ОРСЕ ПЕТТИДЖОН СТОЯЛА как вкопанная. Двое детей, единственные человеческие существа, которых она видела за последние три месяца, и оба странные, пугающие. А один из мальчиков был и вовсе чудовищным.
Один – кто-то наподобие демона с толстым щупальцем на месте правой руки.
Другой… она даже не сразу поняла, что здесь был кто-то ещё. Только появился, и вот снова исчез.
Мальчик со страшным щупальцем смотрел вслед невидимке. Ну, не совсем невидимке, поняла Орсе, когда мальчик вышел на освещённое место, но почти. Потом мальчик со змеиной рукой вздохнул, выругался себе под нос и открыл скрипящую дверь «Тойоты», которая почему-то стояла в пятидесяти футах от дороги.
Мальчик, судя по всему, хотел открыть окно, но аккумулятор сел. Тогда он вытащил пистолет, прицелился в окно со стороны водителя и выстрелил. Звук был такой громкий, что Орсе ахнула. Она уже хотела сменить местоположение, но её вскрик утонул в звоне разбивающегося стекла.
Орсе пригнулась в темноте, ближе к земле, и ждала. Мальчик со змеиной рукой почти наверняка уснёт.
И тогда это начнётся снова.
Орсе жила на станции рейнджеров в национальном парке «Стефано Рей», когда все исчезли.
Она не понимала, что происходит.
Была напугана.
Но вместе с тем испытывала и облегчение.
Всего за три месяца до этого она умоляла отца помочь ей.
– О чём ты? – спросил тогда отец. Он был полностью сосредоточен на документах. У рейнджеров вечно полно бумажной волокиты. Рейнджеры не только помогают искать заблудившихся туристов и следить, чтобы отдыхающие не спалили лес, поджаривая зефир на кострах.
Орсе хотела, чтобы отец обратил на неё внимание. Полностью. А не слушал её краем уха, в то время как сам был в действительности занят работой.
– Пап, я, кажется, схожу с ума или что-то вроде того.
Это заявление заставило его настороженно посмотреть на дочь.
– Ты опять о том, чтобы встретиться с мамой? Я уже говорил, она пока не может. Мама очень сильно тебя любит, но пока не готова к ответственности.
Это была ложь, но с благими намерениями. Орсе знала о наркотической зависимости матери. Знала о её поездках в реабилитационный центр, за каждой из которых следовал период нормальной жизни, когда она забирала Орсе, отвозила её в школу, устраивала скромные уютные семейные ужины. Всегда эти периоды длились ровно столько, что Орсе начинала думать: может быть, всё позади – но потом снова находила мамины «штуки», спрятанные глубоко в кухонном шкафу, или её саму, почти без сознания, растянувшуюся на диване.
Мама страдала от героиновой зависимости. Она долгое время хранила это в тайне, умело притворяясь, ещё в те ранние годы, когда была замужем за отцом Орсе и вся семья жила в Окленде. Отец Орсе работал в региональном штабе Службы национальных парков.
Но зависимость мамы Орсе становилась всё сильнее, и вскоре скрывать это стало невозможно. Потом был развод. Мама Орсе даже не пыталась бороться за опеку над дочерью. Отец устроился на работу в «Стефано Рей», чтобы быть подальше от города и от своей бывшей жены.
С тех пор Орсе вела одинокую жизнь. Вместо школы раз в день она подключалась по видеосвязи к классной комнате в Саннивейл.
Иногда она заводила недолгую дружбу с кем-нибудь из детей, которые вместе с родителями приезжали отдохнуть в палатках. Они могли весело провести пару ней, плавая, рыбача и гуляя. Но ребята приезжали, и тут же уезжали.
– Пап. Я вообще-то пытаюсь рассказать кое-что важное. Дело не в маме. А во мне. Со мной что-то не так. В моей голове творится что-то очень, очень странное.
– Милая, ты же подросток. Конечно, в твоей голове происходят странные вещи. Иначе ты не была бы подростком. В твоём возрасте нормально думать о… ну, обо всяк…
И тут отец просто исчез.
Был.
И нету.
Она подумала, что у неё начались галлюцинации. Подумала, что безумие внезапно овладело ею.
Но отец действительно пропал. Так же, как и рейнджер Ассанте и рейнджер Круз и рейнджер Своллоу.
