Мигель Severo
Планета Афон. «Достойно есть»
– Можете остати и преноћити? – как бы между прочим спросил он.
– Да нет, мы зашли ненадолго, просто передохнуть, – откликнулся гигант Х-в.
На пару минут снова воцарилось молчание, в течение которых святой отец дал нам возможность понаслаждаться ароматным напитком вприкуску с дразнящим уста лукумом.
– Сте дуго на Светој Гори? – так же почти неслышно спросил монах.
– Нет, всего третий день, – при этих словах Володя отёр пальцы бумажной салфеткой.
– И куда даље иду, – вопрос архондаричьего застал нас немного врасплох.
– Не решили ещё, – гигант Х-в перевёл взгляд с меня на Никиту, потом обратно на меня, как бы ища поддержки своим словам. – Как Господь управит.
Старец расцвёл в улыбке, с полминуты помедлил и хотел что-то произнести, но во дворе послышались шаги, которые отвлекли его внимание. По характерному стуку металлического наконечника посоха о камни он сразу понял, что это не монах, а очередной гость монастыря. Авва с какой-то юношеской прытью поднялся и заспешил за угощением для паломника. Только по его резкому движению легко можно было определить, насколько хиландарские монахи рады каждому гостю. Или он прозорливо угадал, что гость – наш соотечественник?
Через минуту мы в этом убедились, когда под гостем заскрипели половицы в архондарике. Мощно поздоровавшись, он окинул нас пытливым взором и, заметив мою широчайшую улыбку, после трёхсекундной паузы радостно произнёс:
– Мигель! Вот так встреча! Ты давно здесь?
– Да уже с полчаса как. Одежонка ещё просохнуть не успела, – ваш покорный встал навстречу гостю, и после крепкого рукопожатия мы обнялись и похристосовались.
– Знакомься: Володя, Никита, – я представил Виктору своих друзей. Он щемящим движением освободил плечи от миниатюрного рюкзачка, аккуратно, будто царский скипетр, поставил к стене свой посох, после чего оседлал кожаный диван. В это время появился архондаричий с джентльменским набором традиционного угощения.
– Э-эх, жалко, повторить не получится, а то Сам Бог велит выпить за встречу!
– Если хочешь, то могу и поделиться, – Виктор полусерьёзно вознамерился ополовинить свою миниатюрную рюмашку, которая для его комплекции была что слону дробина.
– Зачем такие жертвы? Если что, то и до Кареи рукой подать… Можно и водичкой.
– Вы с какой стороны притопали? – спросил он, смачно занюхивая допинг.
– Мы-то? Из Зографа. По пути заглянули к преподобному Косьме. А ты?
– Из Эсфигмена. А ночевал в келье одного знакомого отшельника. Мы уже с ним лет десять как знакомы. Каждый приезд свой сюда навещаю его. Он мне чётки подарил, они меня по жизни сколько раз выручали, казалось бы, даже из безвыходных ситуаций. Если что, так сразу с молитвой обращаюсь к святому Нектарию, ещё ни разу не подводило.
– А почему именно к нему? – мне вспомнился рассказ трапезаря в Пантелеимоне.
– Я родился как раз в день его памяти. А сейчас окормляюсь в храме Всех Святых в Красном Селе у протоиерея Артемия Владимирова. Там даже акафист читают преподобному Нектарию, есть его икона, которая, как утверждают, неоднократно мироточила, произошло несколько исцелений… Нектарий в переводе с греческого означает «безсмертный».
– Нам как раз о. – й про него рассказывал. Как он недавно явился на острове Эгина…
– А про недавнее чудо он вам не рассказывал? Как во время одной из служб у ризы покрова над его мощами Святой Нектарий открыл глаза. И про другие чудеса… Не говорил?
– Н-нет, не рассказывал. Да он только в качестве примера поведал. А что за чудеса?
