На первый черновой набросок у Джо ушло три недели.
С конца мая до середины июня она практически не спускалась с чердака, питаясь в основном хлебом, яблоками и остывшей вареной картошкой, и проводила за работой дни и ночи, сжигая последние остатки воска. Она не виделась даже с Теодором Лоренсом, который ни с того, ни с сего куда-то запропастился.
Мать и сестры, к счастью, уже привыкли к подобному поведению, как и домашняя кошка, которая составляла ей компанию на чердаке, но к восходу солнца неминуемо засыпала, свернувшись калачиком на заляпанных бумажных листах.
За три недели на бедном животном появилось столько чернильных пятен, что Джо дала кошке прозвище Полночь. А чердак стал ее бестиарием.
Когда однажды за завтраком Эми спросила сестру, о чем она пишет, Джо ответила ей, придерживаясь своего особого стиля: «Кое о чем ужасном. О наших судьбах».
Многозначительный взгляд Мег заставил Эми умолкнуть, и больше никто не приставал к Джо с расспросами.
Закончив с черновиком, Джо потратила несколько дней на переписывание его в чистовой вариант, один дополнительный день, чтобы собраться с духом и отнести рукопись в издательство, после чего Томас Найлс еще неделю ее читал.
Эта неделя показалась Джо вечностью!
Никакие традиционные празднования Дня независимости, включающие в себя торжественный поход учащихся воскресных школ на кладбище Олд Хилл и чтение Декларации, не смогли отвлечь от переживаний ожидающую вердикта писательницу. Даже триумфальный звон колоколов Старой Северной Церкви показался Джо зловещим.
И вот на следующий день, когда она наконец-то переступила порог издательства «Робертс Бразерс», редактор огорошил ее новостью.
Не самой лучшей новостью.
Томас Найлс с извиняющимся видом протянул через стол коробочку с леденцами.
– Мне очень жаль, мисс Марч. Я подробнейшим образом обсудил вашу книгу с инвесторами. Мы не можем это опубликовать.
Джо уставилась на него.
– О чем вы говорите? Вы просили продолжение, и я его написала. Что просили, то и получили.
– Но это совсем не то.
– Что значит «не то»?
– Боюсь, это не то продолжение, на которое мы рассчитывали.
– Я его автор, так? Я его написала, так? Что же вам тогда не угодило? – Она сделала Мег героической медсестрой, помогающей солдатам на войне, а Эми отослала в Европу, где та стала художницей. Независимые женщины. Образцы самостоятельности, моральной чистоты и силы духа. – В чем проблема?
– Проблема в том, мисс Марч, что хорошо продается два типа книг: слащавые и скандальные. О всепобеждающей истинной любви, где все желательно заканчивается балом, свадьбой, покупкой земельного участка и отпрысками с ямочками на щеках.
– Или?
– Или что-нибудь в духе Джозефины Марч: Родриго и Роданте, брутальные герои, вздымающаяся грудь, любовь и разлука… и бум!.. точка невозврата. Убийство. Предательство. Потерянное или свалившееся на голову наследство. Все гибнут насильственной смертью.
– Понятно.
– Ну или фантастические создания, как вариант. Крылатые, рогатые, изрыгающие горящий навоз. На ваше усмотрение.
– Горящий навоз?
– Или русалки… Русалки в этом году хорошо раскупаются! Популярнейшая тема!
Он швырнул ее рукопись на стол. Страницы рассыпались, а многие слетели на пол.
Джо захлестнула волна гнева, сменившегося отчаянием и чувством изнеможения. Последним дал о себе знать стыд.
– Что ж, тогда… Извините, Найлс. Я вас подвела.
– Не извиняйтесь. Вы автор, мисс Марч, а я редактор. Подводить меня снова и снова – ваш священный долг, а мой долг – вновь и вновь наставлять вас на путь истинный. Вы ко мне с пряником, я к вам с кнутом; вы ко мне с кнутом, а я к вам с пряником. Такая управленческая тактика составляет основу нашей славной профессии. Я бы сказал, от нее зависят жизни.
Джо выдавила из себя слабую улыбку. Она понимала, что Найлс с ней нежничает, но тем не менее была ему за это признательна.
Она глубоко вздохнула, дабы собраться с мыслями.
– Что же теперь?
