Вечером прошлого дня, как раз в то время, когда Алеша Шелехов соблазнял ныне покойного Шуру Чудика виртуальными миллионами, замначальника сурьинской безопасности Курков в отсутствие своего непосредственного начальника (экстренно отбывшего в столицу – решать неотложные вопросы), лично докладывал Льву Никитичу о наиболее важных событиях, происшедших с того момента, когда пуля, выпущенная из снайперской винтовки, прервала самое важное сурьинское мероприятие текущей недели.
Лев Никитич, еще не отошедший от наркоза, лежавший под капельницей, плохо соображавший, но тем не менее не пожелавший следовать настоятельным рекомендациям лучшего в городе хирурга (спать, спать и никаких деловых контактов), выслушал все новости, включая историю о конфликте Хлебалова и Грязного, и очень огорчился, узнав, что местонахождение его невесты пока установить не удалось.
– Ищи! – сказал он, с трудом ворочая языком. – Землю рой! На хрен ты мне нужен, если своей работы не делаешь…
Курков почтительно молчал. За три тысячи долларов в месяц можно многое стерпеть. Тем более, что, по сути, хозяин прав.
– Надька где? – внезапно спросил Сурьин.
– Была тут, Лев Никитич. Час как уехала. Сказала: утром приедет.
Сурьин пожевал губами.
Племянница, единственная дочь его родной сестры, фактически была его главной наследницей. Женить бы ее, шалаву, по уму…
Если бы он знал о ночном инциденте, когда люди Хлебалова едва не похитили его племянницу… Если бы племянница решилась об этом рассказать…
А она уже почти решилась и рассказала бы непременно, не пребывай Лев Никитич нынче утром в отключке.
Но хотя Сурьин об инциденте понятия не имел, интуиция у него имелась. Иначе не быть бы ему одним из ширгородских магнатов.
– Глаз с Надежды не спускать! – велел он. – Не дай Бог что – лично ответишь.
– Так точно, Лев Никитич!
– Все. Свободен. Завтра в десять – ко мне.
– Завтра в десять у вас осмотр, – напомнил Курков.
– Осмотр подождет. Булкину мне найди! – Сурьин даже слегка приподнялся на кровати. – Найди ее, понял?
– Найдем, Лев Никитич, не беспокойтесь!
Сурьин закрыл глаза, и Курков, кивнув сиделке, беззвучно выскользнул из палаты.
У входа бдили двое его молодцов, вытянувшихся при виде начальства, и здоровяк-омоновец, присланный по личному распоряжению начальника ГУВД.
– Найди… Легко сказать… – бормотал Курков, спускаясь по мраморной лестнице.
Впрочем, у него впереди была целая ночь. И он еще не знал, что совсем скоро его оповестят о еще одной пропаже.
– Опять двадцать пять! – проворчал Петровский. – Точно как в прошлый раз нас с Колькой подставили.
– Токо это уже не «Газель», – справедливо заметил его новый напарник.
На сей раз за белым «рено» племянницы хозяина пристроилась помятая «вольва».
– Пробей номера! – велел Петровский, пристраиваясь в хвост «хвосту».
– Нету таких! – спустя десять минут сообщил напарник. – Паленые. Начальник сказал…
Петровский так и не узнал, что сказал начальник. «Вольво» резко газанула (Петровский тоже, на автомате), а потом так же резко ударила по тормозам, а поскольку тормоза у нее были получше, чем у «девятки», за рулем которой сидел Петровский, то «жигуль» с ходу воткнулся в крепкий бампер.
Напарник улетел головой в стекло, водитель удержался, но от рывка ему стало совсем худо (последствия прошлого ДТП еще не прошли), зрение отключилось, а когда включилось, то в лоб ему уже летел черный ружейный приклад.
Снова очнулся боец сурьинской «наружки» на больничной койке, поэтому бедняге не довелось увидеть, как массивный джип с никитскими номерами притер белый «рено» к обочине, а двое выскочивших из внедорожника мужчин, проигнорировав протестующие крики, вытащили сурьинскую племянницу из машины, запихнули на заднее сиденье и укатили в направлении порта.
Так потом рассказали милиции и сурьинским безопасникам свидетели похищения.
