, о своём обещании подруге.
«Ася! Как же ты могла забыть?! Как тебе не стыдно?!» – поругала она себя. – Ты ведь слово дала Фенечке».
Через час она помчалась в госпиталь.
Тот концерт был представлен вдвоём с Феней. Несмотря на то, что самодеятельных артистов в этот день было только двое, палата заполнилась ранеными до отказа. Они расположились где только можно: на принесённых стульях и табуретах, на кроватях, на подоконниках и даже на полу. Их лица в нетерпеливом ожидании были устремлены на импровизированную сцену. Среди собравшихся зрителей Ася увидела несколько человек с полностью забинтованными лицами. Лишённые зрения раненые пришли слушать.
«Права Феня, – с жалостью подумала Ася. – Этим людям действительно не важно, какую я песню исполню для них. Песня им нужна, чтобы на какое-то время забыть о войне и болях, отвлечься от тягостных и нескончаемых дум, поверить в полное выздоровление».
Пока Феня солировала под аккомпанемент пожилого гармониста из числа выздоравливающих, Ася с неподдельным интересом обводила взглядом раненых.
Внезапно она натолкнулась на пронзительный взор светловолосого парня на костылях. Это был блондин чуть выше среднего роста со слегка вьющимися густыми волосами. Большая голова на крепкой шее с ярко-голубыми глазами и нежным румянцем на щеках словно сошла со страницы детской сказки про русских богатырей. Хорошо слаженная фигура и медлительность в движениях придавала ему мужественную красоту. Он стоял в проёме дверей и не сводил с неё глаз. Ася, не понимая отчего, вдруг смутилась и поспешно отвела взгляд. Её сердце неожиданно дрогнуло и учащённо забилось.
«Что это со мной? – удивилась она. – Испугалась публики? Разволновалась? Или тут что-то другое?»
Феня в этот момент перешла к предпоследнему куплету. Следующую песню предстояло исполнять ей, Асе. Она постаралась успокоиться и глубоко вздохнула. Это помогло. Сердце забилось тише и ровнее. Но в следующий момент она вновь почувствовала на себе жгучий взгляд. Ася не удержалась и повернула голову к дверям. Парень по-прежнему сверлил её взглядом и подкупающе улыбался. Глаза парня были ярко-голубые, будто в них отражались маленькие кусочки небесной синевы, а улыбка казалась располагающей и доброжелательной. Можно было подумать, будто он собирался поднять руку вверх и жестом поприветствовать её, как давнюю знакомую. Только сделать это ему мешали костыли.
Сердце Аси опять заходилось в груди и успокоилось лишь тогда, когда в её руках появилась гитара.
Она пела без малого час и исполнила, казалось, весь свой репертуар. Ей долго аплодировали, просили спеть ещё что-нибудь. Растроганная такой наградой, Ася не смогла отказать и решилась исполнить несколько украинских песен, чем вызвала ещё более бурные овации. Раненые громко хлопали в ладоши, некоторые из них надсадно кричали «браво!»
Феня попросила Асю откланяться, а сама объявила, что выступление закончено.
Они вместе направились к выходу. Парня с костылями в дверях уже не было, он куда-то незаметно исчез. Сюрприз, однако, ждал Асю в конце коридора. Белокурый «друг», как она мысленно окрестила парня, шагнул ей навстречу и выпалил:
– Давайте знакомиться!
И тут же, не давая Асе опомниться, быстро переложил костыль под левое плечо и протянул руку.
– Василий, – изрёк он весело и непринуждённо.
Ася поймала себя на том, что не в состоянии противиться этому самоуверенному парню. Он почему-то не показался ей нахалом, хотя разыгранную им сценку нельзя было назвать благопристойной. Добрая улыбка, словно магнит, притягивала её к нему, завораживала. Рука Аси, словно сама по себе, без промедления утонула в большой и сильной ладони парня.
– Ася, – ответила она и почувствовала, как загорелись щёки.
Они смотрели друг на друга и молчали.
– Ладно, Ася, я пошла, – сказала Феня, всё это время стоявшая в стороне и наблюдавшая за происходящим. На её лице расплылась лукавая улыбка. – У меня дел невпроворот. Вернёшься из поездки – забегай, не забывай подругу. Споём ещё для наших героев. Пока-пока.