– Теперь? Теперь надо переписывать, мисс Марч. – объяснился Найлс, подкрепляя свои слова жестами. – Садитесь и снова приступайте с работе. С сестрами у вас полный бардак.
– Бардак – достаточно обобщенный термин, – ответила она, пытаясь не хмуриться.
– Про Бет практически ничего не написано.
– Неправда, – заерзала на стуле Джо. Она намеренно не стала упоминать о том, что случилось с сестрой. Ей не хотелось, чтобы матушка, прочитав книгу, вновь пережила боль от потери Бет: они все и без того едва сдерживались, чтобы не разрыдаться, когда в разговоре всплывало ее имя. После похорон даже в письмах к отцу они старались избегать этой темы.
«Потому что боль – не вымышленная история, и у ее истории не должно быть конца. Она не может умереть ни в книге, ни в реальности».
«Моя Бет не может закончиться».
Найлс вздохнул.
– И потом имеется проблема с Джо.
– Джо? А с Джо что не так? – Этого она никак не ожидала.
– Не знаю. Я вас об этом спрашиваю, – с отчаянием в голосе проговорил Найлс. – Такое впечатление, что вы вообще не хотите рассказывать о ее будущем.
– У нее, разумеется, долгая и блестящая литературная карьера.
– Но за кого она выходит замуж?
– Замуж?! – Джо вспыхнула, почувствовав, как внутри забурлила злость. – Я… она… не знает, чего хочет. Как и мои читатели не знают, чего хотят.
Она ощутила, что ее бросило в жар и что румянец разливается по всему лицу и, возможно, телу, когда перед мысленным взором предстал образ Лори. Его смех в полуденной влажной жаре, закатанные по локоть рукава. Игра в кораблики у ручья, брюки, закатанные по колено. Лори и Джо, плескавшиеся в пруду две недели назад, и нечто намного большее, чем оголенные запястья и лодыжки.
Она попыталась отогнать от себя эти мысли, но их место тут же занимали другие: все то, о чем ей когда-либо думалось и мечталось, то, в чем она не решалась признаться даже самой себе…
«Христофор Колумб!»
– Может, она вообще не собирается замуж. Или будет выходить за каждую капусту в огороде. А может, наоборот избегает капусту, потому что неравнодушна… к помидорам!
– К помидорам?
– Она… мы не знаем, Найлс. В этом вся загвоздка!
– Но читательницы-то прекрасно знают, чего хотят, мисс Марч. – Найлс выразительно тыкал пальцем в рукопись. – Они хотят пожара в своих стянутых корсетами сердечках.
Джо вся горела, как раскаленная печь.
– У нас еще и мозги есть, Найлс.
– И этим мозгам хочется счастливого конца. Свадебных торжеств. Не трупов Ромео и Джульетты в Вероне, а семейной идиллии в тосканской вилле. Вам, то есть вашей героине Джо, не возбраняется желать подобных вещей. И, если позволите, иметь их.
Джо потянулась к коробочке с мятными леденцами. Все это было слишком. Она приподняла крышку и задумалась, так и оставив коробочку открытой.
– Я не стану делать что-то во вред семье.
– Во вред? – Найлс встал на ноги, оттолкнувшись от стола. – Каким образом вы можете им навредить? Если повезет, на них свалится богатство, которое даже и не снилось.
– Им или вам? – повела бровью Джо. Он приподнял свою.
– Вы ведете себя неразумно, – сказали оба почти в унисон.
Она поднялась с места и взяла со стола перчатки, смахнув на пол еще один лист своей отвергнутой рукописи.
– Я пойду.
Он покачал головой.
– Мне очень жаль, мисс Марч. Если вы не хотели писать про свою семью, нужно было сказать об этом до того, как подписали контракт. Ваша семья – то, за что платят читатели по обе стороны океана. Мне казалось, мы это обсудили.
Джо отпихнула от себя коробочку с леденцами, рассыпав их по всему столу.
– А мне казалось, что я сказала «нет».
– Дай мне сюда этого Найлса, – ворчал Лори, расхаживая взад-вперед по гостиной Орчард-хауса. – Я его в лепешку расплющу. Христофор Колумб! Ей-богу!
– Не расплющишь, – простонала Джо. – Не выйдет. – Ее приглушенный голос доносился из-за обеденного стола, возле которого она рухнула на стул, обхватив голову руками.
