Меган Хорхенсен
Байки из канадской истории
XVII век: Как наказывали в Канаде за супружескую неверность
Опять феминистическое из канадской истории:
В октябре 1668 года Антуан Анторш Наполитен (так в деле записано, возможно, это не фамилия, а кличка – Неаполитанец) подаёт жалобу в суд на неподобающее поведение своей супруги по имени Исабель Алюр. Жена несчастного Антуана (цитируем заявление супруга) «пользуясь своей красотой и обаянием, совратила моего соседа Луи Толоми и неоднократно предавалась с ним любовным утехам, о чём я узнал, проследив за их совместными прогулками».
Суд постановляет провести следствие (именно суд принимал такое решение, так как прокуратуры и следственных органов ещё не существовало). Следователь всего за три недели блестяще справляется с работой путём опроса свидетелей, обвиняемых, сбора улик с места утех в лесу, которые были указаны мужем.
Следствие установило, что связь между любовниками началась ещё во Франции, где все участники сели на корабль, отправляющийся в Канаду. Связь продолжалась на корабле, где любовники уединялись в углу, пока муж спал.
К удивлению супруга, следствие установило, что у Изабель был ещё один ухажёр, по имени Жан Шарно. Пользуясь отсутствием мужа, который уходил на работу в поле, означенный Жан Шарно неоднократно посещал Изабель Алюр, а когда супруг отправлялся в город на рынок на несколько дней, эта парочк предавалась совместному распитию спиртных напитков, а именно, самогона. Жан Шарно после этого оставался в доме Антуана Анторша на ночь, причем из дома полночи доносились крики и Жана, и Изабели. Муж ничего и не подозревал.
Следствие закончено, начинается суд, на котором следователь, свидетели и обвиняемые дают подробные показания. Суд длится три недели, народ собирается в зал каждый день огромной толпою, благо, сбор урожая завершён, свободного времени много.
В последний день процесса, 27 ноября 1668 года, муж молит суд проявить снисходительность к жене, которая попала под дурное влияние двух проходимцев. Но и требует сурового наказания для мужчин как лиц, разрушающих своими деяниями семейное счастье.
Суд внял мольбам супруга. Изабель Алюр приговаривается всего лишь к вставанию на колени и громогласной просьбе о прощении супруга за прелюбодеяния. После чего Антуан милостиво жену прощает.
Оба героя-любовника так легко не отделались. Луи Толоми высылается за пределы Канады навечно, с первым кораблём, который придёт в Квебек после зимы. В случае попытки вернуться, он будет немедленно повешен. Он обязан вернуть Изабели все полученные от неё подарки (шарф, куртку, ботинки, два кольца, цепочку). Вся его собственность конфискуется, а дополнительно на него возлагается штраф в 100 ливров, который он должен будет заплатить из доходов, что получит зимой, работая на общественных работах в ожидании корабля.
Жан Шарно приговаривается к выплате 500 ливров, вся его собственность конфискуется в пользу государства, но высылке он не подлежит по малолетству (ему всего лишь 20 лет, тогда как остальным участникам драмы – по 35-40 лет).
Примечание Пуши: А если бы он котика подарил, его бы тоже заставили вернуть?
1669 год: Убийство ирокеза
В 1669 году в Канаде объявлено очередное перемирие в многолетней войне между французскими колонистами и ирокезами. Война длилась уже более полувека, с переменным успехом, с правильными осадами, рейдами, карательными экспедициями с обеих сторон, резнёй деревень поселенцев и деревень ирокезов. Ненависти с обеих сторон накопилось много.
Но случались и перемирия, по случаю религиозных праздников, уборки урожая, просто по усталости.
И вот во время летнего перемирия 1669 года один ирокез отправился в Монреаль с грузом бобровых шкур на продажу. В лесу у деревушки Пуант-Клер он случайно встречается с пятью французскими солдатами, которые решили поохотиться на оленей. Солдаты убеждаются, что индеец один, видят тюки со шкурами, которыми нагружены его лошади, и решают ирокеза убить, а шкуры выгодно продать. Сказано – сделано. Человека топят в реке Св. Лаврентия, шкуры продают в меховых лавках Монреаля.