Феня ушла по своим делам, а они с парнем некоторое время продолжали нелепо стоять друг против друга, не разжимая рукопожатия.
– Не верю своим ушам, – проговорил Василий после затянувшейся паузы и, наконец, высвободил руку Аси. – Ася! Какое красивое имя. А ещё красивее сочетание имён: Вася и Ася. Это же определённо судьба нас свела.
– Вы всегда такой беспардонный? – спросила Ася, вложив в интонацию голоса нотку недовольства.
– Не беспардонный, а смелый, – поправил Василий. – Это большая разница.
– Что же вы хотите от меня, Василий… простите, как ваша фамилия?
– И я, и три моих брата, и отец с матерью носим фамилию Суворовы, – весело сообщил парень и поспешил ответить на первый вопрос.
– От вас я хочу потребовать безоговорочного свидания.
– Даже так? – Асе сделалось весело, она рассмеялась. – Не слишком ли вы самоуверенны, товарищ Суворов?
– Никак нет, товарищ Ася… как, кстати, ваша, фамилия?
Асю подмывало ответить парню какой-нибудь дерзостью, но ничего подходящего в голову в этот момент не пришло. Она ограничилась простым вопросом:
– Это очень важно для вас?
– Архиважно!
– И что вы будете делать с моей фамилией, когда я вам её назову?
Василий был из тех лихих и целеустремлённых парней, которые за словом в карман не полезут в любой ситуации и пойдут к своей цели напролом. Он быстро нашёлся, что ответить.
– Если вы назовёте фамилию, а при этом ещё и сообщите свой адрес, я непременно напишу вам письмо, – просиял Василий Суворов. – С объяснением в любви с первого взгляда, естественно.
– Ну, вот что, Василий Суворов, – сказала Ася, сделав серьёзное выражение лица. – Пошутили и будет. Извините, я спешу.
– Простите меня за нахальство, Ася, но я вовсе не хотел вас обидеть, – почувствовав, что переборщил в словесном поединке, извиняющимся тоном произнёс Василий. – Вы мне действительно очень понравились… с первого взгляда.
– Ничего, товарищ Суворов, завтра ваш глаз замылят лица других девушек, и всё пройдёт, – сухо ответила Ася. – Вы просто давно не общались с противоположным полом. Но здесь я вам не помощник.
Сказала и решительно шагнула мимо Василия.
По дороге домой она несколько раз возвращалась к разговору с белокурым парнем.
«Зачем я так поступила? – задалась Ася вопросом и начала размышлять. – Можно было и помягче высказаться. Ответить шуткой, например. Парень ведь извинился за грубость. Погоди, какая грубость? Что такого он тебе наговорил? Нахамил? Нет. Хватал тебя за руку, говорил пошлости? Тоже нет. Тогда чего ты разозлилась на него? Ага, понятно. Ты увидела его глаза, твоё сердце затрепетало, ты сразу испугалась, что парень может нарушить твой покой. Верно? Вон он какой красивый и шустрый. Ты просто не сможешь устоять перед его обаянием, перед его натиском. Он с легкостью сорвёт лепесток твоей девичей чести и уедет. Война ему всё спишет. А тебе? Что останется тебе взамен? Слёзы и сопли? Точно. Ты не хочешь этого, потому что считаешь себя очень правильной, ждёшь принца, а сама до сих пор не знаешь, каким он должен быть, это самый принц. Что если Василий Суворов и есть твой принц? Может, это и есть любовь с первого взгляда? Почему бы и нет? Если это не так, то отчего вдруг затрепетало твоё сердце, а кровь разрумянила лицо?»
Вечером того дня Ася долго не смыкала глаз и всё думала, думала… Перед глазами стояло лицо Василия Суворова с доброй очаровательной улыбкой, а она корила себя за поступок.
На следующее утро беспокойная работа всецело поглотила её. Она приняла грузовой поезд и отправилась с ним в дальнюю поездку. За ним последовал второй поезд, потом третий, четвёртый…
Небольшая передышка наступила лишь через две недели. Ася собиралась сходить на Стрелку и навестить мать. Каково же было её удивление, когда на лавочке у дверей общежития она увидела мужчину в военной форме. Ася сразу узнала Василия Суворова. На коленях у него лежал большой букет цветов.