– По его молитвам ещё при жизни чудеса вершились. Перед кончиной он тяжело заболел, его в госпиталь отвезли, положили в палату смертников. У него определили онкологию, с ним в палате лежал один парализованный. Два месяца преподобный промучился, и в день празднования Архистратига Божия Михаила и всех Небесных Сил Безплотных Господь призвал его к Себе. После блаженной кончины святителя парализованный сосед надел его рубашку и получил полное исцеление! В больнице и другие чудеса происходили: например, медсестры заметили, что бинты, которыми обвязывали раны преподобного Нектария, благоухают.
Сразу после кончины тело, руки и лицо святого начали обильно мироточить, монахини собирали миро ватой. Когда гроб с его телом привезли на Эгину, то весь народ вышел со слезами, чтобы проводить его. Люди на руках гроб несли и потом заметили, что одежда, в которой они были во время похорон, благоухает. В склепе монастыря, где он погребён, гроб открывали несколько раз по разным причинам и каждый раз убеждались, что тело нетленно. Одна девочка в гроб положила фиалки, так они не только не были тронуты тлением – даже не завяли.
К его молитвенной помощи обращаются страдающие параличом онкологические больные, с другими тяжкими заболеваниями, одержимые, бесноватые. Многим святитель Нектарий помогает при материальных затруднениях. А у меня вскоре после Афгана обнаружились раковые клетки, никакое лечение не помогало, болезнь начала прогрессировать. И мне старцы посоветовали обратиться с молитвенной просьбой ко святителю Нектарию. Жив, как видишь…
– А ты что, в Афганистане успел отметиться? – удивлённо спросил Вольдемар.
– Было дело. Полтора года «за речкой» проторчал. Еле ноги унёс, – Виктор три раза перекрестился, при этом нашёптывая какую-то заветную молитву.
– Что, и смерть над тобой косу заносила? – не унимался гигант Х-в.
– Х-ха, да легче сосчитать, когда она эту косу убирала. Все полтора года как на пороховой бочке просидел. Даже в последний перед дембелем день едва на этом свете задержался.
– Как же это тебя так угораздило? – у меня проснулся неподдельный интерес.
– Долго рассказывать, – Виктор махнул рукой. – Если так уж интересно, то могу по дороге рассказать. Вы после Хиландара в какую сторону направляетесь, если не секрет?
– Хотим до Ватопеда успеть, – ответил за всех Вольдемар.
– Тогда по пути. А то до вечера проговорю, а мне ещё вёрст тридцать отмерять, если не больше, – при этих словах Виктор тяжело вздохнул. – Мне в последнюю ночь перед дембелем Богородица явилась во сне, Она меня и спасла, можно сказать. Я потом долго пытался тот образ на иконе увидеть, в котором Она ко мне явилась, и увидел его только здесь, на Афоне.
Когда со старцами беседовал, они мне сказали, что святой Нектарий меня хранит, поскольку в день его памяти родился. Потому я и «безсмертный», что о́н смерть от меня отводит. Его в Греции почитают, как у нас преподобного Серафима Саровского.
– Кому Афон и Саровский, а кому iPhone и Swarovski, – мрачно пошутил гигант Х-в.
– Во-во, – откликнулся Виктор, – плюнуть некуда, одни интеллектуалы. А в Афган такой попадёт, сразу сопли из всех щелей и метеоризм, что хоть спичку подставляй.
– Хочешь сказать, ты сразу Матросовым родился? – Володя продолжил свою канонаду.
– Во всяком случае, не Ломоносовым. Из армии не сбежал, – подытожил наш братишка.
Всё это время, пока мы выражали эмоции, архондаричий не проронил ни слова и, сияя загадочной улыбкой, радостно взирал на нас. Выждав паузу в разговоре, он тихонько, как бы невзначай обратился к нам, решив напомнить о том, что мы всё-таки на Афоне:
– Браћо, ви желите да би се могла ставити до светиња?
– Да, конечно, – наконец подал голос Никита, до сих пор не проронивший ни слова.
– Онда су отишли, а ускоро већ служба, желео бих да се мало одмори.
Из всего сказанного мы поняли только, что скоро начнётся служба, поэтому нужно поторопиться. Прочитав благодарственную молитву, мы поблагодарили также нашего благодетеля и чинно двинулись в ризницу. Архондаричий ничего не комментировал, только указал на чудотворную лозу, росшую с южной стороны кафоликона, и сдобрил парой фраз по-сербски.
