Майя Медич
Тонкие стены, крепкие чувства

– Да?

– По компании ходят слухе о том, почему покинула должность моя предшественница…

Я запнулась, а Герман едва не поперхнулся вином, глоток которого только что сделал. Наверное, всё-таки не такого он ожидал.

– Могу себе представить, – рассмеялся он. – Давай я немного облегчу тебе жизнь и всё озвучу сам. Представляю, как сложно тебе подбирать слова. Итак… Ты слышала, что с твоей предшественницей у меня были не только рабочие отношения. Так?

– Так. Извини…

– И снова не стоит извиняться. Не знаю точно, насколько далеко зашли слухи и сколько всего переврали люди в процессе распространения информации, но основная мысль верна. Да, с той, другой Настей у меня были не одни только рабочие отношения.

– Вот как.

Это была ещё одна неожиданная честность. Больше всего меня поражало то, что Герман не казался смущённым, хотя дело было весьма щекотливым.

– И сразу скажу, что от тебя я не жду ничего такого, что было у меня с твоей предшественницей, – Герман, очевидно, решил разом обсудить все скользкие моменты, вытекающие из его прошлого опыта. – Да, с другом секретарём у меня были нерабочие моменты. Но в этом крылось много проблем. Настя, конечно, умела фантастически строить глазки и красиво входить в кабинет с чашкой кофе, но на этом её таланты заканчивались. А меня это не устраивало. Я слышал, что в офисе говорят, будто я уволил Настю из-за того, что она сама же и распустила слухи о нас. Это была одна из причин. Но вторая, более весомая, состояла в том, что она не исполняла свои куда более важные обязанности, а именно рабочие.

Я пыталась прислушаться к себе и понять, довольна ли я тем, что услышала или нет. С одной стороны, приятно было знать, что в понедельник мне не сообщат о том, что либо я раздеваюсь перед начальником, либо прощаюсь с полюбившейся мне работой. С другой стороны, чем больше продолжался этот вечер, тем больше я видела, что передо мной не только бизнесмен и мой босс, но ещё и очень интересный и, что уж там скрывать, привлекательный мужчина. В своей белой, идеально отглаженной рубашке он был очень красив. А вместе с этим ещё и чертовски умён и, как выяснилось, честен.

На всю ту честность, которую только что продемонстрировал Герман, мне тоже хотелось ответить честностью. Вернее, правдой. Страшной правдой о том, что я слышу всё, что происходит в его кабинете. В частности то, что в нерабочие отношения он пускался не только с моей предшественницей, но ещё и с Ренатой, которая из компании никуда уходить не собиралась.

Однако я так и не придумала, как аккуратно подойти к этой теме. Умением говорить прямо, как Герман, я не обладала.

– А кто-нибудь ещё в офисе знает, что ты видел меня до того, как я пришла в компанию? – на всякий случай поинтересовалась я.

– Нет, – Герман вздохнул. – Я никому об этом не рассказывал. С меня достаточно предыдущих сплетен. Не хочу нового раунда. К тому же не нужны все эти разговоры вокруг тебя. Это мы вдвоём знаем, что я взял тебя к себе в помощники за твои организаторские таланты и доброе сердце. Но людям стоит только дать повод и небольшой толчок к фантазии, и они немедленно додумают остальное. Напридумывают, вывернут наизнанку, опошлят… Не уйдёт много времени на то, чтобы пошли слухи о том, что и ты тоже стала моей любовницей.

– Не думаю, что такое кому-то придёт в голову, – кое-как не засмущалась от слова «любовница» я. – Всё-таки я не тот типаж девушек, которые становятся любовницами. Слишком… слишком обычная я.

Герман подался вперёд. Мне показалось, что в его глазах промелькнула какая-то искорка.

– Ты слишком невысокого мнения о себе, – сказал мой босс. – Ты не обычная. Ты потрясающая. Таких, как ты, больше нет.

Глава 5. Качели

Мне было по-прежнему странно слышать такие неожиданные комплименты от босса. Румянец на моих щеках снова предательски выдал меня. С ним надо было явно что-то делать, как-то бороться. Не позволять же ему и дальше так вот влиять на меня.

– Интересно… – от Германа ничего не укрылось. Он наверняка тоже знал о моём румянце и о том, когда он появляется. – Сколько раз мне нужно сказать тебе что-то приятное, чтобы ты привыкла к этому и перестала смущаться.