Ася опешила от неожиданности. Реакция её была мгновенной: сердце, будто загнанная в клетку птица, забилось в груди, кровь прилила к лицу, затуманив на какое-то время рассудок. Ноги сделались ватными и перестали слушаться. Она обомлела и остановилась, не доходя до скамейки. На гимнастёрке Суворова были погоны капитана, грудь украшали два ордена и три медали.
Капитан поднялся со скамейки, взял трость и, прихрамывая, сделал несколько шагов навстречу Асе.
– Вы? – выдохнула из себя Ася.
– Я, – с некоторым волнением в голосе ответил он.
– Что вы здесь делаете?
– Вас дожидаюсь.
– И как давно?
– Со вчерашнего дня пошла третья неделя, – два кусочка неба в глазах Суворова озорно дрогнули и засияли ещё ярче, губы разошлись в радостной улыбке.
– Как вы узнали, что я вернулась из поездки? – растерянно
спросила Ася, не в силах сдвинуться с места.
– Провёл рекогносцировку на местности, выражаясь военным языком, – смеясь, доложил капитан.
– А вы всегда так… разговариваете с девушками?
– Как?
– Насмешливо. Кривляетесь, козыряете остроумием, ёрничаете, – с вызовом сказала Ася.
Василий вспыхнул, на щеках проступил едва заметный румянец.
– Это вам, – протянул он букет вместо ответа.
– Спасибо, – поблагодарила Ася. Заметив смущение на лице капитана, она вдруг почувствовала в себе некоторую уверенность, хотя сердце всё ещё продолжало загнанно толкаться в груди.
– Так вы не ответили на мой вопрос, товарищ Суворов, – обратилась она к нему после непродолжительной паузы.
– Вы своих знакомых тоже называете по фамилии и с непременной приставкой «товарищ»?
– Нет, – улыбнулась Ася. – Такой официальностью удостоились только вы. В противовес вашему остроумию.
– Я пытаюсь вылезти из своей гимнастёрки наружу только при общении с вами. Чтобы понравиться. Но, по всему видать, у меня это плохо получается, – виновато произнёс Василий. – Постараюсь исправиться.
– Хочется верить, Василий, что вы не разочаруете меня, – окончательно совладав с собой, с напускной назидательностью сказала Ася. – Ну, и какие ваши дальнейшие планы? Вы ведь наверняка строили их до встречи со мной? Излагайте.
– Можно побродить по парку. Очень хороший парк, зелёный, – не совсем уверенно предложил капитан. – Можно сходить в кино.
Ася почувствовала эту неуверенность в голосе и поняла, что длительные прогулки для него, вероятно, даются с трудом. Признание в этом для него было равносильно смерти.
– Нет, Василий, давайте сегодня командовать вами буду я, – тоном, не терпящим возражений, проговорила она. – Я только что вернулась из поездки. Двое суток провела на тормозной площадке вагона. Устала и мне не до прогулок. Нужно привести себя в порядок и немного отдохнуть. А потом я должна навестить свою маму.
– Вы выдворяете меня? – насторожённо спросил Суворов.
– Вовсе нет, я приглашаю вас в гости ненадолго. Попьём чайку, поговорим о жизни. Идёт? – предложила она, призывно обжигая Василия озорным взглядом.
– Идёт! – обрадовался капитан и с благодарностью посмотрел в глаза Аси. Такое предложение было для него высшей наградой.
Девчата были на работе, они с Василием в комнате были одни. Разливая чай, Ася спросила:
– Можно узнать подробности вашей рекогносцировки?
– Конечно. У мен нет никаких секретов от вас, – Василий кашлянул в кулак, будто проверяя свою готовность признаться, как он сначала выпытал у Фени место работы подруги, а потом посетил диспетчера станции и долго упрашивал тучную особу сообщить дату возвращения своей возлюбленной.
– Хотя, впрочем, можете и не рассказывать ничего, – Ася придвинула Василию блюдечко с наколотым мелкими кусочками рафинадом. – Несложно представить, как вы приставили пистолет сначала к виску Фени, затем точно также поступили с диспетчером станции и под страхом смерти выведали у них все секретные сведения.
– Примерно так, – громко рассмеялся Василий, оценив шутку собеседницы. – Только Феня, на мой взгляд, выдала тайну с большим удовольствием, а вот с диспетчером было намного сложнее. Дисциплина у вас строгая.