Через неделю жители обнаруживают тело жертвы значительно ниже по течению и передают его ирокезам. На шее у несчастного привязан камень – очевидно, имело место преступление. Ирокезы подают жалобу городским властям.
Начинается следствие, в ходе которого местная полиция вместе с представителями ирокезов проверяет меховые лавки, где и находят шкуры с клеймом убитого индейца. Хозяин лавки указывает на солдат. Все пятеро убийц арестованы и предстают перед судом.
Как и принято было в те времена, суд длится всего один день. Все солдаты признали вину, но сваливают её друг на друга. Все пятеро приговорены к немедленному расстрелу (смертную казнь должен утверждать губернатор колонии, который живёт в городе Квебек, но он находился в Монреале с инспекцией; он тут же приговор и утвердил). Всех пятерых осуждённых привязывают к столбам, перед ними выстраивается взвод солдат, солдаты поднимают ружья…
И тут поднимают крик ирокезы. Обращаясь к суду, губернатору и другим французам, их вождь удивлённо спрашивает – «Вы что, пятерых своих солдат собираетесь казнить за нашего воина?» – «Да, а в чём дело? Они же признали вину, они совершили убийство, по закону полагается смертная казнь.» – «Так их же пятеро, так нельзя! Вы должны казнить одного своего за одного нашего, так будет правильно. Мы не хотим казни пятерых ваших за одного нашего, это нечестно.»
Ирокезам пытаются пояснить, что таковы законы белого человека – все виновны в одинаковой степени, всех казнят.
Ирокезы в изумлении качают головами: – «Люди, ведь перемирие закончится через 3 недели, у вас на всю страну 300 солдат. И пятерых своих вы убиваете за убийство одного нашего воина, который через месяц резал бы вас снова? Пощадите четверых, мы все за них просим.
Им в ответ: – «Закон есть закон, все они совершили убийство, все за него отвечают!»
Губернатор отдаёт приказ. Раздаётся залп, все пятеро преступников расстреляны.
Ирокезам возвращают украденные шкуры и передают всё имущество расстрелянных, которое по закону переходит семье жертвы. Изумлённые и ошарашенные индейцы не знают, что и сказать…
Этот суд состоялся 5 июля 1669 года, расстреляны преступники были 6 июля, на следующий день. Война возобновилась 1 августа 1669 года и шла ещё свыше тридцати лет, до 1701 года, когда наконец-то стороны заключили мир. Но перемирия бывали, это да.
Примечание Пуши: Люди бывают справедливы, что есть, то есть. Даже погладить могут!
XVII век: Премия за медведей
В конце XVII века Монреаль подвергся нашествию медведей. Житья от них не стало, выйти за городские стены нельзя. Овёс травят, коров задирают, лошадей запугивают.
И вот решила власть начать битву с медведями. Пошли самым простым и правильным (казалось бы) путём: Обьявили награду – за каждую медвежью шкуру полагается ливр!
Через день городские власти выплатили уже сотню ливров. Через неделю – тысячу. Горсовет шкурами завален был, девать некуда.
А народ во всей Северной Америке прослышал про призовые. И понеслось! Лодки, наполненные медвежьими шкурами, шли аж из Нью-Йорка. Везли шкуры животных всех возрастов.
Горсовет объявил, что шкуры медвежат приниматься не будут. Не беда, всё равно тысячи шкур прибыли, очередь их сдать выстраивалась с вечера.
Сдавали шкуры, которые десятки лет пролежали в передних домов, сдавали половинки, умело обрезанные под целую. Сдавали шкуры енотов, подделанные под малого медведя.
Закончилось счастье, когда из Франции прибыл корабль, груженный медвежьими шкурами. Мэр города сошёл с ума.