Это прозвучало мило и забавно. Правда мне показалось, что ответ на вопрос лежал в плоскости сотен. То есть понадобилось бы не меньше ста раз, чтобы я привыкла.

– Не знаю, – чуть расслабилась я. – Просто всё это для меня очень неожиданно и очень непривычно.

– Для меня тоже, – вдруг сказал Герман.

– Правда? – удивилась я.

– Правда.

– А так и не скажешь…

– У меня просто чуть больше опыта поведения в разных ситуациях, поэтому я справляюсь лучше. Дело привычки.

Тут я была с ним полностью согласна. У него вообще было больше жизненного опыта, и с этим бесполезно было спорить. Герман был старше меня на семь с половиной лет, я давно посчитала это. У него было другое детство, другая семья, другое становление и, как следствие, другая нынешняя жизнь.

Как раз о жизни мы и разговорились. Это вышло как-то само собой. Общее воспоминание, хоть и было всего одно, помогло повести беседу дальше. Разговор всё продолжался и продолжался, иногда делая необычные повороты, иногда погружая в прошлое, иногда отвлекаясь на что-то более настоящее.

Герман не имел ничего против того, чтобы рассказать о себе. Это было познавательно, хоть и немного предсказуемо. О многих вещах я успела догадаться заранее, но слушала всё равно внимательно и с увлечением.

Как выяснилось, мой босс родился в семье пусть и не хватающей звёзд с небес, но всё же достаточно обеспеченной. В современном мире такую назвали бы успешной и дружной. Отец Германа занимал высокий пост в крупной компании, мать не работала, а уделяла время семье, домашнему очагу и уюту. Что до детей, то они с юных лет учились реализовывать себя и искать свой собственный путь. Герман говорил, что ни отец, ни мать никогда навязывали своим отпрыскам мнение о том, как те должны жить и кем становиться. И тем самым они, возможно, показывали детям лучший пример.

Брат Германа тоже стал бизнесменом. Я не поняла, был ли он так же успешен, как мой босс, но бедность ему явно не грозила. Остальным тоже. Одна из сестёр сумела построить карьеру в сфере дизайна, а другая сестра сосредоточилась на уже своей семье, стала прекрасной женой и не менее прекрасной матерью. Герман говорил, что очень любит бывать у неё в гостях, потому что у неё всегда хорошо и комфортно.

Слышать это всё было весьма приятно.

А вот мои рассказы приятностью не отдавали. Мой жизненный путь был совсем другим.

У меня было… Впрочем, почему было? До сих пор есть два брата и две сестры. И в нашей семье были, как говорится, и взлёты, и падения. Их было так много, что я бы ни за что на свете не смогла бы перечислить все.

Сейчас, когда я уже взрослая, мне легче вспоминать прошлое. Хотя даже тогда, когда я рассказывала о некоторых эпизодах Герману, мне было непросто. Эмоции вновь окутывали меня, некоторые моменты приходилось переживать заново.

Впрочем, я помню не только плохое. Я помню и множество счастливейших событий. Но все они связаны с теми моментами, когда мои родители не пили. А когда они пили… Бывало всякое. И знали об этом не только члены моей семьи. Я и мои братья и сёстры были под постоянным надзором социальных служб. Мы считались неблагополучными, требующими внимания. Это ощущалось практически каждый день, даже когда никаких служб рядом не было. Надзор всегда был, просто иногда он был незримым.

Несколько раз родители стояли на пороге того, чтобы лишиться родительских прав. А я неоднократно оказывалась вне стен родного дома. В особо страшные запои папы и мамы нас, детей, забирали. Мне было страшно от того, что однажды я останусь вдали от семьи навсегда, однако каждый раз всё как-то разрешалось, наступали более спокойные периоды, а потом круг замыкался, и всё начиналось сначала. Я не помню жизни вне этого круга и даже не могу себе представить, что могло быть иначе.

Родители мои, к слову, пьют до сих пор. И сейчас с ними живёт лишь младшая моя сестра. Она ещё несовершеннолетняя, поэтому не может просто так съехать и начать строить свою независимую жизнь. Я частенько волнуюсь за неё. Знаю, каково это… Не знать, что тебя ждёт дома, когда возвращаешься домой. Не знать, сколько продлится спокойный период без пьянства, скандалов и истерик. А она к тому же последние года проходит всё это в одиночку. Не уверена, что сама справилась бы в такой ситуации.