Они проговорили за столом больше часа, перейдя на «ты». Василий рассказал, что он коренной москвич. Мать и отец – военные врачи, оба находятся на фронте. Он перед войной закончил артиллеристское училище, воюет с первых дней нападения немцев на нашу страну. Сначала отступал почти от самой границы, потом двигался со своей батареей в обратном направлении. Насчёт братьев он присочинил. В семье Василий был единственным ребёнком.
Пока капитан рассказывал о себе, она внутренне готовилась к изложению собственной биографии. Боролась сама с собой.
«Если я расскажу, что мой отец находится в тюрьме, какова будет его реакция? – думала Ася. – Испугается порочащей его связи? Возможно, уйдёт и не вернётся. Тогда я потеряю его навсегда. Потеряю парня, который заставил трепетать моё сердце. Но что будет, если я умолчу об отце? Лучше или хуже для меня? Чем это может обернуться? Нет, нужно рассказать всю правду. Рано или поздно она всплывёт. Вот тогда-то расставание будет болезненным».
И Ася не стала ничего скрывать. Изложила свою биографию без прикрас. Рассказала, как их раскулачили, как они с братом побирались в голодный год, как по ложному обвинению арестовали отца, как после этого ей не разрешили поступать в финансовый техникум. А потом, с началом войны, нужда заставила отправиться в тайгу на лесоповал. Излагала со всеми подробностями, а сама внимательно наблюдала за реакцией Василия.
– Ну, а главное обстоятельство, которое ограничивает мои права и свободу – это отсутствие паспорта. Без согласия НКВД дорога в ЗАГС для меня закрыта, – грустно усмехнувшись, сообщила она напоследок. – Вот такие дела, товарищ капитан. Поэтому, делайте для себя выводы.
– Какие выводы? – искренне удивился Суворов.
– Как, какие? Разве связь с дочерью врага народа не может испортить вам карьеру офицера? Может, не стоит завязывать накрепко узел со мной? Чтобы потом не рубить его с кровью? Как?
– Всё, что ты сейчас рассказала – никак не может повлиять на моё отношение к тебе. Я впервые встретил девушку, которая вызвала во мне бурю эмоций. Девушку, образ которой я представлял в своих мыслях задолго до встречи с тобой. Когда я увидел тебя – сразу понял, что ты не такая, как другие, – взволнованным голосом произнёс капитан.
– И какая же?
Василий задумался на секунду, потом раздумчиво сказал:
– Исключительная, наверно. Таких сейчас днём с огнём не сыскать.
– Нафталиновая, – рассмеялась Ася. – Так меня охарактеризовала одна из моих подруг.
– Почему нафталиновая? – поинтересовался Суворов, в недоумении приподняв брови.
– Потому что вредная моль за двадцать один год не поела мои моральные устои.
– Ах, вот как! – воскликнул капитан. – Подходящее слово подобрала твоя подруга. А вот меня отец назвал однажды изабелловым упрямцем.
– Каким-каким? – рот Аси остался приоткрытым от удивления. Она никогда не слышала такого слова.
– Масть у коней есть такая – изжелта-белесоватая, при абсолютно белом хвосте и гриве. И с голубыми глазами. Кони этой масти очень норовистые. А я упрямым рос. Отец однажды рассердился и заклеймил меня, как непослушного коня.
– А сейчас ты… упрямый?
– Скорее – да, чем – нет, – немного задумавшись, ответил Суворов. – Отец учил меня добиваться цели в жизни самостоятельно. Без определённого упрямства реализовать мечту невозможно.
– И какова твоя мечта? – с улыбкой поинтересовалась Ася.
– Моя мечта уже сбылась. Я встретил девушку – красивую, умную, непорочную, – капитан взял Асю за руку и крепко сжал. – Такую, о какой мечтал все годы. И вывод у меня один: я не ошибся в своём выборе.
Он в одно мгновенье привлёк к себе Асю и прильнул губами к её плотно сжатому рту. Ася ощутила их жар и замотала головой, однако Василий держал её крепко и не отрывал губ. Его глаза были так близко, что Ася смогла разглядеть в них кроме яркой синевы ещё и необузданную решительность. Незнакомая ей до этой минуты трепетная и сладостная волна от близости с мужчиной прошла по всему телу.