Как и все в палаточном лагере Мэн-Вест.
Спутниковая связь не работала. Сотовые телефоны не отвечали.
Весь первый день она занималась поисками, но так никого и не нашла. По крайней мере, ни на одной из тех полян, до которых можно было легко добраться.
Она была в ужасе.
Но той ночью Орсе почувствовала, как её измученный разум погружается в тишину. Впервые за последние несколько недель.
Жуткие, мрачные, сумасшедшие образы людей и мест, которые она не знала, исчезли. На их месте воцарилось… ну, не совсем спокойствие. Но тишина. Её разум и мысли снова принадлежали ей.
Несмотря на свой страх, Орсе уснула. Реальность превратилась в кошмар, но, по крайней мере, это был её собственный кошмар.
На второй день Орсе бродила до тех пор, пока не наткнулась на барьер. И тогда она поняла: что бы с ней ни происходило, это не сон.
Барьер оказался непроницаемым. Прикасаться к нему было больно.
Дорога на север оказалась перекрыта. Единственный открытый путь вёл на юг, в сторону отдалённого городка Пердидо-Бич, который находился почти в двадцати милях от парка.
Орсе удержалась. Ей было отчаянно одиноко, но она уже привыкла к этому. А того, что она снова почувствовала себя нормальной, оказалось почти достаточно, чтобы компенсировать полную изоляцию.
В кладовой у рейнджеров нашлось немало еды, а когда те припасы закончились, Орсе перешла на еду в лагере.
Поначалу она думала, что кроме неё в живых не осталось никого. Но потом заметила группу ребят в лесу. Их было пятеро. Четверо мальчиков и одна девочка, все примерно одного с Орсе возраста, за исключением младшего – тому на вид было года четыре или пять.
Она какое-то время следила за ними, стараясь не попадаться им на глаза. Компания вела себя достаточно шумно, и их было хорошо слышно на расстоянии. Им явно не хватало навыков Орсе, которая прекрасно умела выживать в лесу.
Той ночью, по мере того как они засыпали, Орсе подкрадывалась всё ближе, гадая, надеясь…
А потом началось.
Первый сон принадлежал мальчику по имени Эдилио. Вспышка за вспышкой, яркие дневные видения, полные действий: огромная лодка, летящая по воздуху, падает ему на голову; гостиница на вершине горного хребта; гонка по воде.
Позади снов Эдилио роились сны мальчика по имени Квинн. Эти сны были печальными, тёмными и мрачными, полными эмоций; лишь некоторые тёмные фигуры привносили в них какую-то жизнь.
Но тут у маленького четырёхлетнего мальчика началась стадия быстрого сна, и его видения затмили все остальные. Словно сны других крутили по маленьким телевизионным коробкам, в то время как его показывали на экране IMAX с объёмным звуком.
Картинки ужасной опасности.
Картинки потрясающей красоты.
Вещи прекрасные, и в то же время ужасающие.
В этом не было никакой логики. Никакого смысла. Но невозможно было отвернуться, невозможно укрыться от потока изображений, звуков, чувств. Для Орсе это было всё равно что пытаться устоять перед торнадо.
Этот мальчик, Малыш Пит, видел её. Такое часто бывало со спящими, хотя они обычно не понимали, кто она такая и как здесь очутилась. Как правило, все игнорировали её, как один из бессмысленных элементов, случайно появляющихся во сне.
Но Малыш Пит возник в своём собственном сне и подошёл к ней. Посмотрел прямо на неё.
– Будь осторожна, – сказал Малыш Пит. – Там чудовище.
И только тогда Орсе почувствовала присутствие чего-то тёмного у себя за спиной. Это присутствие ощущалось как чёрная дыра, поглощающая свет из сна Малыша Пита.
У тёмного существа было имя. Орсе не видела в нём никакого смысла. Она никогда не слышала такого слова. Во сне она отвернулась от Малыша Пита лицом к тьме, чтобы спросить об этом имени. Узнать, что значит «Геяфаг».
Но Малыш Пит улыбнулся, едва заметно. Мальчик отрицательно покачал головой, словно предостерегая глупого ребёнка, чтобы тот не трогал раскалённую печку.
И Орсе проснулась, её выгнали из сна, словно непрошенного гостя с вечеринки.