И всем этим я, к своему продолжающемуся удивлению, делилась со своим начальником.

Я поделилась с Германом даже тем, чем не делилась вообще ни с кем. Например, идеей о том, чтобы забрать сестру к себе. И тем, что она сама этого не хочет, чем вызывает беспокойство у меня и других наших родственников. Для Германа, выросшего в интеллигентной среде и никогда не сталкивавшимся с алкоголизмом лицом к лицу, всё это было очень противоречиво, но он ни разу не опустился до обвинений или оскорблений никого из членов моей семьи. И я была ему за это очень признательна. Оскорблять легко, но не все понимают, что оскорбления никак не помогают справиться со сложностями.

– Я, наверное, уже утомила тебя этими рассказами, – в какой-то момент я вдруг поняла, что говорю много и совершенно не то, что обычно хотят слышать начальники. Наверное, всё это происходило из-за вина, которое мы продолжали пить.

– Вовсе нет, – отозвался Герман. – Твои рассказы открывают для меня другой мир. Я… Я как бы и раньше знал, что этот мир существует, но сам в нём никогда не бывал. А сейчас передо мной ты, и реальность становится более реальной. Извини за тавтологию. И я, кстати, очень благодарен тебе за то, что ты напоминаешь мне, насколько разными бывают семьи, но при это мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через множество трудностей. Правда жаль. Ты достойна большего.

Мне показалось, что его рука тянется к моей, чтобы осторожно прикоснуться к ней в знак поддержки. По моей спине пробежали мурашки. Однако где-то на полпути Герман остановился и вернулся в прежнее положение. То ли передумал, то ли просто остановил случайный порыв.

– И ты не боишься того, что на тебя работает человек, который вырос не в такой же среде, как и ты? – спросила я. – И ты всё ещё мне доверяешь? При моём-то генетическом наследии…

– Не вижу ни одной причины чего-то бояться. У тебя такой жизненный опыт, что лично мне абсолютно очевидно, что ты способна справиться с любыми трудностями. А трудности всегда есть и будут. От них никуда не деться. Знаешь… Есть люди, которые до условно взрослого возраста не сталкивались ни с одной реальной сложностью. Так вот с такими сложно работать. И общаться сложно. Они как будто живут в каком-то ванильном мире и при первой проблеме впадают в панику, из которой не могут выбраться.

– И ты таких встречал?

– Конечно. Та же Настя, твоя предшественница, была как раз такой.

– Вот как… – мы снова вспомнили о моей предшественнице. – Значит, её увольнение стало первым по-настоящему серьёзным ударом для неё за всю её жизнь?

– Возможно, – Герман сказал это очень спокойно, словно не переживая за человека.

– И тебе ни капли не стыдно? – улыбнулась я.

– Если честно, то нет. Почему мне вообще должно быть стыдно? Это не я придумал то, что мир сложен и неоднозначен. К взрослой жизни людей должно готовить детство. Какими путями, это вопрос не главный. Но подготовка быть должна, иначе никак. Так что нет, мне перед Настей ни капли не стыдно.

– Это интересно… Всё-таки у вас были довольно тесные отношения, – почти невзначай напомнила я. – Как по мне, так такое несколько сближает людей и заставляет их думать друг о друге чуть чаще и чуть тщательнее. Хотя… Я могу и ошибаться.

– То, что я видел твою предшественницу обнажённой в плане тела, вовсе не означает, что я видел её обнажённой в плане души, – неожиданно ответил Герман и тут же продолжил. – Я бы даже сказал, что я её души и не видел совсем. Не уверен, что она у неё вообще была.

– Жестоко…

– Как есть.

Он сделал паузу. Кажется, принялся обдумывать что-то.

– Мне кажется, что тебя я сегодня узнал гораздо ближе, чем твою предшественницу, – добавил в итоге Герман. – И это куда более удивительный опыт.

Я снова смутилась. С этим я ничего не могла поделать, такой уж я была. Однако я была совершенно согласна с Германом. За этот вечер мы узнали друг друга куда ближе, чем я сама когда-либо планировала. Герман стал для меня чуть понятнее, чуть человечнее. Что уж там. Он стал для меня именно человеком, личностью, а не просто кем-то, кто раздаёт поручения и платит зарплату. И я изо всех сил надеялась, что все эти обретённые знания друг о друге нам в дальнейшем не помешает в работе.

