Майкл Ко
Разгадка кода майя: как ученые расшифровали письменность древней цивилизации
Сразу же возникает вопрос: как узнать тип письменности, с которым мы имеем дело? Ответ заключается в общем количестве отдельных символов или знаков. Взгляните на цифры для дешифрованных или известных систем письма [38]:
Системы письма[33]
Таким образом, если неизвестная письменность содержит от 20 до 35 знаков, то это, видимо, система алфавитного типа; если между 40 и 90 знаками – вероятно, это чистый силлабарий, а если больше нескольких сотен, то это система безусловно логофонетическая. Представляет интерес и количество фонетических знаков в логофонетических системах письма: в шумерском их от 100 до 150, а в египетском – около 100; поскольку хеттское иероглифическое письмо использует силлабарий, в нем насчитывается только 60 фонетических знаков, что в пределах обычного диапазона для чистых силлабариев. Если Дефрэнкис прав и число фонетических знаков, обозначающих слоги в китайском письме, огромно, но только 62 знака используются для звуковых сочетаний типа СГ, чтобы записывать иностранные имена в газетах и т. п., это опять-таки в диапазоне чистого силлабария.
Как известно, существует всего пять основополагающих опор, на которых зиждятся все успешные дешифровки:
1) корпус текстов должен быть достаточно обширным, с большим количеством текстов адекватной длины;
2) должен быть известен язык или, по крайней мере, реконструирована его предковая форма, его лексика, грамматика и синтаксис, либо, как минимум, известна языковая семья, к которой относится язык;
3) необходима билингва – надпись двумя письменностями или на двух языках, один из которых уже известен;
4) должен быть понятен культурный контекст письменности, прежде всего традиции и история, содержащий топонимы, царские имена, титулы и т. д.;
5) для логофонетических письменностей должны быть известны изобразительные референты – либо картинки, сопровождающие текст, либо логограммы, созданные на базе рисунков.
В некоторых случаях можно обойтись без одного или двух из этих критериев, – Вентрис справился и без билингвы, поскольку линейное письмо Б было в основном фонетическим, – без других обойтись никак нельзя. Ни одна письменность не была разгадана, то есть переведена, если неизвестен и не понят язык. В качестве примера можно привести этрусскую письменность древнего населения центральной Италии до возникновения Римского государства. Существует более 10 000 этрусских надписей, написанных алфавитом, очень похожим на ранний греческий; таким образом, произношение каждого отдельного слова установлено. Проблема в том, что никто не уверен в содержании этих текстов: почти все они краткие и, по-видимому, относятся к погребальным обрядам и верованиям. Но язык, который они передают, совершенно не связан ни с одним другим на Земле; более того, на нем не говорят с начала христианской эры. Этрусское письмо можно читать, но оно и ныне не переведено.
Амбициозные молодые исследователи, которые стремятся стать вторыми Вентрисами и Шампольонами, наверняка знают, что есть около полудюжины древних письменностей, которые до сих пор не дешифрованы. Я в этом отношении остаюсь пессимистом: если новая информация об этих письменностях не поступит, они останутся непрочитанными еще долго. Возьмем как пример знаменитые печати протоиндийской, или хараппской, цивилизации Индии бронзового века [39]. Существует несколько тысяч таких печатей, каждая с прекрасным изображением быка, слона или еще чего-то подобного, сопровождаемым очень короткой надписью. Поскольку список знаков этого письма достигает нескольких сот, это должна быть логофонетическая письменность. Но так как ни один текст не имеет достаточной длины, не найдено двуязычной надписи (например, клинописной и хараппской), а язык неизвестен (было, правда, выдвинуто дискуссионное предположение, что он является ранней формой одного из дравидийских языков, на которых до сих пор говорят миллионы людей на юге Индии), хараппская система письма, несмотря на все претензии, не была дешифрована. Британцы, индийцы, финны, русские и американцы – все работали над этой проблемой, но «вся королевская конница, вся королевская рать» даже с помощью компьютеров так и не смогла собрать этого Шалтая-Болтая.