Долгий поцелуй длился до тех пор, пока Ася не почувствовала руку капитана на своей груди. Его пальцы ухватились за пуговицу на блузке, потянули из петли. Ася сразу словно отрезвела. Опомнившись, она упёрлась руками в грудь Василия и сумела оттолкнуть его от себя.
– А вот этого, товарищ капитан, тебе делать непозволительно, – судорожно глотнув воздуха, сказала Ася строго. – Напрасно ты подумал, что все женские крепости капитулируют одинаково. Остались ещё и такие, которые не открывают ворот неприятелю при первом стремительном штурме. Для того, чтобы заветные врата распахнулись, требуется длительное время дипломатических переговоров. Ясно, голубчик изабелловый? – Ася громко рассмеялась.
Суворов тяжело дышал, смотрел на Асю исподлобья, пока ещё не совсем понимая, о каких воротах она ему говорит. Когда, наконец, до него дошёл смысл услышанных слов, он сказал в своё оправдание:
– Ты не так меня поняла. Я очень хорошо отношусь к тебе и не собирался вершить гадости. Это правда.
– Тогда объясни, что это было?
– Просто нестерпимо захотелось тебя поцеловать.
– Понятно. А если бы я не запротестовала, ты также просто уложил бы меня в постель. Не так ли?
– Несомненно. Лгать не приучен.
– И это не было бы гадостью с твоей стороны, – насмешливо произнесла Ася и в упор взглянула на капитана. Тот встретил её взгляд спокойно, будто ожидал заранее её осуждение. Смотрел, молчал и ждал дальнейших слов.
– Если ты не понял, Вася, – могу напомнить: я ведь девушка нафталиновая. Мне нужен не самец, а любящий и любимый мною мужчина. Человек, с которым я бы связала свою судьбу до самого креста на могильном холмике. И прежде чем оказаться в объятиях мужчины, я должна быть точно уверена, что он не обманщик и не предатель, – Ася говорила негромко, чуть глуховатым голосом, не сводя глаз с лица Суворова. – Чтобы узнать человека ближе – нужно время. Пойми меня правильно: я хочу простого бабьего счастья. Чтобы была свадьба, после которой народились бы законные детки. Чтобы я с утра до вечера чувствовала любовь и верность мужа, его заботу о семье. А я взамен буду ласкать его так, как не сможет дарить ласки ни одна посторонняя женщина.
Василий слушал её и смотрел потухшими глазами. Затем поднялся из-за стола, взял трость и, опёршись о её, сказал:
– Разве я против того, что ты сейчас наговорила? Да я двумя руками «за». Только сейчас идёт война и красивой сказке не суждено сбыться. Поэтому я покидаю тебя. Прощай… нафталиновая женщина. До встречи после войны. Я не отказываюсь от тебя и обязательно разыщу после победы. Ты только дождись, не наделай глупостей.
Капитан надел фуражку и, припадая на левую ногу, направился к выходу. Ася стояла, как замороженная, не в состоянии что-либо произнести. Она не ожидала такого поворота событий и готова была броситься вслед, схватить его за рукав, потянуть назад к столу, усадить и признаться, что он ей не безразличен, что она…
Что ещё она сказала бы ему – так и осталось незаконченной мыслью. Вызывающим хлопком выстрелила в тишине закрывшееся за капитаном дверь. В комнате наступило безмолвие.
Ещё не поздно было догнать гостя, но Ася не стала этого делать. Она продолжала стоять посреди комнаты с тайной надеждой, что это всего лишь неудачная и жестокая шутка капитана. Он сейчас выйдет из общежития, пройдёт по тротуару несколько метров, а потом обернётся, весело помашет ей рукой и зашагает обратно. С этой наивной мыслью она подошла к окну и провожала Василия долгим взглядом до той поры, пока его фигура не скрылась за деревьями.
«Теперь точно не вернётся. Что же я опять сотворила? – в смятении подумала она. – Птица счастья была у меня в руках, а я по собственной глупости сама её выпустила. Ну, не дура ли? Почему я последнее время поступаю так, что позднее приходится сожалеть?»