После ужина Герман подвёз меня домой на такси. Я не хотела, чтобы он это делал. Мне казалось, что это уже слишком, однако босс настоял, а спорить с ним вообще было сложно.

Уже возле моего подъезда я постаралась взять себя в руки и сделать вид, что этот ужин не стал для меня чем-то из ряда вон выходящим. Хотя, если уж быть честной до конца, он стал одним из самых ярких событий за последние месяцы лично для меня.

– Спасибо за вечер, – вежливо сказала я. Вроде бы так принято говорить в ситуациях, хотя бы отдалённо напоминающих текущую.

– Не за что, – самым простым и добрым образом ответил Герман.

Мне было уже даже смешно думать о том, что этот вечер при другом раскладе событий я могла бы провести с Юрой. Смешно мне правда было не потому, что Юра повёл бы меня в какое-нибудь менее дорогое и респектабельное место. Просто всё было бы совсем не так. Герман словно поднимал уровень. А заодно делал этот уровень недостижимым для других.

Я не понимала только одного. Неужели он действительно так и уедет к себе? А как же все эти стереотипы о том, что мужчинам нужно только одно, что никому женская душа не интересна, что всё имеет свою цену, которую однажды придётся платить…

Клянусь, я до последнего ждала, что мой босс либо спросит, не подняться ли ему ко мне, либо предложит поехать к нему. Однако ничего такого не произошло. Произошло другое.

Когда я в очередной раз искала в своей голове подходящие слова, мой босс вдруг взял мою руку и поцеловал её. Я потеряла дар речи.

– До понедельника, – сказал Герман и отпустил мою руку.

– Д-до понедельника, – протянула я и на автопилоте открыла дверь в подъезд.

А Герман развернулся и пошёл к такси, которое уже ждало его, чтобы отвезти домой.

Я добралась до своей квартиры, зашла в спальню и, не снимая одежды, плюхнулась на кровать. Я не была пьяна, но в голове моей кружился целый рой необычных мыслей. О Германе, обо мне, о жизни в целом.

В ту ночь я с трудом заснула, всё прокручивала в голове случившееся, потом ругала себя за то, что слишком много об этом думаю, призывала себя быть проще, но в итоге всё равно каждый раз возвращалась к нашим с Германом разговорам. Они эхом отзывались в моей голове, а перед моими глазами стояла улыбка Германа и его глаза, полные полнимания. Я ничего не могла с этим поделать.

Выходные прошли так же, хотя я делала буквально всё, чтобы найти себе какое-нибудь занятие. Я сделала уборку, наготовила столько всего, что освободила себя от стояния у плиты на целую неделю. А ещё я пересмотрела несколько любимых фильмов. И всё это ради того, чтобы найти себе хоть какое-то применение и отвлечься от размышлений.

Забавно, но никогда раньше мне ещё не хотелось так быстро вернуться на работу. Я ждала понедельника и сама точно не знала, зачем. Мне хотелось увидеть Германа, снова поговорить с ним, узнать о нём ещё что-нибудь… Чёрт… Мне самой страшно было думать о том, что я слишком много думала о нём. И совсем не так, как положено думать о начальнике. Я до ужаса боялась, что в понедельник окажется, что всё произошедшее мне всего лишь приснилось. Я в прямом смысле считала часы, а ближе к вечеру воскресенья ещё и минуты до новой встречи с боссом.

От невозможности отвлечься я даже нашла страницу Германа в соцсети. Не знаю, зачем. Герман особо не увлекался такими вещами. Скорее всего, у него на такое просто не хватало времени. Там, на его странице, было несколько нейтральных фотографий и совсем немного информации. И своим посещением эту страницу Герман удостаивал редко. Так что здесь я удовлетворения не нашла.

К моей радости, понедельник всё-таки настал. По моим личным ощущением, настал спустя неделю после того, как реально должен был настать, но всё же.

Я сама с трудом верила в то, что постаралась одеться на работу получше. Сначала я отказывалась себе признаваться, но мне в итоге пришлось признать некоторые вещи перед самой собой. Я хотела казаться Герману красивой, интересной, но при этом не такой, которая слишком старается. Всё должно было быть естественно. И вот ради этого я старалась, выбирала, подбирала, подкрашивалась… Не знаю, насколько у меня вышло начать выглядеть лучше. С моей неопытностью в таких вещах вообще сложно обрести уверенность.