И тут как раз вовремя вспомнить вопрос Стефенса о майяских письменах: «Кто же прочтет их?» По мнению первооткрывателя цивилизации майя, надписи на разрушенных монументах городов, которые он и его друг художник Фредерик Казервуд обнаружили в 1839–1840 годах, просто взывали, чтобы для их дешифровки нашелся новый Шампольон. Но только через двенадцать лет после смерти Стефенса, в 1864 году, в испанской библиотеке была обнаружена своего рода билингва. В 1880 году появилось факсимиле величайшей доколумбовой книги майя, а к концу XIX века очень большой массив надписей на камне стал доступен научному миру благодаря высокоточным фотографиям и прорисовкам. Так что в первые годы ХХ века майянисты несомненно знали о своей цивилизации столько же, сколько Шампольон – о Древнем Египте. И изображений для интерпретации текстов майя тоже было предостаточно.
Тогда почему же дешифровка иероглифов майя заняла так много времени? Почему было так много фальстартов и неправильных поворотов? Почему потенциальные дешифровщики майя не обращали внимания на то, что было сделано в этом направлении в Старом Свете? И кто же на самом деле ответил на призыв Стефенса и наконец прочитал письменность древних майя?
Рис. 12. Карта языковых групп майя.
Глава 2
Владыки леса
Никто не знает точно, какова численность индейцев майя, поскольку современные правительства систематически их недоучитывают, но в юго-восточной Мексике, Гватемале, Белизе и Гондурасе их насчитывается не менее восьми миллионов. Со времени испанского завоевания, или Конкисты, в начале XVI века майя постоянно подвергались физическому и культурному давлению европейского и европеизированного населения этих стран, на что реагировали по-разному – иногда, как «примитивные» лакандоны Чьяпаса (Мексика), бегством в густые леса. Но даже леса отступают перед силами прогресса с головокружительной быстротой, и бульдозеры, современные дороги, скотоводческие ранчо, отели, жилые комплексы и т. д. трансформируют традиционный образ жизни майя такими темпами, что и предсказать нельзя было семьдесят лет назад. На Гватемальском же нагорье произошла еще более серьезная трагедия: коренное население было по сути уничтожено и деморализовано в результате программы систематического истребления, которая осуществлялась в последние десятилетия ХХ века сменявшими друг друга военными режимами.
Создатели одной из самых впечатляющих цивилизаций, какие когда-либо знал мир, майя сегодня оказались в состоянии, снисходительно называемом антропологами «народной культурой», и практически не принимают участия в решении собственной судьбы. Сколько туристов, посещающих прославленные руины Юкатана, знают, что мексиканский закон запрещает преподавание в школах юкатекского майя[34] – языка людей, построивших эти пирамиды? Современный мир сотрясается от притязаний угнетенных народов на место под солнцем, но от миллионов и миллионов коренных жителей стран четвертого мира в Латинской Америке никаких заявлений почти не слышно. Сколько глав государств в этих странах имеют хоть каплю индейской крови? А когда в залах Организации Объединенных Наций звучал язык коренных американцев? Ответы: «нет» и «никогда»[35]. Ни одно имперское завоевание в истории человечества не было столь тотальным, а великие народы столь сильно попраны.
Но так было не всегда.
Когда в Рождество 800 года в соборе Святого Петра Карл Великий был увенчан папой Римским императорской короной, цивилизация майя находилась в зените своего могущества. Более дюжины прекраснейших городов-государств с большим населением, высокими храмовыми пирамидами и изысканными царскими дворцами были разбросаны по покрытым джунглями низменностям полуострова Юкатан. Искусство, наука и прежде всего письменность процветали под царским покровительством. Математики и астрономы майя наблюдали за небесами и следили за движением планет на фоне звездной тропической ночи. Царские писцы – почитатели близнецов богов-обезьян – записывали все эти сведения в книгах из бумаги, изготовленной из коры фикуса, и высекали деяния своих царей, цариц и царевичей на каменных монументах и стенах храмов и дворцов.
Но даже самые могущественные империи имеют свой предел и в конце концов рушатся, ожидая воскрешения под лопатами археологов. Вскоре после 800 года цивилизация древних майя, которая в противовес Темным векам европейской истории переживала шесть веков процветания, стала приходить в упадок. Город за городом становились заброшенными и поглощались наступающими лесами. За кратковременным возрождением культуры низменностей на севере Юкатана последовал финальный катаклизм – на этот раз по вине белых чужеземцев из-за моря.
