Руслан Мельников
Операция «Танненберг»
Глава 11
– Странный вы все-таки посол, комтур, – такими словами встретил Бурцева император.
Холодные взгляд скользнули по лицу «посла», по доспехам, которыедавным-давно вышли из рыцарской моды. По гиммлеровской папке со свастикой – ее Бурцев сунул за пояс Такие бумаги лучше держать при себе.
– Очень странный…
Бурцев решил промолчать. Только склонил голову перед монархом. Помогло…
Император ответил сдержанным кивком. И, вроде, успокоился.
Его Императорское Величество Рупрехт Пфальцский, чей полный титул звучал длинно, коряво и неудобопроизносимо – Курфюрст Пфальцский, Король Немецкий, Император Священной Римской Империи – был человеком сухим, резким и жестким. В делах и поступках, в движениях и словах. Колючий взгляд условного властителя условной империи мог вызывать либо страх, либо неприязнь – третьего не дано. Подергивалось в тике левое веко, губы были плотно стиснуты, кулаки – сжаты.
Император был уже в возрасте, для этих времен весьма почтенном – далеко за пятьдесят. Или уж скорее около шестидесяти[7]. Но выглядел относительно моложаво и был полон энергии. Вот только нервы расшатаны до безобразия. И волосы – седые-преседые.
Десять лет назад Рупрехт Пфальцский был избран на императорский престол вместо короля чешского, курфюрста браденбургского Венцеслава, свергнутого другими своенравными курфюрстами священной империи. Не желая повторить судьбу своего предшественника, Рупрехт давно уже вынашивал тайные планы объединения разрозненных германских земель и укрепления номинальной императорской власти. Подчинить курфюрстов – вот в чем он видел смысл оставшейся жизни. Тевтонский орден был потенциальным и, пожалуй, самым могущественным союзником Его неудовлетворенного сложившимся положением дел Величества.
– Проклятая булла! – неожиданно провозгласил император. – Все эта проклятая «Золотая булла», подписанная бесхребетным папашей Венцеслава Карлом IV Люксембургским!
Рупрехт быстрыми шагами мерил комнату, с ожесточением впечатывая в каменный пол кованые каблуки тяжелых сапог. Поступь звучала грозно. На перевязи слева свисал длинный меч, тяжести которого пожилой Рупрехт, казалось, не замечал вовсе.
«Крутой старикан», – думал Бурцев. И молчал. И слушал. Молчать и слушать сейчас было безопаснее. Бурцев ни малейшего представления не имел, о чем сейчас следовало говорить.
Помещение, предоставленное хозяином замка для переговоров, располагалось в восточном крыле замка и имело два окошка-бойницы, выходивших на замковый ров. Ну что еще… Закопченный камин, потрескивающие факелы, массивный стол от стены до стены, уставленный снедью на добрую дружину, пара длинных лавок, тяжеленный стул с подлокотниками, высокой спинкой и необоснованными претензиями на трон. И запертая дверь. Массивная, дубовая, обитая железом.
По ту сторону двери дежурит молчаливая стража императора. По эту находятся переговорщики. Расхаживающий Рупрехт Пфальцский и фальшивый «комтур». Больше на встречу за закрытой дверью не пустили никого. Дружине и освобожденной ведьме пришлось остаться на замковом дворе под охраной императорской стражи. И Бурцев крайне неуютно чувствовал себя за огромным пустующим столом. Да еще и без оружия. Все колюще-рубяще-режущие предметы его попросили сдать. Мнительный император не доверял никому. Даже потенциальным союзникам.
Наверное, правильно делал.
– Булла Карла Люксембургского полностью развязала курфюрстам руки, – сокрушался Рупрехт. – Семь выборщиков-курфюрстов: архиепископ Майнцский, архиепископ Кельнский, архиепископ Трирский, король Чешский, герцог Саксонский, пфальцграф Рейнский и маркграф Бранденбургский вправе смещать и избирать императора Священной Римской империи![8] Ну, куда это годится? Я вас спрашиваю, комтур!
«Демократия, однако, – мысленно усмехнулся Бурцев. – Вернее, олигархия какая-то» И поспешил ответить:
– Никуда. Никуда не годится, Ваше Величество.