Девушка, лежавшая на узкой, застеленной солдатским одеялом койке, была красива. Именно была. Сейчас лицо ее распухло и почернело от кровоподтеков, густые светлые волосы спутались, некогда элегантная блузка разорвана, юбки не было вовсе, низ живота прикрывало грязное полотенце, длинные стройные ноги были грязны, исцарапаны и тоже покрыты синяками.
– Гляди, коза! То же и с тобой будет! – пообещал Рябой, сжимая грубыми пальцами затылок Нади Павловой.
Надя промолчала. Она уже убедилась, что ее угроз здесь не боятся. Этим бандитам все равно, кто она такая, или они слишком тупы, чтобы понять, кто ее дядя. Тем не менее первый испуг прошел, и племянница Сурьина не очень-то поверила словам бандита. Никто не посмеет так обращаться с ней. Если ее похитили, чтобы шантажировать дядю Лёву, то какой смысл ее избивать?
Рябой толкнул Надежду к соседней койке.
– Параша – там.
– Да что вам нужно, в конце концов? – не выдержала Надя. – Можно же нормально сказать!
– Скоро все узнаешь, коза, не шепести! – отрезал Рябой, и дверь с лязгом захлопнулась за ним.
Дверь была совсем как тюремная: стальная, с окошком посередине. Из забранного решеткой окна, расположенного слишком высоко, чтобы маленькая Надя могла до него дотянуться, сочился свет. Еще в комнате был умывальник. Из него в большую алюминиевую кружку сочилась струйка воды. Под раковиной, на покрытом линолеумом полу, стояла «ночная ваза».
Избитая девушка застонала. Надя наклонилась к ней:
– Пить хочешь?
– Да… – Девушка открыла глаза, вернее, один глаз, превратившийся в узкую щелочку. Второй совсем заплыл. – Ты…
– …Такая же пленница. Меня Надей зовут. Пей. – Она аккуратно приподняла голову девушки и поднесла кружку к ее разбитым губам.
– Я – Мария… – прошептала девушка, напившись. – Маша… Ой!
– Потерпи немножечко. – Смоченным в воде платком Надя осторожно протерла ее лицо.
– Я тебя знаю… – пробормотала избитая девушка. – Ты – родственница Сурьина, да?
– Да. – Скрывать очевидное не было никакого смысла. – Мы встречались?
– В прошлый понедельник. На приеме у представителя Президента.
«Однако!» – подумала Надя. Всю ширгородскую элиту она знала и сейчас попыталась вспомнить, как выглядела несчастная девушка до того, как ее избили… Нет, не получается.
– Я секретарь… Руслана Васильевича Медведева, – прошептала девушка.
Надя изумилась. Конечно, секретарь – не фигура, но кем же надо быть, чтобы одновременно замахнуться сразу на обоих ширгородских магнатов? Или очень сильным, или, что более вероятно, совершенно отмороженным.
И, додумав эту мысль до конца, Надежда испугалась по-настоящему.
– Все будет сделано, Николай Григорьевич! – заверил Веня Застенов и уже собрался уходить, когда зазвонил его мобильник.
– Да, я, – сказал Веня.
Затем он молча слушал примерно минуту, после чего протянул мобильник Хлебалову.
– Кто это? – насторожился тот.
– Не поверишь, Николай Григорьич. – Застенов криво улыбнулся. – Один из отморозков Ваньки-Мстителя. Хочет с вами пообщаться.
– Ловушка? – еще больше насторожился никитский князек.
Веня пожал широкими плечами.
Его хозяин взял мобильник.
– Хлебалов, – буркнул он. – Говори, я слушаю…
– Ты куда? – сидевший на стуле у кадки с пальмой мужчина поднялся и загородил Мальвине путь.
– Туда, дядечка. – Она показала на дверь номера.
Мужчина оглядел ее внимательно, молоденькую девчонку в красном топике, весьма рельефно облегавшем грудь, и штанишках до колен, обтягивающих настолько, что можно было различить даже растительность на лобке. Очень возбуждающие штанишки, но мужчину в данный момент больше волновали не маленькие интимные подробности, а то, что под этаким нарядом невозможно спрятать оружие.
– Зачем тебе туда?
– Там мальчик один! – Девчонка сверкнула белыми зубками. – Очень меня ждет!
– Ты уверена?
– Так мне дядечка сказал.