Сегодня существует около тридцати языков майя. Одни так же тесно связаны друг с другом, как, скажем, голландский с английским, другие столь же далеки друг от друга, как английский – от французского [1]. И как происхождение языков, разбросанных от Европы до Ирана и Индии, уже прослежено до общего праиндоевропейского предка, так для лингвистов существует возможность вернуться в темное прошлое, чтобы найти общего прародителя языков майя. На протомайяском языке говорили около 4000 лет назад, возможно, в горах северо-западной Гватемалы, но никто не уверен, где именно. Со временем диалекты протоязыка разошлись, чтобы стать отдельными языками. Одним из них был предок юкатекского, который до сих пор является родным языком для сотен тысяч людей на полуострове Юкатан. Другая группа включала в себя предков цельталь и цоциль (языки, которые еще можно услышать на рынках и площадях крупных городов майя в высокогорных районах штата Чьяпас на юго-востоке Мексики), а также чоланских языков.
Теперь мы знаем, что чоланские языки являются для текстов, найденных в центрах классических майя, тем же, чем коптский язык был для иероглифических надписей Древнего Египта. На трех сохранившихся чоланских языках – чоль, чонталь и чорти – до сих пор говорят близ руин древних городов: на чоль – в Паленке на западе, на чорти – близ Копана на востоке. Этот факт побудил сэра Эрика Томпсона предположить, что классические тексты были написаны на каком-то чоланском языке [2]. Время доказало его правоту: по общему мнению майянистов, три из четырех сохранившихся майяских иероглифических книг были созданы на чоланском языке, а точнее – на предке языка чорти.
Но и юкатекский язык также не следует упускать из виду. В великих городах майя на полуострове Юкатан к северу от чоланоговорящих земель, вероятно, все – от простого крестьянина до великого правителя – говорили на юкатекском языке. Но, как мы знаем из сложной этнической истории Европы, языковые границы не совсем непроницаемы: на самом деле они протекают, как вода сквозь сито, и слова заимствуются из одного языка в другой. Существует множество свидетельств того, что такой обмен словами происходил между юкатекскими и чоланскими языками по меньшей мере за тысячелетие до испанского завоевания. Эти свидетельства появились благодаря развитому состоянию майяской дешифровки [3].
Рис. 13. Классификация и временная глубина языков майя.
Следует иметь в виду, что все языки майя, на которых говорят сегодня, являются конечными продуктами лингвистической эволюции и подвержены различным степеням «лингвистического империализма» испанской культуры, которая доминировала со времени Конкисты. Приведу лишь один печальный пример: на Юкатане очень немногие майя могут считать на своем родном языке больше, чем до пяти, – и это потомки тех, кто когда-то мог считать на майя миллионами!
О языках майя мы знаем гораздо больше, чем Шампольон мог знать о египетском или коптском. Сложнейшие методы позволяют лингвистам с некоторой уверенностью восстановить словарный запас, грамматику и синтаксис проточоланского языка, на котором говорили в таких городах, как Тикаль, Паленке и Йашчилан, что очень помогает дешифровщикам [4]. И тем не менее лишь прирожденный оптимист может сказать, что языки майя учить легко; может быть, это верно для детей майя, но не для тех, кто воспитывался на европейских языках (включая даже русский). Достаточно услышать речь рыночных торговок в столице Юкатана Мериде или в городке под вулканами Гватемалы, чтобы понять, как сильно отличаются языки майя от европейских.
Во-первых, в языках майя присутствует очень важное различие между глоттализованными и неглоттализованными согласными. Последние произносятся «нормально», как и у нас, но при произнесении глоттализованного согласного горло сжимается и образуется дополнительный маленький взрыв. Мы говорим, что глоттализация является различительным признаком, потому что она позволяет различать значение слов. Сравните, например, следующие пары слов в юкатекском:
Еще одна вещь, которая нам незнакома, – гортанная смычка, или гортанный взрыв, являющаяся в языках майя отдельной фонемой, но обычно не отражавшаяся в текстах колониального периода. Это просто смыкание голосовых связок, которые носители английского языка используют в начале слова, например apple, или в восклицательном слове uh-oh!, а носители русского – когда произносят название буквы ы. Лингвисты обозначают ее при помощи апострофа (’) или знаком вопроса без точки (ʔ). Посмотрите на такую фразу на юкатекском: b’ey tu hatz’ahile’exo’ob’o’ (бей ту хац’ахиле’ешо’обо’) «так они ударили вас» (латинская буква x читается как русская ш) – и вы получите некоторое представление о звучании языка, который подверг тяжелому испытанию способность испанских монахов понимать и говорить на майяском.
