Мераб Ратишвили
Эпатаж
ЭПАТАЖ
Из театральной студии «МХАТ» я и Сергей вышли довольными. Все, попавшие на закрытый концерт Владимира Высоцкого, были полны впечатлений. В маленьком зале было тесно. Мы самыми последними проникли в этот зал и теснились где-то у стенки, но всё равно были очень довольны. Я совершенно случайно попал на этот концерт благодаря Сергею. Я видел его несколько раз в театральной библиотеке, там же, на улице Пушкина, параллельной улице Горького (нынешней Тверской). Туда я ходил часто. Эта библиотека была своего рода местом «тусовки», увлечённой театром, молодёжи. На лестничной площадке, куда мы выходили покурить, всё время была суета и бесконечно шли разговоры о театральной жизни Москвы. Если где-нибудь ставился новый спектакль, то об этом можно было узнать именно здесь, здесь же мы разбирали всё нюансы и детали этого спектакля. Если кто-нибудь интересовался и хотел узнать что-либо о театре, актёрах и режисёрах, то там можно было узнать обо всём. Что же касалось их личной жизни, то это была главная тема для сплетен, хотя здесь мы узнавали и много интересного. Часто по вечерам мы всей группой шли штурмовать какой-нибудь из театров, чтобы попасть на генеральную репетицию или премьеру и сесть хотя бы на раскладной стул. Если не удавалось, то мы прекрасно чувствовали себя и наступеньках лестницы, чембыли довольны. Для парня только что приехавшего в столицу, чтобы познакомиться с театральной жизнью города, да и вообще, тусоваться в библиотеке было действительно очень полезно. Именно там и сказал мне Сергей, что у них в студииконцерт Высоцкого и обещал как-нибудь протащить меня. И нам действительно пришлось прибегнуть к разного рода уловкам, чтобы как-топопасть в зал. Из библиотеки мы часто направлялись в дешёвую столовую на Пушкинской, где как и в ресторане, всегда стоял шум и царило веселье. Здесь начинающие актёры старались своей оригинальностью привлечь к себе внимание случайного зрителя. Это было своего рода тренировкой, к чему я был неготов. Такие эпатажные поступки на меня действовали весьма отрицательно, поэтому я часто уклонялся от пребывания в их компании. Я предпочитал бывать с такими людьми, которые не пытались утвердиться такими дешёвыми методами и не имели склонности к этому. Девочки и мальчики в возрасте от семнадцати до двадцати лет пытались найти себя, а заодно и своё место, чтобы закрепиться в этом огромном городе. Это и не было удивительным. Такие вещи особенно были нужны тем, кто приезжали в столицу из глубинки бескрайней империи, чтобы их заметили, увидели, выделили из массы и тем самым дали возможность остаться в Москве. Поэтому они своим одеянием, разговором и поведением всегда должны были быть в центре внимания. Это тоже было своего рода формой для самоутверждения и как считали многие из них, одним из главных оружий, для достижения этой цели были их скандальные выходки.
Стояла зима 1979 года, наверно месяц март. После январских катастрофических морозов, когда в течение двух недель мороз достигал сорока – сорока пяти градусов и не собирался отступать назад, пятнадцатиградусный мороз людям казался чуть ли не летом. Я чудом спасся, что не отморозил себе ноги в декабре на железнодорожном перроне в Подмосковье, но это совсем другая история. Вот мы с Сергеем, взяв с собой двух девушек, после концерта направились в кафе «Московская». В то время это кафе на улице Горького считалось богемным местом для молодёжи. Некоторые из наших общих знакомых были завсегдатаями этого заведения, и днём, и ночью. Я всё удивлялся, когда же они учились; но факт остаетсяфактом, они учились, во всяком случае, я так знал. В кафе мы нашли своё место. Наше приподнятое настроение мы хотели закрепить хорошим ужином и приятной беседой. Но всё это осталось лишь желанием.