– Вот потому-то мы должны действовать быстро и беспощадно. Мы должны опередить мерзавцев, растаскивающих империю по кускам. Но, как вы понимаете, мои возможности весьма ограничены. Десять лет назад, еще в самом начале своего правления, я попытался приструнить разжиревших бюргеров, но, как выяснилось, мне не по силам совладать даже с горожанами, обретшими в наше паскудное время невиданные вольности. Два десятка швабских городов объединились против меня в Марбахский союз. И что вы думаете? Мне, императору, пришлось отступить!
Перед началом делового разговора Рупрехту нужно было просто излить душу. Видимо, наболело. И Его Величество вовсю эксплуатировал уши тевтонского посла. Того, кого он принимал за посла ордена Святой Марии. Бурцев не возражал. Свои уши он с готовностью отдал в полное распоряжение Рупрехта Пфальцского. И слушал, слушал… Запоминал. Мотал на ус.
– Именуясь императором, я изначально лишен реальной власти. Вместо того, чтобы заботиться об объединении, расширении и процветании империи, я вынужден потакать желаниям курфюстов, от которых всецело завишу. Я… – Рупрехт перестал ходить, остановился перед Бурцевым. – Я чувствую себя беспомощной марионеткой, которую дергают за ниточки все, кому не лень.
Император грохнул кулаком по столу. Опрокинувшийся кубок едва не заляпал вином цвета крови тевтонский плащ псевдокомтура.
Ого! А марионеточка-то с норовом! Такая кукла на ниточках болтаться не станет. Такая порвет их всех к едрене фене, ниточки эти. Рано или поздно, но порвет.
– Надежных союзников у меня почти нет, – продолжал Рупрехт Пфальцский. – Опереться не на кого. Мало кто из удельных князьков заинтересован сейчас в укреплении императорской власти. Вот разве что на барона фон Гейнца и на его сюзерена графа Вюртембергского Эбергарда IV можно положиться. И то потому лишь, что без моей помощи их обоих с потрохами сожрут швейцарцы. А в остальном…
Бурцев снова молчал и внимал, как плохо живется «в остальном» императору без империи. Одну королеву без королевства Бурцев уже видел – Алису Шампанскую, изгнанную с Кипра тевтонами и средиземноморской цайткомандой СС. Печальное то было зрелище. Но там другое, совсем другое. А здесь…
– …Поэтому я и обратился к вашему гроссмейстеру, комтур.
Бурцев насторожился. Кажется, прелюдия закончена, кажется, Рупрехт заговорил о деле.
– Собственно, и не я даже. Люди магистра Ульриха сами вышли на меня ипредложили подумать о союзе. Это случилось после того, как церковный собор в Пизе низложил римского папу Григория XII. А ведь с Его Святейшеством можно было договориться. Он соглашался оказать мне поддержку в объединении Священной империи, если я займу его сторону в противостоянии с авиньонским антипапой Бенедиктом XIII, за которого горой стоят французы и испанцы.
Бурцев мысленно усмехнулся. Услуга за услугу? Да уж, бескорыстностью большая политика средних веков не страдает. Как и любая другая.
– Увы, понтифик оказался столь же беспомощен перед своими кардиналами, как я – перед курфюрстами, – скорбно покачал головой Рупрехт. – Правда, пизанский собор в надежде преодолеть затянувшийся церковный раскол вместе с Григорием XII сверг заодно и Бенедикта XIII. Взамен кардиналы избрали нового папу Александра V. Только раскол после этого лишь усилился. Ни Григорий XII, ни Бенедикт XIII не признали власть нового папы, и теперь уже не два, а целых три понтифика поливают друг друга грязью. Каждый отлучает других от церкви, не желая уступать папскую тиару. Излишне говорить, что в этой ситуации никто из них уже не обладает ни влиянием, ни силой. А какой смысл договариваться с заведомо беспомощным союзником?
– Никакого, – кивнул Бурцев. Сейчас он готов кивать и поддакивать сколь угодно долго, лишь бы не высказывать собственного мнения. Уж слишком все сложно. Настолько, что одно неосторожно брошенное слово может продемонстрировать непозволительную для тевтонского посла неосведомленность. Подозрительную неосведомленность.