А всё почему? А всё потому, что мэрия не подумала указать, что принимаются шкуры только зверей, убитых около Монреаля. Вот такая история.
Примечание Пуши: Ещё хорошо, что котов не пустили на медвьежьи шкуры!
XVII-XVIII века: Как индейцы стреляли из лука
Есть два способа держать лук во время стрельбы. Вертикальный, когда лук держат перпендикулярно земле, а тетива натянута вертикально. И горизонтальный, когда стрелу кладут на тетиву сверху, а лук держат параллельно земле.
Считается, все лучники во время войн – начиная с осады Трои, а то и раньше, до замены лука огнестрельным оружием, держали его вертикально. Такой подход не случаен. Оставим в стороне физические выкладки, формулы и чертежи. Простейший анализ перераспределения сил при натяжении тетивы покажет, что при вертикальном положении лука и при том же приложении усилий стрела будет выпущена с большей скоростью, и, следовательно, с большой убойной силой.
Проще говоря, уже в древности люди интуитивно поняли, что стрела при стрельбе из вертикально удерживаемого лука полетит дальше или же пробьет шкуру оленя с большей силой.
И древнегреческие фрески, и средневековые восточные миниатюры, и описания сражений, где лучники решили судьбу человечества (битва при Айзенкуре между англичанами и французами, например), – все исторические свидетельства подтвержают, что лук ставился вертикально (кстати, при использовании больших луков – таких, как используемые при Айзенкуре, – горизонтально тетиву натянуть невозможно).
Однако, обратите внимание, как играют с луками дети. В пятилетнем возрасте ребенок держит лук горизонтально! Это объяснимо – не надо удерживать стрелу, которая удобно покоится на деревянной части. И целиться ребёнку удобнее, так как ему не мешает вертикальное древко лука. Как только ребенок достигает возраста лет в восемь, его пытливый ум вдруг понимает выгоды удерживания лука вертикально. Но не в пять лет!
И вот исторический факт, который всегда, во всех фильмах, на всех иллюстрациях, во всех романах, подается неверно: на самом деле, индейцы Америки никогда не стреляли из лука, удерживая его в вертикальном положении. Они всегда держали только горизонтально. Как дети
Почему? Потому что уровень развития первобытного общества не дошел до понимания «выгодности» стрельбы из вертикального положения лука! И даже в конце XIX века, в последних битвах между индейцами и белыми, когда, казалось бы, вот уже чуть ли не четыреста лет, индейцы видели, как стреляют из лука белые (а многие белые охотники пользовались луками), они так и не смогли перенять более удобный способ.
А ведь разница в положении оружия – вертикально или горизонтально удерживаемый лук, – это не просто улучшение результатов стрельбы. Нет! Это качественный прыжок в развитии человечества. Это больше мяса, приносимого с охоты, это победа племени в войне, это развитие своего народа… Но и полтысячи лет не хватило индейцам, чтобы перейти к «вертикальной» стрельбе.
Поэтому, когда в очередной раз вы увидите на экране, как индейский воин стреляет в бледнолицего, держа лук вертикально, – вы можете снисходительно улыбнуться. Никогда такого не было.
Примечание Пуши: Мы, кошачьи, и без лука прекрасно охотимся!
XVII век: История любви
В 1662 году среди очередных переселенцев прибывает в Канаду некий мужчина по имени Пьер Пише, из французского города Пуатье. Поселенец отправился за море один, оставив дома жену по имени Лукер Мари. Мол, потерпи дорогая, как только на новом месте обоснуюсь, тебя выпишу тут же, не позже, чем через год. Многие так поступали, отправляясь в иммиграцию в Канаду в те времена (да и сегодня бывает так).
И вот, не успевает Пьер распаковать чемоданы и баулы, как буквально следующим кораблём приходит письмо от родного брата: – «Пьер, мужайся, твоя любимая Мари скоропостижно скончалась, проболев всего неделю. Прими соболезнования, держись!».