Вскоре появился друг Сергея с таким шумом, что я тут же догадался, что этот вечер не сулил нам ничего хорошего. Он вошёл в зал в своей шинели нараспашку. За ним бежал администратор и просил его снять шинель, но от него так и не смог добиться этого, и оставил его в покое. Он был нашим ровесником, может быть года на два старше. Высокий блондин с рябыми глазами, прямыми чертами лица и, наверно, фотогеничной внешностью. Одетый в длинную шинель до пят времён гражданской войны, он был похож на сбежавшего с массовки съемочной площадки. Очень взволнованный, он говорил поставленным басистым голосом, который так не шёл его возрасту. Как видно, самым главным для него было привлечь к себе внимание и сделать так, чтобы находящиеся в зале, запомнили его. Не имело значения чем и как они могли его запомнить. Я его видел и раньше, но тогда мы не были знакомы. Сейчас он познакомился со мной, я точно не помню, как он назвался, то-ли Саша, то-ли Миша Уральский. Я запомнил лишь «ша» и Уральский, так как он мне не понравился с самого же начала, поэтому я и не пытался запомнить его имени. Потом он снял шинель, видимо, ему стало либо жарко, либо его одежда уже произвела первый эффект, поэтому он решил показать себя ещё чем-нибудь другим. Он повесил свою шинель на спинку свободного стула у соседнего столика так, что даже не спросил разрешения и к тому же сделал он это так, чтобы его все видели. Пока он сидел с нами, мы не смогли вставить ни одного слова, всё время говорил только он. Вообще-то, все любители эпатажа такие. Не успел он ещё сесть, как всем изрядно надоел. Но больше всего меня удивляло, что могло быть общего с этим типом у Сергея, который оставлял впечатление очень уравновешенного парня, к тому же, он был из замечательной семьи. Этот Саша или Миша на некоторое время оставил нас и пересел к другому столу. За нашим столом стало уютно и спокойно. Сергей сказал мне:
– Не удивляйся. Такой уж он тип, эпатажный, но очень способный, и то, что ты видишь, это лишь его маска.
– И рядом с тобой, твоему другу нужна маска?
– Нет, со мной не нужна, но с другими, видимо, нужна. Когда он видит нового человека, он, сам того не замечая, входит в роль.
– Мне кажется, что эго эпатажность граничит с наглостью и его такое поведение исходит не от того, что он играет роль, а от его психического расстройства.
– Нет, как для будущего актёра, его целью является поломать внутренние рамки и снять с себя психологические ограничения. Поэтому, это всего лишь путь к достижению своей цели.
Я был несогласен с ним и спросил его:
– Тебе нужен этот эпатаж и раскол этих рамок?
– Нет, мне не нужен. Я знаю, что и тебе не нужен, – ответил он за меня тоже.
– В том то и дело. Это скорее всего скачок из одной крайности в другую. Если он решил стать актёром, то с самого начала у него должны были быть другие данные и способности. Если ему мешали внутренние рамки и психологическая ограниченность, он и не должен был думать об этом. Расколоть эти рамки он сможет, а вот стать актёром…, хотя клоуном он уже стал. И к тому же, он гордится своей скандальностью так же, как и своим поставленным голосом. Поэтому, он уже ограничен новыми рамками и дальше этого он пойти не сможет. До цирковых клоунов он не дотянет, так как клоуны очень серьёзные люди и шалят лишь на арене.
Он не соглашался со мной, но я всё же продолжил и до конца высказал ему всё, что думал.
– Сергей, если ты внимательно присмотришься, то скоро увидишь, какое будущее будет у этого способного актёра. Он может показаться в «массовке» и это будет его самым большим успехом. У него больше шансов стать шутом, вот и всё. Вокруг него соберутся ему подобные люди, которые обладают такими же наклонностями, как и он сам. Поэтому он постоянно будет находиться в этом кругу, здесь он будет чувствовать себя комфортно, а другие будут остерегаться и избегать его. Если он тебе действительно друг, помоги ему выйти из этого состояния. Если это не произойдёт, то ты увидишь, что и тебе всё это тоже скоро надоест, так как из-за него ты часто окажешься в неловком положении.
Мы долгоспорили с ним, он не соглашался со мной. Он приводилсвои аргументы, я свои, но каждый оставался при своём. Мы спорили до тех пор, пока этот шут не вернулся к нашему столу. Всё это время девочки с большим вниманием слушали нас и не вмешивались в разговор. Когда этот тип вернулся, то они уже смотрели на эпатажного гостя совсем другими глазами. Это было заметно сразу. На каждую его попытку рассказать что-нибудь изумительное или слишком смешное, они смеялись от всей души, как бы поддразнивая его, чтобы он сказал что-нибудь, ещё более глупое или сделать что-то в этом роде. Он чувствовал себя в своей стихии и вообще перешёл все границы. Он столько паясничал, что создал неудобства для всех вокруг. К нашему столу были обращены многочисленные не добрые взгляды и предупредительные замечания. Эта ситуация, лично мне создавала серьёзный дискомфорт. Мне совсем не хотелось, чтобы неуравновешенное поведение этого типа, как-то отождествлялось со мной. Я и завтра мог бы встретиться с кем-тоиз этих людей, и не хотел, чтобы обо мне думали так же, как об этом паяце.