– Вот именно что никакого. Особенно, если помощь предлагает другой союзник – могущественный и влиятельный. Не скрою, я сомневался. Очень сомневался. О вашем ордене, комтур, ходят самые разные слухи. Говорят, в борьбе за власть тевтонское братство не гнушается ничем. Говорят даже… – император понизил голос, – говорят, будто вы призывали в союзники силы ада. До сих пор в Венеции и Святых Землях о немецких крестоносцах вспоминают с содроганием. Да и из Пруссии, где нынче обосновался орден, до нас доходят самые м-м-м… невероятные слухи.
Глава 12
Император замолчал, выжидая. Бурцев молчал тоже.
Рупрехт не выдержал первым:
– Вы, как я посмотрю, опытный дипломат, комтур. Слов на ветер не бросаете…
– Не бросаю, – подтвердил Бурцев.
Было бы, блин, что бросать…
– Ладно, тогда, так и быть, сначала выскажусь я. Когда орденские братья сообщили, что намерены возвести на папский престол своего ставленника, я не поверил. И вот, пожалуйста, – недавно мои шпионы сообщают мне о кончине Александра V в Болонье[9]. Кончине настолько нежданной и скоропостижной, что все они в один голос утверждают, будто папа отравлен. Вопреки воле многих кардиналов место усопшего занял взявшийся невесть откуда некто Бальтазар Коса. О котором, кстати, говорят, будто он – бывший пират, разбойник и распутник. Кто стоит за Бальтазаром – неизвестно. Зато известно, что новый понтифик прекрасно разбирается в военном деле и поддерживает тесную связь с братством Святой Марии. Нарекшись именем Иоанн XXIII, Косса уже вступил в борьбу с Бенедиктом XIII и Григорием XII и, насколько мне известно, ведет ее более чем успешно.
В общем, взвесив все «за» и «против», я дал согласие на тайную встречу с послами ордена в Шварцвальдском замке. Я прибыл сюда тайно, с малой свитой из самых верных рыцарей. Самолично ехать к вам в Мариенбург мне нельзя – не хочу демонстрировать свои намерения перед курфюрстами. Здесь же, в Швабии, у них соглядатаев меньше, чем в любом другом княжестве. И потом… Кому придет в голову, что император отправится в беспокойные приграничные земли, на которые постоянно совершают набеги голодранцы из швейцарских кантонов?
– Разумно, – глубокомысленно вставил Бурцев.
– Чтобы не привлекать излишнего внимания к замку барона, я даже попросил не приезжать сюда его сюзерена – доброго графа Эбергарда Вюртембергского. Для охраны нам достаточно воинов фон Гейнца и моих рыцарей. Так что, надеюсь, здесь мы сможем спокойно обсудить интересующие нас вопросы.
Пауза. Обмен изучающими взглядами.
– А теперь давайте подумаем, что мы можем предложить друг другу? Итак – вы? Что вы можете предложить мне, господин посол?
Больше отмалчиваться было нельзя. И Бурцев рискнул:
– Помощь в объединении империи под единой дланью, Ваше Величество.
Ожидания Рупрехта Пфальцского были очевидными.
– Чья это будет длань? – все же уточнил император.
– Ваша, разумеется.
– Хорошо бы, если так, – Рупрект задумался. – Впрочем, сейчас не верить вам у меня нет оснований. Вряд ли вы найдете для объединения империи более подходящую кандидатуру. И вряд ли со многими курфюрстами вам будет договариваться проще, чем с одним императором. Но что вы хотите взамен? Ведь никакая помощь в этом мире не дается безвозмездно. Никому. Ни от кого. И я не настолько наивен, чтобы льстить себя надеждой на бескорыстие ордена.
Бурцев мучительно соображал. А чего бы настоящий орденский посланник попросил у императора, восседающего на шатком престоле? Он не знал. Но это вовсе не значит, что этого не знает сам император.
– Давайте подойдем к этому вопросу иначе, Ваше Величество, – мягко сказал Бурцев. – Какую цену вы сами готовы заплатить за реальную власть над Священной империей?
– О, да вы более опытный дипломат, чем я полагал вначале. – Рупрехт поднял брови. Видимо, так торговаться ему еще не приходилось. – Я рад за вашего магистра, комтур, у него есть толковые послы.
Бурцев отвесил благодарный поклон. Император усмехнулся.