Пьер в истерике, мол, на кого ты меня покинула, как я без тебя буду, горе мне, несчастному… Заупокойную мессу отслужить попросил, помолился, как водится…
Но делать нечего, слёзы вытер, зубы стиснул, землю пашет. На следующий год встречает девицу (их мало было в Канаде, но встречались). Вдовье дело такое, мол, выходи за меня, будем вместе век коротать. Та согласная. Поженились. По тем временам дело быстро шло, через пять лет у них трое детей, живут, не нарадуются…
И тут однажды идёт Пьер по городу Квебеку (столица Канады на тот момент, значит, а в ней 2 тысячи населения всего). А навстречу сосед из родного Пуатье:
Пьер, ты ли? Глазам не верю, а говорили, помер! – Как помер? – Так брат твой сказал, ты погиб в плаванье. Вдова твоя, тьфу ты, жена твоя, панихиду справила, но верна тебе, живёт одна, хотя, правду скажу, твой брат к ней клинья подбивает, но она безутешная!
Пьер обращается к епископу: – Ваше преосвященство, как быть-то? Я же, оказывается, двоеженец, согрешил. Епископ советует: – Собирайся во Францию, вези сюда жену, она законная. А эту, с тремя детьми, оставь.
Пьер и поехал, по наущению пастыря (и то, это ж епископ, в XVII веке, кто осмелится перечить, это тебе не буги-вуги в храме Господнем танцевать). Приехал в Пуатье, к жене пришел…
Брат, как услышал, что Пьер объявился, тут же сбежал, только его и видели.
Пьер жену берет, на корабль садится и домой, в Канаду плывёт… Н-да… Незадача, дома новая жена с тремя детишками, а тут старая едет, новую бросить приказано…
В плавании первая женушка однажды ночью пошла по нужде к борту корабля, поскользнулась и кувырок за борт. Даже не крикнула, бедная, наверно, онемела от ужаса. Пьер домой доехал, поплакался епископу: мол, я честно её вёз сюда, а она вот… несчастный случай. Ну, и его снова вдовцом объявили, снова свадьбу со второй женой сыграли.
Эпилог: со второй женой Пьер Пише прожил еще много лет, и родились у них еще восемь детей.
Примечание Пуши: Когда много детишек, просто беда, каждый тебя тискает и за хвост норовит потянуть.
XVII век: Легенда об Амаледи
Существует древняя легенда индейцев Дакота, которая была впервые описана французскими первопроходцами добравшимися до их территорий в 1681 году. Согласно записям руководителя экспедиции Рене-Робера Кавелье де Ласаля, индейцы устроили в честь французов представление, которое стало частью праздника. Никто из индейцев не смог пояснить происхождение легенды. Ласаль записал её на следующий день после представления со слов местного шамана. Вот текст сказания:
Жил когда-то великий вождь, которого убил его собственный брат. Не в честном бою убил, а тайно. Яд из корней лебеды приготовил. Брат занял пост вождя, и взял себе в жёны женщину мертвого брата. А та и не возражала.
Но у погибшего вождя был сын, молодой воин по имени Амаледи. Однажды ночью мертвый вождь явился к Амаледи в виде духа лесов и рассказал ему всю историю убийства отца. И, конечно же, потребовал, чтобы сын отомстил. Бедный Амаледи даже не знал, как поступить.
Очевидно, он не должен был идти против желания своей матери и убивать ее нового мужа без её позволения. С другой стороны, злить духа тоже нельзя – а ведь этот дух леса уже был рассержен. Поэтому Амаледи не мог решить, что делать.
Хуже того, вождь-отравитель догадался, что Амаледи что-то знает. Вместе с противным, шаманом по имени Куолониси (Нечистый Сурок) он решил от Амаледи избавиться.
Чтобы защитить себя, Амалиди стал вести себя как сумасшедший, делая и говоря все задом наперед, и творя бессмысленные поступки. А безумцев трогать нельзя, поэтому на какое-то время он был в безопасности.