После ризницы мы зашли в Соборный храм, приложились к чудотворным иконам, после чего не смогли не подивиться главному чуду Хиландара. Лоза заботливо огорожена чугунной решёткой и металлической сеткой, чтобы какой-нибудь не в меру буйный «доброжелатель» не кинулся на неё с топором. Она и впрямь внушительных размеров, и от неё исходит благоухание круглый год. Во всяком случае, в начале мая мы его почувствовали.
Удивительное дело: недавний страшный пожар уничтожил почти половину строений монастыря, но чудотворная лоза осталась невредимой, хотя опирается на деревянную «крышу» импровизированной беседки. Доски могли вспыхнуть только лишь от критической температуры, но Господь уберёг это сокровище, так же как и чудотворную маслину в Пантелеимоне.
Автор этих строк даже на несколько секунд зажмурился, до того меня пробрал аромат, исходящий от раскидистого живого шатра. Володя, как всегда, принялся пополнять фотолетопись, а Никита снова взялся за трубку дебильника. Один брат Виктор не проявлял никаких видимых эмоций, видимо афганская война закалила его характер пуще дамасской стали.
«Во всяком случае, не Ломоносовым. Из армии не сбежал», – почему-то вспомнились мне его слова. И то, с каким достоинством он их произнёс. «Добрая совесть – это самое великое из всех благ. Она – цена душевного мира и сердечного покоя». А ведь это как раз слова преподобного Нектария. Мельком взглянув на мужественное лицо Виктора, на каменное спокойствие в каждой мышце его атлетичной фигуры, я нашёл стопроцентное тому подтверждение.
Но вот фотосессия закончилась, мы взвалили на плечи наши «грехи» и неспешно направились за новыми приключениями. Брат Виктор брёл чуть поодаль с таким мрачным видом, будто был осуждён в Жёлтые Воды. Кто не знаком с этим весёлым местом, сообщаю, что расположено сие городище в центре «братской» Окраины, в его окрестностях, «провинившиеся перед законом (вернее беззаконием)», добывают самую что ни на есть урановую руду.
Когда азъ увлечённый отбывал практику на строительстве железной дороги Долинская – Помошная, то краем уха прослышал про это весёлое местечко. Экскурсируя в Кривой Рог, наш очаровательный гид, именуемый Оксаной, не смогла скрыть от любознательного студента государственную тайну и слегка проговорилась, почему город имеет такое экзотическое название. От залегающих в окрестных местах железных руд вода в реке действительно становится жёлтой, но не это главное. А то, что в местной исправительной колонии содержат смертников.
Чудотворная лоза
Узнала она об этом совершенно случайно, просто её брат служил охранником на глинозёмном заводе и как-то под «большой стакан» набрал три аккорда на гитаре, да и спел о том, что накопилось в его грешной душе. А накопилась там кровь невинных жертв, когда смертнички решили заявить о своих правах, гарантированных самой гуманной в мiре советской конституцией. Каких уж они «прав» добились, знают теперь лишь ангелы на небесах. И те, кто не пожалел свинца для своих соотечественников, выполняя приказ вышестоящего начальства.
Но что-то я опять о грустном. Не приживаются в моей душе слова Виктора Гюго о том, что мы рождаемся с криком, умираем со стоном, так давайте хоть жить со смехом. Но смеяться почему-то не тянуло, видно жара этому не слишком способствует. Так, в скорбном молчании мы дошли до каменной часовенки с изображением креста царя Душана. Вспомнилось, что при оном Хиландар достиг наивысшего расцвета, в это время количество славянских иноков на Афоне даже превысило число греческих. Но грянул роковой для Сербии 1389 год, и Стефаново царство перестало существовать после поражения сербского войска на Косовом поле.
Наш гигант Вольдемар никак не мог пропустить такой кадр, поэтому очередная фотосессия «съела» ещё несколько минут драгоценного времени, зато прогнала упадническое настроение и заставила ворочаться до оскомины уставшие языки. Виктор проявил благосклонность запечатлеть всех нас вместе, за что ему отдельная благодарность. Заодно сразу вспомнилось, что он обещал по дороге рассказать нам про свою афганскую эпопею и про чудеса на войне. Отдав последние почести последней славянской обители, мы настроились на слуховую волну.