– Вы вновь заставляете говорить меня, не открывая своих собственных карт. Ну, хорошо… У меня есть предложение. Вам ведь требуются рыцари для очередного похода на восток, так? Польша, Литва, Русь и дальше…
Бурцев изо всех сил старался сохранить каменное выражение лица. Рупрехт хищно улыбался.
– А-а-а, комтур. Вижу-вижу… По глазам вижу, что угадал. Впрочем, это было не трудно. Истинные помыслы братства Святой Марии, постоянно расширяющего границы своих владений, скрыть невозможно.
Бурцев сглотнул.
– Что ж, во внутренней политике мой голос мало что решает, – продолжал Рупрехт, – но для перспективной военной кампании за пределами империи я все же могу собрать войско и притом немалое. Мне по силам убедить курфюрстов в необходимости похода на восток. Это сделать легко. Каждый из них жаден до новых земель. Мелкопоместное же и, в особенности, безземельное рыцарство жаднее во стократ. А земли восточных язычников и сторонников греческой ереси так притягательны…
– Захватить их будет непросто, – заметил Бурцев.
Рупрехт отмахнулся.
– Ну, что касается потерь… Знаете, чем больше ослабнут в сражениях спесивые князьки, тем лучше.
– Значит, вы полагаете…
– Да, я думаю, немецкие курфюрсты, герцоги, графы, бароны и обедневшие рыцари с радостью встанут под знамена ордена. И не только они. Наверняка, выступить в поход пожелают и иноземные искатели легкой добычи.
– Орден и сам мог бы собрать всех желающих под свои знамена, – осторожно предположил Бурцев. – Без Вашей помощи, простите за дерзость.
Настоящему дипломату всегда надлежит поломаться, прежде чем дать согласие. И потом, если рассуждать здраво – действительно, ведь орден мог бы…
– А сколько времени на это уйдет? – прищурился император Рупрехт. – И не забывайте, милейший комтур, что посланцам братства Святой Марии, действующим в в германских землях по своей инициативе, придется пересекать множество границ герцогств, графств, маркграфств, пфальцграфств, бургграфств, епископств, не говоря уж о владениях мелких баронов и рыцарей. Где гарантия, что без моей поддержки поддержки и охранных грамот ваши люди смогут беспрепятственно пройти весь этот путь?
– А почему нет?
– О, не будьте таким наивным, комтур! Во-первых, в империи сейчас неспокойно. А во-вторых, не каждый рыцарь захочет делиться славой, а главное – добычей – с соседом.
– Земель на востоке хватит всем, – посмел высказать свое мнение Бурцев.
– Так не бывает, любезный комтур. Земель не бывает достаточно много для всех. И потом… Крупным отрядам и отдельным рыцарям, внявшим призывам ордена, тоже ведь придется двигаться к Пруссии по чужим землям. И разрозненные войска пойдут вразнобой, кто во что горазд. Значит, неминуемы разорения селений, оказавшихся на пути конфликты и стычки, Сбор армии затянется надолго. А тем временем поляки, литовцы и русичи могут, объединившись, нанести упреждающий удар по ордену. Вы не глупы и должны понимать, что с союзником в лице какой-никакой, но единой императорской власти вопросы подготовки к войне решаются проще и быстрее. Я могу организовать курфюрстов. Курфюрсты, если увидят в том собственную выгоду, организуют своих вассалов. И орден получит отряды, рвущиеся в битву, гораздо быстрее.
Они помолчали, глядя в глаза друг другу.
– Да, пожалуй, вы правы, – вынужден был согласиться Бурцев.
– Тогда, быть может, вы признаете мою правоту и в другом? Мне кажется, будет справедливо, если в будущем Священная Римская империя, подчиняющаяся исключительной и абсолютной власти императора, начнет расширять свои владения за счет западных европейских земель, в то время как Литва, Польша и русские княжества станут плацдармом для продвижения братства Святой Марии на восток. Мы будем жить, как два мирных соседа, не мешая друг другу расти и помогая по мере необходимости.
Рупрехт умолк, криво ухмыляясь. Вообще-то, все это напоминало дележку шкуры еще неубитого медведя. Но Бурцеву отчего-то улыбаться не хотелось. Даже мысленно.
– Ну, так как? Устроят ли мои требования вашего верховного магистра? Или решать такие вопросы не в вашей компетенции и потребуется еще одно посольство?