Мег и Эми сидели по обе стороны от нее и заботливо поглаживали плечи, вздымающиеся от рыданий с тех пор, как она возвратилась домой.
– Вот так, – показал Лори, хотя в этом не было никакого смысла, потому как Найлс его угроз не видел и не боялся. – Неужели все настолько плохо? – повторил он в пятнадцатый раз, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Да. Ему ничего не понравилось. Никому не понравилось, – сквозь всхлипывания выдавила Джо. – Нужно начинать с начала. От этого никуда не деться. Они хотят романтики. Свадеб. Всю Овощную долину.
– Что, действительно так ужасно? – спросил Лори, опускаясь перед ней на корточки.
Джо уронила голову себе на руки.
– Я не собираюсь позорить семью.
– А я не против, – отозвалась Эми, раскалывая небольшими щипцами грецкий орех. – Я натура мятежная, сама знаешь. Скандальная.
– Какой сюрприз, – заметила Мег. Орех треснул и осколки от скорлупы полетели на вязаный коврик.
Джо, сделав над собой усилие, выпрямилась.
– В этот раз тебе меня не спасти, Тедди. Ты не в состоянии решить все проблемы мира и помочь всем, как бы ты ни пытался.
Он беспомощно посмотрел на нее.
– Я должен что-нибудь сделать, Джо. Позволь мне что-нибудь сделать.
Она расправила плечи.
– Нет, Лори. Позволь мне. Я должна сама решить эту проблему. И я ее решу… Только пока не знаю как. Но не тем способом, которым хочет Найлс.
Лори снова принялся мерить шагами комнату. Когда Джо была чем-то расстроена, он огорчался еще больше. Об этом было известно всем.
– «Роберт Бразерс Пресс»? Они ничем не лучше остальных: издатели, редакторы и газетчики все одинаковы. Везде как в бочке со змеями.
– Мистер Найлс не такой, – ответила Джо. – Ты его не знаешь. Не может быть, чтобы все были такими.
– Дедушка говорит так каждый раз, когда мы едем в Нью-Йорк. Что нечего слушать этих людей.
– Этих людей? – На лице Джо проступил шок. – Каких? Ремесленников? Работников? Писателей, Лори? – В этом заключалась основная причина их ссор. Лори никогда до конца не осознавал, что за жизнь протекала ниже его личных комнат на втором этаже особняка Лоренсов, а Джо не могла представить, какой вид открывается оттуда сверху. Их соединяли только два окна. Из одного юный Лори видел кусочек гостиной Марчей, а из другого девочки из семьи Марч получали обзор на комнату Тедди Лоренса.
Два окна. Несколько дюжин прямоугольных секций хрупкого стекла.
«Хватило бы их, чтобы соединить два мира: мир нарядных убранств, лайковых перчаток, экипажей и успешных карьер с миром ферм, овощных погребов, прополки огорода и свечных огарков?»
Джо задумалась об этом.
– Перестань, Джо. Это грубый бизнес. – Лори продолжал вышагивать, красный как рак. – Каких людей? Нечестных. Которые говорят одно вранье…
– Или, хуже того, правду. – Джо выпрямила спину.
– Я не понимаю ни единого слова из того, что вы говорите. – Эми достала из банки на столе пригоршню орехов и принялась их колоть. – Вот, возьмите. Вам полегчает.
– Думаешь? – печально спросила Джо.
– Конечно. – Мег поставила перед ней чашку чая. Звяканье чашки о блюдце нарушило повисшую в комнате тишину.
Джо не шевельнулась.
Ее сестры обменялись взглядами.
– Что это с ней? – прошептала Эми.
Мег приложила палец к губам.
Лори слегка прикоснулся к прохладному оконному стеклу, уставившись на тень за окном. Мгновение спустя, он вздохнул так, словно наконец принял решение по вопросу, который не решался задать.
Он посмотрел на Джо.
– Итак, романтика? Нам необходима романтика. Верно, Снодграсс, старина?
В груди у Джо всколыхнулось нечто похожее на облегчение, как всегда случалось при упоминании старых прозвищ.
– Похоже на то, мистер Уэллер. Помнится, речь шла о «пожаре в стянутых корсетами сердечках».