Прости, Хиландар, что не воспеть тебя сегодня. Во всяком случае, в этот вторник. Мы двинулись дальше, нет-нет да и оглядываясь на сербский монастырь, уже такой далёкий – даже не верилось, что каких-то четверть часа назад мы ещё были там. Который, будто заботливая мама, вышедшая провожать нас, смотрел, как мы уходим всё дальше и дальше, и тихонько крестил наш путь. Когда дорога в очередной раз сделала крутой поворот, то мы попрощались с Хиландаром окончательно и безповоротно, и дай Бог, чтобы не навсегда.
Глава II. «Непобедимый»
26 апреля 1985 года, в 18 часов по местному времени, бо́льшая часть гарнизона лагеря Бадабера в Пакистане (наймиты США и пакистанская армия) совершала вечерний намаз. С узниками остались только двое охранников, которые, потеряв бдительность, были обезоружены и связаны. Пленные, взломав замки́, быстро вооружились в арсенале, подтащили боеприпасы к спаренной зенитной установке и приготовились на базе к круговой обороне.
По тревоге был поднят весь личный состав базы – 3000 человек во главе с инструкторами из США, Пакистана и Египта. Они попытались штурмом вернуть контроль над крепостью, но были встречены шквальным огнём и, понеся большие потери, вынуждены были отступить.
В полночь лидер Исламского общества Афганистана Бурхануддин Раббани – будущий президент страны – поднял полк моджахедов Халид-ибн-Валида, окружил крепость и приказал мятежникам сдаться, однако получил ответное требование – вызвать представителей советского посольства в Афганистане, Международного Красного Креста и ООН.
Начался второй штурм, который восставшими советскими воинами также был успешно отбит. Место боя к тому времени душманы и военнослужащие пакистанской армии при поддержке бронетехники и артиллерии 11 армейского корпуса Вооружённых сил Пакистана блокировали тройным кольцом окружения. В воздухе барражировали самолёты ВВС Пакистана. Жесточайшие боестолкновения продолжались всю ночь. Штурм следовал за штурмом, силы восставших таяли, однако и нападавшие несли ощутимые потери.
27 апреля Раббани снова потребовал сдаться и снова получил отказ. Он приказал вывести тяжёлую артиллерию на прямую наводку и штурмовать крепость. Началась артподготовка и затем штурм, в котором участвовали артиллерия, тяжёлая техника и звено вертолётов пакистанских ВВС. Когда войска ворвались в крепость, оставшиеся раненые советские военнопленные взорвали арсенал, сами погибли и уничтожили значительные силы противника.
Дорого заплатили афганские мятежники за попытку вернуть базу. При штурме погибли 28 пакистанских военных и 9 представителей власти, более сотни моджахедов и 6 американских советников. Полностью был уничтожен арсенал, в числе потерь 3 установки «Град», около 40 единиц орудий, миномётов и пулемётов, десятки тысяч ракет и снарядов. Погибла и канцелярия тюрьмы, а с ней, к сожалению, и списки узников. В результате штурма учебная база Бадабера прекратила своё существование. В настоящее время на этом месте одни развалины. Где-то там покоятся и останки восставших советских солдат и офицеров.
Впоследствии стали известны имена советских военнопленных: это лейтенант Сабуров С.И. 1960 года рождения, младшие лейтенанты Кирюшкин Г.В. (1964), Кашлаков Г.А. (1958). Сержант Васильев П.П. (1960), младшие сержанты Рязанцев С.Е. (1963), Саминь Н.Г. (1964), ефрейтор Дудкин Н.И. (1961). Рядовые Васьков И.Н. (1963), Варварян М.А. (1960), Павлютенков (1962), Рахимкулов Р.Р. (1961), Левчишин С.Н. (1964), Зверкович А.Н. (1964), Коршенко С.В. (1964). Служащий Советской Армии Шевченко Н.И.