– Какой еще дядечка?
– Такой… – Девчонка сделала неопределенный жест. – Такой серьезный. Дядечка сказал: поднимись в триста третий номер и скажи мальчику, что дядечка Монах и дядечка Салават ждут его внизу.
– Повернись! – скомандовал мужчина.
Девчонка крутнулась на пятке: тонкая шейка, голая спина, туго обтянутая круглая попка… Никакого металла, если не считать сережек.
Мужчина достал телефон:
– Андрей Игоревич, к нашему подопечному гостья. Хочет его забрать… Тебя как зовут? – обратился он к девушке.
– Мальвина.
– Мальвина… Понял, хорошо.
Мужчина подошел к номеру, отпер его своим ключом:
– Заходи!
Мальвина вошла, дверь закрылась. Мужчина остался снаружи.
Мальвина огляделась. Так себе номерок. Не люкс, даже не полулюкс. Дешевая двухместная коробка для командировочных.
Парень, за которым ее прислали, спал. Лежал совершенно голый (простыня на полу), раскинувшись, на спине. Лицо исцарапано, на боку синяк… А красивый парень. Мускулистый, поджарый, длинноногий… Самый любимый Мальвинин типаж. Мальвина почувствовала, как внизу живота потеплело… Ну да, есть у Мальвины грешок, любит она мужчин. Ну и что? Кому от этого хуже? Нравится ей это дело! И мужчинам нравится, что ей нравится, а дает она тоже не всякому-якому… А что деньги берет, так ведь не у всех, а только у кого есть. Мальвина – не какая-нибудь вокзальная проститутка. Она – девушка для развлечений, вот она кто. И самой ей тоже развлекаться нравится! Проститутки – это те, кого кто хочешь – во все дырки, и на «субботники» по обязаловке, и по морде, если что не так. А Мальвина не такая. Мальвина просто веселая девчонка. Делает, что хочет, что нравится… А этот мальчик ей ну очень нравится…
Мальвина встала у кровати на коленки, наклонилась, поймала накрашенным ротиком то, что хотела поймать…
Алеша проснулся от сладкого ощущения внизу живота. И даже когда из него выплеснулось накопленное желание, он еще некоторое время лежал с закрытыми глазами, блаженствуя, и далеко не сразу сообразил, что кто-то продолжает манипулировать его мужским достоинством. Тогда он открыл глаза и увидел у своих чресел светловолосую головенку, чья хозяйка посредством проворных ручек и умелых губок пыталась разбудить его временно увядший пыл. Пыталась небезуспешно.
– Эй!
Головенка вскинулась. Алеша увидел раскрасневшееся юное личико, пухлые губки с размазавшейся вокруг помадой…
– Ты что делаешь? – задал он идиотский вопрос.
– Я? – Проворные пальчики продолжали свое крайне приятное дело.
Где-то Алеша уже видел эту мордашку.
– Ну-ка, прекрати! – Алеша сел, оттолкнул девчонку.
Та поднялась с колен, выпрямилась. Кажется, обиделась…
– Если хочешь знать… – начала она сердито.
Юбка сбилась вверх, под ней оказались тоненькие черные прозрачные трусики, подмокшие снизу, там, где округлые загорелые бедра сходились в заманчивую ложбинку.
Алеша вдруг ощутил такое невероятное желание, что даже сам удивился. И порыв его не остался незамеченным.
Девчонка осеклась на полуслове. Глаза ее вспыхнули, ноздри расширились. Алеша мигнул, встряхнул головой, отгоняя сон…
Этого мгновения оказалось достаточно, чтобы красный топик оказался на ковре, а две острые грудки с воинственно торчащими сосками получили свободу и принялись весело подпрыгивать, пока их хозяйка энергично стаскивала с себя юбку и трусики. На последнем действии она споткнулась, и Алеша рефлекторно поддержал ее, поймав за локоток.
В следующий момент он уже валился на кровать, увлекаемый изящным «противником», и даже сам не успел уловить, как его весьма возбужденное орудие наслаждения оказалось в предназначенном для него месте, стройные ножки взлетели и сомкнулись в «замок» вокруг Алешиных бедер, острые ноготки вонзились в спину, а такое хрупкое на вид тело с неожиданной силой выгнулось вверх, ему навстречу…
«Эх! – сказал кто-то внутри Алеши. – Теперь всё! Чего уж теперь… Раз уж так… Теперь только и остается, что получить удовольствие! По полной программе. Давай, Стрелок! Бей в цель и ни о чем не думай! Один раз живем…»
…Человек, оставленный подполковником присматривать за Шелеховым, аккуратно приоткрыл дверь, поглядел немного, вздохнул с легкой завистью и дверь закрыл.