Бурцев кивнул:
– Устроят.
Настоящий посол, возможно, и поостерегся бы говорить за гроссмейстера братства Святой Марии, но ненастоящему – проще. Ненастоящему можно раздавать любые обещания.
– В таком случае остается последний нюанс, – император подался вперед. Рупрехт смотрел на собеседника не моргая. – Кто кому помогает первым? Орденские отряды под моим руководством наводят порядок в империи или я собираю войска спесивых курфюрстов для нужд ордена? Для меня, конечно же, предпочтительнее первый вариант, но вас, как я понимаю, поджимает время. Польша, Литва и Русь – беспокойные соседи, не так ли?
– Так.
– Ну, а раз так, может быть, мы обсудим сумму, которую в состоянии заплатить тевтонское братства за то, что я окажу услугу первым?
– Сумму?!
Рупрехт Пфальцский оказался хватким монархом. Такому палец в рот не клади.
– Ну конечно. Все наслышаны о богатствах ордена Святой Марии, господин посол…
Протяжный заунывный звук, похожий на стон издыхающего мастодонта, неожиданно прервал их беседу. Звук доносился снаружи, откуда-то из-за стен замка, и через окна-бойницы проникал в комнату переговоров.
Рупрехт нахмурился:
– Рог? Кого принесла нелегкая?
Из узких оконцев разглядеть это оказалось невозможно. Из бойниц вообще не видно было замковых ворот. Зато смотреть, как мечутся по верхним боевым галереям фигурки стражников, ничто не мешало.
Рупрехт шагнул к двери. Отодвинул засов. Приказал страже:
– Проверить, кто прибыл. Быстро!
Ждать пришлось недолго.
Молодой оруженосец, посланный на стены, вернулся перепуганный и озадаченный. Оруженосец хлопал глазами, пялился то на грозный лик императора, то на насупленную физиономию Бурцева. И молчал.
– Ну? – недовольно поторопилРупрехт.
– Там это… это там…
Бедняга силился совладать с собой. И никак не мог.
– Кто там? – Его Величество Рупрехт Пфальцский схватил оруженосца за грудки.
Встряхнул как следует – у бедняги аж кольчуга звякнула.
Оруженосец сглотнул. С величайшим трудом выдавил из себя:
– Братья ордена Святой Марии. Так они назвались.
Глава 13
– Стойте спокойно, комтур!
Рупрехт Пфальцский отдал этот приказ с мечом наголо. Оружие из ножен он вырвал раньше, чем Бурцев приблизился к открытой двери. Шустрый, блин, Его Императорское Величество! Даром, что почти старик.
Бурцев остановился. Пришлось: помимо клинка Рупрехта ему в грудь смотрело уже с полдюжины мечей и копий императорской стражи. И там, за дверью, позвякивала железом и заглядывала в дверь целая толпа закованные в латы рыцарей и окольчуженных оруженосцев.
Поздно! Теперь о том, чтобы прорываться из комнаты переговоров, нечего было и думать. Да и как прорываться, безоружному-то. А окошки-бойницы махонькие, узенькие – не протиснешься, не выпрыгнешь.
Мелькнула, было, безумная мыслишка принять последний бой, но… Бросаться на мечи, разбивая кулаки о латы… Глупо.
– Нашему гостю оружия не возвращать, – хмуро распорядился император. – Глаз с него не спускайте. Сбежит – головой ответите. Его людей взять под стражу. Всех. Ведьму, которую они сняли с костра – тоже.
– Что вы себе позволяете?! – пытался еще качать права Бурцев. – Я посол братства Святой Марии!
– А вот это мы сейчас выясним, кто тут чей посол, – сказал Рупрехт. – А то что-то много нынче тевтонских послов бродит вокруг замка, где тайно гостит император. Подозрительно много.
– Но…
– Извините меня, комтур, или как вас там… Вы многое успели узнать. Если мои подозрения не оправдаются, с вами ничего не случится. Но если, не приведи Господь, вы не тот, за кого себя выдаете, тогда лучше бы вам вообще не родиться на этом свете…
Кивок Рупрехта – и Бурцева взяли. Держали крепко, профессионально. Словно и не пальцы в железных перчатках, а стальные тиски сомкнулись на запястьях и локтевых сгибах.