– Вынужден поделиться с вами своим пониманием данного вопроса, мистер Снодграсс. С прискорбием сообщаю, что даже самые вегетарианские судьбы ваших персонажей едва ли заслуживают расплавленных корсетов.
Эми прыснула от смеха. Мег толкнула ее локтем.
Лори подошел ближе к столу, с нежностью глядя сверху вниз на копну каштановых кудрей Джо. Он взял с верхней полки стопку бумаги, которую она обычно использовала для своих рукописей, а затем шмякнул перед ней на стол старую чернильницу.
– Так при какой же конкретно температуре плавится китовый ус, мистер Снодграсс? – Он протянул ей перо.
– Не думаю, что это установлено наукой, мистер Уэллер. – Она прикусила щеку, чтобы своим хихиканьем не дать ему ни малейшего повода для удовлетворения, однако макнула перо в чернила.
– На мой взгляд, выходить замуж за овощи несколько скучновато. – Лори оседлал стул рядом с Джо. Его длинные руки и еще более длинные ноги неуклюже растопырились по обе стороны от развернутой вперед спинки стула. – Поэтому, полагаю, вместо того чтобы стать женой капусты, Джо погибает в кораблекрушении у берегов Нового Света. Так, старина?
– НАНТАКЕТА, – без промедления нацарапала Джо. – Они камнем пойдут ко дну, старина.
– С ее молодым возлюбленным из Флоренции?
– ИЗ ВЕНЕЦИИ, – написала она, немного взбодрившись. – Горячо любимым.
Лори сухо кивнул.
– Что с останками?
– ВДРЕБЕЗГИ, – появились новые каракули. – Разлетелись на кусочки на мелководье. – Эта мысль вызвала у нее улыбку. Проклятый мальчишка. Никак не получается дуться, когда он рядом.
«Он слишком хорошо меня знает».
Лори наблюдал за ней, все больше оживляясь.
– А как же труд всей ее жизни, мистер Снодграсс? Навсегда утерян? Размокшие страницы дрейфуют по волнам?
– НА ДНЕ ОКЕАНА, – нахмурилась Джо. – Остались в руках погибшего венецианца, возможно. Или знаешь что?.. Самого автора.
Эми казалась заинтригованной.
– Он был богатым? Тот венецианец.
– Нищим, – улыбнулась Джо, скрипя пером. – Но не как немецкий последователь Эмерсона. Скорее, как итальянский поклонник Байрона.
– Скандал на скандале, – отметил Лори, хлопнув Джо по спине. – Разлетится на «ура». Высший класс, мой дорогой Снод. Поздравляю. Сюжет готов. Осталось только написать.
– Только и всего? – рассмеялась Джо.
Он рывком поднял ее со стула.
– Чего же вы ждете? Ступайте к себе на чердак и пишите, Снодграсс!
– Пустите меня в свой кабинет, дражайший Уэллер, и тогда посмотрим.
– Так еще лучше. – Он отвесил поклон и предложил ей локоть.
– Меня с собой возьмите, – сказала Эми. – Я только щипцы верну на место.
Но к тому моменту, как она вернулась из погреба, Джо с Лори уже вышли из дома с забракованной рукописью у него под мышкой.
– Подождите! – выкрикнула Эми. – Я вас догоню.
– Тебе до ужина нужно кое-что сделать, – покачала головой Мег. – Оставь в покое эту парочку.
– Но я никогда не была у него в гостях, а их дом такой красивый и столько там картин, – расстроилась Эми. – А эти двое все равно ни о чем путевом не говорят. Вечно болтают о всякой чепухе.
Мег похлопала ее по руке.
– Только они понимают, о чем говорят, Эми. Но я уверена, что для них это не чепуха.
– Кораблекрушения, утопшие рукописи, венецианец? – Эми озадаченно уставилась на Мег. – Это разве не чепуха?
Мег заботливо приобняла сестренку за худенькие плечи.
– Он для Джо – Черешневый Король, ты не заметила?
– Я-то заметила, – сказала Эми. – А вот в курсе ли она сама?
Мег ласково ущипнула ее за подбородок.
– Хороший вопрос, мистер Уинкль.
Действительно хороший вопрос.
Одно дело – решиться опозорить собственную семью на страницах еще не написанного романа. Совсем другое, как оказалось, в самом деле сделать это.