Я сказал, что мне надо идти на главпочтамт – К-9, которая была на противоположной стороне, чтобы заказать междугородний телефонный разговор и ушёл. Я обещал вернуться, но не сделал этого. А до того, у выхода я расплатился с официантом, чтобы не подумали, что я поужинал и ушёл втихаря. Я и Сергея то видел всего раза три-четыре и поэтому терял немногое, хотя с ним меня действительно связывали добрые отношения.
После этого случая прошло больше месяца, как я не встречался с ними. Чтобы позвонить домой я часто заходил в К-9, иногда приходилось ждать часами, пока нас соединяли. Вот, однажды я встретился со своим знакомым по библиотеке Сашей Гохарманом. Оказалось, что он ждал Сергея и этого Уральского. Мы ещё не закончили беседу, как появились Сергейи Уральский. Как мне потом сказал Гохарман, Уральский была не его фамилия. Так он назвался потому, что был родом с Урала.
Мы поздоровались, немного поговорили. Сергей чувствовал, что я избегаю его компании и пытался как-то восстановить отношения со мной. Этот же клоун – я ничего не имею против клоунов – заладил, что хочет пойти на Красную площадь. Все трое просили меня пойти вместе с ними, уговаривали погулять немного, а потом пойти в театр. Я посмотрел на них, этот шут был одет в шинель, этот Гохарман точно в такой же шинели – они будто сбежали из одного полка. Никакого настроения выносить их скандалы и шутовство у меня не было, и несмотря на то, что я собирался зайти в ГУМ рядом с Красной площадью, я всё же отказался идти вместе с ними. Гохарман остался со мной и сказал им, чтобы они шли и он их догонит. Я попрощался, Гохарман уловил моё расположение и спросил меня, почему я избегаю дружбы с ними.
– Я не избегаю дружбы с Сергеем, но этот парень настоящий кляузник, ввяжется в какую-нибудь неприятность и других впутает в эту кляузу. Он не совсем нормальный, – ответил я.
Частично он был согласен со мной.
– Нет, он действительно очень способный, но может быть, он немного не в своём уме, – ответил Гохарман.
Меня удивляло, как Сергей ладил с ним, но я не стал больше говорить об этом. Я зашёл на почту, взял перечисленные деньги и пошёл в ГУМ. Гохарман пошёл со мной. Когда мы спустились в подземный переход, то есть, в так называемую «трубу», который пересекал проспект Маркса от улицы Горького до Красной площади, издалека доносился такой шум, что я тут же догадался, что это было делом рук этого шута.
Когда мы подошли к ГУМ-у Гохарман остался у входа на первойлинии и сказал, что будет ждать меня там. Я не собирался долго задерживаться, мне нужно было зайти лишь в одну секцию. Я обещал вернуться через десять минут и зашёл в ГУМ. Но я задержался там немного дольше. Было много народу, пока я добрался до секции, а потом ещё и выстоял маленькую очередь. Через двадцать минут с пакетом в руках я вернулся на назначенное место, но Саши Гохармана там уже не было. Я оглянулся по сторонам, но никого не увидел. Я пошёл налево, в сторону Красной площади. Когда я подошёл к углу здания, то остановился и подумал, может они находятся где-нибудь рядом. На площади было сравнительно мало народу. Было достаточно холодно, снега не было, хотя солнце еще светило, но холод не сдавался. Редкие туристы прогуливались по площади. Сквозь людскую массу я заметил какую-то суматоху – милиция и переодевшиеся люди, которые постоянно патрулировали на площади, почему-то были взбудоражены. У мавзолея показались две «Волги» и милицейские патрульные «Москвичи», но обе они сразу же развернулись и уехали обратно. Пока я следил за передвижением машин, боковым зрением я увидел, как испуганный Гохарман бежал по площади в мою сторону. Я тут же догадался, что, что-то произошло по милости того шута. Издалека я дал ему знак, что не надо было встречаться, и надо было проскочитьв ГУМ. Я развернулся и вошел во внутрь.Близко у входа поднимаетсялестница на второй этаж. Я быстро поднялся и остановился на площадке. Забежал Гохарман, я свистнул ему, он увидел меня и побежал ко мне. Я сказал ему, чтобы он перешёл на третью линию второго этажа и подождал меня у выхода на Куйбышевскую улицу. Он тут же побежал в том направление, которое я указал ему. Я стал спускаться вниз к выходу. В двери ворвались несколько милиционеров. Они тут же оценили обстановку. Один побежал в мою сторону, пробежал мимо меня и поднялся на верх, второй последовал вдоль первой линии. Офицер остался стоять в дверях, он что-то передавал по рации. Создавшаяся обстановка свидетельствовало о том, что бежали именно за Гохарманом. Наверно они задержали бы и меня, если бы увидели вместе с ним, хотя я не знал, за что. Я чувствовал, что всё это дурно пахло, но никак не мог догадаться, что могло произойти за эти двадцать минут. Наверно эта погоня как-то была связана с Сергееми Уральским. Другого быть не могло. На улицу я не выходил и повернулся обратно, по лестнице поднялся на второй этаж и вдоль второй линии я пошёл к выходу на Куйбышевскую улицу. Заодно поглядывал вниз, не происходит ли там что-нибудь. По второму этажу я перешёл на третью линию и пошёл по ней. Я заметил переодетых в гражданскую одежду милиционеров, которые заходили в магазины и искали кого-то. Когда я проходил мимо женской секции, то услышал голос Гохармана; он звал меня, но не вышел ко мне. Я вошёл. Он смотрел на меня побледневшим и испуганным лицом. Я сказал ему, что по всей вероятности, ищут его и чтобы он снял шинель.