Как и обычно я пришла раньше Германа. Это было в порядке вещей. Я убедилась, что к новой рабочей неделе всё готово, что мой рабочий стол в порядке, что в приёмной и кабинете Германа всё проветрено. Он любил свежий воздух, и я старалась не забывать об этом. Пусть чувствует себя хорошо.

– Доброе утро, – бодро сказал Герман, входя в приёмную и закрывая за собой дверь.

– Доброе, – откликнулась я, а сердце моё так и застучало быстрее.

– Как прошли твои выходные? – спросил Герман. Вроде бы с интересом, но я не была уверена.

– Неплохо, – ответила я. – Я бы сказала, обыденно и без происшествий. А твои?

Обычно я не задавала боссу таких вопросов, но слово «обычно» уже будто и не применялось к нам. А ещё я соврала про то, что выходные выдались обыденными. Я могла бы дать им много определений, но точно не такое.

– Тоже, – сказал Герман. – Пришлось немного поработать, но в остальном… Ничего особенного, сплошная приятная рутина.

Я улыбнулась. А Герман, не дожидаясь дальнейшей беседы, кивнул мне и прошёл к себе в кабинет. Я знала, что ему предстоит насыщенный день. Расписание заявляло об этом более, чем громко. Так что мы оба приступили к своим непосредственным обязанностям. Мне было как-то спокойнее от того, что Герман рядом, пусть и через стенку. Я слышала, как он стучал пальцами по клавиатуре, говорил по телефону и ходил по кабинету. На этот раз тонкие стены помогали мне, обеспечивая меня интересной поддержкой.

Через пару часов Герман вышел в приёмную. Я знала это его выражение лица. У него было поручение. А ещё в руках у него был конверт.

– Это нужно отправить как можно скорее, – сказал он и положил конверт мне на стол.

– Тогда пойду прямо сейчас, – пожала плечами я. Раз нужно, значит, нужно. Ничего необычного я в этом не увидела.

День был тёплый, поэтому я даже кофту накидывать не стала. Путь не обещал быть долгим.

Когда я уже собиралась идти, в приёмной, к моей полной неожиданности, появилась та, кого я хотела видеть в последнюю очередь – Рената. Я застыла на месте.

– Привет, – сказала Рената. – А у вас тут сегодня свежо.

– Точно, – ответил Герман, который в этот момент наливал себе воду в кулере. – Мне тоже это нравится.

Я смотрела на Ренату. Ей не было назначено, я это точно знала, но она определённо собиралась напроситься на приём к Герману. Не ко мне же она зашла.

– Есть минутка? – словно в подтверждение моих мыслей спросила у Германа Рената. – Нужно кое-что обсудить.

– Минутка есть, – отозвался Герман.

Он посмотрел на меня, потом на конверт, всё ещё лежавший на моём столе. Это дело по-прежнему не требовало отлагательств. Я это понимала. Герман отчётливо давал сигналы. Но мне страшно не хотелось уходить. Я волновалась, что я уйду, а в кабинете Германа начнётся что-то страстное и неприличное. И не то, чтобы я хотела это слышать… Но и не слышать я не могла. Я сама себе противоречила.

– Вернусь как можно быстрее, – сказала я, будто это кого-то интересовало.

Рената, как мне показалось, усмехнулась, Герман ничего не ответил. Эти двое направились к кабинету, а я – к выходу.

Закрывая дверь, я видела, как закрывает свою дверь Герман. Чем он собирался заняться с Ренатой?

Нет, этот вопрос был неглавным. Главным вопросом было то, почему меня всё это волновало. Я не имела на Германа никаких прав. Подумаешь, один ужин в ресторане. Это ничего не значит. Не значит ведь?

Пока я возилась на почте с конвертом, я нервничала и раздражалась буквально от всего. Мне казалось, что все вокруг такие медлительные, причём медлительные специально, чтобы позлить меня. Мне хотелось прикрикнуть, потребовать большей слаженности и скорости, но я кое-как сдерживалась.

В офис я почти бежала, только перед приёмной притормозила, чтобы не выглядеть запыхавшейся.

В приёмной никого не было. И характерных звуков я тоже не услышала. В кабинете Германа стояла привычная рабочая тишина. Никаких разговоров, никаких шумов, как подобающих, так и неподобающих. Мне оставалось лишь гадать, что происходило в моё отсутствие. А ещё мне оставалось убеждать себя в том, что Герман не обязан хранить верность своему секретарю.