Теперь, спустя несколько месяцев, она до сих пор морщилась от одного воспоминания об этом. Но в то же время жаждала этого. Каждую ночь с тех пор ей хотелось ещё разок прикоснуться к спящему разуму Малыша Пита. Она наслаждалась фрагментами, которые удавалось вспомнить, пытаясь снова вызвать то чувство, но всегда тщетно.
Еда почти закончилась, дело дошло до сухих пайков: готовых порций, чрезмерно солёных, расфасованных по специальным пакетам; так питаются солдаты и некоторые люди в походах. Орсе убеждала себя, что вышла из леса в поисках еды. Только еды, ничего больше.
Теперь, укрывшись в темноте, Орсе наблюдала с безопасного расстояния, как реальный монстр – мальчик с толстым, мощным щупальцем на месте правой руки, – прощается с другим мальчиком, и тот просто исчезает.
Она дождалась, пока монстр сдастся и уснёт.
А потом – о да, какие странные видения!
Дрейк. Так его звали. Это имя эхом звучало в голове у девочки.
Дрейк Мервин.
Кнуторукий.
Время тянулось очень медленно, пока она бродила по снам, полным боли и ярости. Ей приходилось прикрывать себя от физической агонии, воспоминания о которой переполняли сны мальчика.
Во сне Дрейка Орсе видела другого мальчика, мальчика с пронзительным взглядом; он заставлял предметы летать по воздуху.
И ещё одного, который умел ладонями испускать огонь.
Затем она увидела девочку, темноволосую, темноглазую красотку. А потом воспоминания, полные злобы и обиды, стали перетекать в кое-что похуже.
Гораздо хуже.
Несколько недель, ещё до великого исчезновения, Орсе мучили сны, от которых она никак не могла избавиться; многие из этих снов принадлежали взрослым и были наполнены взрослыми сюжетами, которые её смущали.
Но никогда прежде она не бывала в таком сне.
Её трясло. Казалось, она разучилась дышать.
Хотелось отвернуться, уберечь себя от созерцания мерзких снов больного мальчишки. Но в этом и состояло её проклятие: она не могла блокировать сны. Её будто привязывали к стулу, силой раскрывали глаза и заставляли смотреть на тошнотворные образы.
Только расстояние могло её защитить. Всхлипывая, Орсе стала отползать, туда, к пустыне, не обращая внимания ка камни, которые резали её колени и ладони.
Сны стали тускнеть. Постепенно дыхание Орсе выровнялось. Покинуть лес было ошибкой, ужасной ошибкой.
Она убедила себя, будто идёт искать еду. Но в глубине души понимала, что покинуть лес ей хотелось по другой, более глубокой причине. Орсе скучала по человеческому голосу.
Нет, это тоже не совсем правда.
Орсе скучала по снам. Хорошим, плохим. Оказалось, что она жаждет их. Нуждается в них. Не может без них.
Но только не этот сон. Только не этот.
Она сидела на песке, крепко зажмурившись, медленно покачиваясь вперёд и назад, пытаясь…
Щупальце обвилось вокруг неё, выдавило воздух их лёгких, прежде чем девочка успела хотя бы вскрикнуть.
Он стоял за спиной. Проснулся, услышав её движение, нашёл её, а теперь, теперь… О, боже…
Мальчик поднял её в воздух и повернул лицом к себе. Его можно было бы назвать красивым, если бы Орсе не знала, что скрывается за этим ледяным взглядом.
– Ты, – прошептал он, дыша ей прямо в лицо. – Ты влезла мне в голову.
Дак нашёл источник шума океана. Это и впрямь был океан.
По крайней мере, так ему казалось. Самого океана он не видел. Океан был чёрный, как и всё вокруг. Но он пах солью. И двигался, как должна двигаться огромная масса воды, то подступая к самым ногам Дака, то вновь отступая. Но мальчик ничего не видел.
Дак объяснял себе, что снаружи ночь, там, за выходом из пещеры. Поэтому он ничего и не может видеть. Теперь уже стало очевидно, что он в морской пещере, пещере, которую пробила в земле вода за долгое, долгое время. А значит, отсюда должен быть выход.
Дак представил себе, как пещера выводит его на пляж у «Вершин». Или ещё куда-нибудь неподалёку. Как бы то ни было, ключевое слово здесь: выводит.
Должна вывести.
– Ты всё повторяешь «должна», словно это как-то поможет, – сказал он.