Сейчас Джо творила в кабинете на верхнем этаже дома Лоренсов; ей было необходимо физически отделиться от членов своей семьи, чтобы суметь превратить их в то, чем они не являлись, но должны были стать – по крайней мере на бумаге.
Лори в это время шатался по дому или, как он сам выражался, помогал ей.
Дело продвигалось медленно – с точки зрения обоих – но Джо была полна решимости довести его до конца.
– Родриго и Роданте! Мне приходится этим заниматься, Лори. Это моя работа.
Лори бросил на нее угрюмый взгляд с дивана, на котором он распластался, накрыв подушкой лицо.
– Не нравится мне это.
– Что я работаю? – Ее глаза округлились.
Из-под подушки донесся стон отчаяния.
– Ты совсем не отдыхаешь. И я с тобой заодно. Что весьма уныло. Жаль, что у меня совсем не получается развлекаться без тебя. Мы же с тобой так хорошо отрывались вместе, Джо!
– Ну так иди и развлекайся, – отозвалась она, тяжело вздохнув. – Отрывайся по полной. Оторвись за нас обоих, мой мальчик. Тебе не обязательно мучиться только потому, что мучаюсь я. Ты ведь не писатель, как любишь мне напоминать.
– Тоже верно. Это я и хотел сказать. – Лори скатился с дивана, подошел к книжному шкафу у противоположной стены и начал переставлять с места на место дедушкины книги, чтобы хоть как-то себя поразвлечь. Будучи по натуре склонным скорее к музыке и искусству, нежели к чтению книг, он любил расставлять корешки по цвету, что ужасно огорчало Джо.
– Ты не понимаешь. У меня никогда не возникало сложностей при написании книг. – Джо поднялась со стула и стала расхаживать по комнате, словно находилась у себя дома, не забывая, однако, о том, что неважно сколько лет они прожили бок о бок с Лоренсами, их дом ей не принадлежал и никогда принадлежать не будет.
– Знаю, – сказал Лори, садясь на свое любимое место – фортепианный стул. Он начал наигрывать красивую мелодию, новое сочинение Чайковского, совсем недавно дошедшее до них с Континента: «Нет, только тот, кто знал». Джо она была знакома лишь потому, что он всегда настаивал сыграть ее, когда пребывал в меланхоличном настроении.
Она присела рядом с ним, почти непроизвольно. Тяжело было не делать этого, когда он музицировал для нее. Его пальцы почти бесшумно порхали по клавишам, извлекая из них сладкую как мед музыку. Успокаивающие, порой, гипнотизирующие звуки.
Джо положила голову ему на плечо. Ей нравилось ощущать движения его рук. Даже сейчас, когда ее мысли были заняты другими, гораздо менее приятными вещами.
– Никогда не случалось такого, чтобы у меня чего-то не получалось. При должном желании.
– Как насчет танцев? – поддразнил он с озорными огоньками в глазах.
– Зависит от того, насколько удобные на мне туфли. И будет ли кто-то за нами наблюдать. – Она подняла голову и попыталась сдержать улыбку, вспомнив описание их встречи в первой книге.
– Скучные светские разговоры? – покосился на нее Лори.
Джо задумалась.
– Смотря насколько скучные.
Его пальцы забегали быстрее.
– Скучные, как женщины в шляпках с перьями? Как церковный пикник? Как мой дед, когда начинает нудить, чтобы я поступал на юридический в Гарвард?
– Но это разные виды скуки, – запротестовала она.
– Для меня нет.
– Ладно, – согласилась Джо. – Некоторые вещи чуть сложнее остальных. Но не писательство. Во всяком случае не для меня. Для меня это должно быть легко, Лори. Возможно, единственная вещь, которая дается легко.
– Согласен. – Он снова сосредоточился на пианино.
Он беззаботно покачивал головой, длинные темные кудри спадали ему на глаза, подобно челки у пони. Джо было знакомо такое выражение его лица – в те моменты, когда он вдруг забывал обо всем вокруг и оставалась только музыка. В те моменты, когда он был далек даже от нее.
«Вот, значит, как оно выглядит со стороны».
Его руки касались клавиш волнообразными движениями, забегали вперед и возвращались назад.
«Создавать что-то».