Ася почувствовала, как от обиды и бессилия что-либо изменить на глазах выступили слёзы. Она утёрла их, а они выкатились вновь. Так, со слезами на глазах, Ася переоделась и отправилась к матери. Там она повстречалась с сестрой Раисой и немного успокоилась. Рассказывать о встрече с капитаном не решилась.
Утром, приняв вагоны, она отправилась в очередную поездку…
Всё это всплыло сейчас в памяти. Ася лежала, устремив взор в темноте в невидимый потолок. Сон обрезало, как острым ножом. Вереница прошедших событий вновь поплыла перед глазами. Воспоминания вдруг остановились на крушении поезда, когда на крутом подъеме оторвалась хвостовая часть вагонов, гружёных каменным углем и коксом. Они покатились вниз, три вагона сошли с рельс и опрокинулись. Асю засыпало лавиной кокса…
… Ася, ты жива? – услышала она чей-то встревоженный голос, который доносился как будто издалека. Кто-то сильно тряс её за плечо. Она открыла глаза и увидела перед собой лицо тормозного кондуктора Тимофея Дробышева.
– Слава богу – жива! – на лице пожилого мужчины появилась радостная улыбка. – Мой вагон устоял на рельсах, а твой в самостоятельный полёт отправился.
Ася повела взглядом по сторонам и обнаружила, что лежит на краю большой кучи кокса. Чуть поодаль были видны ещё две подобных кучи, рядом с которыми валялись перевёрнутые платформы.
В памяти тотчас всплыли последние секунды перед крушением.
– Вовремя я подоспел, – затараторил радостно Дробышев. – Да тебе и самой повезло здорово: платформа удачно опрокинулась, тебя засыпало лишь небольшим слоем. Рука твоя торчала из кучи. Окажись ты чуть ближе к рельсам – пиши пропало. Накрыло бы основной массой. Не успел бы я тогда тебя откопать, задохнулась бы ты, девка. Как пить дать, задохнулась. А так, считай, в рубашке родилась, жить дальше будешь.
Ася приподнялась и села. Голова немного кружилась и чуточку побаливала. Других сильных болей в теле не чувствовалось. Саднили царапины на лице и ныло плечо, которым она ударилась о землю при падении.
– Что с машинистом? – спросила Ася.
– А что с ним может случиться? Стахановцем окаянным! Вылез с паровозом на гору и сидит, наверняка, обхватив голову руками. Что ему ещё делать в таком случае? Сидеть и ждать своей участи, жадная его натура. Не в бега же подаваться? Скоро комиссия прибудет, с ней и НКВД нагрянет.
Ася вспомнила, как Дробышев однажды ругался с машинистом, доказывая тому, что подъём на гору Благодать тяжёлый и цеплять лишние вагоны опасно. Их паровоз старый, маломощный, может не осилить подъём. Машинист только посмеивался и отмахивался, называя Дробышева перестраховщиком и трусом.
После этого разговора машинисту, однако, дважды удалось преодолеть крутой подъём. С трудом, надсадно и медленно, его паровоз выполз на гору. Последнее преодоление было две недели назад. А сегодня на подъеме сцепки не выдержали чрезмерной нагрузки и разошлись. Часть вагонов с каменным углем и коксом покатилась вниз, один из вагонов из-за большой скорости на повороте сошёл с рельсов и стал причиной опрокидывания последующих.
Ася стояла на площадке открытого вагона и с ужасом наблюдала, как оторвавшиеся вагоны, набирая скорость несутся в обратном направлении. Потом произошёл резкий толчок, её швырнуло к стенке. В последний момент она успела ухватиться за стойку и устояла на ногах. В момент, когда площадка стала крениться, Ася поняла, что нужно покинуть площадку, иначе будет поздно. Падающая платформа просто раздавит её своей тяжестью. Она с силой оттолкнулась ногами от площадки и прыгнула под откос. Приземлившись, вскочила и хотела отбежать подальше, но не успела. В одно мгновенье её настигла лавина кокса, высыпавшегося из открытого вагона. Тяжёлые комья ударили по голове, и она потеряла сознание.
– Вставай, Ася, идём наверх, – Дробышев подал руку, помогая Асе встать на ноги, и они направились к паровозу. Ася шла и периодически оглядывалась назад, поражаясь масштабу крушения.
– Затаскают теперь нас с вами дядя Тимоша, – с тревогой произнесла Ася.