Внизу, у входа в гостиницу, истомленный ожиданием Монах буркнул недовольно:
– Что они там, трахаются что ли?
– А-а-а! – Салават покрутил толстым пальцем перед носом Монаха. – Не только у тебя яйца есть!
– Да пошел ты!
– …Но только у тебя, Монах, мозги – в яйцах! – И загоготал, очень довольный.
– Ну, молодец! Ну, Леха! Ну, орел! – Алексея тискали, похлопывали по спине, легонько тыкали в живот и вообще допускали по отношению к нему фамильярность, по строгим английским меркам совершенно недопустимую. Шелеховскому организму, еще не избавившемуся от многочисленных ушибов, это не очень нравилось, но Алексей терпел. Потому что ему было чертовски приятно. Эти, может, и не слишком воспитанные мужики – его настоящие друзья. А друзей следует принимать такими как есть, даже если они не умеют пользоваться столовыми приборами и строить фразы в соответствии с правилами русского языка.
– А я думал, ты только головой можешь, – высказался даже скупой на похвалу Сивый.
– Эх, Леха, а мы тебя уже похоронили! – порадовал Монах.
– А теперь Хлебалку хоронить будем! – во все тридцать два зуба лыбился Салават.
– Ну ладно, ладно, всё! – вмешался Бессонов, заметив, что дружеские объятия не доставляют молодому человеку особенного удовольствия. – Давай, Алексей, рассказывай!
– Сначала – пара вопросов. Первый: что известно об Алене?
– Немного. – Улыбка сбежала с лица Бессонова. – Мы знаем, что она у Хлебалова. Это все.
– Второй вопрос: как Уж?
– В порядке! – Бессонов снова улыбнулся. – То есть, не совсем в порядке, конечно, но вчера вечером пришел в себя. Доктора говорят: кризис миновал, теперь пойдет на поправку.
– А вот подружка его, Павлова, куда-то пропала, – вставил Ленечка. – Обещала еще вечером приехать – и до сих пор нет.
– Может у дяди? – предположил Алексей.
Ленечка покачал головой:
– Нет. Мобильник ее не отвечает (это Леша и сам знал). Мне это не нравится.
– Мне тоже. – Шелехов чувствовал свою ответственность за Надю. Она ему здорово помогла, а он фактически лишил ее покровителя. Сурьин ведь оказался в больнице не без его участия…
– Мне тоже это не нравится, – кивнул Ленечка. – Я думаю, отсюда надо срочно уходить.
– Уж нетраспортабелен, – напомнил Бессонов.
– Все равно риск слишком высок. – Ленечка нахмурился. – Ты знаешь, как я к Ужу отношусь… Но если до вечера нам не удастся найти Павлову, я категорически настаиваю на том, чтобы отсюда убраться.
– Так ищи! – сердито произнес Бессонов.
– Буду искать, не сомневайся, – жестко ответил Ленечка. Алексей никогда не слышал, чтобы он разговаривал таким тоном с Евгением. – Монаха и Седого я забираю, – безапелляционно заявил Ленечка. – И обе тачки.
Не дожидаясь ответа, он повернулся и вышел. Седой и Монах последовали за ним. Монах, выходя, бросил виноватый взгляд на Бессонова: мол, ты сам понимаешь, он прав…
– Салават, давай к Ужу, – приказал Бессонов. – Присмотри там…
– Конечно, он прав! – с досадой произнес Евгений, когда Салават вышел. – Надо уходить. И Ужа с собой забирать, пусть даже с риском для его жизни, потому что оставлять здесь нельзя. Но я так не умею. – Бессонов невесело усмехнулся. – Потому не быть мне полковником. Так и не поднимусь выше старшины роты. Ладно, к делу, Леша. У нас деньги кончаются. Надо бы обналичить тысяч двадцать.
– Нет проблем. Прямо сейчас?