И, как будто недостаточно было сложной фонетики, – и грамматика языков майя не имеет ни малейшего сходства с индоевропейскими языками, даже если вспомнить трудности, с которыми мы сталкивались, когда изучали латынь, древнегреческий или любой из современных европейских языков. Мы в другом мире, с другим мышлением [5].
В языках майя корни в подавляющем большинстве являются односложными, в основном типа СГС (согласный – гласный – согласный), и к ним добавляются особые частицы. Слова, как правило, имеют полисинтетический характер, часто выражая одним словом то, для чего у нас потребуется целое предложение.
Языки майя, наряду с такими совершенно не связанными друг с другом и разбросанными языками, как баскский, эскимосский, тибетский и грузинский, являются эргативными. Этот специальный лингвистический термин, означающий, что субъект непереходного глагола (у которого нет объекта, например, «спать») и объект переходного глагола (например, «ударить») выражаются при помощи одного и того же падежа или, если мы имеем дело с местоимениями, обозначаются одинаково.
В языках майя есть два набора местоимений, которые мы будем называть «набор A» и «набор B». В юкатекском они таковы[36].
С переходными глаголами местоимения из набора А обозначают субъект действия, а из набора Б – объект. С непереходными глаголами, такими как «спать», местоимения из набора Б обозначают субъект. И, чтобы запутать новичков еще больше, местоимения из набора А используются также как притяжательные местоимения. Это то же самое, как я использовал бы одно и то же местоимение 3-го лица единственного числа u– в значении «он» во фразе «он ударил его» и в значении «его» во фразе «его книга» (мы увидим это позже в иероглифах майя).
Однако если действие, описанное в высказывании, еще не закончено, то субъект обозначается местоимением из набора А! Это связано с вопросом о грамматической категории времени: времена не существуют в языках майя, таких как юкатекский; другими словами, в них нет прошлого, настоящего и будущего, к которым мы привыкли. Вместо них присутствуют виды, которые обозначаются специальными словами или частицами и указывают, было ли действие завершено или нет, начинается ли оно или заканчивается, или уже выполнялось какое-то время. Эти специальные слова или частицы стоят перед глаголами, напоминая наречия, и управляют глаголами. Как следствие, чтобы вести разговор о событиях, случившихся в прошлом, вы должны отличать отдаленное прошлое от более недавнего прошлого. Если вы говорите о будущем, конкретный видовой показатель, который вы должны использовать, зависит от того, насколько точно событие произойдет – например, есть неопределенное «я буду ходить», определенное «я планирую ходить» и совершенно определенное утверждение «я точно буду ходить».
В языках майя просто невозможно использовать глагол несовершенного вида, относящийся к действиям или событиям в прошлом, настоящем или будущем, которые не были завершены, без указания на дату или без видового наречия времени перед ним. Майя всегда очень точны в этом отношении, гораздо точнее, чем мы, – и мы увидим это на примерах сложных хронологических конструкций, на которые нанизаны все тексты, даже те, что записаны испанскими буквами в колониальное время.
Вот несколько примеров юкатекских предложений, дающих представление о том, как эти принципы воплощаются на практике. Для начала предложение с использованием переходного глагола:
t u hatz’-аh-o’on-o’ob (ту хац’а-о’он-о’об) «Они ударили нас» (в прошлом)
t– показатель совершенного вида переходных глаголов
u-… – o’оb «они» (местоимение из набора A)
hatz’ «ударить»
– аh – суффикс совершенного вида
– o’on «мы/нас» (местоимения из набора Б)
И другой:
taan in-hatz’-ik-ech (таан ин-хац’-ик-еч) «Я бью тебя»
taan – показатель длительного аспекта
in– «я» (местоимение из набора A)
hatz’ «ударить»
– ik – суффикс глагола
– ech «тебя» (объект, местоимение из набора Б)
И, наконец, предложение с непереходным глаголом:
h ween-en (х веен-ен) «Я спал»
h – показатель совершенного вида непереходных глаголов
ween «спать»
– en «я» (местоимение из набора Б)
И не забыли про притяжательные местоимения?