Спустя два дня после восстания лидер одного из воюющих афганских кланов, небезызвестный Гульбеддин Хекматиар, издал приказ, посланный всем подчинявшимся ему отрядам моджахедов: «Шурави в плен не брать! При захвате уничтожать на месте на всей территории Афганистана». В случае благополучного исхода все они получили бы в «благодарность» от советского государства от 8 до 15 лет строго режима за измену Родине по статье 64 УК РСФСР.
* * *
– Правильно говорят: на войне атеистов не бывает. Наверное, Господь и попускает войны, чтобы народ снова к вере повернулся, – при этом Виктор три раза перекрестился.
– А сам-то ты когда окончательно к вере пришёл? – мой вопрос заставил его вздрогнуть.
Виктор вдруг резко замолчал, но было видно, как губы его дрожат, а глаза остекленели от набежавшей слезы. «Да, – подумалось мне в этот момент, – если уж такой мужественный герой не может сдержать слёз, значит, причина действительно была серьёзная».
Секунды текли Ниагарским водопадом, но Виктор молча пережёвывал тишину, как будто собирался с духом. У меня было такое чувство, что сто́ит мне произнести хоть звук, даже чихнуть или кашлянуть, и мы никогда не узнаем истины. Даже не в меру говорливый гигант Х-в в этот момент не проявил рвения, лишь соловьи продолжали исполнять свои серенады, а где-то вдалеке шумел прибой. Больше ничего не нарушило райской идиллии.
– Истинная вера приходит тогда, когда в этом убеждаешься реальными жизненными фактами, – Виктор ненадолго замолчал, протяжно втянул свежий воздух, точно экзотичное угощение, и только после этого продолжил. – Это случилось где-то под Кабулом. Наш батальон тогда охранял дорогу на перевале возле границы с Пакистаном. Оттуда под видом гуманитарной помощи шли караваны с оружием, боеприпасами и наркотиками.
Естественно, те, кто хотел жить, старались меньше знать. Кто-то наверху, видимо, хорошо грел на этом руки, поэтому проявлять инициативу было смерти подобно. Я тёрся на войне уже не первый год, многому был научен, но не все же такие. Были те, кто хотел выслужиться, кто-то завидовал, что с ним не поделились, – в чужую душу не заглянешь.
Короче, один раз талибов прищучили – кому-то приснилось проверить содержимое «гумпомощи». А для многих из них подобный бизнес был единственным источником существования. К тому же у каждого семьи по восемь – десять человек, и все жрать хотят. Дело попытались замять, но кто-то уже успел в Москву сообщить, шухер неимоверный поднялся, так что и головы, и погоны полетели бы журавлиной стаей. И чтобы впредь никому неповадно было мафии на хвост наступать, в чью-то голову пришла идея «разобраться» с опальной ротой руками «духов». Одним выстрелом свою голову из-под топора вынуть и концы в воду спрятать.
Монастырь Пантократор
– И что, это твоя рота была?
– Да нет, соседняя, но ведь и мои могли высунуться.
– Ежу понятно, – Никита не расставался со своей коронной фразой.
– Ну и что дальше?
– А дальше… – Виктор опять замолчал на короткое время. – Дальше нашему батальону поступил приказ готовиться к передислокации. Куда, зачем – никто толком не объяснил, да и не всё ли равно? На сборы дали сутки или двое, сейчас уже не помню. Да не суть важно. Одним словом, для многих это было как сивый мерин на Южном полюсе.
А ребята из опальной роты, представляете, подружились с местной коброй.
– С кем, не понял? – едва сдерживая смех, переспросил Вольдемар.
– Чего не понял? С коброй, говорю. Змея такая, очковая. Она к ним как-то заползла, они жутко струхнули, думали, что бросится на кого-нибудь. Но агрессивных намерений у неё не было. Ребята её сахаром угостили, после чего она потанцевала на хвосте и мирно удалилась. А потом уже стала регулярно к ним захаживать, даже к себе в гости позвала.
– Это как, по-русски или по-японски? – уже не сдержавшись от смеха, спросил Никита.