– Какой ты быстрый! У всех здешних банков сурьинские пасутся. Мигом тебя опознают. Вот Ленечка вернется, организуем твой выезд как положено.
– А зачем мне выезжать? – удивился Алеша. – У нас же теперь свой банк есть.
– Ты Речбанк, что ли, имеешь в виду?
– Ну да. Я сейчас Вадчикову позвоню, скажу, чтобы приготовил сколько надо, а забрать может кто угодно, хоть Череп… Где он, кстати?
– Пленников охраняет. Я и сам съездить могу, только ты уверен, что Вадчиков мне деньги даст? Мы ему помогли, конечно, но крышуем-то его все равно не мы, а Вадчиков – еще тот жук. Да и денег у него в банке, я слыхал, на самом донышке…
– При чем тут деньги банка? – удивился Алексей. – Это мои деньги. Я позвоню – их в течение часа переведут… В общем, можешь в это дело не вникать. Я предполагал, что такая необходимость может возникнуть, и мы с Вадчиковым еще тогда все оговорили.
– Доброе утро, лярвы! – Это был уже знакомый Наде бандит по кличке Рябой.
Маша при его появлении вскочила и испуганно прижалась к стенке, но племянницу Сурьина испугать было труднее.
– Доброе утро с таких уродов, как ты, не начинается! – с вызовом произнесла она.
– Поговори еще! – Бандит навис над лежащей на кровати Павловой. – На выход! – скомандовал он.
Надя неторопливо поднялась, надела туфли, поправила одежду…
– Шевелись! – рявкнул бандит. – Или за шкирятник тебя волочь?
Надя молча обогнула его и вышла в коридор. Там торчал еще один бандит, такой же здоровенный, уродливый и тупой.
Рябой закрыл дверь.
– Сейчас с тобой говорить будут, – наклонившись к Наде (она брезгливо отстранилась), почти интимно прошептал на ухо Рябой. – Так ты не соглашайся!
– На что?
– Ни на что! – Бандит ухмыльнулся. – Очень мне хочется, чтобы ты несговорчивой оказалась. Хочу я, коза, за сиськи твои подержаться и умишко твой бабий поправить!
– Помечтай, шестерка! – надменно бросила Павлова.
– Пошли, Рябой… – подал голос второй бандит. – Асланыч ругаться будет.
– Язык придержи! – с угрозой процедил Рябой. – Вперед, лярва!
Среди знакомых Павловой был только один «Асланыч» – сподвижник Хлебалова Юматов. Кругленький такой обходительный дядечка, прежде казавшийся Наде совсем не вредным. Если это он, то вряд ли действует без санкции своего хозяина. Ну да, конечно, это Хлебалов, кто же еще? Только откуда у него такая наглость?
Они прошли мимо забранного решеткой окна.
В окне можно было разглядеть кусок песчаного берега и сверкающую на солнце водную гладь. Юрь. Надю доставили сюда в бессознательном состоянии, потому она не знала, где находится. А хотелось бы знать…
Юрь. Песчаный берег. Тоже ничего определенного. Дом Хлебалова в Ширгороде – на берегу реки. И Никитск тоже на берегу Юри…
В коридоре было пусто. Несколько дверей, мимо которых они проследовали, были украшены бронзовыми табличками: «Вспомогательный состав», «Бельевая», «Начальник второго подразделения»… Наде эти надписи ничего не говорили.
Они остановились у двери с надписью: «Замначальника второго подразделения». Рябой постучал и, услышав: «Входи!» – открыл дверь и втолкнул Надю внутрь.
За письменным столом, боком к окну, сидел мужчина. Его лицо заслонял монитор компьютера. Наде была видна только загорелая лысина с нашлепкой лейкопластыря. Рябой усадил Надю на табурет.
Мужчина за столом отодвинул монитор и посмотрел на Надю. Юматов.
Надежда молчала. Юматов тоже молчал. Вид у него был усталый, лицо осунувшееся.
Скрипнула, открываясь, дверь. Надя повернула голову…
– Вот теперь все в сборе, – произнес Юматов, когда мужчина в черной форме рыбинспекции ввел в комнату Алену Булкину.
Алена была все еще в платье невесты, но заплаканное личико девушки выглядело еще более несчастным, чем когда ее вели под венец.