Джо знала, каково находиться в комнате с другими людьми и при этом чувствовать себя в полном одиночестве. Быть наедине с собой в мире, о существовании которого известно только ей. Радоваться, предвкушая начало, и бояться конца. Испытывать вину и страх за то, что в реальном мире ничто не будет восприниматься так живо и так по-настоящему.
«Страх того, что я живу в другом мире. В воздушном замке из теней и света, в котором до меня никому не достучаться».
Лори вдруг запел, что получалось у него столь же естественно, как и играть.
Нет, только тот, кто знал
Свиданья жажду,
Поймет, как я страдал
И как я стражду!
Гляжу я вдаль, нет сил!
Тускнеет око!
Ах, кто меня любил
И знал, далеко!..
Ах, только тот, кто знал
Свиданья жажду,
Поймет, как я страдал
И как я стражду.
Вся грудь горит! Кто знал
Свиданья жажду,
Поймет, как я страдал
И как я стражду.
Его голос был чист и нежен, в котором, как и всегда, чувствовалась какая-то смутная печаль, но Джо не могла понять почему. Никогда не задавалась этим вопросом, что само по себе было для нее довольно нехарактерно.
«У него свой собственный замок с тенями. Я это слышу».
«Его музыка выдает сердечную муку, – подумалось ей. – Даже мой жизнерадостный Лори страдает».
«Может быть, вся музыка такая».
Джо подозревала, что это как-то связано с его матерью. В свое время та была знаменитым итальянским сопрано. Джо постаралась представить ее себе – красивую, пышногрудую девушку, сидящую за туалетным столиком в гримерной, в то время как похожий на ангелочка маленький Лори ползал вокруг, роняя вазы с розами от не утративших надежду поклонников и круша все на своем пути. После этого она представила, как ее дорогой Тедди, обливаясь слезами, тянется к маме, которой больше нет…
Смолкли последние ноты.
– Итак? – начал он, роняя руки себе на колени. – Что собираешься делать?
Джо не сразу поняла, что речь идет о ее книге.
Она вздохнула.
– Я… не знаю, правильную ли историю рассказываю. А это важно, Лори. – И немного помолчав, добавила: – По крайней мере, для меня. Поймет ли это кто-нибудь еще или нет.
– Конечно, сюжет истории имеет значение. Но у тебя не останется времени на ее написание, если каждую секунду будешь только и делать, что переживать о том, что писать. Ты бери пример с меня.
Джо насупилась.
– Да что тебе известно о переживаниях?
– Ничего! – рассмеялся Лори. – Об этом-то и твержу: я эксперт в том, чтобы не переживать.
– Ах, как тяжела участь вечного джентльмена. – Она закатила глаза. – Что ж, некоторым из нас приходится работать и переживать. Не все могут следовать идиотологии Тедди Лоренса.
– Я тебя ей обучу! – Он вскочил с фортепианного стула. – Что тебе нужно, мисс Марч, так это перемена ритма… ну или хотя бы смена пейзажа. Поэтому я разработал для нас план, очень хороший. Выше голову! – Лори схватил ее за руку с восторженным выражением на лице.
– Что? – рассмеялась она, вырываясь из его хватки.
– Сюрприз! – Лори любил сюрпризы больше всего на свете. Это все его мини-постановки, вроде разыгрывания пьес в гостиной Джо, как думала она.
– Только чур без прыжков на диване, мистер Лоренс!
– Джо, ты что, мне не доверяешь? – Он выглядел слишком серьезным для Тедди Лоренса. «И пока что на удивление не тщеславным», – подумалось ей.
Она нежно улыбнулась ему.
– Конечно нет.
Он кивнул головой.
– Очень разумно. Но…
Планы так планы!
Два дня ушло на то, чтобы уговорить мистера Лоренса отпустить своего воспитанника в Нью-Йорк, тем более с одной из сестер Марч.
(«В этот воровской притон? Мой внук? Да еще и с такой приличной милой девой, как Джозефина Марч? Сорок сердечных приступов! Вот что мне от тебя достанется!»)
Три последующих дня они упрашивали маму Аббу, и та по итогу согласилась только потому, что ее бывшая соседка, миссис Керк, держала в Гринвич-Виллидже пансион, где Лори и Джо в данный момент и находились.