У Куолониси была дочь Цигалили (Белоснежная Горлица), которая сначала хотела, чтобы Амаледи стал её мужчиной. Но она не хотела жить с сумасшедшим – а кто ж захочет? – и она все время ходила и плакала. Когда юноша к ней подходил, то она умоляла его уйти.
В то же время мать Амаледи страдала из-за того, что её сын неуважительно относится к новому вождю. И все это время призрак продолжал появляться и кричать на Амаледи за то, что он долго не мстит.
Юноше стало так невыносимо тяжело, что он подумал о самоубийстве, но понял, что если он отправится в поля счастливой охоты, не отомстив, то его отец и там продолжит его попрекать.
И тогда Амаледи придумал. Однажды вечером племя устроило большие танцы в честь нового вождя. Пришли и приглашенные певцы из другого стойбища. Амаледи отвел главного из них в сторону и убедил заменить сочинённую тем песню, сказав ему, что новые слова ему сам Маниту во сне нашептал.
Ночью, когда танцоры плясали вокруг костра, а женщины стучали черепаховыми панцирями, певец запел:
Теперь он льет это,
Теперь он льет яд,
Понимаете, есть два брата,
Видите, сейчас остался один.
Вождь-убийца затрясся, как горячий камень в огне. Он вскочил и убежал. А Амаледи поссорился с матерью и сказал ей, что она ведёт себя постыдно.
Затем Амаледи убил Куолониси. Амаледи крикнул: «Нa! Дили! Дили!» (Там! Скунс, скунс!) И со всех сил стукнул боевой дубиной по шкуре вигвама. А Кулониси прятался за шкурой и погиб от удара. Амаледи сказал, что это был несчастный случай, но на самом деле он просто устал от старого дурака.
Цигалили сошла с ума после гибели отца и прыгнула в Ниагарский водопад. Ей устроили прекрасные похороны.
Теперь Амаледи преисполнился решимости убить своего дядю. Но и дядя был полон решимости убить Амаледи, но он был слишком большим трусом, чтобы сделать это сам.
Тогда дядя заставил сына Куолониси по имени Пантера вызвать Амаледи на бой. Пантера был хорошим бойцом, и ему было жалко убивать Амаледи из-за отца и сестры. Он хотел только устроить обычный поединок между воинами. Но вождь не стал рисковать.
Он смазал копьё Пантеры ядом. У него также была тыква с водой, в которой тоже был яд, на случай, если у Пантеры не получится достать Амаледи копьём.
Амаледи и Пантера покрасили свои лица в красный цвет, взяли копья и встретились лицом к лицу прямо перед домом вождя. Амаледи был так же хорош, как Пантера, но в конце концов он получил порез на руке. Прежде чем яд успел сработать, юные воины вступили в рукопашную борьбу, и Пантера нанёс пару ударов отравленным копьем, но Амаледи выхватил у него копьё и сам ударил противника.
Пока шёл бой под звуки тамтамов, мать Амаледи захотела пить, взяла тыкву с отравленной водой и выпила воду, прежде, чем муж успел её остановить. И она упала замертво.
Амеледи и Пантера бросили копья, но они уже были ранены, и яд медленно с ними покончил. И они оба умерли.
Если бы Амаледи остался жив, он стал бы великим вождём! Вернувшиеся из похода воины соорудили ему очень высокий костёр и сожгли тело, а поминки длились целую неделю, и на них пришли все соседние племена и даже народы из-за высокой горы и с другой стороны Большой реки.
Примечание Пуши: Хорошо ещё, что закричал «скунс», а не «кот!»
1671 год: Убийца в юбке
Расскажу эпизод из криминальной истории Канады. На дворе 1671 год. Канада покрыта лесами, всюду бродят медведи, идёт вялая война с ирокезами, расцветает дружба с гуронами, Гудзон наш, санкции, наложенные англичанами, нам только на пользу, духовность крепнет, всё идёт своим чередом.