– Вы обе меня знаете, девушки, – негромко произнес Юматов.
Надежда открыла рот, чтобы выдать ему все, что думает, но ладонь Рябого сдавила ее хрупкое плечо… И Надя промолчала.
– Я не садист, – устало произнес Юматов и потер лоб. – Я не хочу делать вам больно. Ведите себя правильно – и все будет хорошо.
– Для кого – хорошо? – бросила Надежда.
– И для вас тоже. Все просто, дорогая. Или ты сделаешь то, что тебе скажут, или ты умрешь. Причем смерть твоя будет очень неприятной, достаточно долгой… И никто о ней не узнает. Никто даже не подумает на нас.
– Вы так полагаете? – с вызовом произнесла Надя. – Вы ведь однажды уже пробовали меня украсть. Откуда вы знаете, что я не рассказала об этом дяде?
– А откуда ты знаешь, что это были мы? – поинтересовался Юматов.
– Знаю. Больше некому!
– Не ври! Вы оба держали язык за зубами: и ты, и тот парень из охраны, который тебе помог. Почему, кстати? Он твой любовник?
Надя промолчала.
– Ну, это уже не важно. – Юматов снова потер лоб, порылся в столе, надыбал какую-то таблетку, проглотил, поморщился. – Не важно. Сейчас у вас обеих, девушки, только один шанс сохранить свою жизнь и, возможно, обустроить свое будущее.
– Что вы имеете в виду? – спросила Надя.
– Брак, разумеется.
Аленка вздрогнула и замотала головой. Опять тот же кошмар…
– С кем? Уж не с вами ли? – язвительно поинтересовалась Павлова.
– Не со мной, – покачал головой Юматов. – Я женат. А вот уважаемый Николай Григорьевич – холост.
– Вы в своем уме? – осведомилась Надежда.
– Еще один такой вопрос – и ты будешь наказана, – спокойно произнес Юматов. – Твой дядя позволял тебе распускать язычок, но Николай Григорьевич этого не потерпит. Он очень строгий мужчина.
– И что же, этот строгий мужчина намерен жениться на нас обеих?
– Нет, – покачал головой Юматов. – Только на одной из вас.
– И на ком же?
– А вот это вы решите сами, – сказал Юматов. – Николай Григорьевич считает, что вы обе подходите. Вы обе молоды и привлекательны, обе – богатые наследницы…
Надя прикусила губу… Неужели с дядей что-то случилось?
– Одна из вас станет женой Николая Григорьевича, – продолжал между тем Юматов, – а вторая… Вторая получит свободу. Сразу же после того, как брак будет зарегистрирован. Сейчас вам, девушки, предоставят возможность пообщаться наедине и решить, кто именно свяжет себя семейными узами. А потом мы снова встретимся и оговорим детали. Уведите их!
Когда охранники вывели пленниц из комнаты, дверь соседнего кабинета открылась и вошел Хлебалов.
– Ты молодец, Ефим! – похвалил он. – Маленькая паршивка почти не вякала. Обратил внимание, как она напряглась, когда ты назвал ее наследницей?
– Да. Соображает она быстро, – сказал Юматов. – Жаль, что Сурьин еще жив и подобраться к нему затруднительно.
– Что-нибудь придумаем. Начальник его охраны – в Москве, кредиты вышибает, завяз там крепко: я попросил намекнуть кое-кому, что Сурьин – битая фигура. Так что пока в Ширгороде заправляет Курков, а Курков – исполнитель. Старательный, но не более того. Пара дней – и дело будет сделано. Но раньше эта пигалица должна стать моей женой, причем публично, чтобы все чисто было.
– Станет, – заверил Юматов. – Все просчитано. Девку тянет к брутальным мужчинам, таким как ты. Это ее психотип. К тому же она – бизнесвумен. Привыкла просчитывать свою выгоду. А мы вдобавок даем ей шанс выглядеть благородно в собственных глазах: «пожертвовать собой» ради этой малолетки Булкиной. Кстати, что ты намерен с ней делать?
– Еще не решил. Посмотрим по обстоятельствам. Наверное, опекунство оформлю.
– Ширгородские заартачатся…
– Это кто, интересно? – Хлебалов прищурился.
– Да хоть Медведев!
Хлебалов рассмеялся.