in hu’un «моя книга»
in «моя» (местоимение из набора А)
hu’un «книга»
Не только время играет ключевую роль в майяских глагольных конструкциях. Есть целый класс непереходных элементов, которые описывают положение и форму объекта или субъекта в пространстве. Например, существуют разные глаголы «лежать лицом вниз» и «лежать лицом вверх». Эти так называемые позиционные глаголы имеют свои собственные суффиксы.
Как носители индоевропейского языка, мы считаем само собой разумеющимся, что можно сказать «четыре птицы» или «двадцать пять книг», но такого рода конструкции невозможны в языках майя, где между числом и предметом счета должны стоять классификаторы числительных (или счетные слова), описывающие класс существительных, к которому принадлежит объект (животное, растение или вещь). У нас есть элементы такого рода конструкций, когда мы говорим о «двух стадах гусей» или о «прайде львов», но это бледная тень по сравнению с богатством майяских классификаторов. В колониальных словарях юкатекского перечислены десятки таких классификаторов, из которых лишь несколько сохранились на Юкатане по сей день; тем не менее их все равно надо использовать, даже если числительное испанское [6]. Если я вижу на лугу трех коней, я буду считать их как ox-tul tzimin (ош-туль цимин): ox «три»; – tul, классификатор для одушевленных существительных; tzimin «конь» или «тапир». Однако если бы на этом лугу лежало три камня, мне пришлось бы сказать ox-p’el tunich (ош-п’ель тунич): ox «три»; – p’el, классификатор неодушевленных существительных; tunich «камень».
До прошлого столетия, когда большая часть древней системы счета была утеряна, майя использовали двадцатеричный счет (на основе числа 20) вместо десятеричного (на основе числа 10, как у нас). Физиологически у человека двадцать пальцев, а не десять – человек как мера наглядно присутствует в системе счета майя. Посредством этого они могли считать очень большие числа – до миллионов, если это было необходимо.
По сравнению с языками индоевропейской семьи майяские довольно безразличны к категории рода: в большинстве грамматик нет различия между мужским, женским или средним родом. Одно и то же местоимение используется, чтобы сказать «он», «она» или «оно». Тем не менее мужские и женские личные имена и названия профессий часто начинаются с префиксов, обозначающих род. В юкатекском это aj (ах) для мужчин и ix (иш) для женщин. Так, в раннеколониальных источниках встречается термин aj tz’ib (ах ц’иб) «писец» (буквально «тот, кто от письма») и имя богини-матери Ix Cheel (Иш-Чель) (буквально «Женщина-Радуга»).
Чтобы слова могли объединяться в предложения, недостаточно одной грамматики. Свод правил построения предложений изучает синтаксис. Так, например, каждый язык имеет свой характерный порядок слов. Для древних египтян предложения с переходными глаголами строились по схеме «глагол – субъект – объект» (или ГСО), так что вместо «писец знает совет» житель долины Нила сказал бы «знает писец совет». Мы бы для этого использовали конструкцию СГО («субъект – глагол – объект»). А вот языки майя обычно используют порядок «глагол – объект – субъект», или ГОС («знает совет писец»); более того, в конструкции с непереходными глаголами, которые не имеют объекта, например, во фразе «господин сидит», глагол все равно предшествует субъекту.
Учитывая тот факт, что существуют грамматики и словари для всех тридцати с лишним языков майя (а для юкатекского известно полдюжины основных словарей для всех периодов после Конкисты), можно было бы ожидать, что потенциальные дешифровщики иероглифического письма майя приложат максимум усилий, чтобы погрузиться в один или несколько майяских языков, как это сделал Шампольон с коптским и египетским. Однако этого не произошло. Каким бы невероятным это ни казалось, еще четыре десятилетия назад дешифровка письменности майя была единственной, для которой тщательное изучение соответствующего языка не считалось обязательным, и вплоть до относительно недавнего времени «эксперты» в этом вопросе, приютившиеся в пыльных углах департаментов антропологии, имели самое туманное представление об устном языке майя (да коли на то пошло, и об испанском тоже).