Император шагнул из комнаты. Стража последовала за ним. Потащили с собой и Бурцева.
Предупредить! Сейчас главное – предупредить ребят. Дружина ждала своего воеводу на внутреннем дворе замка. При оружии, но без малейшего понятия о том, что происходит. Или сообразили уже? Не дураки ведь!
Сообразили…
Бурцев понял это, как только его, безоружного, с заломленными назад руками, в плотном кольце охраны выпихнули вслед за Рупрехтом на грязные камни замкового двора.
Дружина заняла круговую оборону под самым донжоном. И медленно продвигалась к башне, в которой Бурцев встречался с императором. В центре кольца – Аделаида и Ядвига. И спасенная ведьма – приодетая уже. Трехгрудая дамочка больше не дергается. Разобралась, видать, кто тут друг, кто – враг. Меж поднятыми щитами блестит обнаженная сталь. Бурангул и дядька Адам натянули тугие луки.
А со всех сторон сбегаются рыцари из императорской свиты и бойцы барона. Сам Альфред фон Гейнц – вон он, в первых рядах. На стенах – арбалетчики. Держат под прицелом внутренний замковый двор. Немцы толпятся во всех проходах. Отрезали гостей от ворот. Впрочем, ворота все равно заперты. И за воротами гудит-надрывается сигнальный рог тевтонских послов. Настоящих, надо полагать.
Обстановочка напряженная. Одна стрела, один арбалетный болт, неважно, куда и кем пущенный – и что-то будет. Ой, будет!
Они встали друг против друга у восточной башни. Люди Императора Священной Римской империи Рупрехта Пфальцского. И люди бывшего омоновца Василия Бурцева. Первых было много. Вторых – неполная дюжина. Если все же вспыхнет бой, вряд ли он продлиться долго.
Но может хоть кто-то уйдет? Хоть как-то? На стену, а со стены – в ров.
– Сложите оружие – и он будет жить, – прозвучал в наступившей тишине сухой голос Рупрехта.
Бурцев кожей почувствовал холод заточенной стали. Сталь коснулась шеи где-то в районе сонной артерии. И рука старика-Рупрехта не дрожала. Крут император, и меч свой держит крепко.
– Нет! – прохрипел Бурцев. – Не сметь!
Оружие сейчас класть на землю нельзя. Ни в коем разе! Иначе перебьют всех, на фиг. Хотя… так и этак ведь перебьют.
– Считаю до трех, – обронил Рупрехт Пфальцский.
Бурцев качал головой, царапая горло о лезвие клинка. Только в этот раз верная дружина слушалась не его. Слишком верная потому что.
– Один.
Опустил булаву Гаврила. Поникла секира Дмитрия. Меч Освальда лег в ножны. И сабля Хабибуллы.
– Два…
Убрал стрелу с тетивы Бурангул. Его примеру последовал дядька Адам. Сыма Цзян пригнул к земле наконечник копья. Бессильно звякнула, обвисая, цепь кистеня в руке Збыслава.
– Три…
Оружие посыпалось наземь – Рупрехт убеждать умел.
Только под рукав Джеймса незаметно скользнул нож-кольтэлло. Почти незаметно.
– Не делай этого, – от цепкого императорского взгляда не укрылась хитрость брави. – Не надейся.
Нож упал тоже.
– Убить, Ваше Величество? – хмуро спросил фон Гейнц.
– Нет, просто разоружить. Они мне нужны живыми. Пока.
Меч императора не отрывался от горла Бурцева. Понурую дружину оттеснили от брошенного оружия, копьями и мечами прижали к каменной стене.
– Так-то лучше, – Рупрехт удовлетворенно хмыкнул. – Кто там у вас за воротами, барон? Послы?
Хозяин замка замялся.
– Я не знаю… Я никогда прежде не видел ничего подобного…
– Ах, даже так?
Когда Рупрехт вновь обратился к Бурцеву, голос его звучал почти дружелюбно:
– Ну что ж, комтур, самое время взглянуть, кто прервал нашу беседу.
А за воротами снова требовательно и призывно дули в рог. От долгой протяжной вибрации воздуха звенело в ушах.
Потом раздался иной звук. Тоже – громкий, но резкий, отрывистый, пронзительный.
Бурцев узнал автомобильный гудок.