– Нет, не повторяю, – возразил он сам себе. – Я только думал об этом, но вслух не произносил.
– Отлично. Теперь я спорю сам с собой.
– Не совсем, я просто размышляю вслух.
– Ну, тогда постарайся побольше думать и поменьше спорить.
– Эй, я тут торчу уже часов сто! Я даже не знаю, день сейчас или ночь. Кажется, прошло уже дня три!
Он наклонился и прикоснулся к песку. Вода текла сквозь пальцы. Холодная. Но всё вокруг было холодным. Дак уже давно замёрз. Когда не видишь, куда идёшь, идти приходится медленно.
Дак коснулся пальцев языком. Определённо солёные. Так что – да, это океан. А значит, да – эта пещера выходит в океан. А значит, остаётся большой вопрос: почему он не видит совсем никакого света?
Дак дрожал. Было так холодно. Он так проголодался. Его мучила жажда. И страх.
И вдруг Дак почувствовал: он здесь не один.
Этот шорох был не похож на плеск воды. Совершенно не похож. Звук был явно сухим. Словно кто-то растирал в ладонях опавшие листья.
– Эй! – окликнул Дак.
– Нет ответа, – прошептал он сам себе.
– Знаю, я слышу. В смысле, ничего не слышу. Тут кто-то есть?
Снова шорох. Звук доносился откуда-то сверху. За ним последовал писк, мягкий, но отчётливый. Теперь, когда от глаз не было никакой пользы, Дак не упускал ни единого звука. Слух – это всё, что у него осталось. Если что-то издавало звук, он это слышал. А что-то издавало звук.
– Вы летучие мыши? – спросил Дак.
– Ну да, будь это летучие мыши, они бы обязательно ответили.
– Мыши. Мыши – это не проблема, – бормотал он.
– Раз тут есть мыши, значит, откуда-то они прилетели, так? Мыши не могут всё время сидеть в пещере. У них должен быть выход наружу, чтобы вылетать на охоту и… и пить кровь.
Дак застыл, ожидая нападения летучих мышей. Он бы этого даже не увидел. Но, если они набросятся, он прыгнет в воду. Да. Или… или разозлится и начнёт опять проваливаться сквозь землю и будет сидеть там в безопасности.
– Ага, шикарный план: похоронить себя заживо.
Мыши – если это были они, – не проявили никакого интереса к идее нападения и высасывания его крови. Так что Дак вернулся к вопросу, что же делать дальше. В теории он мог бы нырнуть в воду и выплыть в океан.
В теории. В реальности же он не видел и собственной ладони, даже если поднести её к лицу.
Он присел в сухом углу пещеры, подальше от воды. К тому же, в этом месте странных шорохов было поменьше.
Мальчик дрожал, обхватив себя руками.
Как так получилось, что он оказался здесь? Он никогда не делал никому ничего плохого. Он даже не был плохим – самый обычный ребёнок. Такой же, как все остальные дети. Он просто хотел сидеть в Интернете, играть в игры, смотреть телевизор и слушать музыку. Хотел читать комиксы. И вовсе не хотел проваливаться под землю.
И вообще, что это за идиотская сверхспособность?
– Утопающий, – бормотал Дак.
– Тяжеловес, – продолжал он перечислять.
– Человек-дрель.
Тут не было ни единого шанса поспать. Но Дак смог. В течение худшей ночи за всю свою жизнь Дак Чжан то проваливался в странный кошмар, то выбирался из него; засыпал, снова просыпался, балансировал между сном и явью, отчего ему казалось, будто он медленно сходит с ума. Ему снилась еда. В какой-то момент ему приснилось, будто за ним гонится кусок пиццы, хочет его съесть. И Даку хотелось, чтобы у пиццы это получилось.
Наконец, он проснулся и увидел…
Увидел!
Свет был туманный, но достаточно яркий.
– Эй! Я снова вижу! – закричал Дак.
Первым делом он увидел, что пещера выходит не на поверхность. Вход в неё скрывался под водой. Оттуда и шёл свет, проходящий сквозь голубовато-зелёный водный фильтр. До выхода вряд ли было очень далеко, наверное, не больше сотни футов, но, чтобы туда добраться, придётся нырять.
Во-вторых, пещера оказалась больше, чем предполагал Дак. Она расширялась настолько, что в ней можно было бы поставить пять или шесть школьных автобусов, и ещё осталось бы место.