Да, за мной гонятся, и всё из-за этого идиота. Я потом расскажу тебе, что произошло.
Я подошёл к продавщице, купил пакет за двадцать копеек и вернулся к нему.
– Быстро снимай эту шинель и положи в пакет, и шапку сними. Выйди опять на Октябрьскую улицу и встретимся там у метро. Сейчас я перейду на противоположную сторону линии и, когда дам тебе знак, тогда и выйдешь.
Я перешёл на вторую сторону, действительно никого не было видно. Я дал знак Гохарману и он быстро покинул магазин. На нём был толстый джемпер и он не привлекал к себе такого внимания, как в шинели. Он спустился по лестнице. У выхода стояла милиция, но несмотря на это, он беспрепятственно прошёл мимо них вместе с людской массой. Я последовал за ним. Мы спустились в метро, там было легко затеряться в толпе пассажиров, мы ни о чём не говорили. Он сказал только одно, что они здорово под-залетели, и его тоже могут найти.
Оказывается он снимал квартиру вместе с этим Уральским. Эту шинель из студии тожепритащил домой он. – Ходи в этой шинели и будешь смотреться крутымпарнем, – говорил ему Уральский. Первое, что я посоветовал ему, чтобы он не возвращалсядомой.
Мы вышли на станции метро «Ногина», но не стали подниматься наверх. Там же мы нашли укромное место и присели на скамью. Здесь он и рассказал мне, что произошло на самом деле.
– Когда ты зашёл в ГУМ, я постоял немного ипошелна Красную площадь. Мне было интересно где они были и что делали. Я прошёл к центру и увидел Сергея, который стоял спиной ко мне и смотрел на мавзолей. Того идиота не было видно. Потом он вдруг появился на трибуне мавзолея, никак не могу понять, как он смог это сделать, так незаметно. И вот с трибуны он начал кричать. Сначала я не понимал о чём он говорил, поэтому и подошёл поближе. Сергей не видел меня, но этот идиот увидел и стал кричать ещё громче. Он будто обращался к нам: – «Уберите эту гнилую собаку отсюда, а то мавзолей совсем провонял гнилью. Дайте людям дышать свободно, откройте границы страны, долой коммунистическую партию! долой КГБ! Да здравствует Америка и свобода! ТоварищЧелтакян, разве ты не хочешь, чтобы твоя республика была свободной?» – Потом он обратился ко мне: – «Товарищ Гохарман, разве ты доволен тем, как обращаются с евреями?» – Какие-то туристы его фотографировали, снимали на кинокамеры. Когда он назвал меня, я застыл на месте. Я чуть не обмочился от страха; Даже сейчас, когда вспоминаю, мой мочевой пузырь готов лопнуть.
Он действительно не был похож на человека, он весь посинел от страха и злобы.
– Туристы повернулись ко мне и стали снимать меня тоже. Потом несколько человек в формах и штатском поднялись на трибуну. Он всё кричал: – Смотрите, как поступают со свободным человеком, тираны! Вашу мать! Отпустите, вашу мать! – Всё это продолжалось всего пару минут. Его тут же схватили, подбросили в воздух и слету спустили вниз. Я стоял остолбеневший, Сергея тоже скрутили тут же. Откуда-то появились машины, их затолкали по одному, и только после этого направились ко мне. Я чувствовал, что мне надо было бежать и сорвался с места.