– Асланыч, ты от жизни отстал! Вспомни: нас за последние двое суток хоть кто-нибудь тронул?
Юматов покачал головой.
– Затишье… – сказал он.
– Какое на хрен затишье! – воскликнул Хлебалов. – Все в штаны наложили, когда поняли, чем пахнет! Думаешь, я от безысходности эту демонстрацию силы затеял? Алсаны-ыч! Все продумано! Как доперло до них, что Курганский металлический – это не только пачка высокодоходных акций, а мой персональный военный завод. Что мои бойцы не из дохлых волын по ним будут палить, а тактическими ракетами жарить, так сразу все и сели на жопу ровно! Русланчик, бля, в губернаторы метит, избирательную кампанию запускает, а тут – война!
– То есть ты с самого начала предполагал, что возьмешь их на испуг? – спросил Юматов. – Да-а… А я-то думал, ты всерьез был намерен идти до конца.
– А я и сейчас намерен! – Хлебалов ощерился. – Я, Ефим, закон знаю. Достал пистолет, скомандовал: на колени! Не послушались – мочи! Или они у меня все на карачках ползать будут – или пуля в башку! Думаешь, я их боюсь? Хрена пупырчатого! Ни Руслана, ни губернатора, никого!
– Москва еще есть… – напомнил Юматов.
– А что Москва? Думаешь, Москве надо, чтобы по всем каналам передавали: «На улицах Ширгорода идут кровопролитные бои!» Кому это надо? Президенту? Думе? А какой в Европах-Америках визг поднимется! Куда там Чечня! Нет, Ефим, не боюсь я Москвы. Москве от меня тоже дешевле откупиться. Я ведь их комиссию гребаную на завод так и не пустил. И хули? Утерлись! Они все, мать их, рады будут, если я просто дам им возможность от меня откупиться! А я им такую возможность дам. Всем. И Русланчику. Причем за чужой счет!
– Сурьин?
– А то кто же! Пора, пора нам, Асланыч, вылезать из нашего удельного княжества на широкий российский простор! Но – поэтапно. Сначала – узы брака. Потом – бремя имущества. И все, заметь, добровольно и с песней! Ну разве я не молодец? – Никитский князек самодовольно усмехнулся.
– Отморозок ты, Николай Григорьевич, – сказал Юматов. Одобрительно, впрочем, сказал.
– Да не реви ты, дурочка, – Надя обняла Аленку за плечи. – Твои слезы тут никого не волнуют.
Поджав ноги, они сидели рядышком на промятом диване в пропахшей табачным дымом комнате. Сквозь зарешеченное окно были видны небо, река и кусок песчаного берега.
– Ну, обидно же! – жалобно проговорила Аленка. От ее замызганного свадебного платья все еще пахло дорогим парфюмом. – Нас же вообще за людей не считают. И дядя твой, и Хлебалов этот… Еще хуже!
– Спокойно, не кричи! – Надежда погладила ее по голове. – У тебя все будет нормально. Он же сказал: тебя отпустят…
Аленка вскинула на подругу покрасневшие глаза.
– Ты?..
– Ну, не ты же! – сердито сказала Надя. – Тебе еще в школе учиться положено, а мне через две недели двадцать два стукнет. Давно замуж пора.
– Он же старый! – воскликнула Аленка. – Он же негодяй!
– Да у нас все, кто с деньгами – мерзавцы, – сказала Надя. – А без денег кому они нужны? А Хлебалов, я слыхала, к своим вполне хорошо относится. Да и мужчина представительный, боевой…
Тут голос ее предательски дрогнул, но Аленка, погруженная в свои печали, не заметила.
– И дядя меня, если что, в обиду не даст, а ты у нас – сирота…
Это она сказала зря, потому что Аленка снова расплакалась, и Наде снова пришлось ее утешать.
«Пусть только попробует что-нибудь сделать ей или моему дядьке! – с ожесточением подумала Надежда о Хлебалове. – Я его тогда ночью просто зарежу!»
Она уже твердо решила, что пойдет замуж за никитского князька. В принципе, он даже не вызывал отвращения. Сильный мужик, ей такие нравились… И все было бы хорошо, если бы не другой сильный мужик, который сейчас лежал на больничной койке и, черт его знает каким образом ухитрился отхватить здоровенный кусок Надиного сердца…