В-третьих, он увидел летучих мышей.
Мыши свисали с потолка пещеры. У них были кожистые крылья и жёлтые мигающие глаза. Тысячи летучих мышей собрались в одну кучу.
И пристально смотрели на мальчика.
И только тогда он понял: мыши не остаются в пещере всю ночь, по ночам они охотятся, а днём прячутся.
Кроме того, обычно они не бывают голубого цвета.
И вдруг мыши начали падать с потолка, расправляя крылья. Дака окружило торнадо из кожистых крыльев.
Он нырнул в воду. Холодную, как лёд. И устремился вперёд и вниз, к свету. Под водой куда безопаснее, даже несмотря на акул, медуз или…
Вода вокруг него вспенилась и забурлила.
Дак закричал, пуская изо рта пузыри.
Тысячи летучих мышей плыли рядом, проплывали мимо, вертелись вокруг в водяном смерче, били его мокрыми крыльями, которые вдруг стали больше напоминать плавники.
Дак захлёбывался солёной водой, в панике отбивался руками и ногами.
Спустя пятнадцать секунд у него в лёгких закончился воздух. Но выхода ещё не было видно. Может, повернуть назад?
Он остановился. Замер. А хватит ли воздуха, чтобы доплыть обратно? А потом что? Учиться жить в пещере?
Отталкиваясь ногами, Дак пробивался вперёд, сам уже не зная, куда плывёт. Туда или обратно?
Или просто плавает по кругу?
Наконец, он выплыл. Его голова оказалась над поверхностью воды, а десять тысяч летучих мышей выскочили за ним, покружились над головой, а потом нырнули обратно в море в сотне ярдов от него.
До берега было недалеко. Нужно просто доплыть. Пока водные летучие мыши не вернулись.
– Только не сходи с ума, – бормотал Дак. – Сейчас не время тонуть.
НАСТУПИЛО УТРО. Автобусы выстроились на площади. За рулём одного из них сидел Эдилио, зевая во весь рот. Эллен, начальница пожарной охраны, была за рулём другого. Маленькая, тёмненькая, очень серьёзная девочка. Сэм ни разу не видел, чтобы она улыбалась. Эллен казалась очень толковой, хотя особо серьёзных испытаний на её долю пока не выпадало. Но водить она умела хорошо.
К несчастью, ни у Эллен, ни у Эдилио в автобусах не набралось достаточно детей – везти было некого.
Астрид с Малышом Питом стояли неподалёку – моральная поддержка, подумал Сэм.
– Думаю, двух автобусов будет многовато, – сказал Сэм.
– Можно было бы обойтись и минивэном, – согласилась Астрид.
– Да что с ними не так? – вскипел Сэм. – Я сказал, нам нужна сотня человек, а пришло сколько, тринадцать? Пятнадцать?
– Это всего лишь дети, – сказала Астрид.
– Мы все дети. И мы все скоро станем голодными детьми.
– Они привыкли, что учителя или родители приказывают им, что делать. Ты должен быть более прямолинейным. Типа: «Эй, детишки, за работу. Живо», – она на секунду задумалась, а потом добавила: – «Иначе…»
– Иначе что? – спросил Сэм.
– Иначе… не знаю. Мы не должны никому позволить умереть с голоду. Если можем. Я не знаю, что – «иначе». Я знаю только одно: от детей нельзя ожидать, что они сами начнут действовать правильно. В смысле, когда я была маленькой, мама давала мне золотую звёздочку, когда я вела себя хорошо, и забирала, когда не очень.
– И что я должен делать? Запретить трём сотням ребят, живущим в семнадцати или девятнадцати разных домах, смотреть DVD? Отобрать айподы?
– Быть папочкой трёх сотен детишек нелегко, – признала Астрид.
– Я им не папочка, – почти прорычал Сэм. Очередная бессонная ночь в длинной череде аналогичных не лучшим образом сказывалась на настроении. – Я должен быть мэром, а не отцом.
– Эти дети не видят разницы, – заметила Астрид. – Им нужны родители. Поэтому они равняются на тебя. И на Маму Мэри. И даже на меня иногда.
Малыш Пит выбрал именно этот момент, чтобы взлететь в воздух. Он поднялся всего на фут, дюймов на восемнадцать, и завис, руки поплыли наверх, пальцы ног были направлены вниз.