29 июня 1671 года Жан Булен берёт в жёны Франсуазу Дюверже – вдову, чем супруг был убит (видимо, в пьяной драке) неизвестным солдатом год назад. С тех пор безутешная вдова жила одна-одинёшенька. Пока Жан Булен не положил глаз на неё и не взял в жёны. Весь июль и август молодые работают в поле. Жан замечает, что супруга полнеет на глазах, но на его вопросы женщина отвечает, что летом она всегда набирает вес. Потому что свежий воздух действует благотворно, работа в поле радует, обильная мучная еда идёт на пользу молодому организму.
В первых числах сентября Франсуаза вдруг занемогла, отлежалась дня три, встала – живот пропал. Муж несколько удивлён произошедшим, рассказывает об этом приятелям в таверне. Среди них оказались и люди знающие, которые пояснили, что наверняка жена родила, только где ребенок, и от кого, ведь женились только что, так что дело нечистое.
Муж в сомнениях, но жену спрашивать не хочет, раздумывает, приступает к поискам и находит свежую могилку за задней стеной дома. В ней обнаруживает тельце новорожденного младенца.
Жан тут же бежит в полицию. Жену арестовывают. Следователь, ведущий дело, докапывается – оказывается Франсуаза трижды обращалась к местной повитухе с просьбой о помощи в прерывании беременности. Та отказала, но никому рассказывать об этом не стала.
Следователь на этом не успокаивается. Так как Франсуаза признаёт, что забеременела от того самого солдата, который убил её первого супруга, а фамилия солдата – Лалиберте, следователь пишет запрос в гарнизон на берегах Онтарио, где Лаберте служит – мол, просьба задержать, допросить по вопросу об убийстве первого мужа и о внебрачных отношениях с обвиняемой. По результатам опроса командир гарнизона должен принять решение о том, необходимо ли солдата отправить в Квебек под конвоем для проведения дальнейших действий.
Из гарнизона приходит ответ – солдат Лалиберте пропал без вести год назад, считается дезертиром. Ого!
Франсуазу допрашивают снова. Она стоит на своём – «убила младенца в страхе перед новым мужем, а первого мужа убил Лалиберте, а куда убийца после этого делся, она не знает». Следователь принимает постановление о применении пытки. Такие решения должны утверждаться губернатором, поэтому утверждения надо ждать пару дней. За это время Франсуаза подумала и решила признаться – да. она убила и первого мужа, и солдата, который обещал на ней жениться, если муж пропадёт, а когда она тому сказала, что всё, муж мёртвенький вон в канаве лежит, солдат ужаснулся, сказал, что и в мыслях не было про убийство, он имел ввиду, что пусть выгонит его. Лалиберте собирался бежать в полицию. Пришлось и его тюкнуть, а чего это он тут?
Итак, три трупа – первый муж, любовник и ребёнок. Сегодня бы мы бы стали долго размышлять, а имеем ли право казнить преступницу. А тогда суд тут же приговаривает Франсуазу к повешению. Правда, в решении указывается, что раз женщина только что вышла замуж во второй раз, то надо врачу уточнить, не беременна ли она. Если беременна – казнь отложить до рождения ребёнка.
Адвокат Франсуазы подаёт резонный протест – местные врачи пристрастны, могут скрыть беременность его подзащитной. Суд принимает протест во внимание. Поэтому женщина сидит в тюрьме 2 месяца, пока в бухту Квебека не входит голландский корабль, на котором есть судовой врач. Его приглашают экспертом, его работа оплачивается государством. Врач по фамилии Russell (очевидно, англичанин?) обследует пациентку 12 ноября 1671 года и выносит решение «она не беременна».
17 ноября 1671 года приговор приведён в исполнение. Франсуаза Дюверже повешена, тело выставлено напоказ, по тогдашнему обычаю, на неделю, для устрашения потенциальных убийц.
Примечание Пуши: Коты у них наверняка были. Со вдовцом остались?