– Тёмные вы, как борода у талиба. В Афгане не то что змеиный, паучий язык понимать научишься. Короче, узнали ребята, где она обитала, – в пещере, в полуверсте от лагеря. Стали её навещать, подкармливали, одним словом, стали лучшими друзьями. Сам бы никогда не поверил, если бы не был тому свидетелем, – Виктор не сумел сдержать улыбку.
– И тут приказ: передислоцироваться куда-то под Кандагар. Приказы не обсуждаются, ребята стали собираться, Колян, запамятовал… как его… не важно, вспомнил в последний момент, что они забыли с Настей попрощаться: они ей даже имя дали.
– А почему именно Настя, странно как-то?
– Ничего странного. Просто с её появлением всегда погода менялась. Как нет Насти, так ненастье, туман опускался на горы. Само собой по аналогии и родилось.
– Прям шапито! – Володя опять заискрился раскатистым смехом.
– Скорее Колизей. Ты слушай дальше. Пошёл, значит, Колян к пещере, а Настя уже ждала его, свившись колечком на камушке. Он только начал сахар из кармана доставать, а она вдруг прыгнула к нему на шею и ощетинилась перед его лицом. Коля опешил, не может ничего понять и вдруг слышит отдалённую стрельбу, разрывы гранат, бой, короче, идёт. И очень быстро всё стихло. Только после этого Настя сползла с него и удалилась в своё гнёздышко.
Колян перевёл дух: он-то думал, что тяпнет сейчас, и поминай как звали. Ан нет, но смутная тревога не покидала его: что бы могло это означать? Он что есть мочи дёрнул к лагерю, и через пять минут перед ним предстала картина Васнецова «После побоища князя Игоря с половцами»: вся рота была зверски уничтожена! Причём раненых добивали штыками в глаза. Наши ребята даже не успели оружие применить, всё случилось настолько стремительно. Видимо, экзекуция была заранее спланирована и подготовлена.
– Коню понятно! А ты не знаешь, кто это были? – поинтересовался Никита.
– В этих местах орудовала банда Юсуфа. Во всяком случае, по слухам это были они, а там кто знает? Мы тоже стрельбу услыхали, хотели связаться с ними по рации, но никто не отвечал. Тогда мы по тревоге ноги в руки и рванули в надежде помочь, если что.
Вдруг БТР, который шёл головным, резко сворачивает с дороги. И остановился. Я запрашиваю командира, что за цирк, а он мне про внутренний голос начинает в уши кляп вставлять. Я ему опять: «Пошто мне порожняк толкаешь? Приказа не слышал?» Он опять за старое: «Мне, говорит, Богородица явилась и сказала, что дальше дороги нет. Дальше смерть!»
Я, разумеется, весь свой ненормативный запас выложил, обхожу его броневик и по газам. И вдруг взрыв! Но не сильный: или гранату пустили, или на противопехотной мине подорвались. Мне-то только лицо покарябало, а вот водиле повезло меньше: ногу потом оттяпали. Выбраться невозможно – кругом стрельба, а в БТРе мы мишень. Сидим, как овцы на бойне, и ждём непонятно чего. Тут слышу в заднем у нас ДШК «заговорил», а ихний вроде замолчал. Пользуясь передышкой, мы выбрались из «коробочки» и заняли круговую оборону.
– Зѣло борзо, – Никита почесал затылок и сплюнул сквозь зубы.
– Куда уж круче! А главное – местность открытая, спрятаться негде, а духов не видать: пали в белый свет, как в копеечку, пока патроны не кончатся. Хорошо через пару минут «Акулы» прилетели, талибов наизнанку вывернули, а то бы хана! Короче, нашу роту тоже изрядно потрепали, но в этот раз обошлось без жертв. Только несколько «трёхсотых» (раненых).
– А что с тем, уцелевшим-то, стало? С катушек не слетел?
– Не знаю, я его больше не видел, но слух прошёл, что он в одиночку банду Юсуфа уничтожил. Отомстил за ребят. Причём ему Настя помогла. Она его привела к пещере, где у тех лагерь был. А Колян вроде химиком был по профессии, сотворил что-то вроде бомбы с отравляющей начинкой и под видом «духа» пробрался к ним в логово, сняв часового. Когда бомба взорвалась, они стали как очумелые выбегать наружу, его приняли за духа – он тоже бородатый был. Тут он их всех поодиночке и уложил. А Юсуфу потом также штыком зенки выколол.