Сэм сразу это заметил. В отличие от Астрид.
– Какого…
Сэм глазел на Пити, мигом забыв о пустых автобусах.
Малыш Пит парил в воздухе. Его неизменный спутник, геймбой, упал на землю. Прямо перед ним, всего в нескольких футах, что-то начало материализоваться.
По размеру это было не больше самого Малыша Пита. Красное, блестящее, украшенное золотом тело в виде кегли, и на нём кукольное лицо с безжизненными глазами.
– Нестор, – сказал Малыш Пит, он казался почти счастливым.
Сэм узнал её. Такая матрёшка стояла на комоде в комнате Малыша Пита. Русская игрушка: несколько одинаковых кукол – вернее, их оболочек, – которые вкладываются одна в другую. Сэм не знал, сколько их всего. Как-то раз он спросил о них Астрид. Выяснилось, что это московский сувенир, который прислал их дядя, любитель путешествий.
Матрёшка предназначалась в подарок Астрид, но Малыш Пит немедленно вцепился в неё. И даже дал ей имя: Нестор. А поскольку Малыш Пит нечасто играл в игрушки, Астрид позволила ему забрать её себе.
– Нестор, – повторил Малыш Пит, но теперь уже с сомнением, озадаченно.
На глазах у ошеломлённого Сэма кукла начала меняться. Её гладкое лакированное лицо пошло рябью. Цвета смешивались, образуя новые линии. Игрушечное раскрашенное лицо становилось злым.
С обеих сторон выросли руки, два прутика. Прутики утолщались, обрастали плотью, на них появились когти.
И тут кукольное рисованное лицо раскрылось напополам, обнажив острые, как бритвы, зубы.
Малыш Пит потянулся к изображению, но парящее в воздухе существо, казалось, сделано из тефлона: руки Малыша Пита скользнули по его поверхности, словно он пытался поймать шарик ртути, но никак не мог ухватить.
– Нет рук, – сказал Малыш Пит.
Руки куклы сморщились, задрожали и превратились в дым.
– Пити. Прекрати, – прошипела Астрид.
– Что это? – тут же спросил Сэм. – Что это за тварь?
Астрид не ответила.
– Пити. Стул у окна. Стул у окна. – Это была фраза-триггер, при помощи которой Астрид успокаивала Малыша Пита. Иногда это срабатывало. Иногда нет. Но сейчас, глядя на Малыша Пита, Сэму не казалось, что тот расстроен – скорее, заворожён. Было странно видеть такой живой, даже разумный интерес на обычно бесстрастном лице Малыша Пита.
Кукла открыла рот. Она словно собиралась заговорить. Глаза смотрели прямо на Малыша Пита. Злобные, полные ненависти глаза.
– Нет, – сказал Малыш Пит.
Рот захлопнулся. Снова превратился в нарисованную линию. И злобные глаза пропали. На их месте опять возникли нарисованные краской кружочки.
Астрид издала звук, вроде всхлипа, но быстро подавила его. Она шагнула к Питу и сильно шлёпнула его по плечу.
– Прости, – прошептала она.
Эффект последовал незамедлительно. Существо исчезло. Малыш Пит упал и растянулся на жухлой траве.
– Ты уверена, что надо было… – начал Сэм.
Малыш Пит был способен… вообще-то, никто толком не знал, на что именно он способен. Сэм и Астрид знали лишь одно: Малыш Пит, несомненно, был самым могущественным мутантом в УРОДЗ.
– Я должна была его остановить, – мрачно отозвалась Астрид. – Всё хуже и хуже. Сначала появляется Нестор. Потом руки. Потом рот и глаза. Оно словно пытается ожить. Как будто… – она присела рядом с Малышом Питом и обняла его.
Сэм резко повернулся к автобусам. Ответом на его вопрос – заметил ли кто-нибудь, что случилось с Малышом Питом, – были ошеломлённые взгляды детей, прижавших к пыльным окнам носы.
Сонливость Эдилио как рукой сняло, он быстро шагал к ним.
Сэм выругался себе под нос.
– Такое бывало раньше, Астрид?
Девушка дерзко задрала подбородок.
– Пару раз.
– Ты могла бы меня предупредить.
– Какого… в смысле, что это было, народ? – возмутился Эдилио.