Мы увидим результаты этого невежества в свое время.
Когда-то описанный как «зеленый большой палец, выступающий в Мексиканский залив», полуостров Юкатан представляет собой низменную известняковую платформу, поднявшуюся в относительно недавнее геологическое время из вод Карибского моря. Его северная половина совершенно плоская, за исключением хребта Пуук – гряды невысоких холмов, расположенных в виде перевернутой галочки на границе между мексиканскими штатами Юкатан и Кампече. Полуостров испещрен пещерами и карстовыми воронками, или так называемыми сенотами – от майяского tz’onot (ц’онот), которые когда-то были почти единственным источником питьевой воды в Северной области.
Далее на юг ландшафт становится более возвышенным, а рельеф – более выраженным. Это Центральная область (или Южные низменности), где в северной части Гватемалы находится департамент Петен – географическое и культурное сердце классической цивилизации майя. К востоку от Петена, в Белизе, вздымаются впечатляющие горы Майя – источник гранита, использовавшегося древними жителями Центральной области для изготовления зернотерок, на которых растирали кукурузу (маис). В отличие от северной части полуострова здесь много рек, прежде всего могучая Усумасинта и ее притоки, такие как Пасьон, что несет свои воды мимо бесчисленных руин городов майя к Мексиканскому заливу, и реки Белиз и Нью-Ривер, впадающие в Карибское море.
Рис. 14. Область майя с основными археологическими памятниками.
Путешественнику, отправившемуся на юг из Петена пешком, придется нелегко: на территории департамента Верапас местность крайне неровная, с огромными карстовыми пещерами, одна из которых, неподалеку от города Чама, считалась входом в Шибальбу – подземный мир майя. За пределами этого региона дорога круто взбирается вверх, в высокогорья Гватемалы и соседнего Чьяпаса, и перед путником открывается потрясающе красивый ландшафт из вулканических пиков, столь же идеально конических, как Фудзияма. Каждый из этих пиков был священным, связанным с богами народа майя-киче, который господствовал здесь накануне испанского завоевания. В этих относительно прохладных горных районах много широких долин, в том числе та, что протянулась через континентальный водораздел. В настоящее время здесь расположена современная столица Гватемалы. Особенно эффектна огромная кальдера – котловина, образовавшаяся после извержения вулкана, заполненная сапфировыми водами озера Атитлан, берега которого усеяны живописными деревнями майя.
Достаточно только приземлиться в аэропорту Мериды, крупнейшего города Юкатана, чтобы понять, что вы находитесь в тропиках, – прибывшим с холодного севера при первом же шаге наружу кажется, что они открыли дверь в сауну. Поскольку земли майя лежат к югу от тропика Рака, но значительно севернее экватора, отличительной особенностью местного климата являются два ярко выраженных сезона (оба конечно же бесснежные!). Сухой сезон длится с конца ноября до середины или конца мая, когда дожди идут очень редко, особенно в северной половине полуострова и в южной области майя. В конце мая грозовые тучи заволакивают небо каждый день, и начинаются проливные дожди – голос бога дождя Чака слышен по всей земле. К середине лета ливни немного ослабевают, чтобы вскоре вновь начаться всерьез, пока сезон дождей не заканчивается в ноябре. Именно в эти шесть влажных месяцев вся жизнь майя и сама их цивилизация были в руках богов, поскольку от дождей зависел урожай кукурузы, которую выращивали крестьяне. Народ майя был в плену у могучих грозовых летних облаков так же, как египтяне – в плену у ежегодного разлива Нила.