– Да уж, за такое надо бы к «герою» представить, – с восхищением произнёс Никита.
– У нас представят!.. К «вышке», по статье 64 УК РСФСР, за измену родине.
– А что, он кому-то дорогу перешёл? – спросил гигант Х-в.
– Кто ж знает? Только полковника Чердынцева вскоре в Союз отправили, по слухам, «на конвейер» попал, потом вроде на Камчатке или в Плесецке осел, не помню.
– И за что ж ему такая награда?
– Видимо, он всё это крышевал. В цинковых гробах-то наркоту в Союз переправляли, а тут целая рота «двухсотых», и ни грамма! За такое мафия по головке не погладит.
– Это точно! Если в Плесецк, значит, кончили бы там его, это как пить дать, – сделал заключение азъ окаянный. – Там умеют концы в воду прятать. В прямом смысле.
– Ты-то откуда знаешь, бывал, что ли, там? – удивился Виктор.
– Не просто побывал, а с конкретной целью туда услали. В своё время одному полковнику, высоко летающему, дорогу перебежал. Как тот заяц Александру Сергеевичу. Только косой спас солнце русской поэзии от участия в восстании декабристов, а я на роль спасителя даже в профиль не гожусь. Ушами не вышел. Поэтому был выбран в качестве тельца на заклание. Чудом жив остался, Господь ангела-хранителя послал, а то бы кормил бычков на дне карьера.
– Интере-е-есно! Прямо альманах невыдуманных рассказов. Ну-ка, поведай братьям по вере, какой такой ангел тебя хранил? – глаза Виктора заискрились неподдельным интересом.
– Было дело. После Паровозной академии по распределению я попал в N-й «почтовый ящик». На «ярмарку вакансий» приехал лысый плюгавенький человекушка с нерусской фамилией. Чем конкретно буду заниматься, мне он не объяснил, сказал только, что буду служить по специальности. Раз факультет строительный, значит, предстоит строить коммунизм, а где конкретно… То ли на одной шестой части суши, а может, и на всей планете. Как Господь управит.
Когда освоился, стало понемногу доходить, что вся эта мышиная возня с построением нового светлого будущего лишь ширма, просто из нас отбирали кандидатов в разведшколу. По сути, это были разведъясли. Кто догадывался, того отправляли на режимные объекты, чтобы проверить «на вшивость». По ходу дела я все полигоны страны посетил, но, видимо, характер мой начальству не по душе пришёлся: зѣло независимый, кому ж это понравится? А поскольку меня уже в кое-какие тайны посвятили, то выбран был в качестве жертвенного агнца.
– Это как? – Вольдемар не оставил привычки задавать «китайские» вопросы.
– Каком кверху! Кончить меня надо было, но с пользой. Разведчик в экстремальной ситуации должен без раздумий и лишних эмоций выполнить ЛЮБОЙ приказ. Поэтому те, кто хотел бы послужить отечеству на этом поприще, в обязательном порядке должны пройти через это безбожное испытание. А мой непосредственный начальник как раз готовился к поступлению в Военную дипакадемию, но только в случае успешного прохождения испытания кровью. Тут и агнец «подоспел, как по заказу Люцифера». Всё складывалось одно к одному. Но Господь зрит сердце, поэтому вы видите меня стоять перед вами живым и в меру упитанным.
– И как же он тебя замочить собирался? Как Раскольников старушку?
– Не-е, Витя, у Роди не было талантливых учителей. Ты ж советский, ты же чистый, как кристалл, начал делать – так уж делай, чтоб не встал. Вернее, не вынырнул. Чтобы концы в воду и никогда чтобы не всплыли. Замочить не только в переносном, но и в прямом смысле.
– Ну так это ж исхитриться нужно? Он что, чемпион по подводному плаванию?