– Спроси Астрид, – отрезал Сэм.
Астрид протянула Малышу Питу геймбой и осторожно поставила брата на ноги. Она опустила глаза, не желая встречаться с возмущенным взглядом Сэма.
– Я не знаю, что это. Думаю, что-то вроде кошмара наяву. – В её голосе явно слышались нотки отчаяния.
– Эта кукла, существо, что бы это ни было, – сказал Сэм. – Оно нападало на Пита, а Пит боролся с ним. Оно словно хотело ожить.
– Да, – прошептала Астрид.
Кроме них только Эдилио знал историю Малыша Пита. Именно Эдилио нашёл на электростанции видеокассету с записью момента ядерной катастрофы: перепуганный, ничего не понимающий Малыш Пит, который в тот день был на АЭС вместе с отцом, отреагировал на аварию, сотворив УРОДЗ.
Эдилио задал вопрос, который крутился в голове у Сэма:
– На Малыша Пита кто-то нападал? – спросил он. – Чувак, у кого или у чего хватит силы, чтобы сразиться с Малышом Питом?
– Мы не станем никому об этом рассказывать, – твёрдо сказал Сэм. – Если кто-нибудь спросит, говорите, что это просто…
– Просто что? – спросил Эдилио.
– Оптическая иллюзия, – Астрид помогла Сэму подобрать слова.
– Ну да, все поверят, – саркастически сказал Эдилио. Потом он пожал плечами. – А вообще, у детей есть и другие причины для волнений. Голодные не тратят сил на ненужные вопросы.
Если другие узнают о том, что сделал Пит… о его силе… он больше никогда не будет в безопасности. Кейн пойдёт на всё, лишь бы выкрасть, а то и убить этого странного малыша.
– Эдилио, пусть все садятся в автобус. Возьми пару своих ребят и объезжайте улицы. Стучите во все двери. Соберите как можно больше народу. Когда наберётся полный автобус, вези их на сбор дынь или ещё чего-нибудь.
Эдилио посмотрел на него с сомнением, но сказал:
– Окей, господин мэр.
– Астрид. Ты пойдёшь со мной. – Сэм зашагал прочь, и Астрид с Малышом Питом пошли за ним следом.
– Эй, вот только не вздумай командовать мной, – крикнула Астрид из-за его спины.
– Я был бы тебе благодарен, если бы ты сообщала мне, когда происходит что-то странное. Вот и всё. – Сэм шёл дальше, но Астрид догнала его и схватила за руку. Он остановился и виновато огляделся вокруг, чтобы убедиться, что никто не подглядывает издалека.
– Что я должна была тебе сказать? – резким шёпотом спросила Астрид. – Что у Малыша Пита галлюцинации? Что он взлетает над землёй? И что бы ты стал с этим делать?
Сэм вскинул руки в успокоительном жесте. Но голос его звучал не менее гневно:
– Я просто пытаюсь быть в курсе, знаешь ли. Я будто играю в игру, правила которой постоянно меняются. Какие у нас сегодня правила? Ага, черви-убийцы и пятилетки с галлюцинациями. Я никак не могу на это повлиять, но было бы неплохо, если бы меня ставили в известность.
Астрид раскрыла было рот, чтобы что-то сказать, но сдержалась. Она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Затем, уже более размеренным тоном, сказала:
– Сэм, я подумала, что тебе и без того слишком много свалилось на плечи. Я беспокоюсь о тебе.
Он уронил руки. Его голос тоже стал безжизненным.
– Я в норме.
– Нет, не в норме, – возразила Астрид. – Ты не высыпаешься. У тебя нет ни одной свободной минуты. Ты ведёшь себя так, словно всегда во всём виноват. Ты всегда на нервах.
– Да, я на нервах, – согласился Сэм. – Прошлой ночью у нас один ребёнок убил кошку. Он рассказывал мне об этом, не переставая плакать. Он теперь всё время рыдает. У него тоже раньше жила кошка. Он любит кошек. Но он был так голоден, что схватил её и…
Сэм заставил себя замолчать. Прикусил губу и попытался стряхнуть с себя охватившее его отчаяние.
– Астрид, мы проигрываем. Проигрываем. Все сейчас… – он посмотрел на неё и почувствовал, как подступают слёзы. – Сколько пройдёт времени, прежде чем у нас произойдёт кое-что похуже убийства кошки?