Когда их поезд прибыл, обед уже давно закончился, а до ужина было еще слишком рано, поэтому они сидели в общей столовой за длинным деревянным столом, пили чай, ели шоколадные конфеты и смеялись над персонами, повстречавшимися в поезде и на улицах по пути сюда.
Затем Лори достал из сумки флягу с бренди из дедовых запасов и плеснул по глотку в каждую из чашек – «Отведаем-ка дедушкиного чаю?!» – от чего их смех стал еще более громким. Почти скандальным.
Пансион был скромным, но чистым. Джо подозревала, что Лори никогда раньше не приходилось останавливаться в столь убогой комнатушке, однако он воздержался от чересчур тривиальных комментариев, что она высоко оценила. Что касается ее собственных впечатлений, то Нью-Йорк оказался еще больше, чем она представляла. Можно сказать, впервые в жизни ее посетили сомнения в том, была ли она на самом деле такой смелой, какой хотела казаться.
– Ты должна мне это позволить, Джо, – сказал Лори.
– Что именно? – спросила Джо, размешивая очередной кусочек сахар – и очередную порцию бренди – в своей чашке. Она подняла тост: – За дедушкин чай!
– За дедушкин чай, – отозвался Лори, чокаясь с ней, но в этот раз не пригубив напитка.
– Развлечь тебя, старушка. Вывести в свет. Показать, какими могут быть выходные в большом городе. – Он выпрямился, радуясь одному только предвкушению их будущих приключений. – Для вдохновения! Каждый вечер новое приключение! Тебе хоть будет о чем писать.
Джо недоверчиво покачивала головой, слушая его восторженные речи. В такие моменты он напоминал маленького ребенка, не старше учеников Мег.
– Мы здесь, Тедди. Разве этого недостаточно?
– Нет, Джо. – Он подскочил на ноги. – Не в твоем случае. Раз уж я взялся исполнять роль музы, то вдохновить тебя – мой долг.
– Муза? Ты! – рассмеялась Джо. Лори прикинулся обиженным. – Это действительно вдохновляет, но мы оба живем в Конкорде, мой милый друг. Откуда нам с тобой знать, что такое настоящие выходные в Нью-Йорке?
– Я навел справки. – Он поднял руку с пачкой билетов и бумаг. – Дед позвонил своему агенту. Я организовал нам настоящую нью-йоркскую жизнь на несколько дней. И вечеров тоже. Ну же, Джо! Дай себя побаловать. Хотя бы один-единственный раз. Ты не пожалеешь!
Джо подобного не ожидала.
– Билеты? Лори, куда? В оперу? Картинные галереи? Музеи? Зачем ты? Не стоило…
– А это не я, сказал же, – улыбнулся он. – Ну серьезно, Джо? Откуда у меня оперные билеты? Я ведь живу в Конкорде, как и ты. Я всего лишь отправил парочку телеграмм… переговорил с нужными людьми…
Джо с удивлением разглядывала билеты, качая головой, а затем опустила их на скатерть.
– Мы ведь не об этом договаривались? Ты должен был готовиться к колледжу, а я – пытаться писать, помнишь?
И правда, в сентябре Лори предстояла учеба в Кембридже – независимо от его воли и желаний, – и до поездки в Бостон ему нужно было одолеть литературу из устрашающе длинного списка. При этом он не только не притронулся ни к одной из книг, но и несколько недель подряд грозился вовсе не поступать к чтению, – то есть вел себя в точности, как Джо по отношению к своему провальному книжному проекту. На них обоих давил груз неизбежного фиаско.
– Фу-у-у! Читать.
– Не кажется ли тебе, мальчик мой, что я могу слегка обидеться на твое неуважительное отношение ко всему, что связано с моей противной профессией?
– Нам не обязательно обоим становиться писателями, – заметил Лори. – Это было бы невыносимо скучно. К тому же, я читал твою книгу.
– Врешь! – сердито вскрикнула она.
– Ну хорошо, – рассмеялся он. – Но когда-нибудь прочитаю. Ты напиши еще несколько… я и их прочту. Пиши-пиши, а со временем я обращусь в поклонника твоей противной профессии, мисс Марч. А пока буду довольствоваться ролью если не музы, то… скажем, маэстро вдохновения.