– Да какой там чемпион? По литрболу – та да. Выжрать мог литруху и хоть на цыпочках. Здоровый бугай, как трусы после стирки. И всегда, как купаться едем, обязательно с собой горючего брал. Мы-то не особливо употребляли, так, для аппетиту, а о-он! Стакан вмажет, вторым «закусит», носки понюхает, и ни тебе прибавки к жалованию. Анекдоты любил травить – это потом до меня дошло, что он стукачом был, на ответную откровенность раскалывал. Политсознательность нашу прошаривал и, куда следует, сообщал. На каждого досье: как «чаша терпения» переполнится, считай, что ты уже на небесах. Машина работала безотказно.
– Так по какой же причине этот дрын на тебе засбоил? – азарт поглотил Виктора всерьёз.
– Говорю же: на всё воля Божия! Видимо, у меня другая миссия на этом свете.
Короче, в середине цветущего мая, сразу после праздничной недели, нас выпихивают в командировку. Задание пустяковое – реконструкция подъездного пути на стартовую площадку. Хотя чего там реконструировать? Не скажу, что состояние пути идеальным было, но бывало и похуже, однако никто не чесался. Одним словом, приказы не обсуждаются.
Через месяц всей команде командировку продляют и дают новое задание. Без объяснения причин. Кое-кто пороптал для вежливости, но особо рыпаться не стали. А что? Гостиница хоть и не десять звёзд, всё не в палатке и не в коровнике. Все тебе тридцать три удовольствия, даже с прекрасным полом проблем не было. Живи и радуйся жизни.
– И вы радовались? – Виктор недвусмысленно намекнул на «запретный плод».
– Кто как. Лично меня в Москве ждала невеста, и заявление томилось в ЗАГСе. Поэтому у меня проблемы сводились к поиску путей в прекрасное далёко. Типа как оттуда поскорее слинять и желательно без стука дверей. А всё, как назло, складывалось не в мою пользу. Даже дату регистрации пришлось переносить, но второй раз это было уже за гранью возможного, тем более что ЗАГС закрывался на ремонт, и на семейной жизни можно было ставить крест.
– Так уж и крест? А что, через год уже нельзя было расписаться?
– Можно было. Если бы мне удалось прожить этот год. Но мне бы не удалось.
– Что, настолько серьёзно? – Виктор даже напрягся, как перед броском на амбразуру.
– Несерьёзно только курить после секса. И квасить натощак. А о таких вещах не шутят.
Короче, жарким июльским днём собралась наша экспедиция погреть кости на пляжу́ и охладить усталые мышцы. Места́ там – райский уголок. Водичка словно баккара, ласковый песочек, травка изумрудная, пихты, лиственница, ягод каких только нет, грибы – на любой вкус, хариус руками ловится – всё, что душенька ни пожелает. А главное – тайга, народу никого, полигон закрытый, одни свои. Божия благодать! Потом только мы узнали, что это не озеро, а затопленная шахта, глубина метров триста, а то и больше, сродни Байкалу. Утопленников не находят, да особо и не ищут. Так, ради тренировки водолазов. Одним словом, «концы в воду!»
В этот момент трель мобильного телефона, пытаясь перещеголять мой голос, как на грех резко ударила по ушам. Никите безпрерывно звонили то компаньоны, то сотрудники, не давали покоя ни днём, ни ночью. Пока он озвучивал очередное ценное указание или выслушивал отчёт о проделанной работе, мы наслаждались зрелищем окрестного пейзажа и волшебными звуками живой природы. Шелест листвы и хрустальный голосок ручейка, стрёкот цикад и несмолкаемые трели соловья наполняли душу эликсиром божественной благодати почти как в Плесецке. Какая-то неразрывная связь энергетики природной и мышечной, ещё не изученная очередным Гиппократом, мгновенно снимала усталость и давала силам новый импульс.
Даже самое ценное указание когда-то заканчивается. Ники, отставший от нас метров на несколько, по привычке сначала про себя чертыхнулся, потом перекрестился, в три ноги покрыл это расстояние и снова замастырил сосредоточенный вид. ВПСлуга поимел возможность продолжить своё заунывное повествование, которого с нетерпением ожидали Витя и Володя.