Полвека назад, до того, как начались бездумные лесозаготовки и скотоводство, густой тропический лес покрывал большую часть Южных низменностей майя, где ежегодно выпадает много осадков. По мере продвижения на север климат становится более засушливым, лесной покров – ниже, сменяясь кустарником, а деревья обычно сбрасывают листья в разгар сухого сезона. Посреди этого тропического леса – точнее того, что от него осталось, – располагаются обширные участки травянистых саванн, часто преднамеренно выжигавшихся майя, чтобы привлечь дичь, например, оленей, которые поедают молодые побеги, растущие на пепле. В течение многих веков майяские земледельцы, выращивающие кукурузу, подобно земледельцам в других жарких странах мира, борются с лесом. Во время сухого сезона крестьянин майя выбирает лесной участок и вырубает его, сегодня – используя стальные инструменты, такие как мачете, но в прошлом – орудуя только каменными топорами. В конце апреля или в мае, когда дневные температуры достигают почти невыносимого максимума, крестьянин (это неизменно мужчина) поджигает высохшие к тому времени упавшие деревья и ветви; небо становится темно-желтым от дыма тысяч костров, а солнце кажется тусклым оранжевым шаром. Затем, перед началом дождей, майя берет свою палку-копалку и изготовленный из тыквы контейнер для семян и сажает кукурузу, бобы и другие культурные растения в лунки, проделанные в слое пепла. Если повезет и будет на то благоволение «отца Чака», пойдут дожди и семена прорастут.
На следующий год крестьянин может вновь сажать на том же участке, или мильпе, но через несколько лет плодородие почвы начинает снижаться (выращивать кукурузу – непростое занятие) и сорняки вытесняют молодые побеги кукурузы. Значит, пришло время отказаться от такого участка и расчистить новый. Эта разновидность переложного, или мильпового, земледелия преобладает вплоть до сегодняшнего дня, и более столетия археологи считали, что это был единственный вид земледелия, который знали майя. Если это так, то население низменностей никогда не могло бы быть очень большим, поскольку для содержания крестьянской семьи требуется много земли.
Но благодаря современным методам воздушной разведки и дистанционного спутникового зондирования мы знаем о гораздо более интенсивных земледельческих технологиях майя. Одна из них практиковалась еще до начала христианской эры [7]. Она называется «приподнятые поля» и заключалась в возделывании обычно бесполезных болот, осушаемых с помощью каналов. Между каналами разбивались прямоугольные приподнятые участки, сохранявшие влажность круглый год вследствие капиллярного эффекта, при котором вода поднималась на поверхность из соседних каналов. В тех немногих зонах, что были благоприятны для этой технологии, урожайность, несомненно, была намного выше, чем в случае мильпового земледелия, а места поселения постоянными, поскольку одни и те же участки можно было использовать бесконечно. Другая технология заключалась в строительстве сельскохозяйственных террас на холмистых склонах; она хорошо задокументирована в районах западного и южного Белиза. Все это меняет дело: плотность населения древних майя, вероятно, была вовсе не низкой, а очень высокой.
Что же майя выращивали и ели?
Все свидетельства указывают на огромную важность кукурузы, которая, согласно результатам исследования ископаемой пыльцы, была известна в низменностях по крайней мере с начала III тысячелетия до н. э. и которая составляла основу питания майя всех социальных рангов. Этому меня учили в Гарварде в 1950-х, но лет двадцать назад среди честолюбивых аспирантов стало модным с пренебрежением относиться к кукурузе как основному продукту питания майя и необоснованно заявлять, что древние майя больше полагались на хлебное дерево (сегодня его плоды употребляются только в голодные годы) и на различные корнеплоды. Я никогда не соглашался с этими утверждениями, как и некоторые мои консервативные коллеги, и рад, что химические анализы – измерение уровня стабильных изотопов углерода в костях, найденных археологами на памятниках классических майя, – убедительно доказывают, что их жители ели в основном кукурузу [8].
Неудивительно, что юный Бог кукурузы вместе с Чаком вездесущ в иконографии майя, и не только в сохранившихся книгах, но и в скульптуре великих городов, таких как Копан, и на погребальной керамике. Однако никто из исследователей цивилизации майя еще не сталкивался с богом хлебного дерева, не говоря уже о божестве корнеплодов.
Диета майя была богата растительной пищей: кукуруза, потреблявшаяся в виде тамалей[37] и, возможно, лепешек (хотя в классические времена доказательств этого немного), фасоль, кабачки и тыквы, перец чили и помидоры наряду со множеством других культурных и дикорастущих растений. Поскольку одомашнены были только собаки (с ними ходили не только на охоту, но и использовали в пищу), индюки и безжальные пчелы[38], важную роль в кухне играла дичь (олени, паки[39], пéкари[40]), дикие птицы и рыба.