Астрид не ответила, и Сэм продолжил:
– Да, потому я и на нервах. Оглядись вокруг. Что будет через две недели? Через две недели тут будет второй Дарфур[3], или ещё что, если мы ничего не придумаем. А через три недели? Я даже думать об этом не хочу.
Он направился в сторону своего офиса, но по пути наткнулся на двух ребят, которые орали друг на друга, не видя ничего вокруг. Это были братья, Алтон и Далтон. Было очевидно, что они уже давно спорят.
При нормальных обстоятельствах на это можно было бы не обращать внимания – стычки между детьми происходили постоянно, – но у обоих мальчиков за плечами висели пистолеты-пулемёты. Сэм вечно жил в страхе, что кто-нибудь из солдат Эдилио совершит глупость с оружием в руках. Десяти-, одиннадцати- и двенадцатилетние дети с оружием – это вам не армия США.
– Ну, и что тут у нас? – рявкнул на них Сэм.
Далтон ткнул пальцем в брата.
– Он украл мои «Джуниор Минтс»[4].
От одного упоминания «Джуниор Минтс» у Сэма заурчало в животе.
– У тебя были… – ему пришлось заставить себя переключить внимание со сладостей на ребят. Сладости! И как Далтон ухитрился спрятать сладости? – Всё ясно, – сказал Сэм и пошёл дальше. Но вдруг остановился. – Погодите-ка. А разве вы двое не должны сейчас дежурить на электростанции?
Ответил Алтон:
– Нет, наша смена была прошлой ночью. Утром мы приехали обратно на минивэне. И не крал я его дурацкие «Джуниор Минтс». Я даже не знал, что они у него есть.
– Тогда кто их взял? – горячо возмущался брат. – Я каждую смену съедал по две штучки. Одну в начале и одну в конце. Когда мы приступили к дежурству, я съел одну и пересчитал оставшиеся. Оставалось семь штук. А утром я хотел съесть ещё одну, но коробка была пустая.
– А тебе не приходило в голову, что это мог сделать кто-то из других ребят из охраны? – заметил Сэм.
– Нет, они не могли, – возразил Далтон. – Хезер Б. и Майк Дж. Были в сторожевой будке. А Джош всё время спал.
– Что значит – Джош всё время спал? – переспросил Сэм.
Братья виновато переглянулись. Далтон пожал плечами.
– Джош иногда спит. Но ничего же страшного: если что-то случится, он проснётся.
– Джош что, не следит за камерами наблюдения?
– Он говорит, что ничего не видел. Там всегда спокойно. Просто картинки: дорога, стоянка, холмы и всё такое.
– Но мы не спим. Почти, – добавил Алтон.
– Почти. И как часто это «почти»? – Ответа Сэм не дождался. – Ладно. Свободны. И прекратите спорить. Всё равно скрывать еду было незаконно, Далтон. Это послужит тебе уроком. – Сэму ужасно хотелось спросить, где мальчик нашёл конфеты и нет ли там ещё, но это было бы неправильно. Дурной пример.
И всё же Сэм задумался: что, если конфеты ещё остались? Завалялись где-нибудь? Где-то на территории УРОДЗ?
Автобус Эдилио тронулся с места. Эллен поехала с ним, и Сэм подумал, что Эдилио мог бы остановиться и взять с собой парочку солдат, чтобы те помогли ему собрать детей на сбор урожая.
Сэм мог себе представить, какие сцены разыграются на порогах домов. Нытьё. Жалобы. Побеги. А потом – ленивые, по большей части тщетные попытки сбора фруктов детьми, которые вовсе не желают часами работать под палящим солнцем.
В голове вспыхнул образ Е. З. Черви. Этим утром Альберт должен отвезти Орка на капустное поле, чтобы проверить утверждение Говарда, будто Орк неуязвим для червей. Хоть бы это сработало.
На долю секунды Сэм ощутил беспокойство: что, если черви распространились по другим полям? Но даже если так, то на бахче их точно нет. Их с капустным полем разделяет целая миля.
Миля – это далеко для червя.
– Пива мне, – взревел Орк.
Альберт протянул Говарду красно-синюю жестяную банку. «Будвайзер». Этого пива у Альберта было больше всего, а Орк не проявлял особой разборчивости в брендах.