– Имеешь в виду маэстро отлынивания? – нахмурилась Джо. – Мы ехали сюда, чтобы ото всех спрятаться, забыл? Ты с «Симпозиумом» Платона, а я со своим скандальным и скандально ненаписанным романом. Я даже никаких подходящих красивых вещей с собой не захватила, а даже если бы и взяла, то они все равно были бы недостаточно хороши.
– О чем это ты? – не понял он. – Ты всегда прекрасно выглядишь, разве нет?
Джо поставила чашку на стол.
– Ты не замечаешь, потому что ты – парень. Но платья у меня все неподходящие, да и туфли прошлогоднего сезона, а вот это даже не оперные перчатки.
– Для оперы нужны перчатки?
– Лори, ты неисправим.
Только сейчас Джо заметила искорки в его глазах, осознав, что он ее дразнит.
Она смутилась.
– Издеваешься. Ты ужасен. Ну тебя.
– Зато я хотя бы не капуста, – подмигнул он. – И не зануда-профессор.
– Хотя бы так, – сказала она, пряча улыбку за чашкой. – Негодный мальчишка.
– Да будет тебе известно, дед обо всем позаботился. Они там наверху, все эти женские штуки, и я понятия не имею, что они собой представляют и что с ними надо делать, поэтому, пожалуйста, не проси меня завязать это, застегнуть то, как Эми. – Он и в самом деле выглядел озадаченным, и Джо не могла не рассмеяться.
– Ой, как мило, – вырвалось у нее, и прежде, чем она это осознала, он взял ее за руку.
– Ты волшебная, – простосердечно сказал он, заглядывая ей в глаза. Она не могла отвести взгляд. – Я уже говорил это. Ты волшебный человек, Джо. Иногда мне кажется, что ты могла бы стать… чародейкой.
Она почувствовала, как ее щеки розовеют все ярче, и ничего не могла с этим поделать.
– Хватит! – сказала она скорее себе, чем ему, и отдернула руку. – Ты же знаешь, что я всего-навсего ведьма.
– Ну конечно, – удовлетворенно подтвердил он, снова усаживаясь за стол. – Ведьма. Это же очевидно! Как я раньше не догадался?
Она засмеялась и покачала головой.
– Ах, Лори. Ты просто невозможен. У меня порой складывается впечатление, что тебя вообще не волнует, что я говорю.
– Абсолютно.
– Тебе действительно все равно, какие слова я произношу? Смирился со мной?
– Какое значение имеют слова? Если их произносишь ты. Да, мы иногда ссоримся, но всегда миримся, правда же?
– Правда.
Казалось, Лори хотел сказать что-то еще, но сдержался.
– Что? – Джо отхлебнула чаю. Ей было хорошо, у нее кружилась голова, и она готова была согласиться на предстоящие планы выходного дня.
Лори выглядел непривычно серьезным.
– Ты мой самый лучший в мире друг, Джо. С первого дня нашего знакомства. Вряд ли какие-то твои слова смогут изменить мое к тебе отношение. – Он залпом осушил чашку и поставил ее на стол. – Вот если бы ты была, скажем, Платоном… а слова лились из ужасно нудного «Симпозиума»…
Джо невольно расхохоталась.
– Кто знает, может, и у Платона есть несколько интересных отрывков, – продолжал он. – И я отыщу их… в один пригожий день… если получится.
– Короче, ты никогда не сдаешься, – сказала Джо со вздохом. – Мне нравится это в тебе, мой мальчик. Мне тоже хотелось бы быть такой.
– Хочешь, научу? Покажу тебе, в чем секрет. Ничего сложного, честное слово.
Джо промолчала, но чувствовала, что не может заставить себя отвести от него глаза. Однако ей хотелось это сделать. Между ними случались подобные мгновения. Она хотела быть рядом с ним, стоять в лучах его света, который следовал за ним по пятам, но на таком близком расстоянии ей становилось страшно выдать себя. То ли ему, то ли себе самой – неясно.
В любом случае, бывало, что все шло совершенно нормально: они смеялись, шутили и носились по лугу, как умалишенные. А в следующую секунду он смотрел как-то по-особенному – смотрел на нее по-особенному – и она опускала глаза, разглядывая свои туфли, как застенчивая школьница, которая не может набраться смелости и заглянуть в глаза своему первому возлюбленному.